ГЛАВА 6. Дня на три, и больше даже, из села Иван пропал

1.

Дня на три, и больше даже, из села Иван пропал... Обнаружили пропажу — ничего никто не знай! Председатель в удивленья: как такое понимать? Кубик топчется в правленьи, а Ивана — не видать! Посылал домой к Ивану — на двери висит замок. Может, помер где-то спьяну непутевый мужичок? Хлебанул стакан отравы и загнулся втихаря? — Обыскали все канавы, все кусты. И все зазря. Нет нигде... Опередила всех Иванова кума: — Отыскался, вражья сила, да беда — сошел с ума! Председатель сел в машину, полсела — смотреть бегом на редчайшую картину — как людей берут в дурдом! Побросали все что можно, прибежали стар и мал. Только тихо, осторожно, как бы он не осерчал. И глазеют через щели: Ну, чего он, буйный, да? Бедный Ванька, неужели к сумасшедшим навсегда? Понависли виноградом на забор и вдоль ворот, председатель тоже рядом. Не подходит. Смотрит. Ждет. — Ваня-Ваня, после Клавы беспросветно начал пить, а мужчине без управы — дважды два с ума сойтить! — Ну, чего там? Что он, ходит? — Да сидит, глядит во двор. Ничего, спокойный, вроде, Но в руке зажат топор!

2.

Посреди двора лежала
пара бревен — два дубка.
Встал Иван, и для начала
топором на них слегка.
Снял кору, зачистил ровно
и одной своей левшой
стал тесать он эти бревна,
силясь телом и душой!
Раз за разом тяжелее,
но мелькал, взлетал топор,
словно не было важнее
дела в жизни до сих пор.
Словно что-то дорогое
для себя Иван творил...
Обтесал — одно, другое,
хоть и выбился из сил,
хоть уже рука дрожала
и в ушах он слышал гул,
все ему казалось мало —
не присел, не продохнул.
Попилил пазы ножовкой,
гвозди хитро зажимал
меж коленями и ловко
топором их в дуб вгонял...
А когда Иван поднялся,
весь народ качнулся с мест —
он устало улыбался,
сжав рукой огромный крест.
И вот тут толпа застыла —
что спросить и что сказать?
Может, хочет на могиле
крест у Клавы поменять?
Иль чего удумал спьяну —
Может, руки наложить?
Председатель встал к Ивану,
понял — надо говорить.
— Мы тебя везде искали,
между прочим, все село
от работы оторвали...
Что ж, скажи, произошло?
И Иван не стал таиться,
крест к забору прислонил,
посмотрел в людские лица —
никого не пропустил,
и сказал:
— Родные люди!
Знаю вас не первый год.
Может, кто меня осудит,
может, кто-то и поймет.
Если чем-то провинился,
то простите — грех бывал...
И народу поклонился,
и в, молчанвй постоял.
— Не подумайте, что спьяну
я несу какой-то бред, —
пить теперь совсем не стану,
вы уж верьте или нет.
Что случилось, то словами
передать я вряд ли б смог...
Просто понял, что над нами
был, и есть, и будет Бог!
Сколько было за плечами
и позора и стыда,
но ведь есть Господь над нами,
спросит Он, и что тогда?
...Дело каждого... Ну, словом,
я хотел вас всех просить —
может, церковь восстановим?
Может, легче станет жить?
И лишился дара речи
петроскитовский народ,
в удивленьи сжались плечи —
что с Иваном? Кто поймет?
Неужели так бывает?
Жил, ходил, и вот те на —
церковь строить зазывает!
И не будет пить вина?
Поначалу — с подозреньем,
но тихонечко народ
уловил сердечным зреньем,
что Иван совсем не врет!
Что душевной теплотою
все слова его полны,
что Иван — за той чертою,
где притворства не нужны.
— Чтобы стало все яснее,
расскажу вам, где я был —
был я аж у Архиерея,
с ним про церковь говорил.
Дал он нам благословенье
и сказал мне, что на храм
нужно власти разрешенье
и оплату мастерам,
Мастерам должны по праву
сколько нужно — денег дать,
чтобы церковь —
всем на славу,
чтоб века могла стоять!
...Коль доверите мне это -
все пройду, всю жизнь отдам,
по копейке, а до лета -
соберу на Божий храм.
Ну а власть? — чего таиться!
Ей теперь на все плевать!
Ей задача — прокормиться,
что же нам от власти ждать?
— Как хотите, так живите,
стройте вы хоть минарет,
только денег не просите —
будет весь ее ответ...
Вот мое такое слово...
Нам — решать, коль все мы тут...
Отошел Иван, и снова
тишина на пять минут.
Тишина. И как от боли,
крикнул ветхий старичок:
— Аль не русские мы, что ли?
Что тут думать? Прав Росток!
Сколько ж можно? В самом деле,
как же церковь не поднять? —
зашумели, загалдели,
стали предков вспоминать.
К председателю вопросы:
— Разрешит, не разрешит?
Тот, как мальчик,
шмыгнул носом:
— Я и сам не кришнаит,
я, как все вы, здесь родился,
так чего мне против быть?
И Ивану б я решился
сборы денег поручить.
Чтоб случилось с ним — не знаю,
словно вижу не его...
Одного не понимаю,
крест дубовый — для кого?
— Для меня! — спокойно, строго,
вдруг Иван провозгласил.
— Чтобы видно было Богу,
что и я свой Крест носил...
У кого-то сердце сжалось,
кто — слезу смахнул тайком.
Лишь безродье ухмылялось.
В стороне. Особняком.