ГЛАВА 8. В ноябре, на Златоуста, завелась метель к ночи

1.

В ноябре, на Златоуста, завелась метель к ночи. На селе темно и пусто, все по хатам, у печи. А метель свистит, дуреет, воет, ставнями скрипит, хорошо, что печка греет! Спи в тепле. Спокойно спи! И уже поближе к ночи сквозь привычный этот вой одинокий, страшный очень появился вой другой. Или волчий, иль собачий — заунывно, тяжело, да не вой — а кто-то плачет, душу рвет на все село. Жутковато. Темень. Полночь. Ветер. Вой. Метель. Луна. Но никто не звал на помощь — знать, балует сатана... Лишь назавтра, утром рано, возле церкви у берез набрели на труп Ивана... Рядом Крест и мертвый пес... И глядело исподлобья все село без слез и слов — Кто? Зачем? За что так подло? Чем? Кому мешал Ростов?...Взгляд открыт. На шее — рана. Сумка. В сумке — ни гроша... Расходитесь. Нет Ивана. Отошла его душа.

2.

На столе, в своем же доме, он лежал помят, побрит, их земляк, давно знакомый однорукий инвалид. Как положено, одели — кто костюм, кто туфли дал. Свечи тонкие горели. Дед в углу Псалтирь читал. На колхозной пилораме гроб добротный сделан был. Дочкам дали телеграммы: «Ваш отец Иван — почил». Рядом с Клавиной могилой и ему приют нашли, но, с трудом, ломами били комья мерзлые земли. И готовятся поминки, и струится дым печей, и летят ничьи снежинки, и лежит Иван — ничей. И нигде не видно пьяных, и погода хороша......Только страх — не из Ивана, из села ушла душа...

3.

Так Петровский Скит веками никого не хоронил, лишь сейчас узнали сами — кем Иван при жизни был! К погребенью, на прощанье, был в село такой поток, словно всем пообещали выдать золота кусок. Но не золота химера привела поток людей, а святая Божья вера и Иван, окрепший в ней. С ним прощались, целовали; бабы, старцы, малыши сами свечи зажигали на помин его души....Дед один спешил открыться: — Я за сына как-то раз попросил его молиться. Он молился. Сына — спас... Уж изба не умещала всех желающих людей, но толпа ждала, стояла... Значит — надо было ей.

4.

В город съездили, просили — хоть бы батюшка отпел! Тот приехал. На могиле, как того обряд велел, «Живый в помощи» звучало, и каноны, и псалмы, чтоб душа не тосковала, чтоб спасти ее от тьмы. Отпевание. Прощанье, Как когда-то в старину... И стоял народ в молчанье, думу думая одну: — Как же все случилось странно: тьма народа, свой народ, все пришли почтить Ивана - кто глядит, кто слезы льет. Чем собрал он их едино? Не велик, не знаменит, петроскитовский мужчина, однорукий инвалид? Вся Россия — у Ивана! Вся, какая есть теперь — что устала от обмана, что устала от потерь, что детей рожать не хочет, что съедаема тоской, что безудержно хохочет, там, где рядом дикий вой, что, как нищенка по свету, ходит, клянчит на житье и подняться — силы нету, будто сглазили ее. — Как она, страна святая, вдруг смогла такою стать? Незаметно увядая, все теряя — мощь и стать! И дрожат в своей Отчизне под ударами судьбы без огня, без жажды жизни не хозяева — рабы! Потому молчат упорно, что объял великий стыд перед тем, кто так покорно со свечой в гробу лежит! Потому что силой воли человек — Иван Ростов — выбрал сам свою же долю, свой последний путь с Крестом. Потому что силой Веры всем внушил — спасенье есть, потому что вспомнил первый Бога, Русь и предков честь!

5.

Крест ему установили, Тот, что он носил с собой... Вот и все. Похоронили. Путь закончился земной. От обряда погребенья — путь тернистый к небесам и надежда на спасенье... А народу — строить Храм.