Ваня был подавлен. Ошеломлен. Уничтожен.

Владимир Всеволодович один за другим перебирал разложенные Ваней на столе старинные предметы и детально объяснял, что это такое и каково их назначение.

- Да, - то и дело приговаривал он. – Тут вся, если так можно выразиться материальная история вашей Покровки. Семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый век… Но много и от древней Руси. Вот смотрите – это пуговица от одежды явно богатого человека времени Мономаха. Эта – с одежды простолюдина… А это… - он показал небольшой черный обломок и с благоговением поцеловал его: - Фрагмент креста-энколпиона. Это такой крест, полый внутри, в который вкладывали частичку святых мощей или какую-нибудь святыню и потом носили у себя на груди.

- Это что же, выходит, он от покойника? – со страхом покосилась на частичку креста Лена.

- Нет! И не пугайся ты так – у Бога – ведь все живы! – успокаивающе улыбнулся ей академик. – К тому же такие кресты не клали в гроб, а прикрепляли к кресту над могилой, а еще чаще передавали из поколения в поколение, как реликвию. Сначала они были исключительно византийской работы. Но к этому… - он вгляделся в увеличительное стекло, - конечно же, явно приложил руку уже русский мастер! И он тоже – явно домонгольского времени. Так же, как и эта стрела… ключ… бусинка…

Ваня просто сгорал от нетерпения. Стас, съежившись, сидел на диване. А академик все не спешил.

Видно было, что он даже тут, по привычке собирал всю информацию, чтобы сделать точный вывод по грамоте. А может, просто оттягивал тот самый момент, который может быть лишь один раз в жизни ученого, и который будет потом согревать его своим воспоминанием всю жизнь.

Последней из лежавших на столе предметов он взял печать и, мельком оглядев ее, сказал:

- Все верно, тут никаких двух мнений - это печать Владимира Всеволодовича Мономаха…

- Как! Он тоже, то есть вы тоже - Владимир Всеволодович? То есть, вы с Мономахом тезки? – удивилась Лена.

- Представьте себе, да! – степенно поклонился ей академик. – И я нимало горжусь этим обстоятельством!

Тут он внимательней посмотрел на Лену и удивленно хмыкнул:

- Гм-мм… Прости, а… что это у тебя там рядом с крестом на шее?

- Образок! – с готовностью ответила девочка и с гордостью добавила. – Я его сама в огороде у бабы Поли нашла!

- Ну-ка, ну-ка… Да мне его на минутку!

Академик взял из рук Лены золотой кружок и навел на него увеличительное стекло.

- Любопытно-любопытно! – забормотал он. – Чем больше вижу вещей из вашей Покровки, тем все более и более углубляюсь в ее прошлое!

- Значит, этот образок тоже древний?

- И даже очень, только это не образок, а монета!

- Как монета? Мне его, то есть, ее сам отец Михаил освятил и благословил носить! - изумилась Лена. – На нем же Христос, а с другой стороны вот видите – два святых с православным крестом!

- Христа вижу. Прекрасное изображение византийского стиля. А что касается святых… так это и не святые вовсе, а два брата императора – Василий и Константин. Те самые, которые отдали в жены святому Владимиру Красно Солнышко свою сестры Анну. Исходя из этого, определяем эту монету концом десятого века, то есть как раз тем самым временем, когда была крещена Русь!

- А почему же на ней тогда дырка? – робея перед авторитетом академика, рискнула-таки возразить Лена. – Видите? Почему-то немного квадратная и чуть сбоку…

- Это чтобы нимб Иисуса Христа не задеть! – объяснил Владимир Всеволодович. – Тот, кто изготавливал эту дырочку, делал это не только аккуратно, но и благоговея перед образом. Ну, а, судя по тому, что оборотная сторона монеты совершенно не затерта, можно сделать вывод, даже, с очень большой вероятностью заявить, что она была сделана не для ношения, скажем на монисто состоятельной женщины…

- А для чего же тогда? – заинтересовался даже сидевший на диване с отсутствующим видом Стас.

- Скорее всего, чтобы в знак благодарности за чудо исцеления или спасения от какой-нибудь опасности, подвесить ее к чудотворной иконе. Не удивлюсь, если она находилась в храме вашего села.

- В Покровке?! – обрадовалась Лена.

- Вот насчет названия, точно сказать не могу. Но, вероятнее всего, село ваше тогда было какой-нибудь Дубравкой или Березовкой. Покровкой оно могло называться только лет через сто пятьдесят после чеканки этой монеты. Ведь праздник Покрова особо стал отмечаться на Руси с середины двенадцатого века, – ответил Владимир Всеволодович и протянул Лена превращенную в образок монету.

- И что же, теперь мне ее нельзя носить? – чуть не плача, взглянула на него та.

- Ну почему же, - улыбнулся ей академик, - это уже реликвия нашей Родины, и тем более, если батюшка освятил ее и благословил на ношение…

Он как-то разом весь собрался, зачем-то одернул пиджак и торжественно произнес:

- Ну, а теперь приступим к самому главному! Где тут она, наша грамота?

Ваня, заиграв на губах марш, взял лежавшую в самом центре стола большую коробку из-под обуви, открыл ее и, со словами: «Вот!», протянул Владимиру Всеволодовичу грамоту.

Тот бережно, словно новорожденного ребенка, принял ее на свои ладони, еще осторожнее опустил на стол, склонился над ней… затем, словно не веря своим глазам, принялся рассматривать ее через увеличительное стекло и, наконец, взглянул на Ваню ничего не понимающими глазами:

- Ч-что это?..

- Как что? - важно отозвался тот. – Грамота Мономаха. Та самая…

- Вы… так… полагаете?..

- Владимир Всеволодович… - встав с дивана, подал голос Стас.

Но академик только отмахнулся от него:

- Позвольте, вы обещали мне подлинную грамоту Мономаха, а показываете какую-то - да, искусно, да старательно сделанную, но, простите меня – подделку!

- Как подделку? – бросился к столу Ваня. – Да я ее сам, вот этими самыми руками из-под камня вынул! Может, вы скажете, что и печать еще не настоящая?

- Нет, печать самая, что ни на есть подлинная. Но грамота, извините меня – чистая липа! На ней даже печать есть!

- Вот, видите! – снова восторжествовал Ваня, и в его глазах загорелись подозрительные огоньки: а не сговорился ли уже по телефону этот академик со Стасом, чтобы таким образом лишить его грамоты или сбить на нее цену?

Но академик тут же вернул его на свое место.

- Увы, современная печать, а точнее – просто штамп, какой ставят на дорогих кожаных изделиях… Вот видите – в самом углу просвечивается дата и знак качества.

- Где-где штамп? – заволновался на этот раз уже Стас и, взглянув на «грамоту» под увеличительное стекло, покачал головой: – Это место мы с художником уже под утро обрабатывали, устали, вот и не заметили видно…

Владимир Всеволодович с немалым удивлением посмотрел на него и, не скрывая упрека, сказал:

- Станислав, я всегда считал тебя за умного, благородного человека. Но здесь, прости, такое мальчишество… Зачем тебе понадобилось все это?

Стас виновато посмотрел на академика, потом на Ваню:

- Видите ли, Владимир Всеволодович, Ванька так увлекся поисками настоящей грамоты, что его любым способом нужно было как-то остановить. Отрезвить. Привести в чувство.

- А о дальнейших последствиях ты подумал? – строго спросил у него академик.

Стас лишь вздохнул в ответ:

- Тогда главное было спасти его... Простите меня… И ты, Вань, прости, если сможешь…

Ваня был подавлен. Ошеломлен. Уничтожен.

- Ах, вон оно что, - понял, наконец, он все, - ты с художником эту «грамоту» изготовил, Ленка ее под камень подсунула, потом ты мне про этот камень сказал, а я… Ненавиж-ж-жу! - - вкладывая в свой голос всю ярость, злобу и даже возможную еще месть, прошипел он и отвернулся от Стаса, словно того и не было в комнате.

- Ну, будет, будет! – примирительным тоном заметил академик. – В науке это бывает. Тут нам главное бы за спорами не забыть. Ну, ладно это… - брезгливо отшвырнул он от себя подальше подделку. - Но ведь подлинная грамота же была?

- Да! Была! – ударяя себя кулаком в грудь, подтвердил Ваня. – И никто до меня ее не видел! Честное слово! И слово Володимеръ там было! Разве б я сам его смог придумать?!

- Вот видите, - задумчиво сказал академик. – Значит, у нас еще есть шанс отыскать ее!

- И отыщем! Непременно найдем! – принялся убеждать Стас и Ваню, и явно расстроенного академика.

- Ага…- проворчал Ваня, - Если только до этого Градов не успеет затопить нашу Покровку!

- Как это затопить?! – не понял Владимир Всеволодович.

- А вот так, чтобы один большой человек Соколов сделал на этом месте большое озеро и катался на нем в своей большой яхте! – пояснила молчавшая до сих пор Лена.

- Да вы что… Такие красивые места… – ошеломленно покачал головой академик. - Наверняка ценные и с исторической точки зрения! Много всякого сумасшедшего бывало в различные времена – и при Калигуле, и при Нероне, да и при наших не столь отдаленных правителях, но чтобы такое… А сами-то жители что?

- Все село разделилось почти поровну! Ругаются, ссорятся, спорят… – ответил Стас и пожал плечами. - Так сказать – настоящий пожар в Китеж-граде!

- Да, немало потеряла поэзия, у которой я тебя отобрал для своей науки. Как может гореть что-то, находящееся под водой? – невольно покачал головой академик и не без удовольствия повторил: - Пожар в Китеж-граде… Такое сравнение может позволить себе только поэзия!

А в вашей науке, как было? – чтобы хоть как-то поддержать разговор, уточнила Лена. – Ну, в смысле, чем гасили пожары? Пожарных машин и огнетушителей ведь тогда не было!

- Песком, водой, но прежде всего – молитвой! – охотно ответил Владимир Всеволодович. - Устраивали целые крестные ходы вокруг горящего города, и представьте себе, очень часто та часть, которую успевали обойти, уцелевала вместе с домами и храмами! Вдруг внезапно начинался дождь, или ветер менял направление, а бывало, что огонь просто затихал, словно бы сам по себе… Но, впрочем, довольно, пожалуй, на сегодня об истории… - неожиданно как-то сникнув, попросил он. - Я, кажется, первый раз в жизни слегка устал от нее….

Академик, и правда, выглядел так, словно сразу прибавив в годах. Он тяжело опустился на стул и сказал:

- Давайте лучше, если, можно, слегка позавтракаем, затем сходим, посетим отца Тихона и, простите, сегодня же я домой! Может, успею еще на обратный поезд!

- А я побежал искать эту настоящую грамоту! Может, тоже еще успею!.. – крикнул Ваня, и даже не прощаясь с пожелавшим ему удачи академиком, выбежал из дома.

- Простите его, Владимир Всеволодович… - извинился за друга Стас. – А главное меня простите! Я ведь хотел сразу вас предупредить, но вы уже отключили телефон в Москве. А там, на станции, Ванька все время не давал мне подойти к вам. Правда, Ленка?

Но та ничего не сказала, только, отвернувшись, согласно пожала плечами.

К счастью Владимир Всеволодович все понял.

- Ничего! – погладил он готового заплакать от досады Стаса, хотя и сам было видно, расстроен намного больше него. -

А дальше и вовсе все было как-то скомкано и грустно.

Владимир Всеволодович с отсутствующим видом позавтракал, не забыв при этом похвалить и блинчики со сметаной, и настоящий деревенский творог. Еще раз осмотрел старинные вещи на столе, даже не глядя в сторону злосчастной грамоты, и вместе со Стасом и Леной вышел из дома.

Лена как всегда хотела знать все сразу и тут же…

На улицах Покровки, и особенно подойдя к церковным воротам, академик стал понемногу оживляться.

Он обошел всю церковь, залез в подвал, где, как предупредил его сторож, есть очень древний подземный ход и, наконец, сказал, что до этой - тут стояла другая церковь, до нее еще одна, и вообще, на этом месте всегда был храм чуть ли не со времен Владимира Мономаха.

- Так что эти места никак нельзя, нет – просто преступно уничтожать и тем более затоплять! – уверенно заявил он. - У меня есть друг в ГосДуме. Сегодня же я созвонюсь с ним, попрошу подготовить соответствующих охранный документ, временную такую грамоту, и с первым же поездом переправлю ее вам!

Он посмотрел на Стаса с Леной и подмигнул им:

- Вот и выходит, что не зря уже, значит, сорвался с места! Не вышло с одной грамотой, так хоть эта поможет вам.

- Дай-то Бог, уже и не знаем, что делать. Все сильные и богатые мира сего отвернулись от нас, - сказал вышедший к академику отец Михаил. – Одна только и надежда, что на Его помощь, да на Покров Пресвятой Богородицы!

- Да для этого есть все основании, ведь вы осеняемы ее Покровом, так что будем надеяться, что Ее спасительная Сень не даст этой веси погибнуть! - подтвердил Владимир Всеволодович, и Лена, запоминая, прошептала:

- Спасительная Сень…

Они вышли из церковных ворот, и дошли до кладбища.

Около могилки отца Тихона, как всегда, были люди. Среди них и та самая красивая женщина в темном.

Войдя за ограду, академик подошел к бугорку, опустился на колени, поцеловал крест, фотокарточку и сказал:

- Ну, здравствуй, друг!

При этих словах красивая женщина неожиданно вздрогнула и внимательно посмотрела на Владимира Всеволодовича.

А тот, не замечая в этом момент никого, забыв даже об огорчении с подделанной грамотой, шептал:

- Давненько же мы не виделись с тобой…

Стас и Лена деликатно молчали, дожидаясь, когда Владимир Всеволодович сам встанет с колен и подойдет к ним.

Наконец, академик подошел к ним, и они, перебивая друг друга, стали говорить:

- Владимир Всеволодович! Здесь знаете, сколько паломников ежедневно бывает!

- А сколько происходит чудес!..

- Больные исцеляются! Нуждающимся в деньгах помощь приходит! Людей из тюрем освобождают! – перечислила Лена.

- Даже свечи зажигаются сами собой! - добавил Стас. - Я сам это лично видел! И вот эта женщина тоже тогда была!

Владимир Всеволодович перевел глаза, куда кивнул Стас, увидел красивую женщину и глаза его неожиданно узнавающе дрогнули:

- Вот ведь как… Оказывается не только в истории, но и в жизни случается всякое… - пробормотал он и, подойдя к этой красивой женщине, снял с головы шляпу и склонившись, поцеловал протянутую ему руку.

- Ну, вот и опять встретились, здравствуй, Настенька! – послышался их тихий разговор.

- Здравствуй, Володя…

- Как ты? Надеюсь, все твои страхи и беды уже позади?

- Увы! Все по-прежнему…

- Да сколько же можно так мучиться?! Что ж ты сама-то у него помощи не попросишь? Он ведь уже стольким людям помог!

- Да уж просила. Но видно, я так виновата перед ним, что он меня просто не слышит…

- Да ты что, чтоб он тебя – и не слышал?!

Они еще недолго поговорили, только теперь уже о погоде в разных столицах мира, и академик вернулся к ребятам.

- Как! Вы ее знаете? – первым делом спросила ничего не понимавшая Лена.

- Да, - невозмутимым тоном подтвердил Владимир Всеволодович.

- Но ведь это же – Гадова!

- Ну и что? – пожал плечами Владимир Всеволодович. – К тому же она не всегда была Градовой.

- А кем же? – не унималась Лена.

- Я тебе все объясню - потом! - шепнул ей Стас.

Но Лена как всегда хотела знать все сразу и тут же:

- А кем же? – повторила она.

Владимир Всеволодович кивнул на фотографию:

- Когда-то она была Анастасией Голубевой. Женой моего друга Василия Голубева, в монашестве – архимандрита Тихона….

- Что-о-о?! – округлила глаза Лена - Этого не может быть…

- Еще как может! – подтвердил Стас.

- Но ведь она же предает его, скупает деревни вокруг Покровки, а ведь вместе с ней затопят и эту могилу! – оглядываясь на женщину, зачастила она, но Владимир Всеволодович остановил ее.

- Никогда не делай выводов, пока не соберешь для этого вполне достаточной информации! – строго сказал он ей. – Настя – хорошая женщина. Просто жизнь ее сложилась так, что она попала в зависимость страшного человека, который, шантажируя ее сыном, вынуждает ее делать все, что захочет.

- А откуда вы это знаете? – недоверчиво уточнила Лена.

- Встретились мы с ней однажды случайно. В лондонском аэропорту. Полчаса всего разговаривали. Но она многое успела мне рассказать…

Академик посмотрел на Стаса, на Лену и как-то печально улыбнулся:

- Береги эту девочку Стас, ты ведь, вроде, теперь как ее рыцарь! А ты, - обращаясь уже к Лене, предложил он, - приезжай к нам в археологическую партию на следующее лето! Грамоту Мономаха показать не обещаю, но бересту, скажем, с письмом тысячелетней давности мужа к жене увидишь!

Он еще раз поцеловал фотокарточку отца Тихона, молча поклонился его бывшей жене и, попросив ребят не провожать его до поезда, сам направился по дороге, ведущей на станцию.

Лена со Стасом тоже молча прошли путь до разделявшего их дома поворота и разошлись.

Стас, не зная куда себя девать, метался по комнатам, лежал на папином диване, на своей кровати.

Конечно, во всем виноват был только один он. Но как… как теперь можно было это исправить?

Когда он уже готов был начать от отчаяния бегать и по Прокровке, неожиданно раздался громкий стук.

- Ленка! Ванька! – радостно бросился к двери Стас. Открыл ее и в растерянности замер. На крылечке стоял… Молчацкий. Все такой же элегантный, с папкой под мышкой. Только на этот раз заходящее солнце, падая на нее, делало ее розовой. И золотое лезвие тоже выглядело угрожающим…

- Ну-с, молодой человек! Как, надумали? – очаровательно улыбаясь, спросил он.

- Надумал, - кивнул Стас.

- Тогда я к вашим услугам! – Молчацкий слегка поклонился и достал из папки конверт. – Вы мне, как договорились, доверенность, я вам – деньги!

Ни о чем мы с вами еще не договорились! – возразил Стас и, стараясь выделить каждое слово, сказал: - Я не буду продавать вам дом. Даже если вы предложите мне за него миллион, два, три миллиона!

Договорив до конца, он поднял глаза на Молчацкого и поразился.

Совсем другой человек стоял перед ним. Холодный. Надменный. Страшный. Даже лезвие на его шее сделалось каким-то угрожающим. «Странно, - подумалось вдруг Стасу, и кто это придумал для такого острого с двух концов лезвия название «безопасного»? Будь там Ленка, она бы сразу сказала, как его правильно надо назвать!

- Да, - с нескрываемым вызовом добавил еще он. - И голосовать я буду вместе с Григорием Ивановичем за сохранение Покровки!

- Ваше право, - холодно кивнул Молчацкий и, прежде чем повернуться и уйти к машине, вдруг усмехнулся: - Между прочим, я даже благодарен вам за такое решение!

- Это еще почему? – насторожился Стас.

- А потому что вам еще нет восемнадцати лет, и ваш голос никак не повлияет на ход общего голосования. И я только зря бы потратил на вас пятьсот тысяч, которые я с радостью переложу теперь в свой карман!

И он, демонстративно положив конверт в нагрудный карман пиджака, спокойно направился к машине.

Стас же напротив весь так и кипел от ярости.

- А я… я родителям позвоню! – закричал он ему вслед. - Они свое письменное согласие вышлют!

Молчацкий на ходу приоглянулся:

- Поздно, молодой человек! Сход через два дня, а заказное письмо - они же ведь простым письмом такой важный документ не отправят, правда? – по нынешним временам не меньше недели идет!

Машина отъехала. Стас потерянно стал бродить по двору и вдруг услышал голос Григория Ивановича:

- Ну что, сделал рогатку? – выглядывая из-за забора, спрашивал его тот.

- Какую еще рогатку? – не понял Стас.

- Ну, а для чего же тогда ты у меня хорошую кожу просил? Самые лучшие лайковые перчатки своей покойной жены тебе ведь отдал!

- Да нет… Решил, что не стоит…- безо всякого настроения ответил Стас.

- И правильно! – одобрил Григорий Иванович. Только и его голос был далеко не весел. - Тут, брат Вячеслав, пожалуй, и правда, лучше крючками запасаться, сетями да неводами…

- Что так плохи дела?

- А-а! – глухо отозвался Григорий Иванович и так обреченно махнул рукой, что Стас понял, что дела в Покровке, оказывается, намного хуже, чем даже у него самого…