II. Из преданий якутов Вилюйского края

№ 2. Мохогор-Огонньор

Мохогор-Огонньор [Мохогор-старик] славился как сильный и ловкий человек. Тоторбот [другой герой Мархинского улуса] в пору своей ранней юности искал всяких случаев проявить свое молодечество и превзойти тех или других известных мужей.

Однажды, когда ему было всего девятнадцать лет, он услышал от человека по имени Чёнёк, что знаменитый Мохогор-Огонньор на реке в местности Бэрджигэстээх-Арыыта закидывает сети. То­торбот тотчас же решил поехать к нему и, померявшись силами, посрамить его славу.

Приехав к месту, видит привязанного к ели рыже-пегого коня, а вдали на льду, в середине залива, сидел сам старик, ог­ромный на вид, будто целый курган, и из воды вытягивал сети. Была осенняя пора, снег еще не выпал, замерзшая вода образо­вала обширную блестящую поверхность. У Тоторбота cсобой имелись лук с колчаном и пальма. Ион решил подойти к слав­ному мужу и первыми ударами вызвать его набой. Держа в ру­ках пальму, тихо подкрался к нему сзади... Старик совсем не замечал его и продолжал заниматься своим делом, как если бы к нему подошла какая-то мышь. Тоторбота разобрала сильная досада, он думает про себя:

«Ах, черт этакий! Как это он не замечает твердую поступь такого человека, как я? Надобно его хорошенько проучить!»

С этими мыслями, подняв над сидящим стариком свою пальму, Тоторботкрикнул:

" Эй, пришел и стою здесь я, сын знаменитого Боруллуо, смельчак Тоторбот, с намерением посрамить громкую славу Мохогора! Простись-ка с солнцем, взглянув на него три раза!»

Вслед за этим со всего размаху ударил своей пальмой... Что произошло, он и сам не заметил, уловил лишь удаляющиеся зве­нящие звуки. В руках же у него осталось только древко пальмы. То были звуки от клинка, сорванного и кинутого в сторону Мо- хогором по ледяной поверхности залива. При этом раздались слова Мохогора:

«Смотрите-ка, как вопит тут этот шалун! Погоди, не торопись, подожди, пока я не вытяну всю сеть, а потом мы с тобой будем тягаться за славу».

С этими словами, сдвинув на затылок свою шапку, он бросил в его сторону лишь один косой взгляд.

Тоторбот в страшном испуге бросился бежать. Успел добежать до края леса, вскочил на коня и поскакал по берегу. Вслед ему прозвучал крик старика Мохогора:

«Эй, смельчак, куда бежишь? Я ведь уже освободился. Теперь летит мое оружие, поберегись-ка и ты!»

Тоторбот вдруг услышал треск чего-то ударившего в заднюю луку седла и в тот же миг, пронизав насквозь и переднюю луку, стрела пролетела вперед.

В старину, рассказывают, живали такие мощные люди, ко­торые так укрощали взаимную дерзость, учили друг друга уму- разуму и на старости обретали мирный и добрый нрав.

Иванов Прокопий Софронович, 35 лет, 2-го Кангаласского наслега Мархинского улуса. Март 1925 г.

III. ОСНОВНЫЕ ВАРИАНТЫ ЭЛЛЭЕВСКОГО МИФА

№ 3. Отец Эллэя Татаар-Тайма и царь Хаан-Боллох

Отца Эр-Соготоха звали Татаар-Тайма. Это был глубокий ста­рик, ему исполнилось 200 лет. Царем у них был Хаан-Боллох. Эр-Соготох-Эллэй при нем был богатырем, вроде главного долж­ностного лица. Однажды царь Хаан-Боллох дал ему приказ в те­чение семи дней убить всех стариков и старух, которым исполни­лось 100 лет. Эр-Соготох не ответил ни да, ни нет. Он думал в это время о своем отце, который тоже подлежал умерщвлению. При­ходит домой и рассказывает отцу о полученном приказе. Старик спрашивает его:

«Ну, дитя мое, как теперь распорядишься со мной?»

Сын говорит:

«Нет, я не представляю себе, как мог бы умертвить тебя сво­ими руками или при помощи других?»

Отец возразил:

«Но ведь нельзя же нарушать повеление своего царя? Нужно как-то его исполнить. Вот что я тебе посоветую: заколи коня и из его шкуры сшей большую суму; в эту суму, сделав в ней отвер­стие, посади меня. Вот скоро твой царь собирается отлучиться на три дня. По возвращении он навестит тебя, чтобы проверить, ис­полнил ли ты его приказ. Не найдя меня, он похвалит тебя за ис­полнительность».

Эллэй так и сделал. Отсюда, говорят, и пошла поговорка: «Ста­рого человека, посадив в кожаный мешок, вози с собой и советуйся с ним!»

Однажды Эр-Соготох-Эллэй пошел к царю. Тот говорит ому:

«В средней земле я напрасно ищу прекрасную женщину... Но вот красивейшая женщина, как я достоверно знаю, сущест­вует на дне моря. Она — дочь морского царя. Если взглянуть на нее спереди, светит сияние, как если бы сияли три солнца, по­смотришь сзади — светит сиянием восьми лун. Через каждые три дня при восходе солнца она имеет обыкновение выходить и са­диться на дне моря под отвесными утесами и золотым гребешком чешет свои волосы. Я отправил восемь человек, чтобы доставить ее мне, но никто из них не возвратился обратно. Вот тебе мой при­каз: если в течение семи дней не доставишь мне эту женщину, то мы с тобой расколем березовое дерево пополам [т. е. рассоримся так, чтобы больше не встречаться]!» Эллэй не сказал ни да, ни нет. Рассказал отцу о полученном приказе.

Отец, выслушав рассказ, говорит:

«Твой царь, видимо, сошел с ума. Какая женщина может быть под водой? На горах существует особый зверь, который отклика­ется на каждое слово человека, повторяя их. Он весь покрыт во­лосами и имеет обыкновение через каждые три дня, сидя на вер­шине утеса, чесать свои волосы. В это время отражение его видно на воде. Вот это-то твой глупый царь принял за морскую жен­щину. Если бы тебе хитростью и удалось поймать этого зверя, то царь разгневается, говоря, что это не женщина, и прикажет убить тебя. Нам нужно бежать. Прямо на запад отсюда есть речка, на­чало большой реки. Лет полтораста тому назад я там был, место теплое, с хорошим воздухом, я подумал тогда, что было бы хо­рошо на старости лет мои осквернившиеся тело и кровь похоро­нить там. Ты поезжай в эту страну. Возьми с собой суму со мной, в другую суму сложи провизию и бери еще запасного коня на поводу. Дорогу выбирай, глядя на крепи деревьев, держась тем­ной, не солнечной стороны.

Петров Иван Степанович, 48 лот, Хоринского наслега Верхневилюйского улуса. Март 1925 г.

№ 4. Бегство Эр-Соготох-Эллэя

Эллэй поступил так, как посоветовал отец. Поехали. Ехали долго. Однажды старик говорит:

«Скоро, наверное, мы прибудем в то место, о котором я расска­зывал. Если доберешься до той речки, остановись!» Действительно, через три дня доехали до речки. Отец говорит:

«Ну, теперь развяжи суму и посади меня на нее!»

Бросив мимолетный взор на вершины деревьев, стоящих сплошной тайгой, старик сказал:

«Недаром оказывается говорят, что, имея жеребенка-коня, не пропадешь, аимея ребенка-сына, будешь счастлив. Я прибыл сюда только потому, что имею такого смелого и отважного сына!»

Потом, обращаясь к сыну, добавил:

«Поставь-ка здесь шалаш!»

Тут они прожили целый месяц. Эллэй охотился на зверей. Ни одно животное, имеющее быстрые ноги, не ускользнуло от него. На исходе месяца старик отец, собираясь умирать, сказал свое заветное последнее слово:

«Вот через три дня я расстанусь с этим средним раем и пе­рейду к своему вечному существованию. После смерти я должен пролежать три дня. За это время ты сруби амбар, в котором будут похоронены мои кости. Через сорок дней моя чистая, светлая душа отлетит на небо... Ты сделай вот что: со всякой дичи, кото­рую застрелишь, с каждого зверя, которого убьешь, перья и шерсть спускай в эту речку, пускай по ней и все щепы при рубке деревьев. В низовьях этой речки живут дикие якуты («ураангхай-саха»), тоже люди, имеющие дыхание и душу. Они, глядя на приплывающие сверху щепы и перья, подумают, что в верховьях ихней реки живет богатырь и поникнут духом. Когда прибудешь ты, будут смотреть на тебя, как на своего повелителя и началь­ство. Потому-то я и велю тебе бросать в воду щепы и перья. Вместе со мной похорони коня, на котором я ездил верхом. За­тем плыви вниз по этой речке, пока не найдешь своих диких собратьев. Наверное, найдешь урангхаев... Если придется тебе выбирать жену, не зарься на белизну лица. Бери ту, которая бу­дет мочиться с пеной и при работе мутовкой все четыре пальца будет держать вместе, не отъединяя мизинца».

Похоронил отца и вместе с ним живым одного коня. Другого коня заколол на пищу и поплыл. Весь запас пищи иссяк по пути, одежда износилась. Речка, по мере того как он подвигался вперед, делалась все шире и шире.

Паспортные данные те же, что и у текста № 3.

№ 5. Эллэй и Оногой-Баай

Наконец он увидел тропы, протоптанные скотом, признаки близости человеческого жилья. Вот показались две конические урасы. Старинные люди отличались простотой и скромностью... Поэтому и Эллэй сам не захотел войти в урасу, а остался поджи­дать, пока выйдет кто-либо. Наконец вышла старуха. Эллэй по обычаю того времени приветствовал ее, став на левое колено и подперев левой рукой щеку..., три раза сделал перед ней земные поклоны. Домохозяина звали Оногой-Баай, старуха была его жена. Имели они двух дочерей, из которых одна была красивая лицом, а другая дурнушка. Эллэй прожил у них три года.

Старуха, жена Оногой-Баая, не могла нахвалиться Эллэем. Это мужу не нравилось, и он говорил ей:

«Видимо, потому, что я стал стар, ты вступила с ним в любов­ную связь, что так чрезмерно хвалишь его?»

Жена сказала:

«Ты сам не замечаешь, что даже содрогаешься, когда слы­шишь его голос!»

«Разве голос Эллэя подобен трем раскатистым громам, чтобы я мог страшиться его?» — возразил Оногой.

Жена продолжает:

«А вот посмотрим, права ли я: утром рано, когда он с кри­ками будет прогонять скот, садись на нары и я, прикрепив полы твоей верхней одежды шильями, вручу тебе берестяную посуду с напитком».

Согласился старик. Когда послышались крики Эллэя, он вы­дернул полы пальто, а напитком оросил всю грудь. Тогда ста­руха заметила:

«Ну, вот теперь ты сам видишь: я ли лгу, ища себе любовника, или ты по старости лет спятил с ума».

«Да, ты права, но попросите-ка его ко мне! Я хорошенько ос­мотрю его наружный вид».

Пригласили. Вошел Эллэй и рассказывает старику про свою прошлую жизнь. Оногой приказал подать ему кумыс в берестя­ном сосуде. Не успел Эллэй приложиться к кумысу, как Оногой, выхватив свою пальму, с размаху рубанул с намерением раскро­ить ему череп. Эллэй ловко отскочил в сторону и спросил:

«Старец, что это за поступок?»

Оногой успокоил его:

«Это я делаю, шутя и играючи. Вот выслушай-ка мое пред­ложение. Мы сами состарились, и после нашей смерти некому бу­дет оживить паше пепелище. Женись на моей дочери и будешь наследником всего моего хозяйства!»

Эллэй на это ответил:

«Я согласен принять это предложение, но с условием, если разрешите мне жениться на дурнушке».

Услышав эти слова, Оногой разгневался, дал в приданое за дочерью одну бесхвостую рыже-пеструю корову и одну бесхво­стую пегую кобылицу и прогнал их подальше от себя.

Паспортные данные те же, что и у текста № 3.

№ 6. Новшества Эллэя

Эллэй, женившись, перебрался па другой край летника Оногоя и поставил себе «стоячую» юрту, сделал столы, стулья, разнообразную деревянную посуду — «кытыйа» вроде миски, кумысные чаши— «чорооны»... Впервые развел дымокуры, которые прежде не были известны Оногою. Весь скот Оногоя, пересекая пастбище, собирался у Эллэя. Старуха, глядя на хозяйство зятя, радовалась, а муж сердился, называя его разбойником. Однажды он, опираясь на трость, пришел к Эллэю и говорит:

«Ты, разбойник, не женился на моей любимой дочери, а вы­брал себе под пару эту разбойницу. Моя дочь с горя удавилась. За это я проклинаю тебя, пусть мое слово да будет острее пальмы и метче стрелы! Пусть ее озлобленный дух вселится в твое тело и кровь, подталкивая твое потомство на такое же самоубийство в грядущие века!»

Потому-то говорят, что среди якутов было немало людей, которые кончали жизнь удавлением.

Позже Эллэй устроил праздник окропления кумыса, «ысыах». Вверху есть Юрюнг-Айыы-Тойон с орлом на лбу, еще есть дарую­щий приплод лошадей — их предок Уордаах-Джёсёгёй-Тойон. Затем есть дарующая приплод рогатого скота Айыысыт-Хотун с веснушчатыми ноздрями. На празднике, поднимая чаши с ку­мысом, Эллэй обращался к этим божествам с молением размно­жить его стада. Подняв чаши, он запел... Тогда мимо пролетели три белые птицы. Говорят, что Оногой, увидев этих птиц, впервые поверил в существование названных божеств. В этот момент он весь задрожал от испуга, стянуло все его жилы, глаза закати­лись, случился с ним обморок.

Вот с тех пор люди, уверовав в существование богов, стали устраивать ысыахи.

От Эллэя родились девять сыновей и девять дочерей.

Паспортные данные те же, что и у текста № 3.

№ 7. Омогой-Баай

В древности жил человек по имени Омогой-Баай. До него в Якутской земле обитали какие-то тунгусы. Он поселился на берегу Лены, выше теперешнего города Якутска, в Багарадцах [якутский наслег в 10—20 км к югу от г. Якутска по левому бе­регу Лены], в местности Ой-Бэс. Семья его состояла из жены и двух дочерей, из которых одна была родная, а другая — воспитан­ница. Сыновей у него не было. Родная дочь имела привычку днем сидеть на высоком помосте, а ночью спала внутри урасы. Воспи­танница ходила за скотом и готовила пищу. Омогой имел коней и рогатый скот. Косил траву косой-горбушей, сделанной из лист­венничной крени, а сено собирал вилами. Эти инструменты он делал ножом и пальмой. В те времена у якутов и тунгусов пальмы, очевидно, имелись. Для лошадей Омогой не заводил изгородей, не устраивал и стаек для жеребят. Жеребят привязывали под открытым небом к выступам древесных корней. Были у него ра­ботники, вероятно из тунгусов.

Неизвестный сказитель Кангаласского улуса.

№ 8. Прибытие Эллэя

В одно время стали приплывать по реке сверху утиные перья и щепки, рубленные пальмой. Работники, заметив это, сообщили своему хозяину. Омогой сказал им:

«Идите и узнайте, что за канальский сын поселился там и питается птицей? Схватите и приведите его ко мне. Кто разрешил ему охотиться там?»

Семь человек из его работников собрались и пошли. В десяти верстах ниже теперешнего Покровского селения, на берегу Лены, они набрели на человека, который полулежал около костра. На вертеле жарилась утка. Оказывается, это он, общипывая застре­ленных уток, бросал перья и щепки в реку, чтобы этим привлечь к себе внимание туземных жителей. При себе он имел топорик, лук с изгибами на концах и маленькую пальму. Люди Омогоя спрашивают у незнакомца, на чем он приехал, где конь. Незнако­мец привел их к берегу реки и показал на обугленную лесину с корнями, на которую были положены поперек пять-шесть брев­нышек. Затем, указывая пальцем па поляну, он сказал:

«Бэлэнтэй мой, Бэлэнтэй!»

Привели его к Омогой-Бааю. Последний, взглянув на него, очень обрадовался и сказал:

«У него мускулистые руки и толстая шея, он будет у меня славным работником».

Незнакомец остался жить у него в работниках. Звали его Эллэем.

Паспортные данные те же, что и у текста № 7.

№ 9 Эллэй — первый кузнец и горшечник

Он имел обыкновение разбивать камни о камни и временами исчезал из дома на день и на два. Однажды он сделал из шкуры павшей скотины кузнечные меха. Затем выдолбил обрубок бревна наподобие деревянной ступы и обмазал внутри глиной. Это был его горн. Омогой-Баай и его люди на все приготовления Эллэя смотрели, точно малые дети, не понимая, что это за вещи. Дальше, наложив в горн камни, он, раздувая мехом, выплавил железо. Употребляя камни вместо молота, выковал из того железа мо­лотки, клещи, топоры. Сделал также и горбушу, которой скаши­вал траву.

После этого он нашел огнеупорную глину и вылепил разнообразные глиняные горшки. За все свои открытия он получил похвалу Омогоя и долго жил у него в работниках.

Паспортные данные те же, что и у текста № 7.

№ 10. Женитьба Эллэя

Однажды старуха Омогоя сказала мужу:

«Почему ты, когда входит Эллэй, приходишь в дрожь и смя­тение?»

Разгневанный Омогой накричал на жену:

«Ах ты, дрянь такая! Чтобы я да боялся его и дрожал перед ним?»

Старуха говорит:

«А вот посмотрим, кто из нас прав!»

С этими словами она прикрепила деревянными колышками обе полы его верхней одежды к земле, дала в руки берестяной черпак, наполненный кумысом, и крикнула:

«Эллэй, войди!»

Приподняв дверную покрышку урасы, вошел Эллэй. Омогой, задрожав, выдернул обе полы и разлил кумыс до половины по­суды. Старуха говорит ему:

«Разве не моя правда?»

Омогой-Баай ответил:

«Воистину он человек с божественным покровителем, воочию сопутствует ему богиня Иэйэхсит. Ты не ошиблась!»

После этого Омогой говорит Эллэю:

«У меня две дочери, выбери любую из них в жены».

Эллэй согласился взять ту, которая ему понравится. Затем он стал следить за девицами, когда они ходили мочиться. Наблю­дая, заметил, что родная дочь Омогоя испускала мочу медленно, а воспитанница мочилась с шумом и моча ее вскипала пеной. По этой примете Эллэй женился на воспитаннице. Родная дочь Омогоя с горя сошла с ума и вскоре умерла.

Омогой был очень обижен тем, что Эллэй, такой отличный человек, презрев родную дочь, женился па его воспитаннице.

Паспортные данные те же, что и у текста № 7.

№ 11. Эллэй — мастер, Эллэй — устроитель ысыаха

Эллэй с женой, решив завести свое хозяйство, отделились от Омогоя. Последний выделил им одну горбатую красно-пегую кобылицу и однорогую корову. На север от урасы тестя, у опушки леса, он поставил себе якутскую юрту с потолком в три ската. С тех пор якуты стали строить свои теперешние юрты с наклон­ными стенами. Кроме того, он завел загоны для скота и хлев для жеребят. Впервые развел дымокур, который тоже не был известен Омогою. Лошади Омогоя стали собираться к его дымокуру. Вы­даивая по ночам кобылиц Омогоя, Эллэй с женой сделали боль­шой запас кумыса.

Содрав бересту, он принес жене и по своему указанию заста­вил сшить большое ведро «саар-ыагас», а также и прочие виды берестяной посуды. Из кожи скота, погибшего от бескормицы, свил он длинную веревку для привязывания жеребят («сэлэ»). Сделал из березового дерева чорооны, «кэриэны», «матаарчахи». После этих приготовлений Эллэй приступил к устройству ысыаха.

Устроил праздничное «тюсюлгэ», обставив его кругом берез­ками. Перед тем как поднять кумысные чаши, он позвал своего тестя. Последний обещал прийти немного погодя. Эллэй, не дож­давшись его, поднял вверх чашу. Приступив к этому обряду, по обычаю не полагается его прерывать. Став на одно колено и держа чашу с кумысом вверх, Эллэй начал говорить молитвенное восхваление. Во время моления пришел и Омогой. Древние якуты имели обыкновение произносить молитву при открытых дверях. Омогой, спрятавшись за откинутой дверцей урасы, стал наблю­дать. Стоя здесь, он зажмурил правый глаз, правую руку держал в согнутом виде, правую ногу приподнял, язык высунул и скри­вил свое лицо. Эллэй, окончив молитву, три раза глотнул из ку­мыса и возгласил «урууй». При вторичном возгласе урууя у Омо­гоя стянуло жилы и он остался в том виде, в каком стоял; при третьем возгласе он свалился на землю. После третьего возгласа кумыс в чаше Эллэя вскипел белой пеной. Омогоя унесли домой на руках. С тех пор он захворал и, долго пролежав в постели, умер. Старуха со всем имуществом переселилась к зятю.

Паспортные данные те же, что и у текста № 7.

№ 12. Потомки Эллэя

Эллэй то место, куда он прибыл впервые, назвал: чтимое ме­сто Бахай, начальное место Бэлэнтэй. Потом переселился и про­живал в этом урочище.

От него родились одиннадцать сыновей. Старшего из них звали Байгадасын-Дархан. Все его сыновья женились на тун­гусках. Они по причине тесноты выделились и поселились в раз­ных местах. Некоторые ушли тайком, а иные с согласия родите­лей. У Байгадасын-Дархана было много сыновей, но из них известен только один, а именно Игидэй-Дархан. От Игидэй-Дархана родился Юёлэн-Дархан, который отличался крутым нравом и был храбрый воин. Он участвовал во многих сражениях с тун­гусами. От него родился Мунньан-Дархан. Последний, желая добыть в жены тунгуску, славившуюся своей красотой, выехал к тунгусам. Там он был убит. Отец его Юёлэн-Дархан, услышав о смерти сына, отправил к тунгусам своих людей. При этом сказал:

«Приведите ко мне эту белолицую тунгуску! Я наслажусь, прижигая на огне ее тело».

Посланные вернулись, привезя с собой схваченную тунгуску.

Взглянув на женщину, Юёлэн-Дархан сказал: «Посмотрите на нее! Черты ее лица, краска ланит действи­тельно способны вызвать беду. Предам я тебя острию копья и пальмы. Копьем выдернув из тебя сердце и печень, я услышу ши­пение их в пламени!»

Так сказав, он выставил вперед копье и подошел к ней вплот­ную. Тогда дева воззвала:

«Почтенный господин! Душа твоего сына, превратившись в самца жаворонка, заиграла во мне. [Дословно — в сердце и в печени моей. Этим тунгуска хочет сказать, что осталась бере­менной от его сына.]

Услышав эти слова, Юёлэн-Дархан, уже приставивший к ее сердцу копье, попятился назад... [Запись обрывается.]

Паспортные данные те же, что и у текста № 7. Один вариант этой легенды был откуда-то добыт известным якутским поэтом А. И. Софроновым и передан нам в копии. Оригинал написан по-якутски.

№ 13. Омогой и Эр-Эллэй

Сначала в эту страну переселился со всем своим семейством, людьми и скотом по реке [Лене] Омогой. Он, как надо полагать, приплыл на плоту. Поселился около озера Сайсары, где теперь стоит город Якутск. Он родом был татарин, раньше жил в брат­ской земле. Ушел оттуда потому, что там происходили постоян­ные войны. Поселился здесь и жил себе припеваючи, шумно и весело.

Значительно позже его приплыл оттуда же татарин Эр-Эллэй; он поступил в работники к Омогою, умножив его челядь. Он был мастак на все руки: хороший промышленник, искусный мастер и т. д.

Омогой имел двух дочерей. Старшую из них звали Аан-Чынгый, она была нелюбима родителями. Младшую, любимую и ублажаемую дочь звали Ньыка-Хараксын. С последней обходились так, будто благодаря лишь ей светило солнце.

Хозяева очень полюбили Эр-Эллэя, он прожил у них несколько лет. Однажды старуха, жена Омогоя, говорит мужу:

«Этот Эр-Эллэй прекрасный человек, он, наверное, будет родо­начальником целого народа и размножит всякое стадо. Необхо­димо выдать за него одну из наших дочерей и принять его за родного сына».

Эти слова рассердили Омогоя, он стал укорять жену:

«Неужели ты хочешь родную дочь выдать замуж за работ­ника? Ты, видимо, сама вступила с ним в любовную связь?»

Старуха на это возразила:

«Ты и не догадываешься, с каким человеком имеешь дело. Если желаешь узнать его особо отличные качества, сделай вот что. Посреди юрты я расстелю цельную конскую шкуру белой масти со всеми конечностями и головной частью. Четыре конечности я прикреплю к полу шилом. Ты садись на шкуру. Когда же Эр- Эллэй после работы войдет в юрту, возьми в руки чашу, на­полненную кумысом и маслом. Вот тогда сам увидишь, каков человек этот Эр-Эллэй».

Омогой послушался и приготовился так, как советовала жена.

Вот неожиданно отворилась дверь и стремительно вошел Эр- Эллэй. В этот момент Омогой затрясся так сильно, что кумыс в сосуде разлился до половины и все скрепы конской шкуры вы­скочили.

Тогда и он согласился с мнением старухи, признав Эллэя за дивного человека. Он предложил ему избрать из двух дочерей любую. Эр-Эллэй медлил с ответом, прося дать ему отсрочку, чтобы хорошенько подумать. Тем временем он стал наблюдать за девицами, особенно обратил внимание на то, как они утрами мо­чились. Младшая, любимая дочь мочилась, будто дождем оросит, а моча дурной, старшей дочери оставляла большое количество белой пены. Эр-Эллэй думает про себя, что эти приметы весьма существенны и предуказывают в будущем многочисленное потом­ство. Поэтому решил жениться на старшей.

Однажды он сообщил старикам, что женится на Аан-Чынгый. Они чрезвычайно огорчились этим странным выбором и оби­делись за судьбу своей любимицы. Последняя со стыда, что оста­лась презренной женихом, ночью вышла из дому и удавилась. Это обстоятельство еще более огорчило родителей. В Эр-Эллэе и в старшей дочери они видели виновников ее смерти. Дав им быка и корову белой масти с обрезанными рогами и пару лошадей тоже белой масти с отрезанными гривой и хвостом, прогнали их прочь с своих глаз.

Зять и дочь отъехали на север от местожительства Омогоя в местность Ураахы и там обзавелись своим хозяйством: поста­вили юрту, понастроили изгороди, хлев для жеребят и т. д. В те времена, как рассказывают, зима была значительно короче те­перешнего.

Эр-Эллэй завел у себя «дурда» и развел дымокуры. Лошади и рогатый скот Омогоя стали собираться у Эр-Эллэя. Последний с женой совершенно свободно распоряжались скотом Омогоя, выдаивали его коров и кобылиц. Так они и кормились.

В течение семи лет один за другим родились семь сыновей: старшего звали Лабынгха-Сююрюк, это был «айыы-ойуна»; сле­дующийсын — Молодой-Орхон, предок Дюпсюнского и Борогонского улусов; Дэри-Дархан — предок Намского улуса; Хатан-Хатамалай — предок Мегинского улуса; Хадаар-Хангылы — предок таттинцев и Хайыллагас-Хангалас — предок двух Кангаласских улусов.

Все сыновья стали отличными мужами.

Говоров Михаил Федотович, 65 лет, 2-го Олтёкского наслега Борогонского улуса. Декабрь 1924 г.

№ 14. Устройство ысыаха

(Шаман небожителей Лабынгха-Сююрюк)

Когда старший сын Лабынгха-Сююрюк возмужал, он завел всю посуду, которая употребляется для кобыльего молока: чороонные чаши с выпукло-каемной резьбой, которые тесно связаны с пятнисто-пестрой кобылицей; кэриэнные сосуды с поперечно- гребенчатой резьбой, предопределенные кобылицей светлой масти; сосуды матаар, которые никак не отделишь от молочно-белой кобылицы; кожаный сири-исит, связанный с серой кобылицей; лиственничным деревом окаймленный чистый далбар, предука­занный маслено-желтой кобылицей. Он завел также чистую ложку-кропило с тремя ямочками, точно очами отмеченную; священный чэчир, похожий на отдельно стоящую березовую рощу; наконец, глубокое тюсюлгэ, похожее на круглое таежное озеро...

Выдоив кобылиц своего деда, Лабынгха-Сююрюк скопил боль­шой запас кумыса для предстоящего праздника. Приготовив все, что полагается для священного обряда, он пошел к деду Омогою просить его на праздник, пригласил также и сына его Аан-Тайбыыра. Омогой согласился побывать у внука. Последний пригото­вил для него особое почетное сидение, разостлав цельную лоша­диную шкуру. Вся пища, предназначенная для празднества, находилась в одном месте, украшенном кругом березками. Собрав­шийся народ он рассадил по кругу.

Держа в руках ложку-кропило с тремя ямочками, увязанную конским волосом, он начал молитвенное призывание небожите­лей, поднимая поочередно чашу с кумысом и маслом ко всем именуемым им божествам.

В первую очередь помянул живущего в выси далеких много­слойных небес [дословно — на крупе восьми небес; числа «восемь» и «девять» у якутов часто употребляются в смысле множества] Юрюнг-Аар-Тойона. Поднимая чашу, он кропил кумыс ложкой.

Вторым помянул обитающего ближе к вершине третьего неба Юрюнг-Айыы-Т ойона.

В третью очередь помянул сострадательную Кюбэй-Хатын.

Четвертым — страшного Сюгэ-Тойона (Топор-Повелителя).

В пятую очередь — двенадцать духов-покровителей, к кото­рым часто взывает о помощи.

В шестую — семь джёсёгёй-айыы.

В седьмую — птиц обширного неба Аан-Чэлбэй, Ала-Ньонгсол [эпитеты орла в песнях и былинах], имеющих по шесть пар зо­лотых крыльев.

В восьмую — благословенную хозяйку вселенной земли, духа Аан-Чэлбэй-Айыы.

Когда он совершал кропление кумысом, появились три белые птицы и три раза облетели урочище Ураахы навстречу солнеч­ным лучам.

Первую чашу, которую оп поднимал в честь Юрюнг-Аар-Тойона вручил деду Омогою. Поднятую в честь Кюбэй-Госпожи — вручил бабушке. Ту же, которую поднял в честь Юрюнг-Айыы, вручил отцу Эллэю. Чашу, поднятую в честь Сюгэ-Тойона, вру­чил дяде Аан-Тайбыыру.

Омогой и его жена, взяв в руки священные чаши, вдруг с от­крытыми глазами перестали видеть окружающее, а все тело их оказалось как бы парализованным. Их увезли домой на санях.

Праздник прошел, все разъехались по домам. Омогой и его жена вскорости умерли от той болезни, которую они получили на празднике Лабынгха-Сююрюка. Остался от них единственный сын Аан-Тайбыыр.

Паспортные данные те же, что и у текста № 13.

№ 15. Потомство Омогоя

После смерти отца Аан-Тайбыыр, оставшись один, не мог справиться с хозяйством, лишился своего скота и впал в крайнюю бедность. Позже он переехал к своим племянникам по сестре [к детям Эр-Эллэя] и жил у них в качестве приживальщика.

Однажды он обратился к старшему из племянников, шаману светлых небожителей Лабынгха-Сююрюку, со следующими сло­вами:

«Ты — человек, созданный истинными небожителями, я же наказан ими. Мои родители вначале отделили твоего отца и мать с проклятиями, дав им скот небожителей — белого жеребца и кобылицу со срезанными гривами и хвостами, а быка и корову с укороченными рогами. Этот скот, нужно думать, создан Юрюнг- Айыы, поэтому-то нас постигла кара судьбы. Мне приходится страдать безвинно, ибо я не говорил им поступать так. Ты создан этим небожителем, поднимись к нему и умоли его за меня. Мне на старости лет тяжело жить у чужих людей, предстоит еще жизнь, полная лишений и мучений».

Лабынгха-Сююрюк внял его просьбе и совершил обряд моле­ния к Юрюнг-Айыы. Поднялся к нему и, стоя на одном колене, молил, упрашивал так: «Вот я поднялся к тебе, нашему созда­телю, светлому небожителю-владыке. Наш родня по матери, сын Омогоя, Аан-Тайбыыр, лишился своего имущества, остался, будто один торчащий кол... Он наказан, будучи лично невинным... Я прошу, умоляю за него...»

Юрюнг-Айыы в ответ на это сказал:

«Эр-Эллэй мы создали с предназначением устроить, создать порядок в средней земле, а он, Омогой, дал ему скот с прокля­тием, поэтому мы ему и его потомству предуказали наказание... Но мы не думаем отныне обращать на него дальнейшие беды ввиду нашего расположения к тебе... Спустись ты к духу все­ленной земли. Пусть он наделит его какой-либо живностью».

Лабынгха-Сююрюк от Юрюнг-Айыы спустился к духу земли Аан-Чэлбэю и тоже стал молить за Аан-Тайбыыра:

" Продли его дыхание чем-нибудь, дай возможность завести свое хозяйство... ибо так определили свыше..."

Дух земли спросил:

«А имеется ли у него какой-либо скот, что люди гонят перед собой?»

Лабынгха-Сююрюк ответил:

«Из скота ничего не осталось».

«Но нет ли у него кого-либо, обладающего бегающими ногами, что он считает своею собственностью?» — вопрошает дальше дух земли.

Лабынгха-Сююрюк сказал:

«Кроме единственной двухлетней собаки, которую он при­вязывает к ножкам охотничьего лабаза, у него ничего не осталось из живой собственности».

«Если так, — отвечает дух земли, — мы продлим его дыхание через эту собаку. Пусть она опережает все, что на земле обладает бегающими ногами, пусть своим проворством предупреждает и обладающих крыльями летающих птиц. Если суждено ему в бу­дущем стать человеком [т. е. продлить свое дыхание в лице по­томства], пусть его потомство не поминает в своих молениях Юрюнг-Айыы, они не должны отпускать в свои табуны сплошь белого жеребца (белого вплоть до масти колен, глаза тоже белые). Также не должны держать в руках свитую из черных и белых волос веревку «сэлэ». Высшим покровителем его потомства дол­жен стать Хотой-Айыы [предок-создатель орла]. Все же его дальнейшее потомство должно получить наименование «Кэлтэгэй- Тобук ууса Баарагай-Баягантай» [потомки Кэлтэгэй-Тобука рос­лые Баягантайцы. Первое имя имеет нарицательное значение — «кривое колено»].

Шаман вернулся [т. е. после мистического полета на небо и под землю]. Двухлетняя собака Аан-Тайбыыра стала замечатель­ной охотничьей собакой, помощницей при добыче соболей и ли­сиц. С тех пор Аан-Тайбыыр разбогател, женился и размножил потомство. Теперешний Баягантайский улус — потомки Аай- Тайбыыра,

Про шамана Лабынгха-Сююрюка рассказывают, что он исчез живым. Полагают, что он вознесся на небеса.

Эти рассказы об Эллэе и его потомках я слышал от своего деда Михаила.

Паспортные данные те же, что и у текста № 13.