ОМОГОН-БААЕ И ЭЛЛЭЙ-БООТУРЕ

№ 16. Эр-Соготох-Эллэй и Омогон-Баай

Эр-Соготох-Эллэй был сын татарского царя. Отец его вел войну с русскими. Последние победили. Поэтому Эллэй вместе с отцом бежал. Отца, дряхлого старца, он посадил в одно отделе­ние переметной сумы, а в другое сложил провизию. По указанию отца Эллэй держал путь по направлению к верховьям этой реки [Лены]. Им пришлось ехать по безлесной равнине, покрытой гу­стою травой, но совершенно безводной 300 верст. Днем они си­дели под тенистыми деревьями, скрываясь от горячих лучей солнца, а по ночам ехали. Отец Эллэя между прочим был слепой.

Однажды старик, обращаясь к сыну, говорит:

«Походи-ка по траве и узнай, пристает ли роса к твоим ногам?»

Вечером Эллэй сказал:

«Роса начинает уже приставать».

Они имели при себе 30 аршин холщовой материи. Отец при­казал сыну привязать холст к хвосту коня и волочить по траве. Когда доехали до крупного леса, старик велел остановиться. Здесь сын по совету отца выдолбил топором корыто и выжал из холста впитавшуюся влагу. Воды оказалось вполне достаточно, чтобы напиться самим и напоить коня. Так добывая воду, они пе­ресекли безводную равнину. По дороге старик захворал смертель­ной болезнью. Они не успели еще доехать до верховьев этой реки, как настал час его смерти. Перед смертью отец сказал последнее, заветное слово:

«Мои кости похорони здесь, а сам поезжай дальше на север. Когда доедешь до реки, заколи коня на провизию, сделай плот и спускайся по течению реки. Далеко-далеко на севере найдешь хорошую страну, где живут люди со скотом. В той стране ты раз­множишь потомство и выйдешь в люди... Все это я провидел давно своим ясновидящим взором».

Старик умер. Похоронив отца, Эллэй продолжал путь. При­ехав к верховьям нашей реки, он заколол коня. Дальше, по рас­сказам одних, он сколотил себе плот, а другие говорят — сел вер­хом на корягу и поплыл. Когда он плыл, эта коряга, отражаясь в воде, казалась ему светло-серым жеребцом с темным крыланом на оплечьях. Кроме того, на поверхности воды рисовались кон­ские загоны, стойло для жеребят, дымокур с оградой и разнооб­разная кумысная посуда: чорооны, «симиир», сири-исит и т. д. Рассказывают, что Эллэй позже сделал кумысную посуду по этим виденным образцам. Говорят также, что Эллэй раньше имел письмена, но свою книгу забыл па родине.

Он приплыл к тому берегу, где стоит теперь город Якутск. Сам сильно похудел, вся одежда висела на нем лохмотьями. Он сделал лук, натянул тетиву из тальника и питался охотой на птиц. Перья и крылья убитых птиц пускал по реке. Эти перья приби­вало к тому берегу, где жил Омогон-Баай. Последний, заметив перья, послал своих работников узнать, кто поселился выше по реке. Работники, увидев Эллэя, вернулись и сказали хозяину:

«Прибыл человек, на вид редкий молодец, но весь в лох­мотьях».

Омогон тотчас же распорядился позвать незнакомца. Эллэй пришел. Омогон предложил поступить к нему работником. Эллэй ответил:

«Мне, горемычному, оторвавшемуся от своих, деваться некуда, согласен работать».

Омогон сделал его табунщиком; он был превосходный пастух, быстро справлялся со своим делом, легко находил и потерянное. Так провел он у Омогона два года.

Однажды жена Омогона говорит мужу:

«Этот Эллэй, вероятно, человек очень знатного происхождения: когда он входит, пригнав свой табун, ты приходишь в дрожь».

Старик возразил на это:

«Неправда, неужели я буду дрожать от какого-то прохо­димца?»

«Если ты еще не убедился в этом, давай я приколю колыш­ками полы твоей верхней одежды к нарам. Когда же придет Эл­лэй, дам тебе в руки «тордуйа» [берестяной черпак], наполнен­ный кумысом. Тогда будет видно, сможешь ли ты усидеть, не пролив кумыса и не выдернув колышков».

Старик согласился. Сделали так, как уговорились. Вот входит Эллэй: старик задрожал, расплескал весь кумыс и невольным дви­жением выдернул колышки. Только тогда он убедился в правоте старухи и сказал:

«Выдадим за него замуж нашу дочь, любимицу, и сделаем его своим зятем!»

У Омогона было две дочери: одна красивая и любимая, а дру­гая дурнушка, жившая на положении простой рабыни. И, кроме членов семьи, у них было много домашней челяди.

Когда Омогон предложил Эллэю жениться на своей любимой дочери, он сказал ему:

«Как я могу решиться на это? Моя дерзость [породниться с вами] будет столь же безрассудной, как попытка угрожать богу тальниковым прутом. [Последнее выражение — общераспростра­ненная поговорка.] К тому же я не знаю, чем бы стал кормить и во что одевать свою жену?»

Старик пообещал выделить половину своего богатства, но и тогда Эллэй не дал согласия и отвечал молчанием. Тем временем он стал наблюдать, как обе девицы мочатся. Он заметил, что моча красивой просто проливается жидкостью, а у дурнушки же ос­тавляла на месте значительную пену. Эллэй подумал про себя, что та, которая мочится с пеной, наверное, будет детной, и об­ратился к старикам с просьбой выдать за него дочь-дурнушку. Омогон на это сказал:

«Тебе, скверному мужику, эта дурная девка — заслуженная награда. Однако не рассчитывай получить от меня в приданое больше одного паршивого жеребенка и теленка, изъеденного ли­шаем».

Эллэй женился на дурнушке.

Федоров Афанасий, 43 лет, Немюгинского наслега. Лето 1921 г.

№ 17. Красивая дочь Омогона увлекается демоном

Любимая дочь Омогона, очень желавшая выйти за Эллэя, была огорчена его выбором. Она сказала отцу:

«Построй для меня наверху дома другое помещение. Я не хочу жить в доме, оскверненном ими».

Омогон, конечно, не мог противоречить желанию любимого дитяти и приказал построить для нее особое жилище. Она посели­лась там, туда же носили ей пищу. Осенью, когда ночи стали темнее, на ущербе луны заметили у коновязи коня пепельной масти с лысиной на лбу и черный силуэт человека, поднимаю­щегося наверх, в помещение девы. Так продолжалось около трех месяцев. В девятую луну, в девятый день ущерба также появился конь у коновязи, а наутро дева исчезла. Старик отец предпола­гал, что «абаасылар» вознесли ее к себе. С тех пор якутская жен­щина в девятую луну, да и вообще на ее ущербе, не выезжает со свадебным поездом. Омогон излил свой гнев на Эллэя, считая его виновником потери дочери, и прогнал вместе с женой.

Паспортные данные те же, что и у текста № 16.

№ 18. Эллэй — изобретатель кумысной посуды и устроитель ысыаха

Отъехав от тестя, Эллэй построил себе урасу, скотный загон, завел дымокур с оградкой, впервые сделал разнообразную кумыс­ную посуду, которая теперь в обиходе якутского хозяйства: сири- исит, симиир, чорооп, «халльа», «бисээйэх» и прочее. Затем, вы­даивая кобыл, стал копить кумыс. По окончании всех приготов­лений он пригласил тестя и тещу ко дню держания вверх чаши с кумысом. Пришла одна старуха, сам Омогон отказался, говоря:

«Я не из таких, чтобы бегать за молоком его единственной паршивой кобылицы!»

Жена Омогона вернулась к мужу и говорит:

«Иди и посмотри, у него все устроено так чудно, хорошо!»

Наконец, старик согласился и пошел. Когда он входил в урасу, Эллэй только что поднимал чашу. Вдруг у Омогона стянуло жилы, и он, перекошенный, упал. Эллэй попросил на время вы­вести его из урасы, пока он не кончит обряд держания чаши. По окончании обряда снова ввели Омогона и, как только он вкусил освященного кумыса, болезнь тотчас же прошла. Тогда лишь Омо­гон понял свою ошибку и сказал:

«Перекосило меня за тот грех, что я много возомнил о себе. Воистину ты — человек, сопутствуемый [хранимый] богом и не­божителями. Теперь даю тебе мое благословение, будь же челове­ком!»

После этого он определил дочери приданое и выделил ей часть своего скота.

От Эллэя произошла большая часть якутов, в первую очередь кангаласцы. От Омогона, как рассказывают, происходят таттинцы и ботулинцы.

Из потомков Эллэя известен Дойдууса-Дархан, про которого говорится: «родился, найдя свою родину». Мать его была уведена тунгусами по избиении всей ее семьи, но ей как-то удалось бе­жать от них. Она, будучи на последних днях беременности, зане­могла в пути от усталости и голода. Дело было весной, когда снег начинал слегка таять. Она, переходя через Лену, осталась лежать на пустынном острове и ждала смерти. Но вдруг прилетел темно­серый орел, держа в когтях черного глухаря, и уронил свою до­бычу как раз над женщиной. Она имела за поясом огниво и трут. Зажгла костер и, зажарив на вертеле глухаря, подкрепилась. На­бравшись сил, она благополучно дошла до дому и родила сына, которому дед его на радостях дал упомянутое прозвище в ознаме­нование чудесного избавления от смерти плоти и крови своего дитяти [т. е. убитого тунгусами сына]. С тех пор будто бы кан­галасцы стали почитать орла как свое божество и покровителя.

Федоров Афанасий, 43 лет, Немюгинского наслега. Лето 1921 г.

№ 19. Омогон-Баай и Эр-Соготох-Эллэй

На том месте, где теперь стоит город Якутск, около озера Сайсары жил один человек по имени Омогон-Баай. Он имел не­сколько жен, восемь сыновей и трех дочерей. Самую любимую его дочь звали Дуйаак. Омогон был очень богат скотом. Кроме него, в этой стране жили другие люди.

Однажды к Омогону приплыл по реке [Лене], сидя верхом на коряге, человек по имени Эр-Соготох-Эллэй. Рассказывают, что он происходил из татар, а его старший брат был у них царем. Последний вел войну с русскими и был иобежден ими. Эллэй бежал один. Раньше на родине он имел письмена и книги, но при бегстве, торопясь, забыл захватить их с собой. Поэтому-то мы, якуты, не имеем теперь своей грамоты.

Эллэй отыскал здесь Омогона и поступил к нему табунщиком. По силе, храбрости и мужеству Эллэй был лучший из мужчин; по знанию разного мастерства и по своей мудрости он не имел также себе равных. Через год по его прибытии жена Омогона од­нажды говорит мужу:

«Этот Эллэй, по-видимому, очень знатного происхождения. Когда он пригоняет табун и раздается его голос, ты весь содро­гаешься. Нам следовало бы сделать его своим зятем».

Омогон в гневе побил жену, приговаривая:

«Стану ли я бояться человека, который приплыл верхом на коряге? Ты потому говоришь это, что он тебе самой, наверное, понравился». [Дальше повторяется сюжет испытания Омогона, женитьба Эллэя на дурнушке, которая мочилась с белой пеной.]

Дочь-любимица, отвергнутая Эллэем, поселилась на лабазе («арангас»). К ней спустились сверху какие-то люди на рыжих и вороных лысаных [беломордых] конях [Небесные духи]. Вскоре после этого она исчезла и превратилась в небесную деву Дохсун-Дуйаак.

Федоров Николай, 72 лет, Немюгинского наслега. Лето 1921 г.

№ 20. Эллэй — культурный герой

Омогон, раздосадованный отказом Эллэя взять в жены его любимицу, в приданое за дочерью дал чалую с пестринами кобы­лицу и двух коров. Эллэй, отделившись от тестя, поселился не­далеко от него и построил себе якутскую юрту [с наклонными стенами], раньше не известную людям Омогона. Живя здесь, он завел дымокуры, которые до него тоже не были знакомы якутам. К дымокурам собирались все лошади Омогона, и жена Эллэя, вы­даивая кобылиц, скопила большой запас кумыса.

Из березового дерева и бересты он понаделал разнообразную посуду для кумыса, из кожи сшил большое кумысное ведро сири- исит. Для якутов все это было тоже ново.

Приготовившись к празднику, он послал старшего сына Тимирики-Быттык к деду и просил сказать ему:

«Пусть придет. Я скопил кумыс, чтобы исполнить обряд дер­жания чаши вверх».

Парень пошел и попросил [деда] идти с ним. Но Омогон на­отрез отказался и сказал:

«Стану я ходить ради молока одной его чалой кобылицы! "

Эллэй отправил жену упросить своего отца прийти. На этот раз Омогон пришел. Вручив несколько чороонов с кумысом особым людям, Эллэй заставил их преклонить колена перед огнем [очагом? ], а потом поднять чаши вверх. Сначала держали чаши в честь Аал-Уот-Иччитэ, потом Айыы-Тойона, в следующую очередь — подательницы Иэйэхсит, создательницы Айыысыт...

Во время поднятия чаш у Омогона скрючилась одна нога и рука, но по распитии священного кумыса он выправился. Тогда только он понял, что наверху есть господь-создатель, дух свя­щенного огня...

«Я их не почитал, не восхвалял, поэтому и стянуло меня!» — сказал он. С тех пор он стал уважать и чтить Эллэя.

От Эллэя родилось много сыновей и дочерей. Омогон пересе­лился на восточный берег Лены. От его детей произошли якуты всех улусов, за исключением двух Кангаласских, которые явля­ются потомками Эллэя.

Паспортные данные то же, что и у текста № 19.

№ 21. Эр-Соготох-Эллэй и Омогон-Баай

Омогон — исконный житель этого края, имел жену и семь или восемь дочерей. Были ли еще у него люди — неизвестно.

Эр-Соготох-Эллэй прибыл с юга, его отец, как рассказывают, происходил из татар. Отца звали Арсаах, он бежал с сыном от войны. Воевали татары и русские. Последние победили. Арсаах прибыл к верховьям нашей реки верхом на жеребце. Здесь, лежа при смерти, он сказал сыну:

«Ты плыви по этой реке, мясо жеребца высуши и возьми с со­бой».

Дальше он провидел наш край:

«В очень обширной равнине я вижу густой дым. Если ты не найдешь этот дым, погибнешь».

Этот Эллэй на юге имел, оказывается, книгу. Спеша в до­рогу, он забыл захватить ее с собой. Если бы он привез ее, то мы имели бы свое образование. Положив [похоронив] отца, Эллэй высушил мясо жеребца и поплыл на плоту.

Приплыв сюда, в Сайсарской равнине он нашел Омогона и по­ступил к нему работником. Эллэй был очень умный человек, ма­стер на все руки [«ураан уус» — так называют обычно искусных во всяком мастерстве — в плотничестве, в столярном, кузнечном ремеслах, в шитье, в речи и т. д.]. Он очень понравился Омогону. Однажды старуха говорит мужу:

«Однако этот Эллэй удивительный человек: каждый раз, раз­говаривая с ним, ты весь трясешься. Видимо, ты боишься его?»

[Дальше рассказывается об опыте с проливанием кумыса и о выдаче замуж одной дочери. Остальные семь дев умерли, уда­вившись. Эллэй устраивает ысыах.]

Эллэй первую чашу, которую поднимал вверх, вручил тестю. Как только Омогон глотнул кумыс из чаши, лицо его покривила судорога, глаза перевернулись. Он спросил у своей старухи, по­чему это могло случиться. Та ответила:

«Ты, наверное, осуждал свою дочь и зятя. Надо полагать, они люди с хорошим покровителем».

У Омогона был сын Дэпгси. Эллэй разбогател и стал отцом многих сыновей, но со всей семьей был истреблен тунгусами. Из его потомков уцелел лишь один Тыгып, сын Мунньан-Дархана. Мунньан-Дархан — внук или правнук Эллэя.

Михайлов Федор, 67 лет, Немюгинского наслега. Июль 1921 г.

№ 22. Родовитость Эр-Соготох-Эллэя

[Легенду об Эллэе и Омогоне сказитель передает без новых подробностей, повторяя общие места. Но интересны в его пере­даче слова Эр-Соготох-Эллэя, которые он просил передать тестю, приглашая его на устраиваемый им ысыах]:

«Я тоже создан, живу по повелению Чынгыс-Хаана и Одун- Хаана, будучи связан с матерью-землей как бы тонкой волосяной бечевкой, а ко всей вселенной будучи прикреплен топкою нитью. Был я кровью человека ханского звания, родовитого человека ди­тятей, порождением чтимого человека, знатного человека потомком.

Пусть придут ко мне почать верхушку сосуда, отведать пер­вые куски пищи, они для меня все равно, что отец и мать!»

Николаев Еремей Иванович, 39 лет, Немюгинского наслега. Август 1921 г.

№ 23. Предки якутов Омогон-Баай и Эр-Эллэй

Эллэй по происхождению татарин. Отец его, говорят, был ца­рем у татар, звали: же его Джура-Хаан. Этот Джура-Хаан вел войну с русскими; один из его четырех сыновей бежал от войны в нашу страну. Его звали Эллэем. Бежал он якобы по указанию своего отца, который рассказал:

«В ледовитое море впадает большая река, там живет тихий, послушный народ».

Эллэй бежал один («эр-соготох»), сев верхом на плывущую корягу, которая в пути казалась ему жеребцом. [Рассказчик имеет в виду плавание по р. Лене.]

В этом краю жил тогда якут по имени Омогон-Баай в той самой местности, где теперь около маленького озерка стоит Покровская церковь. Рассказывают, что Омогон хотел это озеро на­полнить чистым молоком, он бахвалился так:

«Разве для этого не достаточно молока одной моей кобылицы Ыагас-Бас?»

У Омогона сыновей не было, имел он только двух дочерей. Старшая из них, по имени Чээчэ [прелестница], была любими­цей своих родителей, а младшая Кусагаллай [дурнушка] была нелюбима и жила на положении простой рабыни.

Эллэй по прибытии точас же поступил в работники к Омогону. Он был энергичный, усердный работник и мастер на все руки. До него якуты не умели строить свои теперешние юрты, он же впервые сделал разнообразную кумысную посуду—чорооны, матаарчахи и прочее.

Однажды Омогон сказал жене:

«По уму, тихому и кроткому нраву, по эиергии и знанию раз­ного мастерства среди якутов не найдется человека, равного Эллэю, сделаем его своим затем, и он будет у нас за родного сына». [Эллэй, как и в других вариантах, выбирает дурнушку.]

Младшая дочь сказала ему:

«Пусть лопнут глаза твои за то, что ты выбрал дурную и не­красивую! Я поселюсь злым духом на очах твоих и взыщу с тво­его потомства!»

Затем она взяла чороон с топленым конским жиром и «исэгэем», налила жир на огонь, не призывая бога, а обращаясь к Хара-Суорун-Улуу-Тойону со словами:

«Ниспошли своего сына-первенца и возьми меня к себе!»

На следующий день рано утром женщины-коровницы заметили на крыше дома человекоподобную тушу, лежавшую у основания трубы и одетую в пеструю складчатую одежду. Чээчэ исчезла. С той поры у якутов появились глазные болезни, причиняемые этой девой, превратившейся в злого духа. Шаманы, жертвуя ей беломастную скотину, вылечивают эти болезни.

Эллэй женился. Старик и старуха были крайне недовольны им за выбор дурнушки и считали его главным виновником потери своей любимицы. Будучи злы на зятя, они в приданое за дочерью дали только одну паршивую, с вылезающей шерстью, трехтравую кобылицу. Эллэй не показал вида, что недоволен приданым; на­оборот, приняв с радостью, уехал с женой от тестя и поселился невдалеке.

Неустроев Михаил Тимофеевич, 71 года, 3-го Малтанского наслега. Июнь 1921 г. Урочище Кумахтаах Малтааныта.

№ 24

Эллэй построил загоны для скота, хлев и развел дымокур. К его дымокуру стали собираться лошади и рогатый скот Омо­гона. Выдаивая кобылиц своего тестя, он накопил большой запас кумыса и устроил ысыах. К своему празднеству он пригласил Омогона с женой и при этом сказал:

«Настал день поминовения предков и Юрюнг-Айыы и подно­шения им жертвенной чаши». Раньше Омогой и его люди не видели такого обряда. Омогон подумал про себя:

«Откуда у него такое обилие пищи, мы как будто не дали ско­тину, от которой можно было бы что-нибудь выдоить?»

Тем не менее ради любопытства решил пойти посмотреть. Придя на ысыах, Омогон увидел кумыс, напиток раньше ему не знакомый, невиданные прежде сосуды, украшенные резьбой. По­верх кумыса плавало масло.

Эллэй поднял чашу с такой молитвой:

«Господь, Юрюнг-Айыы, настал день твоего воспоминания! Я созданный тобою человек, угощаю тебя через чистый огонь, почитаю тебя через огонь солнца!»

Говоря так, он капал кумыс на огонь. В заключение призывал божее благословение возгласами «урууй», «айхал». Тотчас же упало сверху в его чашу желтое «ильгэ» величиной с утиное яйцо. После молитвы Эллэй приступил к распитию кумыса. Когда он вручил своей теще чашу с кумысом, у нее вдруг свело руки и ноги. Омогон с женой промеж себя говорят:

«Мы своим поступком обидели человека, который лучше нас знает истинного бога, за этот-то грех мы и поплатились!»

Спрашивают они у самого Эллэя, почему случилось это не­счастье. Тот им ответил:

«В моей родной стороне, когда поминают Белого Создателя, не должны присутствовать женщины, так как у них бывают дни, когда они нечистые».

Омогон с того момента вручил свое богатство зятю, стал ува­жать и почитать его. Так-то Эллэй стал человеком, обзавелся хо­зяйством и сделался отцом большого семейства. После он стал именоваться Эр-Соготох-Эллэй, так как прибыл в наш край один.

Паспортные данные те же, что и у текста № 23.

№ 25. Эр-Соготох-Эллэй

Рассказывают, что Эр-Соготох-Эллэй — предок людей. Он, имея всего одну кобылицу, поднимал кумысную чашу Юрюнг-Айыы. Говорят, он прибыл издалека. Его почему-то возненавидели ос­тальные братья, это обстоятельство и послужило причиной его бегства. Рассказывают, что у него был тесть по имени Кэринтэкиин. Про Омогон-Баая слышал, но точно не знаю, кто он.

Данилов Степан, 76 лет, 1-го Малтанского наслега. Июль 1921 г.

№ 26. Потомки Эллэя

«1575 года во врмя [время] царя Иоанн Васильевич Грозныа о колен Эль-ли [Эллэя] 1. Кюаван [Кюн-Абаган] 2. Хордокоосун [Хордой-Хогосуун] 3. Додуса дархан [Дойдууса-Дархап] 4. Муннян [Мунньан] 5. Тыгын 6. 1660 года во время цар Алексей Ми­хайлович Чемчон [Чёмчююн] 7. Тюрюннюй [Тёрюннюй] 8. Ута [Уктаа] 9. Тияса [Туйааса] 10. Мотун [Молтуун] 11. 1770 года во святом крещении наречены Павала Шадр. Алексей Шадр 12. Галактион Шадр 13. Иоанн Шадр 14. Колена Эльля [Эллея]. Па­мять сооружен Иоанн Галактионов Шадр. [Иоанном Галактио­новичем Шадриным] лета 1878 года...

... Иоанн Галактионов Шадрин родился 1808 г. 9 марта, скон­чался 31 октября 1884 г.»

Надпись, высеченная на могильном камне И. Г. Шадрина им самим в 1878 г. в возрасте 70 лет и заключающая его родословие начиная от общего предка якутов Эллэя. Памятник находится в 40 км от г. Якутска в местности Куллаты Аньага, недалеко от трактовой дороги. В скобках приведено правильное чтение имен со слов внука покойного автора, И. П. Шадрина, который и указал мне памятник своего деда.

№ 27. Отрывки из легенды об Омогоне и Эллэе

[Сначала сообщаются об Омогоне и Эллэе общие места.]

До Эллэя якуты не знали ни юрты с наклонными стенами, ни кумысной посуды, ни дымокура, ни сетей и морд для рыбной ловли. Все это впервые завел Эллэй. Он же первый устроил лет­ний праздник ысыах.

Когда он на ысыахе поднял чашу с кумысом в честь Айыы- Тойона, то вдруг начал бессознательно петь, воспевая эти бо­жества. В это время явно для всех при ясном небе выпал такой сильный дождь, что намокла вся окрестность и потекли ручьи. Этим господь-создатель дал знать о своем существовании.

Прокопьев Яков, 64 лет, Орсюдского наслега. Лето 1921 г.

№ 28. Эр-Соготох-Эллэй — создатель