Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Легенды о героях Ботурусского улуса
|
|
№ 154. Тыгын и его зять Батас-Мёндююкээн
На речке Тюйэ, притоке Татты, жил старик по имени Хара- Огонньор. У него был сын Батас-Мёндююкээн. Однажды весной, когда Батас-Мёндююкээну было 18 лет, он, взяв лук с колчаном и лопату для разгребания снега, отправился выслеживать лосей. Выйдя утром из дома, он успел обойти верховье реки Амги и вечерком уже был на правом берегу Лены, напротив озера Сайсары. В это время Тыгын с восемью товарищами тоже охотился. Когда подошел Батас-Мёндююкээн к правому берегу Лены, они уже убили того лося, за которым он гнался целый день, и снимали с него шкуру. Увидев это, Батас-Мёндююкээн закричал:
«Вот великое горе и ужасная досада! Вы, темные злодеи, лишили меня плодов моего труда и пота!»
Тыгын сказал своим людям:
«Какой это черт явился и стоит тут? Тотчас же повалите его стрелой!»
Восемь парней зараз пустили в него восемь стрел. Батас-Мёндююкээн, не двигаясь с места, подставил свою лопату, в которую с треском воткнулись все стрелы.
«(Ну и чудовище!»—воскликнул пораженный Тыгын и вступил с ним в беседу:
«Откуда ты, расскажи — что знаешь?»
«Я внук Дэли-Дархана. С утра, как вышел на охоту, обошел Амгу и пришел сюда».
Тыгын сказал:
«Ты, оказывается, молодец, лучший из людей. Приди ко мне погостить».
Потом он выдал за него свою младшую любимую дочь. Мёндююкээн прожил у Тыгына восемь лет. Под предлогом, что в течение этого времени от него у жены не было детей, Тыгын разгневался и решил убить его. Между прочим Батас-Мёндююкээн отличался и необыкновенным проворством в беге.
Однажды утром Тыгын сказал своим домочадцам:
«У меня один восьмитравый жеребец перестал оплодотворять кобылиц. Вечером мы заколем его. Вы соберитесь все!»
Зять подумал про себя:
«О каком это жеребце он говорит? Ведь я такого у него что-то и не видал?»
И отправился на работу. Тыгын попросил налить в деревянную чашу масла и поставить сбоку на шесток камелька. Затем он приказал своим людям вечером, когда зять уснет, вылить это масло в огонь и при свете пламени заколоть его.
Вечером Батас-Мёндююкээн, лежа на постели с женой, спросил:
«Закололи ли сегодня того жеребца?»
Жена ответила ему:
«Эх ты, бедняжка! Как ты прямодушен и доверчив! Хотят тебя убить. Вон там на шестке в посуде масло. Вылей масло и взамен налей туда воду. Ночью, когда водой зальют огонь в камельке, ты, пользуясь темнотой, спасайся бегством!»
Батас-Мёндююкээн, крадучись, встал и, взяв указанную чашу, выпил все масло и взамен налил в нее воду. Затем спрятался в темном углу. Но вот ночью вбежали парни и водой залили огонь. В юрте стала темнота кромешная. В этот момент Батас- Мёндююкээн, толчком разломав стену, выскочил наружу. Вслед за этим раздался голос Тыгына:
«Эх вы, жалкие людишки! Упустили его, сейчас же догоните и убейте!»
За ним поскакали два всадника. Когда Батас-Мёндююкээн перескочил реку, верховые догнали его. Тогда он, обернувшись назад, сказал им:
«Неужели вы едете, надеясь справиться со мной? Будет лучше — вернитесь назад и передайте Тыгыну мое поручение: пусть он, если желает жить без тревог и волнений, привезет ко мне жену, наделив ее разным скотом!»
С этими словами он одним прыжком перелетел через окружающие кусты тальника и исчез из виду.
Посланные вернулись и передали Тыгыну слова его зятя. Как рассказывают, Тыгын, наделив свою дочь рогатым скотом в меру переполнения одного хлева и многочисленным табуном лошадей, тотчас же отправил ее к мужу. Батас-Мёндююкээн, чтобы возместить свой труд за восемь лет, каждый год приходил к местожительству Тыгына и тайком угонял к себе часть его скота. Наконец Тыгын выехал к зятю с 20 вооруженными людьми, чтобы наказать его.
Батас-Мёндююкээн в это время жил в Тюёе, в местности Маалгы. Он на верху своей юрты сделал из камней укрепление и, засев там, все пущенные в него стрелы ловил на лету. Когда у нападающих вышел весь запас стрел, он сказал:
«Ну, теперь настал черед стрелять и мне!»
Тыгын, испугавшись, обратился в бегство. Батас-Мёндююкээн думает про себя:
«Как же я останусь так, не показав им самого себя?»
В это время Тыгын, скачущий на коне, положил руку на крючок передней луки седла. Батас-Мёндююкээн пущенной стрелой пронзил его ладонь насквозь. Убегая, Тыгын закричал:
«Родился ли у тебя ребенок?»
Батас-Мёндююкээн крикнул в ответ:
«Только на днях родился один ребенок!»
В действительности у него не было еще детей.
Тыгын от радости воскликнул:
«Да будет благоволение и радость!»
Это благословение Тыгына превратилось в дело, и на следующий год у него родился сын, которого наименовали Кытаанах- Баллыр, на второй год другой сын — Юрюнг-Бас-Болтонго. Последний от рождения имел седые волосы. На третий год родился Альчагар-Ньамньах. От трех сыновей Батас-Мёндююкээна и происходят три коренных Хатылинских наслега.
Паспортные данные те же, что и у текста № 147.
№ 155. Потомки Батас-Мёндююкээна
Во время прибытия русских семилетний сын зятя Тыгына, Батас-Мёндююкээна, мальчик по имени Юрюнг-Бас-Болтонго гостил у своего деда [Тыгына]. Убегая от русских, он вскочил на коня, переплыл на нем реку [Лену] и поехал на восток. Заблудившись и не найдя своих родителей, он остался жить на Амге, в местности Бадараан-Тёрдё.
Альчагар-Ньамньах и Кытаанах-Баллыр считали своего брата Юрюнг-Бас-Болтонго погибшим и горевали о нем. Они говорили при этом:
«Он от рождения имел белые волосы, из него вышел бы отважный муж, лучший из людей!»
Оба брата уже состарились. Однажды на их промысловом участке появились неизвестные люди и стали охотиться. Дети братьев, встретив в лесу этих пришельцев и озлобившись, решили сразиться с ними.
Древние люди перед каждой битвой имели обыкновение петь боевые песни, взывая к духу кровопролития. При этом перечисляли своих предков. Когда обе стороны пропели боевые песни, оказалось, что у них общие предки. Противники спели:
«Мы — внуки Батас-Мёндююкээна, дети его среднего сына Юрюнг-Бас-Болтонго, держа свои копья острием вверх, призываем Илбис-Кыыса».
«Ба, ведь это наши братья! По слухам, когда-то давно пропал без вести наш дядя Юрюнг-Бас-Болтонго. Они, значит, его дети. Нет, оставим сражение, по-людски побеседуем!»
Разговорились и узнали друг друга. Оказалось, что Юрюнг- Бас, поселившись на Амге в местности Бадараан-Тёрдё, где теперь проживает четвертый Чакырский наслег, народил детей и, достигнув дряхлости, был еще жив. Дети Альчагар-Ньамньаха и Кытаанах-Баллыра тотчас же предложили найденным родичам немедля переселиться к ним. При этом они пообещали выделить им часть своих земельных угодий.
Дети, возвратившись домой, рассказали об этом отцу. Когда они совсем собрались, чтобы переселиться к родичам, их престарелый отец умер. Дети, решив выполнить похоронный обряд по возвращении, труп отца вложили на время в долбленую колоду и сунули между ветвей большого дерева. Сестра их, узнав об этом, прокричала им вслед:
«Стыд и срам! Вы уезжаете, не почтив кости своего отца. Отныне о вас пусть скажут [люди]: «Не имеющие желчи белые башки, безносые и тупоголовые болтогинцы!»
Детям Юрюнг-Бас-Болтонго родственники выделили часть своих земель. Поэтому потомки их, болтогинцы и хатылинцы, до сих пор имеют плохие земли, преимущественно сухие западные углы еланей, много хуже, чем угодья альчагар-хатылинцев.
Как рассказывают, из сыновей Юрюнг-Бас-Болтонго наилучшим был Ботугур-Боотур, который вел широкое знакомство как с якутами, так и с тогдашними русскими. Городское начальство любило и уважало его. Поэтому-то наш улус по его имени назван Ботурусским. У него был младший брат, которого звали Омуннурар. Потомки последнего образовали четвертый Хатылинский наслег. Теперешние Кладкины в Болтогинцах происходят от этого Омуннурара. Из сыновей Омуннурара известен Тасахтаах-Баалкый, про которого рассказывают, что он будто бы не выкладывал своих быков. Говорят, у него было 40 порозов. До сих пор существует поговорка: «Что же ты, подобно Тасахтаах-Баалкыю, не выкладываешь своих быков?»
От другого сына Омуннурара, Бахар-Кююлэкээна, происходят теперешние Догордуровы и Ортоюковы.
Ботугур-Боотур имел сына Киччия, который имел четырех сыновей — Бараалльына и трех шаманов. Имена последних следующие: Аан-Юечэй, Арбатыы-Бюкээчей и Амаан-Сутурук. Эти шаманы не оставили потомства. Только у Аан-Юечэя было девять детей, разбитых параличом. Этих детей отец-шаман, устроив «табык», препроводил вверх, в Ютюгэн. От Кытыгырас-Барааччы родился Ньыргаайы, от Ньыргаая родились Кутуйах и Агаайы. [По словам некоторых, отцом Кутуйах и Агаайы является Киччий.] [Табык устраивался следующим образом. Цельную шкуру лошадей высушивали, а затем, набив сеном, наглухо зашивали наподобие мешка. По нему били дощечками, извлекая дробные звуки. У якутов сохранилось понятие о «табык тыаса» — звуках табыка, которые будто бы предвещают смерть многих людей.]
Паспортные данные те же, что и у текста № 147.
№ 156. Кутуйах и Агаайы
Кутуйах и Агаайы — позднейшие предки якутов Хатылинского наслега. Они были родные братья. Кутуйах был на много лет старше. Когда родился Агаайы, он был уже взрослым человеком. Будучи единственным сыном своего отца, он не хотел, чтобы от его мачехи родился сын. Когда сообщили ему, что от мачехи родился ребенок, он, держа в руках пальму, стремительно вошел в юрту отца с намерением убить ребенка, если он окажется мужского пола. Войдя, он тотчас же спросил у бабки:
«Мальчик или девочка?»
Старуха, посадив младенца к себе на ладонь, ухитрилась придавить пальцем его мужской признак и сказала:
«Девочка, девочка!»
Взглянув на ребенка, Кутуйах воскликнул:
«Эй, оказывается, девчушка!»
И тотчас же пошел домой.
По этой причине Агаайы воспитывали на положении девочки, скрывая это обстоятельство от старшего брата. Благодаря этому Агаайы вырос тихим и спокойным. За скромность и мирный нрав окружающие очень любили его.
Когда Агаайы считался еще девочкой, Кутуйах поехал на юг на свидание с русским царем. В его отсутствие и стало известно, что Агаайы — мужчина. В это время ему было 19 лет.
Вместе с Кутуйахом ездил на юг его сын Чыкыйыын. Пробыв с отцом в России, этот Чыкыйыын по своей охоте познал грамоту. Поэтому его отправили на три года учиться. Вернувшись из России, Чыкыйыын получил звание «помощника» [? ] и составил земельную ведомость всех восьми якутских улусов.
Так, в России, Кутуйаху предложили принять крещение, но он отказался. Тем не менее царица-госпожа сделала его начальником над всеми якутами и почитала его как великого князца; кроме того, она подарила ему двух рабов. Он привез их с собой и, наказывая розгами, держал у себя в качестве работников. Они, будучи не в состоянии переносить тяжести работ и побоев, бежали в Охотский край.
Кутуйах имел, как рассказывают, девять жен. Одна из жен вступила в любовную связь с Уордаахом, старшим братом Багарыынньа.
Когда приходил Уордаах, домашние говорили Кутуйаху:
«Отвернись, старик, хочет пройти мимо твоя невестка!»
А затем вводили или выводили Уордааха. Только однажды старик, случайно увидев сзади пятки Уордааха, подумал, что его жена находится в связи с ним, и закричал:
«О, я вижу пятки Уордааха! Вот я сейчас раскрою череп моей жены!»
С этими словами он хватился было за пальму. Жена в ответ воскликнула:
«Да ты, чудовище, видимо, лишился рассудка, что принимаешь пятки своей невестки за пятки Уордааха. Пожалуй, этот сумасшедший и впрямь зарубит человека!»
Эти слова успокоили старика, и он подумал, что его подозрения, может быть, и напрасны.
Позже эта женщина переехала к Уордааху, погрузив все свое имущество на 80 подвод.
Отца Кутуйаха звали Ньыргаайы (некоторые называют Киччий). Когда Кутуйах был в отъезде, старик умер. Его похоронили в местности Нал.
Благодаря любви народа Агаайы чрезвычайно разбогател.
Когда его лошадей гнали по дороге от озера Диринг-Кюёл на реку Амгу, вся вереница без перерыва вытягивалась от упомянутого озера до местности Маталах. Между этими пунктами считается 70 верст. Полагая, что лошади чрезмерно размножились, он приглашал шамана и заставлял его с особым молением гнать табуны на волю к верховьям речек, чтобы часть дара Джёсёгёя возвратить ему обратно. У нас в Болтогинцах ныне лошади плохо размножаются. В этом, нужно думать, сказывается последствие упомянутого греховного обычая.
У Агаайы было восемь жен. В приданое за ними он получал хорошие сенокосные угодья. Например, от предка Терасинского наслега вместе с его дочерью получил урочище Сасыл-Сысыы. Если у него умирали одни жены, он дополнял их число новой женитьбой.
Одна из жен, лежа с ним вместе, как-то обняла его ногою. Он очень обиделся поступком жены и прогнал ее от себя, так как она не должна была нечистой ногой осквернять мужа. Другую жену он прогнал только за то, что она свою обувь положила на его обувь, усматривая в этом тоже осквернение и неуважение к себе.
Кутуйах несколько раз покушался убить своего брата Агаайы, но неудачно. Потом он решил убить его обманом. Под предлогом заключения мира он пригласил его к себе. К его приходу в сенях своего дома расставил с копьями семь своих слуг, приказав им, как только войдет Агаайы, колоть его. Агаайы, не подозревая засады, вошел в сени. Все семеро бросились на него с копьями. Отстранив своей пальмой направленные удары, Агаайы проломил левую стену сеней и выскочил наружу. Пробегая по двору, он наткнулся на постель, которую повесили на высокую перекладину проветрить. Будучи брезгливым человеком, он не захотел проходить под постелью. В это время один из преследователей, нагнав Агаайы, схватил его сзади за тонкую талию. Агаайы вместе с этой ношей перескочил через постель и спасся бегством.
Паспортные данные те же, что и у текста № 147.
№ 157. Наакай
Кутуйах по возвращении из России решил убить своего брата Агаайы. С таким поручением он послал двух человек к нему в дом. Однако убить им его не удалось, так как помешало присутствие друга Агаайы — Наакая. По этой причине Кутуйах озлобился на последнего и, когда он был на сенокосе на речке Хат, отправил девять вооруженных людей убить его. Наакай лежал в шалаше, сделанном из коры. Девять человек вошли в шалаш, чтобы пронзить его копьями, но Наакай в это время на один глаз бодрствовал и, увидев вошедших, выскочил через заднюю сторону шалаша. Вдогонку пустили в него девять стрел, но Наакай сумел увернуться, и все девять стрел вонзились в пень. Наакай, перейдя через речку, добежал до места, где под кучей наносного леса была спрятана его кольчуга. Надев ее, он вернулся назад и закричал:
«От многочисленных падет много, а немногих мало... Аа-чуу, чуу... аа-чуу!..»
И запел песню смертоубийства [т. е. взывал к духам, помогающим в битве]. Услышав пение, девять пришельцев струсили. Они говорили между собой:
«Беда! Наакай уже в кольчуге, надо бежать!»
И вскочили на своих коней. Наакай же, решив, что, призвав духов кровопролития, нельзя быть без крови, выпустил стрелу, прицелившись в заднего коня. Стрела, попав в зад коня, выскочила через грудь. Всадник, заметив, что конь падет, оттолкнувшись от него, перескочил и сел на круп переднего коня.
Осенью того же года Кутуйах тоже отправил двух человек к Наакаю, когда он жил в своем доме. В юрте была еще только его жена. Когда пришельцы вошли, Наакай сидел перед натопленным камельком и грел разутые ноги. Гости вошли и сели на нары, но Наакай не изменил своей позы, сидя к ним спиной. В это время на его голые ноги упало поперек горящее полено. Однако он не издал ни единого звука от боли и не вздумал даже убирать горящее полено. Пошел запах от горелого мяса. Жена Наакая тоже видела все это, но тем не менее продолжала хлопотать по хозяйству. Люди, пришедшие убивать Наакая, глядя, что он совсем не чувствует боли от ожога, не решились напасть на него и поспешили уйти. После их ухода Наакай стал укорять свою жену:
«Почему ты не убрала горящее полено от ноги, или ты не сообразила, что огонь жжет мое тело?»
Тут же он выхватил палку и, основательно побив жену, успокоился.
Когда Кутуйах умер и его труп привезли из города, Наакай, как рассказывают, подошел к мертвецу, ударил его по лицу конской скребницей и сказал:
«Вот я дожил до того момента, когда могу видеть тебя мертвым. Попробуй теперь встать и снова меня терзать и причинять мне муки!»
После этих слов, говорят, мертвец заскрежетал зубами и отвернул голову в другую сторону.
Паспортные данные те же, что и у текста № 147.
№ 158. Багарыынньа
Однажды Агаайы и Багарыынньа поехали вместе ловить рыбу на Халангаатта [название озера]. Ехали верхом рядом. Вдруг Багарыынньа выхватил свою пальму и рубнул, метясь прямо в макушку спутника. Агаайы, подскочив с седла, ловко пересел на круп своего коня, а пальма разрубила его переднюю луку. Багарыынньа, выражая удивление перед его ловкостью, воскликнул:
«О, мое дитя, не напрасно ходит о тебе такая слава!»
Агаайы возразил ему:
«Ну, мой старший брат, теперь мой черед показать тебе и мою шутку!»
Однако старик упросил его не показывать. Улов рыбы оказался необычайно обильным, наловили около сорока ящиков [возов] карасей. Багарыынньа, полагая, что озеро [дух озера] этим обильным даром предвещает смерть ему [у якутов существует поверье, что из ряда выходящее, случайное счастье бывает перед серьезным несчастьем], в сильном гневе хотел разорвать невод [чтобы выпустить лишнюю рыбу]. Агаайы удержал его от этого поступка, сказав, что озеро дает собравшемуся мелкому люду.
Как рассказывают, Багарыынньа скончался в ту же зиму.
Агаайы имел пять сыновей.
Паспортные данные те же, что и у текста № 147.
№ 159. Шаман Тэбириэс и Кутуйах
Младшего сына Кутуйаха звали Кут-Ёнёгёй. Последний отличался проворством в беге. Когда ему было 19 лет, на состязаниях в прыжках на одной ноге всю ширину елани Нал он проходил в девять прыжков.
Однажды этот молодой парень, едучи через Борогонский улус, проезжал мимо юрты шамана Тэбириэса. В это время сам шаман, поддерживаемый человеком, стоял на дворе. Увидев Кут- Енёгёя, он спросил:
«Какого ты роду и племени, расскажи, побеседуй?»
Юрта шамана по наружному виду была очень бедная, с правой стороны имела только два окна. Кут-Ёнёгёй не счел нужным откликаться на слова такого человека и, не останавливаясь, проехал дальше. Шаману этот поступок показался очень оскорбительным.
«Его, мол, не сочли за человека и не захотели даже разговаривать!»
Войдя в юрту, он надел свое облачение, взял бубен и в течение трех дней и ночей совершал камлание, накликая беду на его голову. Затем, узнав, кто его оскорбитель, Тэбириэс с духами восьми других шаманов, пролетая над местом жительства Кутуйаха, увидели Кут-Ёнёгёя прыгающим на одной ноге. Тэбириэс при этом сказал:
«А ну-ка, надо проверить, сколь прочна черепная кость молодца, который делает такие прыжки!»
Кут-Ёнёгёй сильно захворал. Больной бредил так:
«Тэбириэс-Ойун, потише, потише грызи мою голову!»
Услышав эти слова, отец и мать пригласили шамана и попросили его своим ясновидением установить, кто причиняет болезнь их любимому ребенку. Шаман указал на Тэбириэса. Больной, прохворав недолго, умер. Похоронив сына, Кутуйах с отрядом из 20 вооруженных людей поехал сразиться с Тэбириэс-Ойуном. Последний за три дня до прихода отряда узнал об их выступлении и встретил с мольбою:
«Если убьете меня, помрачится ваша душа и навлечете на себя разное несчастье. Лучше взамен жизни умершего возьмите у меня 20 человек!»
Затем, став на колени, он преподнес им почетную чашу с кумысом. Помирились на предложенных условиях. И теперь у нас есть один род, по имени Чыычыр, который происходит от тех 20 человек, которые были получены от шамана Тэбириэса.
Паспортные данные те же, что и у текста № 147. Якутские тексты весьма интересных легенд Ботурусского улуса или, точнее, его Хатылинских наслегов, вошедшие в VI главу сборника, собраны по нашей просьбе А. И. Софроновым и переведены нами. К сожалению, Софронов не указывает даты записей, в некоторых случаях имена сказителей и, как правило, собирателей.