Тамалия. Антер молодец, держится, и я, кажется, начинаю расслабляться

Антер молодец, держится, и я, кажется, начинаю расслабляться. Обстановка соответствующая, располагающая, я боялась, что будут всякие грубияны с грузовых кораблей, а нет, марку заведение держит. Даже вино решилась заказать, хотя мало ли, как оно на него подействует. С коньяком, помнится, не сложилось.

Хмыкаю. Разговариваем легко, он мне даже какие-то весёлые истории из своей рабской жизни рассказывает. Не подаю виду, понимая, как много остаётся недосказанным и чем это всё сопровождалось. И даже из детства что-то упоминает, вот это жемчужинка, слушаю внимательно, составляю мозаику по имени Антер, и понимаю, что она мне всё больше и больше нравится...

Кажется, мучает что-то солнце моё, будто хочет сказать и не решается. Ну да ладно, надеюсь, перемучается. Не хочу такой вечер портить!

А вот это мне уже не нравится. Так долго нет его... Милый, пожалуйста, только не делай глупостей, я-то не стану тебе препятствовать, но тебя же сразу же выловят, а беглого раба по умолчанию продавать нужно, как же я тебя потом оставлю? Нет, оставлю, конечно, разыграю спектакль какой-нибудь, но... Пожалуйста, лучше не делай глупостей, а я придумаю другой, легальный путь...

Встаю, выхожу в небольшой коридорчик, там запасной выход, помнится, имеется. Так и есть, стоит у двери. Мается, наверное. Понимаю, какие у тебя мысли.

Возвращаюсь обратно. Вот и настало время решение принимать, раб мой дарёный, твоё решение, я лезть не стану...

Подходит парень какой-то, разодетый модник, а ты тут что забыл, на этой планете жуткой? Убирался бы отсюда, пока не видишь, как к вашему брату относятся.

Подсаживается, условно спросив разрешения и не дожидаясь ответа. Молчу. Не до тебя мне, за раба своего переживаю, чтобы глупостей не наделал...

Представляется – фиксирую ненужное имя, просто потому, что так положено, почти не слушаю разглагольствования о том, почему такая красивая девушка одна сидит. А ты вторую тарелку не видишь, дурак? А что ж девушка грустит, а кто ж посмел её обидеть, а куда ж это спутник подевался, или то спутница была? А не соизволит ли девушка потанцевать... А то мы тут проездом, скучно нам, вот на декаду заехали, уж завтра обратно пора, где ж вы раньше были, почему ж не встретились, ах, как бы время можно было провести...

Нужен ты мне, петух недощипанный, принц одноразовый, на десять дней счастья бы привалило, глядя на таких мужчин сразу понятно становится, почему женщины периодически матриархаты на планетах устраивают. А ничего, что я молчу не отвечаю тебе? Ты за двоих говорить готов?

Нет, надо же, интересуется, всё ли в порядке, почему это девушка молчит. Тут перед ней и так, и эдак хвост пушат, а она всё не реагирует...

Боже. Солнце моё возвращается, как же я рада, что ты правильное решение принял, родной, молодец, с меня вольная, ничего не пожалею, клянусь!

Кажется, улыбаюсь, глупо, до ушей, гляжу на ошарашенного петуха:

– Спутник мой возвращается, – сообщаю, – нет, не танцую я, о, он такой ревнивый, лучше вам с ним не сталкиваться...

Смотрит на Антера оценивающе, видимо, всё-таки верно оценивает, да и глаза у моего ненаглядного что-то потемнели слегка, или то мне кажется, или то решение так тяжело далось?

Петух откланивается, я продолжаю улыбаться. Ты правильно сделал, милый. Так хочется тебе это сказать, но не буду пугать, потом как-нибудь.

– Всё в порядке? – спрашивает.

– Так, – говорю, – клеился, ерунда. Танцевать приглашал.

– Ты ж хотела? – отводя взгляд.

– Так я ж с тобой хотела, – смеюсь, – а не с ним...

Антер смущается, опускает глаза, будто что сказать хочет, после берётся за спасительную бутылку:

– Налить?

– Давай, – придвигаю бокал. Можно и отметить решение твоё...

Медленно цежу вино, заедаю мороженым, ради которого всё и затевалось, вроде бы. Антер тоже ест – аккуратно так, наслаждается вкусом детства, не иначе. Боюсь спугнуть, молчу, пока всё не доедает.

Свечи, музыка живая – уходить не хочется, Антер наконец-то вышкрябывает пиалу и вспоминает об окружающем.

– Ещё закажи, сластёна, – смеюсь. Похоже, порывается спросить, а можно ли, после передумывает.

– Да что-то я объелся, – смеётся.

– Ладно, – говорю, – домой пару килограммов закупим.

Улыбается. Смотрит так... будто узнать что хочет и не решается.

– Что? – говорю. Снова смущается, ну какой же ты чудесный, когда краснеешь, давай, говори уже, чего тебя там мучает.

– Г... Ямалита... вы... танцевать хотели? – шепчет.

– Ты, – говорю.

– Что? – не понимает.

– Мы на «ты» сегодня, – смеюсь.

Встаёт вдруг, протягивает руку:

– Потанцуешь со мной?

– Ты же не умеешь, – улыбаюсь.

– Не умею, – кается. – Но... если ты...

Ой, похоже, сейчас стушуется, вспомнит «своё место» и предложит не обращать внимания на глупое приглашение забывшегося раба, спешу предотвратить, вставая:

– Обожаю танцевать!

Выходим в центр, «петух» невдалеке мелькает, кажется, с опаской на Антера моего посматривает, вот и хорошо, не лезь куда не просят.

Кладу руки на плечи, осознаю, какое же это удовольствие, поддерживает за талию, мягко так, почти невесомо, надеюсь, ты не переоценил свои силы, мой хороший? Если тебе неприятно, не нужно переступать через себя, не так уж я танцевать люблю, чтобы ради этого издеваться над тобой...

Но нет, кажется, его не передёргивает, дистанцию, правда, не сокращает, зато чуть склоняет голову... Ощущаю совсем близко его дыхание. Чёрт, почему этот танец такой короткий?!

– Ещё? – спрашивает. Удивляюсь, но стараюсь не показать.

– Если хочешь, – улыбаюсь.

– Хочу... – говорит. – Если можно...

Антер

Это просто какой-то сон. Мог ли ты представить, что такое возможно, раб?

Мысли ускользают, оставляя место ощущениям: её тонкий стан под ладонями, едва уловимый аромат духов, запах волос. Кажется, чуть приближаюсь, чтобы впитать его, какая же она мягкая... Почти невесомое прикосновение к моим плечам. Хочу растянуть это мгновение, осознавая, что мне приятно держать руки на её талии, что даже Амира не вспоминается, потому что это было моё желание – пригласить её, и потому что я боялся отказа, потому что здесь нет места никаким принуждениям. И почему-то достаточно того, что есть. Некая зыбкая грань, в которой не возникает желания приближаться и страшно отпустить.

Кажется, сделай она движение навстречу, прижмись ко мне как большинство окрестных пар – и нарушится очарование, захочется сбежать, заскочить под душ и долго, долго смывать с себя прикосновения. Но она не приближается, и мне уже самому хочется притянуть её хоть немного поближе, но так страшно, а вдруг она сочтёт это своеволием, или снова Амира заполнит всё сознание.

И я вдыхаю её аромат, ощущая лишь лёгкое прикосновение волос к лицу, и не хочу говорить, и даже двигаться не хочу – наверное, по-дурацки переставляю ноги, но она ничего не требует, не ждёт никаких сложных движений, мы словно замираем в нашем танце, как мушки замирают в янтаре, теряя счёт времени и оставаясь там навсегда...

Хоть бы музыканты не переставали играть эту медленную, вынимающую душу мелодию...