Философия права XX века

В XX веке философия права развивалась в русле основных философ­ских парадигм того времени — неопозитивизма, неокантианства, эк­зистенциализма, неогегельянства, феноменологии, философии пси­хоанализа и др.

Позитивистские мотивы проявлялись, прежде всего, в попытках применить тезис О. Конта «каждая наука сама себе философия» к юриспруденции. Отсюда стремление подменить философию права общей теорией права. Исхода из этого некоторые общие юридичес­кие концепции называются философией права, а философско-правовые идеи необоснованно включаются в предмет юриспруденции.

С позитивистских позиций исследовали правовую реальность не­мецкие юристы В. Кубеш, К. Бринкман, Г. Хенкель, Р. Циппелиус, Г. Кельзен, профессор права Парижского университета А. Батиффоль и др.

Так, Ганс Кельзен (1881—1973) рассматривал философию права как нормативную науку, описывающую и исследующую право как совокупность норм, регулирующих и определяющих поведение. Право устанавливает принудительный порядок, поддерживаемый государственной властью.

Юридический позитивизм проявляется также и в отношении к философии права как к науке о частных логико-методологических проблемах правовой теории — ее категориальном аппарате, языке и т.п. Именно так понимают философию права австрийские юри­сты О. Вайнбергер, П. Колер, М. Пришинг, П. Штрассер. С их точ­ки зрения (а точнее, с точки зрения логического позитивизма), философия права должна быть аналитической юриспруденцией, исследующей структурные проблемы права, юридическую аргу­ментацию и правовую динамику, а ее главная задача сводится к по­знавательно-критическому анализу используемых юридической наукой теорий (логика, теория коммуникаций, теория решений, семантика, кибернетика, политология, психология, социология и др.) и методик.

В отечественной философско-правовой мысли юридический по­зитивизм означает прежде всего стремление рассматривать филосо­фию права как теоретическую часть юриспруденции, как наиболее общий уровень правовой науки.

0 неправомерности такого подхода уже говорилось в вводной главе. Здесь лишь подчеркнем, что во многом он обусловлен узким пониманием предмета философии права, сведением его лишь к про­блемам роли и предназначения права. Философия же, и философия права как ее составная часть, всегда была, есть и будет учением о на­иболее общих принципах бытия и познания, в том числе и правовой реальности.

Однако неопозитивистская парадигма не получила безоговорочного признания. Двадцатый век породил множество концепций антипозитивистского толка, в которых правовая реальность осмысли­валась с иных позиций.

Одна из таких концепций — неокантианство, берущее свое нача­ло в предыдущем столетии. Выдвинув лозунг «назад к Канту», нео­кантианцы настаивали на том, что юридические законы выводятся из самого мышления, что понятие права априорно, но как мыслитель­ная категория может совершенствоваться отдельным человеком и го­сударством.

Крупными теоретиками неокантианства, оказавшими влияние на развитие философско-правовой мысли, были Р. Штаммлер, Г. Радбрух, К. Кюль, А. Оллеро, О. Хеффе.

Философия права неокантиантской ориентации обращалась к представлениям о «правовых эйдосах» (сущностях) и «правовых цен­ностях», что послужило основой для появления понятия «юридиче­ская онтоаксиология».

Так, немецкий юрист Рудольф Штаммлер (1856—1938) доказывал первичность права по отношению к реальности как должного по от­ношению к сущему. У Штаммлера вся человеческая жизнь констру­ируется с помощью права, понимаемого как априорное знание, а развитие общества осуществляется в результате частичных измене­ний права. Для него не юридические формы сообразуются с соци­альной жизнью, а наоборот, социальная жизнь «подстраивается» под юридическую форму.

В трудах Г. Радбруха (1878—1949) «Введение в науку права» и «Философия права» утверждается, что право может быть понято только исходя из априорной идеи — некоего идеала, определяющего цели человека. Философия права, согласно Радбруху, строится на двух основных принципах — аксиологическом и релятивистском. В его понимании идея права состоит из трех ценностей: справедливо­сти, целесообразности и правовой стабильности. Изучение этих ценностей и является целью философии права, в отличие от теории права, решающей практические задачи по толкованию и системати­зации действующего права.

Испанский неокантианец А. Оллеро рассматривал правовые нор­мы как «ценности культуры», выражающие идеалы основных прав человека и правового государства. По его мнению, идеалы справед­ливости, свободы, равенства, как априорные и должные, способствуют формированию у законодателя разумных ориентиров и установку в виде норм, законов, подзаконных актов, постановлений и т.п.

Таким образом, в неокантианстве право рассматривается не только как априорное знание, но и как относительная, постоянно меня­ющаяся ценность.

Антипозитивистскую направленность имела и другая философско-правовая концепция — неогегельянство. У его истоков стояли английские философы Фрэншс Герберт Брэдли (1846—1924) и Р. Джордж Коллингвуд (1889—1943), американец Джосайя Ройс (J855—1916), итальянцы Бенедетто Кроме (1866—1952) и Джованни Джентиле (1875-1944).

Как и Г. Гегель, его последователи главное внимание уделяли про­блемам свободы. Но идеи большинства из них своеобразно претво­рились в практике становления фашистской диктатуры, что предо­пределило разделение неогегельянцев на два крыла.

Так, Б. Кроче доказывал независимость свободы от любых реальныx условий. Для него свобода личности — эго выражение свободы духа. Поэтому государство не может быть тоталитарным, оно призвано реализовать свободу как высший закон человеческого бытия антифашистская направленность этой концепции очевидна.

Дж. Джентиле, напротив, утверждал, что подлинная свобода возможна лишь в тоталитарном государстве, которое якобы наи­более полно реализует нравственный категорический императив, понятно, что многие философско-правовые идеи Дж. Джентиле были с одобрением восприняты итальянскими и немецкими фашистами.

Идеи «расового права», «народной правовой мысли», «гражданина рейха» разрабатывал немецкий правовед C. Ларенц (1910-1949). Он утверждал, что только в условиях нацистской Германии стала по-jorraa «нравственная тотальность» гегелевского учения о государст­ве и праве. По Ларенцу, в идее рейха уничтожена противополож­ность между народом и государством, ибо фашистское государство не только «аппарат», но и «жизненная форма». Более того, он создал иерархию правоспособности населения в зависимости от «чистоты крови» — от полноправного гражданина рейха, «истинного арийца», до бесправного «расового врага».

Безусловно, профашистское крыло неогегельянства не только из­вратило, но и «оболванило» учение великого немецкого мыслителя, именем которого оно прикрывалось.

С конца 40-х — начала 50-х годов XX века в философии права уси­лилось влияние немецкой феноменологической философии Эдмунда

Гуссерля (1859—1938), Макса Шелера (1874—1928), Николая Гартма-на (1882-1950).

Феноменологи, как известно, рассматривают предметное бытие и сознание соотносительно друг другу (коррелятивно). Так, с точки зрения феноменологии, сознание двуедино: оно включает ноэзис (познавательный акт) и ноэму (предметное содержание, многообра­зие предметных значений). Применительно к праву это означает, что именно в нем, т.е. в праве, и соотносятся ноэзис и ноэма.

Особенно привлекательным для философов оказался метод фе­номенологической редукции (от лат. reductio — возвращение, сокра­щение, приведение обратно) — сведения сложного к простому, бо­лее понятному и доступному. Известно, что Гуссерль видел в редук­ции изначальный философский акт, с помощью которого сознание отделяется от мира и превращает себя в абсолют, а любое бытие ста­новится для сознания смыслом.

Феноменологи, исследовавшие проблемы сущности и становле­ния права, утверждали, что для их объяснения необходимо изучать интенциональное (нацеленное на что-то) сознание субъекта права. Такой точки зрения придерживался, в частности, немецкий фило­соф А. Рейнах.

Одна из центральных категорий современной феноменологии — жизненный мир человека. Правда, разные авторы вкладывают в это понятие различное содержание.

Так, Питер Бергер (род. 1929 г.) и Томас Лукман (род. 1927 г.) по­нимают жизненный мир как повседневную реальность, формирую­щую человека посредством механизмов социализации и интернали-зации1. Юрген Хабермас (род. 1929 г.) рассматривает его как две вза­имосвязанные сферы — повседневной реальности и системного ми­ра. В повседневной реальности человек совершает будничные дейст­вия, на него влияет непосредственное окружение — соседи, коллеги, друзья, члены семьи и т.д., им движут практические интересы — за­бота о детях, ремонт квартиры, заработная плата, урожай на дачном участке, техническое состояние автомобиля. Системный мир — это социальные институты, «отдаленная» социальная среда, государст­во, конъюнктура мирового рынка, которые предстают перед ним в виде норм морали и права, политических установок, идеологических трафаретов и пр. Системный мир характеризуется не только «отда­ленностью» от непосредственного бытия человека, но и рациональ­ностью, разумностью, долженствованием. Условно говоря, различие между повседневной реальностью и системным миром такое же, как между суждением соседки и нормой конституции.

По мнению Хабермаса, системный мир не способен достаточно полно выразить в своих институциональных структурах потребности и интересы повседневной реальности. Из этого противоречия выте­кают два типа поведения человека: стратегическое, ориентирован­ное на достижение интереса и обман партнера, и коммуникативное, подразумевающее нормативную упорядоченность, устойчивость межличностных отношении, сохранение традиций, интеграцию об­щества, взаимопомощь и т.д.

Современные феноменологи убеждены, что именно повседнев­ная реальность оказывает решающее влияние на мотивацию поведе­ния человека, формирование его идеалов, вкусов и предпочтений.

С точки зрения авторов настоящего пособия, феноменологичес­кий пооц к правовой реальности, обращение к жизненному миру позволило более четко осознать роль различных форм практики в жизнедеятельности человека, полнее учесть в правовых отношени­ях человеческие мотивы и установки, обнаружить существенное влияние не только материальных, но и духовных интересов в по­ступках людей.

Кроме того, феноменология дала возможность представить пра­вовую реальность как взаимодействие повседневного и системного миров, оба компонента которого имеют важнейшее значение в про­цессе формирования жизненного мира человека и правовой реаль­ности в целом.

В середине XX века философско-правовая мысль обратилась к некоторым идеям структурализма — концепции, рассматривающей социальные феномены как «трансцендентальное языка».

Трансцендентальное языка — это его скрытая разумность, атри­бутивно присущая всем вещам и явлениям. С этой позиции один из крупнейших представителей структурализма Клод Леви-Строс (род. 1908 г.) интерпретирует право как разумное регулирование общест­венной жизни, как разумное обеспечение правопорядка.

Видное место в философско-правовой мысли XX века занимает герменевтическая концепция — учение об интерпретации текстов и исторических фактов, норм позитивного права и жизненного опыта. С точки зрения представителей герменевтики, в законотворчестве и толковании законов важно понимание «жизненной» природы зако­на, воссоздание в нем непрерывного духовного опыта общества, т.е. приобщение каждого нового поколения к правовой культуре и пере­дача ее потомкам.

Мир человека, в контексте герменевтической трактовки, — это мир его надежд, чаяний и устремлений. В процессе ознакомления человека с законом, правовыми нормами осуществляется акт интер­субъективного общения. Однако это общение требует учета значи­мых характеристик его субъектов — их социальности, историчности, развитости сознания и др.

Так, один из виднейших представителей герменевтики Поль Рикёр (род. 1913 г.) в книге «Я-сам как другой» исследует взаимодей­ствие политики, морали и права при наличии у людей желания жить вместе. Наиболее эффективно, по его мнению, это взаимодействие происходит в правовом государстве. При этом П. Рикёр рассматри­вает такой важный философско-правовой вопрос как соотношение формы и силы власти в правовом пространстве. По его убеждению, именно через право политическая власть способна обеспечить «реа­лизацию способностей человека могущего».

Плодотворна также его идея о «герменевтической дуге». Ею П. Рикёр очерчивает путь юридических законов, которые берут свое начало в жизни, проходят через сформулированные законодателем нормы (зафиксированные в сводах законов, кодексах) и воплощают­ся исполнителем в жизнь.

Таким образом, в XX веке очевидна тенденция гуманизации фи­лософии права, ориентация на субъективную сторону правоотноше­ний, противостоящей как позитивизму, так и марксизму.

Дальнейшее развитие эта тенденция получила в экзистенциа­лизме. С философией Мартина Хайдеггера (1889—1976), Карла Яс-перса (1883—1969), Жана Поля Сартра (1905—1980) связано появ­ление философско-правовой концепции, именуемой экзистенци­альное право. Суть ее заключается в обосновании того, что человек в критических, пограничных ситуациях не только оказывается пе­ред выбором варианта поведения, но и принимает жизненно зна­чимое, кардинальное решение (так называемое экзистенциальное право в данной ситуации). Звеном, связывающим сознание чело­века и ситуацию, по мнению Ж.П. Сартра, является восприятие, постигающее смысл конкретного явления. Причем смысл этому явлению придает не только ситуация, но и внешний мир. Благода­ря постижению смысла внешняя реальность субъективизируется человеком.

В философско-правовой мысли экзистенциальная парадигма используется В. Майхофером, Е. Фехнером, Н. Пулантусом. Они полагают, что бытие права является переживанием социальным субъектом той или иной конкретной ситуации. По их мнению, правосудие призвано извлекать право из конкретных ситуаций, под ко­торыми понимается личностное бытие человека со всей гаммой его социальных чувств.

Сегодня сторонники экзистенциального права довольно часто обращаются к естественному праву, вытекающему из человеческих экзистенциалов. Е. Фехнер даже связал напрямую постижение смысла личностного бытия с естественным правом. При этом пози­тивное право он охарактеризовал как систему мертвых, механичес­ких правовых норм.

Французский философ-экзистенциалист Габриель Марсель (1889—1973) в работе «Быть и иметь» отмечал, что экзистенциальное право подразумевает служение праву, которое раскрывается челове­ку как Божественное присутствие. Обладать таким правом человек может, но не рационально, а экзистенциально, интуитивно.

На философию права, как и на многие другие теории, большое влияние оказала философия психоанализа Зигмунда Фрейда (1856— 1939). Как известно, его учение основано на идее доминирующей роли в человеческой жизни бессознательного, прежде всего, бессоз­нательных импульсов сексуального характера. Сублимация сексу­альной энергии лежит, согласно Фрейду, в основе социокультурной деятельности человека. Среди социообразующих факторов перво­степенное место занимает право, которое позволяет формировать механизмы экономического, политического и духовного господства и подавления. Что способствует возникновению не только неврозов, но и асоциального поведения, преступлений.

Философия психоанализа исследует также проблемы, связанные со становлением государства, разработкой правовых и моральных норм, санкций и др. В современных условиях фрейдовская концеп­ция широко используется некоторыми теоретиками философии права для обоснования природы и сущности конфликтов в системах «человек—общество» и «человек—государство»; для интерпретации применяемых норм и санкций; для описания форм социального контроля; для объяснения насильственного воздействия на человека традиций, культуры, стереотипов.

Попытки распространить учение Фрейда об индивидуальном бессознательном на социальный уровень предпринимались неод­нократно. Например, немецкий неомарксист и неофрейдист Эрих Фромм (1900—1980) показал, что общество нельзя изучать в отрыве от бессознательного в индивидуальном поведении, поскольку обще­ство и индивид объединены не только объективными условиями, но и бессознательными факторами как индивидуального, так и коллек­тивного уровня, а человек-индивид одновременно является и чело­веком—участником социальной жизни.

Начиная с конца 30-х годов XX века, в философско-правовой мысли наблюдаются попытки обоснования права как интеграцион­ной основы общества. Это обусловлено как поисками альтернативы «экономическому материализму» К. Маркса, прежде всего, его тео­рии базиса и надстройки, так и стремлением доказать, что не рево­люция, а только право служит средством совершенствования обще­ственной жизни.

Такой подход характерен для неореализма, неофрейдизма и нео­марксизма.

Право, по мнению неореалистов, это реализация человеком су­дебных решений. Непрерывно изменяясь, оно служит эффектив­ным средством достижения социальных целей. Однако динамика общественной жизни опережает изменения права, поэтому возникшее несоответствие преодолевается решениями, которые выносят судьи.

Таким образом, неореализм, стремясь доказать, что целостность общества обусловлена не формальным, абстрактным правом, а ре­альными вердиктами судей, ведущую роль отводит здравому смыслу как важнейшему средству принятия решений и улаживания кон­фликтов. Особенно много внимания этой проблеме уделял англий­ский философ Джордж Эдуард Мур (1873—1958), который связывал истинность суждений «здравого смысла» с анализом обыденного языка. Последователи Мура ввели в философию права лингвистиче­ский анализ «правового языка», эффективно использующийся в процессе законотворчества и при интерпретации законов.

В культурологически-реалистическом плане рассматривал пра­вовую реальность американский социолог русского происхождения Питирим Сорокин (1889—1968). Он исследовал культуру как цело­стность, состоящую из пяти основных систем — религии, этики, ис­кусства, философии и науки. Этика, в свою очередь, включает две подсистемы: право и мораль, которые посредством своих норм (или «истин») определяют отношения людей. Содержание правовых «ис­тин» зависит от одного из трех типов культуры: чувственного, в ко­тором доминирует непосредственное чувственное восприятие пра­вовой реальности; идеационального, в котором преобладают рацио­нальная оценка и абстрактное осознание правовой действительнос­ти; и идеалистического, в котором господствует интуитивное восприятие действительности. Кроме того, на содержание правовых «истин» и права в целом влияет система ценностей, присущая тому или иному типу культуры.

Таким образом, философско-правовая концепция П. Сорокина исходит из того, что право является центральным ценностным эле­ментом «культурной суперсистемы».

Изучая основные формы актов поведения, П. Сорокин выявил ряд важных философско-правовых проблем, в частности соотношение дозволенного и недозволенного, должного и сущего в поступках лю­дей; выделил различные формы реагирования на чужие поступки — «должные», «рекомендуемые» и «запрещенные»; исследовал соотно­шения преступления и наказания, подвига и награды.

Другой социолог, Георгий Давыдович Гурвич (1894—1965), разра­батывал методологические подходы для определения метатеоретических оснований философии права с позиций плюрализма. Им была предпринята попытка рассмотреть право на основе интеграции идей К. Маркса, П.Ж. Прудона, Э. Дюркгейма, М. Вебера и др.

В качестве метатеоретической основы общественного знания, в том числе и правового, он провозгласил «диалектический гиперэм­пиризм», который позволил ему выделить 162 типа права, провести различие между правом социальным (право масс, сообществ, об­щин) и межиндивидуальным (право отделения, приближения и сме­щения). В итоге у Гурвича юридическое начало, как некая регуляция поведения, заменяет собой социальное начало, а право выступает как совокупность воплощенных в жизнь идеальных норм, благодаря чему и образуется правопорядок.

Профессор философии права Упсальского университета А. Хе-герстрем (1868—1939) интеграционной основой общества считал следование «социальному инстинкту», моральному долгу, божест­венной власти и юридическим законам.

В целом Упсальская школа философии права известна тем, что на первое место ставит проблемы «уважения и обязанности». Обраще­ние к этим категориям осуществляется в рамках этической теории эмотивизма (сочетающей идеи постпозитивизма и иррационализ­ма), утверждающей, что нормы не могут быть ни истинными, ни ложными, а служат лишь для выражения эмоций.

Таким образом, вновь реанимируется идея противопоставления позитивизма и антипозитивизма, причем предпочтение отдается по­зитивистской парадигме.

В 1970-х годах внимание философов и юристов привлекли тру­ды Мишеля Фуко (1926—1984), интерпретировавшего философско-правовые вопросы, исходя из теорий психоанализа и структу­рализма.

Философско-правовой структуралистский неофрейдизм Фуко со всей очевидностью проявился в его исследовании проблемы «права на жизнь и на смерть», изложенном в книге «Воля к исти­не». В частности, он подметил, что, согласно римскому праву, отец распоряжался жизнью своих детей по принципу: «я дал детям жизнь, я всегда вправе ее у них отнять», позднее это право модифи­цируется, переходя, так сказать, в компетенцию суверена. Право суверена, называемое М. Фуко «асимметричным», мыслится как безусловное, абсолютное, но осуществляемое лишь в случае воз­никновения угрозы.

Раскрывая суть «асимметричного» права, философ писал: «Пра­во, которое формулируется как право " на жизнь и на смерть", в дей­ствительности является правом заставить умереть или сохранить жизнь. Это право как историческая форма характерна для обществ, где власть в первую очередь определяется правом захвата — вещей, времени, тел и в конечном счете — жизни; ее кульминацией была привилегия завладеть жизнью для того, чтобы ее уничтожить.

Право на смерть ныне опирается лишь на требования власти, кото­рая управляет и жизнью (обеспечивает, поддерживает, приумножает).

Принцип: уметь убивать, чтобы уметь жить — стал принципом отношений между государствами».

Смертную казнь Фуко характеризует как «предел, позор и проти­воречие» для власти. Нормальное общество, по его мнению, все же апеллирует, прежде всего, к жизни, а не к смерти.

История развития философии права на Западе свидетельствует, что, зародившись как философское осмысление правовых аспектов жизнедеятельности общества, она конституировалась как самостоя­тельная научная философская дисциплина.

Ее исторический путь протекал в русле философских течений, школ и направлений, обусловленных уровнем развития общества, осо­бенностями конкретных государств, борьбой различных точек зрения.

В итоге путь развития философии права — это путь продвиже­ния человечества от варварства к цивилизации, а уровень развития философии права служит показателем его (человечества) цивили­зованности.