Воспоминания и размышления 29 страница

Задача эта в последнее время решается в ряде военно-исторических работ. Однако давно назрела необходимость создания фундаментального научного труда, где была бы всесторонне исследована многогранная деятельность политических органов в годы войны. Особенно плодотворной работа Главпура Красной Армии стала тогда, когда во главе его в середине 1942 года встал видный деятель партии и государства, кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) и Московского комитета партии Александр Сергеевич Щербаков.

И. В. Сталин с большим уважением и доверием относился к Александру Сергеевичу. Вплоть до 1945 года А. С. Щербаков был также начальником Советского информбюро. В период героической обороны Москвы в 1941 году А. С. Щербаков был одним из тех, кто умел зажечь в сердцах защитников столицы огонь жгучей ненависти к фашистам, стремившимся любой ценой овладеть Москвой.

Вся политическая работа в армии, руководство и влияние партии на солдатские массы проводились через политорганы, партийные и комсомольские организации непосредственно в частях и подразделениях. Командующие войсками, командиры всех степеней широко опирались на эту развитую систему партийно- [336] политической работы. На политорганах, партийных и комсомольских организациях лежала особая ответственность за состояние каждой воинской части и ее боеспособности. Они добивались того, чтобы коммунисты и комсомольцы в трудной и сложной боевой обстановке вели за собой бойцов, решительно боролись с проявлениями растерянности и неорганизованности. Партийно-политические органы популяризировали боевой опыт, примеры мужества и отваги, инициативы и находчивости, взаимной выручки в бою. Политическая работа в войсках все время совершенствовалась, давая положительные плоды, и имела огромное значение для достижения победы.

Деятельность Ставки неотделима от имени И. В. Сталина. В годы войны я часто с ним встречался. В большинстве случаев это были официальные встречи, на которых решались вопросы руководства ходом войны. Но даже простое приглашение на обед всегда использовалось в этих же целях. Мне очень нравилось в работе И. В. Сталина полное отсутствие формализма. Все, что делалось им по линии Ставки или ГКО, делалось так, чтобы принятые этими высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по его указанию, другими руководящими лицами или организациями.

ГКО и Ставка представляли собой два самостоятельных чрезвычайных органа, созданных решением Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и СНК СССР на период войны. Но так как И. В. Сталин возглавлял и Комитет и Ставку, то формальность обычно не соблюдалась. На совещания в ГКО часто приглашались члены Ставки и, наоборот, в Ставке, при рассмотрении важных вопросов, присутствовали члены ГКО. Совместная работа приносила большую пользу: не терялось время на изучение вопросов для проведения их в жизнь, и люди, входившие в состав этих двух государственных органов, всегда были в курсе событий.

Конечно, подобная практика работы Ставки и ГКО была физически очень тяжела для их членов, но в ходе войны об этом не думалось: каждый работал в полную меру своих сил и возможностей. Все равнялись на И.В. Сталина, а он, несмотря на свой возраст, был всегда активен и неутомим. Когда кончилась война и наступили дни сравнительно планомерного труда, И. В. Сталин как-то сразу постарел, стал менее подвижен, еще более молчалив и задумчив. Минувшая война и все связанное с нею сильно и ощутимо отразились на нем.

Читатели первого издания моей книги не раз спрашивали меня, были ли ошибки в работе Ставки и И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего?

В тех разделах книги, где рассматриваются конкретные события войны, я рассказал о некоторых ошибках и просчетах в руководстве вооруженными силами, которые имели место. Выше я уже говорил, что с накоплением опыта ведения войны ошибки и просчеты [337] умело исправлялись, их становилось все меньше и меньше.

И. В. Сталин внес большой личный вклад в дело завоевания победы над фашистской Германией и ее союзниками. Авторитет его был чрезвычайно велик, и поэтому назначение Сталина Верховным Главнокомандующим было воспринято народом и войсками положительно.

Конечно, в начале войны, до Сталинградской битвы, у Верховного были ошибки, которые бывают, как известно, у каждого. Он их глубоко продумал и не только внутренне переживал, а стремился извлечь из них опыт и впредь не допускать.

Опираясь на всестороннюю помощь ЦК и организаторскую деятельность партии на местах, горячий патриотизм советского народа, поднявшегося на священную войну с фашизмом. Верховный Главнокомандующий умело справился со своими обязанностями на этом высоком посту.

Очень хорошо сказал Михаил Шолохов в интервью газете “Комсомольская правда” в дни 25-летия победы над фашистской Германией: “Нельзя оглуплять и принижать деятельность Сталина в тот период. Во-первых, это нечестно, а во-вторых, вредно для страны, для советских людей, и не потому, что победителей не судят, а прежде всего потому, что " ниспровержение" не отвечает истине”.

К этим словам М. А. Шолохова вряд ли можно что добавить. Они точны и справедливы. Верховный Главнокомандующий сделал все возможное, чтобы Ставка, ее рабочий аппарат — Генеральный штаб и Военные советы фронтов стали подлинно мудрыми и искусными военными помощниками партии в деле достижения победы над фашистской Германией.

И. В. Сталин обычно работал в Кремле в своем рабочем кабинете. Это была просторная, довольно светлая комната, стены которой были обшиты мореным дубом. В ней стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол. На стенах — портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Во время войны появились, кроме того, портреты Суворова и Кутузова. Жесткие стулья, никаких лишних предметов. Огромный глобус помещался в соседней комнате, рядом с ним — стол, на стенах различные карты мира.

В глубине кабинета у закрытого окна стоял рабочий стол И. В. Сталина, всегда заваленный документами, бумагами, картами. Здесь были телефоны ВЧ и внутри-кремлевские, лежала стопка отточенных цветных карандашей. И. В. Сталин обычно делал свои записи синим карандашом, писал быстро, размашисто, разборчиво.

Вход в кабинет вел через проходную комнату А. Н. Поскребышева и небольшое помещение начальника личной охраны Верховного Главнокомандующего. За кабинетом — небольшая комната отдыха. В комнате связи стояли телеграфные аппараты для переговоров с командующими фронтами и представителями Ставки. [338]

Работники Генштаба и представители Ставки развертывали карты на большом столе и стоя докладывали Верховному обстановку на фронтах, иногда пользуясь записями. И. В. Сталин слушал, обычно расхаживая по кабинету медленным широким шагом, вразвалку. Время от времени он подходил к большому столу и, наклонившись, пристально рассматривал разложенную карту. Изредка он возвращался к своему столу, брал коробку папирос “Герцеговина Флор”, разрывал несколько папирос и медленно набивал трубку табаком.

Стиль работы, как правило, был деловой, без нервозности, свое мнение могли высказать все. Верховный ко всем обращался одинаково — строго и официально. Он умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела. Сам он был немногословен и многословия других не любил, часто останавливал разговорившегося репликами — “короче! ”, “яснее! ”. Совещания открывал без вводных, вступительных слов. Говорил тихо, свободно, только по существу вопроса. Был лаконичен, формулировал мысли ясно.

И. В. Сталин требовал ежедневных докладов о положении дел на фронтах. Чтобы идти на доклад к Верховному Главнокомандующему, нужно было быть хорошо подготовленным. Явиться, скажем, с картами, на которых имелись хоть какие-то “белые пятна”, сообщать ориентировочные или тем более преувеличенные данные было невозможно. Он не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности.

У Верховного было какое-то особое чутье на слабые места в докладах или документах, он тут же их находил и строго взыскивал за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное и не упускал случая довольно резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались готовить со всей тщательностью, на какую только были тогда способны.

При всей тяжести положения на фронтах, особенно в начале войны, когда еще не был окончательно отработан ритм жизни в боевых условиях, к чести руководящего состава Генштаба, я должен сказать, что в целом в Генеральном штабе сразу же установилась деловая и творческая обстановка, хотя напряженность работы в те дни достигла крайних пределов.

На протяжении всей войны я не терял ни личной, ни служебной связи с Генштабом, который немало помогал мне во фронтовых делах, при подготовке и осуществлении операций. Генштаб, как правило, квалифицированно и оперативно разрабатывал проекты директив Верховного Главнокомандования, строго следил за выполнением его указаний, руководил работой штабов фронтов, армий, объединений всех видов вооруженных сил и родов войск, авторитетно докладывал большие и важные вопросы Ставке Верховного Главнокомандования.

Свои суждения по важным вопросам И. В. Сталин во многом строил на основе докладов представителей Ставки, посылавшихся [339] им в войска, из выводов Генерального штаба, мнений и предложений командования фронтов и специальных сообщений.

Непосредственно общаться с И. В. Сталиным мне довелось, начиная с февраля 1941 года, когда я начал работать в должности начальника Генштаба. О внешности И. В. Сталина писали уже не раз.

Непримечательный с виду, И. В. Сталин во время беседы производил сильное впечатление. Лишенный позерства, он подкупал собеседника простотой общения. Свободная манера разговора, способность четко формулировать мысль, природный аналитический ум, большая эрудиция и редкая память заставляли во время беседы с ним даже очень искушенных и значительных людей внутренне собраться и быть начеку.

И. В. Сталин не любил сидеть и во время разговора медленно ходил по комнате, время от времени останавливаясь, близко подходя к собеседнику и прямо смотря ему в глаза. Взгляд у него был острый и пронизывающий. Говорил он тихо, отчетливо отделяя одну фразу от другой, почти не жестикулируя. В руках чаще всего держал трубку, даже потухшую, концом которой любил разглаживать усы. Говорил с заметным грузинским акцентом, но русский язык знал отлично и любил употреблять образные сравнения, литературные примеры, метафоры.

Смеялся И. В. Сталин редко, а когда смеялся, то тихо, как будто про себя. Но юмор понимал и умел ценить остроумие и шутку. Зрение у него было очень острое и читал он без очков в любое время суток. Писал, как правило, сам от руки. Читал много и был широко осведомленным человеком в самых разнообразных областях знаний. Поразительная работоспособность, умение быстро схватывать суть дела позволяли ему просматривать и усваивать за день такое количество самого различного материала, которое было под силу только незаурядному человеку.

Трудно сказать, какая черта характера у него преобладала. Человек разносторонний и талантливый, И. В. Сталин не был ровным. Он обладал сильной волей, характером скрытным и порывистым. Обычно спокойный и рассудительный, временами он впадал в острое раздражение. Тогда ему изменяла объективность, он резко менялся на глазах, еще больше бледнел, взгляд становился тяжелым, жестким. Не много я знал смельчаков, которые могли выдержать сталинский гнев и отпарировать удар.

Распорядок дня И. В. Сталина был несколько необычный. Работал он, главным образом, в вечернее и ночное время. Вставал не раньше 12 часов дня. Приспосабливаясь к распорядку дня И. В. Сталина, до поздней ночи работали ЦК партии, Совет Народных Комиссаров, наркоматы и основные государственные и планирующие органы. Это сильно изматывало людей.

В довоенный период мне трудно было оценить глубину знаний и способностей И. В. Сталина в области военной науки, в вопросах оперативного и стратегического искусства. Выше я уже говорил, [340] что тогда, когда мне доводилось бывать в Политбюро или лично у И. В. Сталина, рассматривались главным образом организационные, мобилизационные и материально-технические вопросы.

Могу только еще раз сказать, что И. В. Сталин и до войны много занимался вопросами вооружения и боевой техники. Он часто вызывал к себе конструкторов основных видов вооружения и подробно расспрашивал их о деталях конструирования этих образцов боевой техники у нас и за рубежом. Надо отдать ему должное, он неплохо разбирался в качестве основных видов вооружения.

От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И. В. Сталин требовал производства образцов самолетов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки и таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их.

Без одобрения И. В. Сталина, как я уже говорил, ни один образец вооружения не принимался и не снимался. С одной стороны, это ущемляло инициативу наркома обороны и его заместителей, ведавших вопросами вооружения Красной Армии. Однако, с другой стороны, следует признать, что такой порядок во многих случаях помогал быстро внедрять в производство тот или иной новый образец боевой техники.

Меня часто спрашивают, действительно ли И. В. Сталин являлся выдающимся военным мыслителем в области строительства вооруженных сил и знатоком оперативно-стратегических вопросов.

Здесь, пожалуй, уместно сказать несколько слов о И. В. Сталине, как о военном деятеле, о котором в ряде случаев давались характеристики, не всегда отвечающие действительности.

Я хочу коснуться только его личных качеств и деятельности в области обороны страны на посту Верховного Главнокомандующего.

Многие политические, военные и общегосударственные вопросы обсуждались и решались не на официальных заседаниях Политбюро ЦК и в Секретариате, а вечером за обедом на квартире или на даче И. В. Сталина, где обычно присутствовали наиболее близкие ему члены Политбюро, среди которых были В. М. Молотов, Л. П. Берия, Г. М. Маленков, А. А. Жданов, А. И. Микоян и К. Е. Ворошилов. Тут же за обедом И. В. Сталиным давались поручения членам Политбюро или министрам, которые приглашались по вопросам, находившимся в их ведении. С наркомом обороны иногда приглашался начальник Генерального штаба.

И. В. Сталин был волевой человек и, как говорится, “не из трусливого десятка”. Растерянным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года, когда фашистская Германия напала на нашу страну. Он в течение первого дня не мог [341] по-настоящему взять себя в руки и твердо руководить событиями. Шок, произведенный на И. В. Сталина нападением врага, был настолько силен, что у него даже понизился звук голоса, а его распоряжения по организации вооруженной борьбы не всегда отвечали сложившейся обстановке.

После 22 июня 1941 года, почти на протяжении всей войны, И. В. Сталин твердо управлял страной, вооруженной борьбой и международными делами. Даже в момент смертельной опасности, нависшей над Москвой, когда враг находился от нее на расстоянии 25—30 километров, И. В. Сталин не покидал своего поста, находился в Ставке в Москве и держал себя как подобает Верховному Главнокомандующему.

После смерти В. И. Ленина, перед Отечественной войной и особенно после войны, И. В. Сталину приписывали особо выдающуюся роль в создании вооруженных сил, в разработке основ советской военной науки, основных положений в области стратегии и даже оперативного искусства.

Действительно ли И. В. Сталин был выдающимся военным мыслителем?

Конечно, нет. Все это нагородили в угоду И. В. Сталину, чему способствовал он сам, распространявший версию о том, что якобы В. И. Ленин не знал военного дела и требовал от молодых работников ЦК досконального изучения военного дела и, мол, в первую очередь требовал этого от него, Сталина. При этом как будто В. И. Ленин ссылался на то, что лично он уже стар изучать военное дело. Вслед за этой версией, как водится, и “пошла писать губерния”.

С военной точки зрения И. В. Сталина я изучил досконально, так как вместе с ним начинал войну и вместе с ним закончил ее, До Сталинградской битвы И. В. Сталин практически слабо разбирался в вопросах военной стратегии и еще хуже в оперативном искусстве. Слабо разбирался и в организации современных фронтовых и еще хуже армейских операций.

В начале войны он пытался проявить свое личное оперативно-стратегическое творчество, основанное на его опыте времен гражданской войны, но из этого ничего хорошего не получилось.

До разгрома немецких войск в районе Сталинграда он имел поверхностное понятие о взаимодействии в операциях всех родов войск и видов вооруженных сил.

Не разбираясь глубоко в сложности, методах и способах подготовки современных фронтовых операций, И. В. Сталин зачастую требовал явно невыполнимых сроков подготовки и проведения операций. И они по его категорическим требованиям нередко начинались слабо подготовленными и недостаточно обеспеченными. Такие операции не только не достигали цели, но влекли за собой большие потери в людях и материальных средствах.

И. В. Сталин недооценивал значение авиационной разведки, вследствие чего в течение всей войны у нас не было хорошей разведывательной [342] авиации, хотя мы и имели в образцах замечательные разведывательные самолеты, оснащенные первоклассной разведывательной аппаратурой.

Когда ставился вопрос о необходимости массового производства разведывательных самолетов, И. В. Сталин обычно говорил:

— Выбирайте одно из двух: или боевую или разведывательную авиацию, а то и другое мы строить не можем.

Конечно, И. В. Сталин был не прав, страна наша могла строить и то и другое, но безусловно, в известных пропорциях. Такое недопонимание важной роли разведывательной авиации в современной войне тяжело отражалось на ходе сражений, особенно в первом периоде войны.

Ведя борьбу с врагом в 1941—1942 годах за выигрыш времени, Верховному Командованию необходимо было с особой бережливостью относиться к сохранению людских ресурсов с тем, чтобы в нужный момент, оснастив их новейшей техникой, обрушить затем на врага. Но И. В. Сталин часто этого не делал.

Горячась, он нередко требовал вводить в сражения все новые и новые части, не считаясь с тем, что некоторые соединения войск, вводимые в бой, только что мобилизованы и еще не успели получить необходимую боевую подготовку. Мы убеждали И. В. Сталина в том, что преждевременный ввод в сражение необученных и несколоченных частей приводит к излишним потерям. В таких случаях он сердился и говорил: “Нечего хныкать, на то и война...”

Большим минусом для Верховного было то, что за время войны он лично ни разу не побывал в войсках фронтов и своими глазами не видел боевых действий войск. Все выводы он строил на основе докладов своих заместителей, Генштаба, командования фронтов и спецсообщений.

Могу сказать, что И. В. Сталин позднее овладел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела. Эти способности И. В. Сталина, как Верховного Главнокомандующего, особенно раскрылись начиная со Сталинградской битвы.

Получившая распространение версия о том, что Верховный Главнокомандующий изучал обстановку и принимал решения по глобусу, не соответствует действительности. Конечно, он не работал с картами тактического предназначения, да это ему и не нужно было. Но в оперативных картах с нанесенной на них обстановкой он разбирался неплохо.

В руководстве вооруженной борьбой в целом И.В. Сталину помогали его природный ум, опыт политического руководства, богатая интуиция, широкая осведомленность. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, наметить пути для оказания противодействия врагу, успешного проведения той или иной наступательной операции. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим. [343]

Конечно, И. В. Сталин не вникал во всю ту сумму вопросов, над которой приходилось кропотливо работать войскам и командованию всех степеней, чтобы хорошо подготовить операцию армии, фронта или группы фронтов. Верховному Главнокомандующему это было и не обязательно. В таких случаях он, естественно, советовался с членами Ставки, Генштабом и специалистами по артиллерии, бронетанковым, военно-воздушным и военно-морским силам, по вопросам обеспечения тыла и снабжения.

Лично И. В. Сталину приписывали ряд принципиальных разработок основ военной науки, в том числе о методах артиллерийского наступления, о завоевании господства в воздухе, о способах окружения противника, о рассечении окруженных группировок врага и уничтожении их по частям и т. д.

Это не так. Все эти важнейшие вопросы — результат, добытый войсками в боях и сражениях с врагом, они являются плодами глубоких размышлений и обобщения опыта большого коллектива руководящих военачальников и командного состава войск.

Заслуга И. В. Сталина здесь состоит в том, что он быстро и правильно воспринимал советы военных специалистов, дополнял и развивал их и в обобщенном виде — в инструкциях, директивах и наставлениях — незамедлительно передавал в войска для практического руководства.

Кроме того, в обеспечении операций, создании стратегических резервов, в организации производства боевой техники и вообще в создании всего необходимого для ведения войны Верховный Главнокомандующий, прямо скажу, проявил себя выдающимся организатором. И будет несправедливо, если мы не отдадим ему в этом должное.

Но, конечно, прежде всего мы должны поклониться до земли нашему советскому человеку, который, отказывая себе в самом необходимом — в питании и сне, делал все от него зависящее, чтобы выполнить задачи, которые ставила перед народом Коммунистическая партия в целях победы над врагом.

К деятельности Ставки Верховного Главнокомандования и ее органов я вернусь еще не раз в этой книге, говоря о тех кампаниях и операциях, в которых мне довелось участвовать. Здесь же считаю необходимым сказать еще о том, что каждая конкретная операция имела свои особенности, которые были связаны с целью действий, задачами войск, спецификой противника — его намерениями, составом, боеспособностью и расположением сил и средств, их маневренностью и, если так можно сказать, способностью преподнести нам неожиданный сюрприз.

Операции различались и по своему размаху — ширине полосы действий войск, глубине ударов, темпам наступления, если это была наступательная операция.

Каждая наша военная кампания или операция требовала глубокого осмысления. Это же относилось и к продуманному замыслу, точному определению общих и частных целей войск, участвующих [344] в операции, их задач, соответствующих целям и задачам оперативного построения и боевых порядков.

При подготовке операции особое значение Ставка придавала отработке тесного взаимодействия фронтов и армий между собой, между видами вооруженных сил и родов войск. Все эти данные с обозначением количества войск и материальных средств ложились в первую очередь на карты Генерального штаба и Военных советов фронтов, участвующих в операции. Но это еще не все.

В наиболее ответственные моменты представители Ставки непосредственно в районе операций не только на картах, но и на местности увязывали задачи, конкретное время и рубежи, силы и средства, способы действий видов вооруженных сил и родов войск, чтобы ничто из их возможностей не пропало даром, не било мимо цели. По ежедневным докладам своих представителей о проделанной лично ими работе Ставка точно могла судить относительно степени готовности операции.

Среди главных вопросов, которые подвергались всестороннему анализу, были и такие, как пути завоевания господства в воздухе, организация всех видов разведки, отработка данных об обстановке.

Большое внимание уделялось управлению войсками. Видимо, осмыслив ошибки в этом вопросе, допущенные в первом периоде войны, Верховный не раз говорил нам с А. М. Василевским, направляя на фронты в качестве представителей Ставки, чтобы мы посмотрели с пристрастием, как тот или иной командующий руководит войсками.

Должен сказать, к чести наших командующих фронтами и армиями, что они всегда помнили о долге перед Родиной, перед партией, постоянно упорно учились сложному полководческому искусству и стали его подлинными мастерами.

Я не знаю случая, когда бы Ставка собиралась в полном своем составе. Даже при обсуждении важнейших операций, в которых участвовало 3—4 фронта, и военных кампаний в работе Ставки принимали участие лишь те ее члены, которых приглашал Верховный, или те, кто выполнял особо ответственную задачу в рассматриваемой операции.

Относился к членам Ставки Верховный Главнокомандующий далеко не одинаково. Большое уважение он питал, например, к Маршалу Советского Союза Борису Михайловичу Шапошникову. Он называл его только по имени и отчеству и в разговоре с ним никогда не повышал голоса, даже если не был согласен с его докладом. Б. М. Шапошников был единственным человеком, которому И. В. Сталин разрешал курить в своем рабочем кабинете.

Такое отношение было вполне заслуженным. Борис Михайлович являлся одним из наиболее глубоких военных ученых нашего государства, сочетавшим знание теории военной науки с большим практическим опытом работы по оперативно-стратегическим вопросам. Освобождение Б. М. Шапошникова от должности начальника [345] Генерального штаба и назначение его заместителем наркома обороны по строительству укрепленных районов, когда уже развернулась Вторая мировая война, лично я считаю ошибкой.

30 июля 1941 года, когда меня назначили командующим Резервным фронтом, Б. М. Шапошников стал вновь начальником Генерального штаба. Зная дело Генштаба до тонкостей, он быстро провел ряд организационных мероприятий, способствовавших улучшению работы этого главного рабочего органа Ставки. Большое личное трудолюбие и умение Б. М. Шапошникова работать с людьми оказали заметное влияние на рост общего искусства управления войсками в действующей армии и особенно со стороны Генштаба.

К сожалению, возраст, тяжелая рабочая нагрузка и особенно болезнь не позволили ему работать всю войну в Генеральном штабе. В мае 1942 года он передал должность своему первому и вполне достойному заместителю А. М. Василевскому, которого он высоко ценил. В июне 1943 года Б. М. Шапошников был назначен начальником Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

С особым уважением И. В. Сталин относился и к А. М. Василевскому. Александр Михайлович не ошибался в оценках оперативно-стратегической обстановки. Поэтому именно его И. В. Сталин посылал на ответственные участки советско-германского фронта в качестве представителя Ставки. В ходе войны во всей полноте развернулся его талант военачальника крупного масштаба и глубокого военного мыслителя. В тех случаях, когда И. В. Сталин не соглашался с мнением Александра Михайловича, Василевский умел с достоинством и вескими аргументами убедить Верховного, что в данной обстановке иного решения, чем предлагает он, принимать не следует.

В. М. Молотов также пользовался большим доверием И. В. Сталина. Он почти всегда присутствовал в Ставке, когда рассматривались оперативно-стратегические и другие важные вопросы. Между ними нередко возникали разногласия и серьезные споры, в ходе которых формировалось правильное решение.

С большим вниманием прислушивался Верховный к мнению А. И. Антонова, даже тогда, когда он не являлся членом Ставки, а временно исполнял должность начальника Генерального штаба. Подпись Алексея Иннокентьевича на директивах Ставки часто шла вслед за подписью И. В. Сталина.

Считаю уместным сказать здесь об отношении Верховного к командующим и начальникам штабов фронтов. По моим наблюдениям, из командующих фронтами И. В. Сталин больше всего ценил Маршалов Советского Союза К. К. Рокоссовского, Л. А. Говорова, И. С. Конева и генерала армии Н. Ф. Ватутина. Из командующих армиями Верховный выделял А. А. Гречко и К. С. Москаленко, ныне Маршалов Советского Союза, маршалов бронетанковых войск П. С. Рыбалко, П. А. Ротмистрова, генерала армии Д. Д. Лелюшенко, генерала армии И. И. Федюнинского. [346]

Из начальников штабов фронтов Верховный отличал В. Д. Соколовского и М. В. Захарова, ставших после войны Маршалами Советского Союза, и генерала армии М. С. Малинина.

Хорошее мнение у И. В. Сталина сложилось о командующем авиацией дальнего действия Главном маршале авиации А. Е. Голованове, командующем артиллерией Красной Армии Главном маршале артиллерии Н. Н. Воронове. Важные задачи обычно он ставил им лично.

Из военно-морских военачальников И. В. Сталин очень высоко ценил адмирала флота Советского Союза И. С. Исакова.

Нельзя не сказать здесь доброго слова о А. В. Хрулеве, с мнением которого Верховный очень считался и часто с ним советовался по широкому кругу вопросов снабжения войск.

Невозможно перечислить всех тех, кто пользовался доверием И. В. Сталина. Скажу только одно: он хорошо знал их лично, ценил за знания и преданность делу и, когда возникала особо ответственная задача, в первую очередь поручал ее решение этим людям.

С первых и до последних дней войны мне довелось принимать участие в работе Ставки ВГК, видеть работу Генерального штаба, Наркомата обороны и близко соприкасаться с работой Государственного Комитета Обороны. Могу твердо сказать, что советское военно-стратегическое руководство было на исключительно высоком уровне.

В ходе войны наше Верховное Главнокомандование сумело за сравнительно короткий срок преодолеть огромные трудности, возникшие в начале войны, в результате чего Советские Вооруженные Силы отстояли Ленинград, разгромили немецко-фашистские войска под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге, в Белоруссии и на Украине, вырвали у врага стратегическую инициативу, чтобы затем сокрушительными ударами довести войну до победного конца.