Бане более 2500 лет. К истории вопроса

БАНЯ В МАТЕРИАЛЬНОЙ И ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЕ

ФИННО-УГОРСКИХ И ТЮРКСКИХ НАРОДОВ

ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ

(историко-этнографическое исследование)

Вместо предисловия

Баня финно-угорских и тюркских народов Поволжья и Приуралья как историко-этнографический объект является неотъемлемой частью в системе их жизнеобеспечения. Конкретное проявление ее жизнеобеспечивающей функции складывалось на протяжении столетий и составляло ту часть материальной и духовной культуры, которая направлена на поддержание жизни и деятельности этносов. Это отражено в социально-экономических, ритуально-культовых и других исследованиях этнической культуры, выделивших специфические методы и средства профилактики и лечения в бане. Появились и современные работы, касающиеся различных аспектов бани, но нет обобщающего исследования по конкретной проблеме: баня во взаимодействии культур и системе жизнеобеспечения финно-угорских и тюркских народов. Считаем необходимым частично восполнить этот пробел в предлагаемой работе и по возможности раскрыть прикладной аспект бани, поскольку лечение заболеваний относится к числу самых насущных потребностей этносов и накопленный ими опыт может быть востребован в современных условиях, когда этническая и научная медицина находят пути к взаимовлиянию и взаимообогащению.

Глава 1. БАНЯ У ФИННО-УГОРСКИХ И ТЮРКСКИХ НАРОДОВ

Бане более 2500 лет. К истории вопроса

Человечество с незапамятных времен пользовалось ба­ней, о чем свидетельствуют результаты археологических, этнографических и других исследова­ний, определивших ее примерный «возраст» — свыше 25 веков. Можно предположить, что уже древним племенам было известно благотворное влияние тепла на человеческий организм. Одним из ранних письменных упоминаний о бане является свидетельство Геродота, который в 450 г. до нашей эры описал привычку скифско-сарматских племен, занимавших территорию современной Украины, мыться в палатке, в центре которой находились разогретые камни, на которые бросали семена коноп­ли (Fritzsche W., 1978). Арабский пу­тешественник Ибн Даста (912) видел на территории современной Болгарии примитивные землянки с остроконечными крышами, обогревавшиеся раскален­ными камнями, которые обливали водой и люди при этом снимали с себя одежды. В таких сооружениях жили целые семьи до наступления весны. Их можно считать прототипами бани. Упо­минание о бане содержится в летописи Нестора (1056), где апос­тол Андрей описывает свое путешествие в 907 г. по Северной Руси (Mikol< Уek A., 1972).

О времени возникновения и дальнейшем распространении бани на земле нет точных данных. Если считать ра­зогретые камни источником тепла, необходимого для образова­ния пара, то ее возникновение можно датировать каменным веком и предположить, что она появилась у жителей холодной и умеренной клима­тических зон северного полушария. Согласно теории Е. Mehl (1953), баня в средние века из Исландии че­рез Северную и Среднюю Европу проникла в Азию и через Берингов про­лив — в Северную Америку, затем от Аляски — до Гватемалы и Лабрадора. Проделав такой путь, она возвратилась на запад, к Исландии. Не исключено распространение бани и в обратном направ­лении. Раскопки на территории обитания народности майя (остатки жилищ, которым более 2000 лет) свидетель­ствуют о том, что жители Центральной Америки имели потельную ванну (Calvigero С., 1787). Испанцы при­шли в эту область в XVI в., наблюдали у ацтеков культуру при­ема потельных ванн под названием «темескал», которую они заимствовали у своих предков майя (теме — по ацтекски ван­на, калли — дом; Cresson F. М., 1938).

От кочевых племен, живших в центральной и восточной частях Африки, сохранились ритуальные и религиозные обряды, свя­занные с применением горячевоздушных и паровых ванн, которые использовались и с лечебной целью (Harley G. W., 1941; Junod Н. Т., 1927). Имеются сведения о применении потельных ванн в Ирландии в то время, когда она находилась под влия­нием Римской империи. Предполагается, что появление здесь этого вида ванн связано с викингами, которые в VIII в. приплыли на остров (Milligan S. F., 1889).

На основании археологических и исторических данных можно утверждать, что это был «многоочаговый» процесс. Люди научились исполь­зовать в своих целях природные явления, они узнали свой­ства огня, воды и камня, что стало предпосылкой возникнове­ния современных бань. Естественно, что распространение бани связано с особенностями миграционных факторов человечества, которое переносило свой опыт, привычки и способ жизни в новые края обитания. Уже сами названия несут информацию о происхождении ванн: финская баня ­(сауна), русская баня, римские ванны, японская баня и т. д.

Из приведенных сведений следует, что уже в древние времена баня, сауна использовались и в качестве профилактического и ле­чебного средства при некоторых заболеваниях. Современная медицина также рекомендует примене­ние бани. Ее влияние на здоровый и больной организм стало предметом пристального внимания.

Чтобы разобраться в проблеме распространения в России традиции мытья в бане, необходимо выяснить историю ее происхождения в Среднем Поволжье. Существовало мнение, что корни русской бани — в Византии, а название заимствовано из греческого языка (Фасмер Р. Этимологический словарь русского языка. М., 1986. Т. 1: 121).

Для определения места возникновения и наиболее раннего бытования «банной» традиции необходимо рассмотреть особенности позднейшего сплошного ареала так называемой черной бани (белые бани, с печной трубой, имеют более позднее происхождение и, несомненно, возникли под влияни­ем городской культуры).

Скорее всего традиции русской бани зародились на территории вблизи Балтийского моря — бассейн Западной Двины и район вокруг оз. Ильмень. Подтверждением этой гипотезы может служить широкое распространение бань подобного типа в Новгороде XIII в. (Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник (50 лет раскопок Новгорода). М., 1982: 12—72). В другие ре­гионы она попала в разное время и разными путями. Возникает вопрос, с какой культурой ее нужно связывать — финно-угорской или славянской? В обоих случаях имеются доводы «за» и «против». Вероятность первоначального появления бани в культуре финно-угров не так велика, как может показаться на первый взгляд. Версия о заимствовании ее пересе­ленцами-славянами у местных финно-угорских народов оставляет открытым воп­рос, почему оно произошло только на Севере, а в междуречье Волги и Оки (хотя и не повсеместно) эта традиция оказалась чуждой русскому населению. Со своей сто­роны финно-угры Русской равнины испытали большое влияние славянского (рус­ского) домостроительства, и самобытные элементы у них фактически не прослежи­ваются. Сказать, что у них существовало изначально, а что было заимствовано позднее, весьма затруднительно. Традиции бани у современных поволжских и при­балтийских финно-угров сложились в основном в тех же местах, что и у соседнего с ними русского населения. То же самое относится к распространению «парения» в печи. Северные вепсы, соседствуя с русскими Прионежья и других районов, где по­всеместно имеются бани, знают только эту традицию; южные же практикуют мы­тье в печи, как и их соседи. Кроме того, внутреннее пространство печи зимой использовалось южными вепсами как спальня. Парение в печах, встречающееся кое-где на юге Среднего Поволжья, исследователи связывают с русским влия­нием. На территории Среднего Поволжья первые бани появились очень рано — не позд­нее XII в. — и пришли они туда из стран Востока (Русский Север, 2002: 285).

Населе­ние сельской местности заимствовало очень простую конструкцию бани русского ти­па. Совре­менные сельские бани народов Поволжья имеют печь-каменку, топятся по-черному и, хотя вода нагревается уже во вмазанном в печь котле, связь их с русской баней очевидна. Устройство помещения и внутренняя планировка большей части бань поволж­ских народов идентичны русским. Время появления русской бани в Поволжье пока не из­вестно. Несомненно только, что после падения Казани она распространилась там повсеместно, чему способствовал большой приток русских переселенцев. Возможно, заимствование произошло намного раньше, так как потребность в бане уже была, а торговые связи между Волжской Булгарией и Русью значительны (Русский Север, 2002: 286).

Происхождение обычая мыться в печах еще более загадочно, чем зарождение «банной» традиции. До середины XX в. обычай париться в печи мало освещался в научной литера­туре. Между тем в конце XIX в. кре­стьяне многих районов даже в таежной зоне испытывали нехватку дерева, посколь­ку рощи и лесные участки находились в собственности государства и крупных зем­левладельцев. Но бани строились и в совершенно безлесных, степных местах, что приводило к употреблению нетрадиционных материалов и созданию оригинальных конструкций. Для их сооружения использовалось дерево любого качества и по­род, а также старое, оставшееся после прежних построек. Для изб же отбирали только ровные бревна нужной толщины и преимущественно определенных пород хвойных деревьев. Поэтому отсутствие материала для строительства бань не явля­ется фактором, препятствующим их сооружению. В наибольшей степени традиции мытья в бане свя­заны с крестьянскими миграциями, происходившими на протяжении столетий. На Сред­нюю Волгу, заселявшуюся русскими в сравнительно позднее время (после падения Казанского ханства), были привнесены разные культурные обычаи, среди которых преобладала баня. Позднее на освоенных территориях Урала и Сибири встречается уже только обычай мытья в бане. По отрывочным сведениям XV—XVIII вв. и материалам XIX—XX вв. прослеживается тенденция вытеснения баней обычая мыться в печах. При этом в местностях, ранее не знакомых с баней, она сначала появлялась в отдельных селе­ниях и строилась, как правило, одна на всю деревню. В начале XX в. в прилегающих к исследуемому ареалу районах преобладал обычай мытья в печи. Парение в печи, как и в бане, было средством излечения от многих болезней, особенно когда для образования пара использовались настои и отвары трав. Баня в связи с приписываемым ей целитель­ным эффектом фигурировала в различных магических действах. В некоторых местах больных грудных детей парили в печах вместе с собакой, чтобы болезнь перешла на животное (ПМА: Самарская обл.). Постепенно баня была выделена из жилища.

После обособления бани шла дальнейшая эволюция жилища. Хотя баня и сохранила ряд элементов древнего жилья, она уже не являлась его точной копией: для нее были не нужны многие детали жилого помещения (см. бани в прошлом и сегодня, прил. 1, 2).

Здесь уместно вспомнить бани-землянки (Поволжье и Псковская губ.), которые соотносились с описанным выше типом жилища. Д. К. Зеленин считал, что бани изначально со­оружались в землянках. Свои выводы он основывал на белорусском названии бани — «лазня» (Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 283—284). В 1992 г. мы зафиксировали рассказ Е. А. Шатовой о банях-землянках, которые сооружались в Чамзинском районе Мордовии. В склоне высокого оврага делали углубление, где размещали железное корыто, в которое накладывали бутовый камень. Под корытом разводили огонь, чтобы накалялись камни. Потом их поливали водой и парились (ПМА).

Разбросанные по разным источникам сведения показывают, как баня проникла в жизнь этносов и, сохраняя свои основные функции, приобретала национальные особенности. И ныне не только территориальные различия в способах мытья, но и более мелкие детали (способ нагрева воды, топка бани по-белому или по-черному и др.) несут определенную информацию о времени и происхождении миграцион­ных потоков и о культурных влияниях на соседствующих территориях. Следует иметь в виду, что сельские бани на протяжении XX в. сильно видоизменились. Чер­ные бани, в прошлом повсеместно господствовавшие, были вытеснены белыми. По­явились вмазанные в печи котлы или другие приспособления для нагрева воды. Процесс обновления усилился в последние четыре десятилетия, по­этому современная картина распространения бань и их особенностей уже мало со­относится с историческим прошлым (Русский Север, 2002: 295)

Но во все времена и у всех родственных народов баня почиталась лучшей лечебницей, укрепительницей здорового духа. В бане происходили роды, здесь правили мышцы, вывихи, лечили радикулиты, бодрили чахлых детей, промывали незаживающие раны, излечивали разного рода дерматиты, при простуде парились вениками из березы, дуба, ели, пихты, можжевельника, зверобоя, душицы. Не зря по сей день баня особо почитаема. И не забылись ее целительные силы. Баню любят, баня греет, баня лечит.

При гриппе, сопутствующем ему кашле, а также при всех простудных и некоторых инфекционных заболеваниях баня до сих пор считается одним из главных средств лечения. Единственным противопоказанием для лечения в ней является высокая температура больного. Целебное действие тепла, массажа березовым веником подкреплялось применением компрессов, ванн, ингаляций, растираний из отваров лекарственных трав.

Х. Мозель в работе «Материалы для географии и статистики России, собранный офицерами генерального штаба» (1864) раскрывает значение бани для коми-пермяков: «...в болезнях простудных главное лечение составляет баня, жарко истопленная, после которой, конечно, легкая простуда проходит без следа. Бани употребляются также против кори и оспы» (с. 664). Много места коми-зырянским баням уделяется в живописном альбоме «Народы России» (1880): «Нужно знать, в самом деле, то значение, какое имеют эти бани в быту у зырян, чтобы вполне оценить умение их приноравливаться к суровой и грозной природе своего края. Баня — (пывзянь) это насущная потребность каждого зырянина и главное средство от всех болезней и в особенности от того состояния, когда человек прозябнет от мороза, что называется, до костей. Бани зырянские топятся решительно каждый день, не исключая и Светлого Христова Воскресенья. Каждый вечер в зырянских деревнях раздаются призывные крики: «Пывзян! Пывзян!» Все ждут этого призыва и отправляются в бани, но не мыться, а только париться» (с. 158).

В историко-этнографическом очерке И. Н. Смирнова «Пермяки» (1891) приводится параллель между печью в доме и баней: «Землянка, овин, баня и изба имеют одну общую черту, свидетельствующую о том, что они развивались из жилья человека; это огнище. Переходя от их древнейших по типу построек к новейшим, мы будем наблюдать картину его постепенного развития. В землянке и в том же коническом сооружении, которое теперь по местам служит овином, огонь раскладывается посередине, прямо на земле. Печи здесь еще нет даже в самой первобытной ее форме. Без печи оказываются и другие формы пермяцкого овина. Прямо на земле по середине раскладывается огонь и в охотничьей избушке. В бане мы встречаемся уже с «каменкой», печью, сложенной из песчаника. В некоторых случаях — и эти случаи особенно характерны — печь занимает в бане то же место, что и огнище, т. е. располагается посередине. Здесь видно еще действие традиции. Но большей частью, однако, «каменка» помещается в бане в одном из углов — устьем к боковой стене. В избах пермяков мы встречаем новый вид печи — глинобитную. Так же, как и в банях, глинобитная печь помещается неодинаково. В Глазовском уезде в старинных пермяцких избах печь занимает место в одном из передних углов и обращена устьем к двери. Это положение будет понятным, если мы вспомним, что избе предшествовала у пермяка землянка, у которой единственным пропускающим свет отверстием была дверь. Печь приходилось ставить в стороне, которая была всего более освещена, обращать устьем туда, откуда единственно проникал в землянку свет. По традиции это положение печь сохранила и в надземных, бревенчатых постройках» (с.197). В. Н. Бе­лицер в своей работе «Очерки по этнографии народа коми (XIX — нач. XX вв.)» (М., 1958) пишет о том, что почти каждая крестьянская семья имела собственную баню. На усадьбе баню ставили в самом дальнем углу. Чаще бани располагали, как и амбары, группами на конце деревни, обычно близ ручья, на склоне речного холма. Иногда баню строили совместно две-три семьи. Бани топились по-черному, по устройству они были довольно однотипными, различия заключались лишь в расположении печи и устройстве предбанника. Коми-зырянские бани представляли собой низкий (не более 2 м высоты) сруб, рубленный «в угол», без фундамента, часто с односкатной плоской крышей, засыпанной землей. К бане примыкал предбанник, обычно самого простого устройства. В одних случаях он имел вид прируба к собственно бане, в других устраивался в виде легкой загородки из жердей и досок. В предбаннике на земляной пол клали несколько досок; здесь стояла скамейка для раздевания и была укреплена жердь для развешивания одежды. В баню вела низенькая дверь. В одном из углов бани находилась каменка, чаще всего ее затоп был обращен к двери или к маленькому окну, прорубленному в боковой стене с выдвижной дощечкой вместо рамы. Каменка («гор») представляла собой груду камней с горном внизу. Иногда камни поддерживала железная ось. Для подогревания воды в каменке укрепляли большой чугун или деревянную колоду. Рядом с каменкой вдоль стены и над каменкой были укреплены шесты для белья, а под самым потолком в стене прорубалось маленькое отверстие для выхода дыма. У противоположной стены стояла небольшая скамья и на ней железный таз или деревянное корыто для мытья. В углу — кадушка с холодной водой и деревянный ковш. Коми-зырянская баня имела в одних случаях план старого жилища-землянки (печь обращена устьем к входной двери), в других случаях ее внутренний план (печь обращена к боковому окну) был аналогичен плану русских бань и старого западнорусского жилища. Второй план расположения печи-каменки в бане, вероятно, не случаен. Он известен у коми-зырян главным образом в северных районах и, возможно, связан с проникновением сюда новгородской культуры, в частности, новгородского жилища, где этот план был распространен в прошлом (XV—VIII вв.)». Далее автор приводит примеры свадебного обряда в бане (С. 197). Ф. В. Плесовский в исследовании «Свадьба народа коми» (Сыктывкар, 1968) тоже проанализировал свадебные обряды и причитания: в первой главе он уделяет внимание обряду невесты в бане (С. 52—55, 128).

Работа А. С. Сидорова «Знахарство и порча у народа коми» (1928) состоит из нескольких частей. На наш взгляд, наиболее интересна та, где он рассказывает о лечении в бане (С. 63, 104, 108).

При кашле, насморке коми лили на каменку настой мяты, пихтовой хвои, тимьяна ползучего и дышали поднимающимся паром. При ломоте в суставах, мышечных болях парились вениками из пихты, крапивы, на больные места накладывали компрессы из распаренных в кипятке тысячелистника, горца войлочного, очитка пурпурного, крапивы, мокрицы, фиалки трехцветной. Распространенной лечебной процедурой при кашле и простудных заболеваниях, ревматизме были горячие муравьиные и хвойные ванны (Ильина, 1989: 111).

В коми-пермяцкой народной медицине баня занимала менее значительное место, нежели у коми-зырян. В народном врачевании главную роль играли травы. После них наиболее целебными считались различные соли. Баня стояла на третьем месте. Но теми же травами нередко врачевали в бане. Там же осуществлялись так называемые «матегащны», т. е. лечение мыльным массажем больных мышц, суставов: водили по больному месту лучиной и заговаривали головные боли, грыжу. В бане выводили у ребенка «кочергу» (послеродовый пупок). С этой целью ребенка после рождения около недели парили в бане. Но парить в этом случае должна была не мать, а свекровь. В бане у детей в возрасте до года выправляют головку, когда она деформирована. В прежние времена оспу также излечивали в бане (Ильина, Шабаев, 1985: 56).

В статье И. В. Ильиной, Ю. П. Шабаева «Баня в традиционном быту коми» (Сыктывкар, 1985) приводятся народные поговорки о значении бани среди населения: «Баня все правит», «Баня для больного все равно, что бальзам»; говорится о выборе мест для бани: «...прежде бани предпочитали ставить у реки, ручья в одиночку или большими группами за пределами двора». Это было связано с большой пожароопасностью черных бань и необходимостью иметь поблизости водный источник. «Так, — отмечают авторы, — С. В. Игнатов, из с. Помоздино вспоминает: «Раньше недалеко от моего дома, ближе к речке стояло в ряд бань двадцать, да чуть повыше еще было бань десять». Там, где пользовались колодцами, бани были ближе к подворью. Белые бани были безопасны, поэтому их стали строить на своем дворе» (с. 112). Баня является радикальным методом лечения при многих болезнях, поэтому она у всех исследуемых народов считается «целительницей».

В статье И.В. Ильиной «Как в старину лечились» (Родники Пармы. Сыктывкар, 1989) значительное место уделено бане, веникам, гигиене и т. п.

Ю. П. Шабаев и Л. С. Никитина в статье «Традиционная коми-пермяцкая баня» (1993) рассматривают ее конструкцию, утварь, функции (санитарно-гигиеническая, ритуальная, рекреационная и как мастерская). Интересны сведения о ее магической роли (с. 58).

Д. П. Никольский (Этнографическо-антропологический очерк восточных черемис /Труды АОВМА, 1894/1895 учеб. год. 1897. Т. 2. С. 14—78) отмечал, что одной из важных построек задней части усадьбы у марийцев была баня («монча»). «У марийцев были обычные для народов лесной полосы парные бани с печкой-каменкой в ближнем от входа углу, с топкой по-черному. В основном это были срубные постройки с предбанником и двускатной крышей из коры или соломы, реже из досок» (С. 15). В. И. Филоненко (Отчет о командировке в Бирский уезд //Адресный календарь Уфимской губернии на 1914 год. Уфа, 1914) видел у марийцев примитивные бани «шалаши из хвороста с земляной крышей» (с. 6). Другие, более ранние исследователи, отмечали, что марийцы любят париться в бане, ставят их обычно возле речки, чтобы иметь возможность окунуться в холодной воде (Моммье С. О черемисах // ЗУОЛЕ. 1896. Т. 17. Вып. 1. с. 96). Иногда бани были во дворе (Черемшанский В. М. Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношениях. Уфа, 1895. с. 219). У зажиточных марийцев, по данным С. Сатукова, встречались бани с топкой по-белому (Г. А. Сепеев. Восточные марийцы. Йошкар-Ола, 1975). При лечении ревматизма баня для марийцев являлась своего рода здравницей. При ревматических болях наряду с применением крапивного веника больные суставы натирали хреном, луком, стручковым горьким перцем; кроме того, смешивали деготь с солью и в бане натирались этой смесью (Ефимова, 1991: 30).

Материал на эту тему содержит докторская диссертация Л. С. Тойдыбековой «Марийские языческие верования и этническое самосознание» (1997). В частности, она отмечает: «...важное место в народной медицине мари отводят бане. Она является средством лечения и предупреждения болезней. Простудившись, парились березовым веником, при ревматизме, полиартритах — пихтовым и березовым вениками» (л. 155).

В коллективном сборнике «Русский Север: этническая история и народная культура. XII-XX века» (М., 2001) представлены все формы культуры жизнеобеспечения северных народов, в т. ч. и русская баня: «В тех районах, где бани у русского населения не зафиксированы, бытовала дру­гая традиция — мытье (парение) в печи». Описания их даются в сообщениях князя В. Н. Тенишева, прислан­ных в Этнографическое бюро (1899): «Бани у нас очень ред­ко встречаются, несмотря на достаток леса; есть деревни совсем без бань, а моются у нас в печах, которые очень просторны и мыться можно одному свободно сидя. Причем подстилают под себя солому; свободно раздевшись в присутствии всей семьи, за­лезает один человек в печку с чугуном теплой воды. Ему подают веник и заслонку закрывают. Несмотря на видимое неудобство, крестьянин, выпарившись до «ломоты костей» и хорошо промывши голову «щелоком», потом окатывается водой в сарае. То же явление наблюдалось у эстонцев Восточной Латвии и у южных вепсов. Скорее всего у финских народов обычай мыться в печи, а возможно, и бани севернорусского типа были заимствованы у соседнего русского населения. Печи, предназначенные для мытья, строились вместительными, и часто в них мылись по двое. Печи специально делают большие, так что удобно в них даже сидеть. Моются в них обыч­но часов в 6—7 вечера. Но для парения довольствуются утренним жаром. Перед мытьем настилают в печь сноп соломы. Залезши в печку и взяв с собой немного го­рячей воды и веник, обмакивают веник в воду и брызгают на стенки. Обычно появ­ляется пар, а потом ложатся на солому и парятся. Иногда в печи только парились, а домывались уже во дворе. Если же в печи и мылись, то вовнутрь ее ставили дере­вянное корыто, в которое стекала вода» (с. 281).

Мордва тоже парилась и лечилась в печи. Вот как описывает такое лечение в Самарском уезде Е. Всеволжская: «Лечение проводили при худосочии детей («собачья старость»). Для этого ребенка сажали на деревянную лопату и совали в печь, как только из нее вынут хлеб. Одна женщина с улицы спрашивала в окно ту, которая держит лопату: «Что перепекаешь? — «Собачью старость». — «Перепекай лучше, чтобы ее не было!». Разговор повторялся три раза, и три раза сажали ребенка в печь» (1879: 28).

В некоторых мордовских селах безлесных районов лечились в печи и взрослые. Для этого ее слегка топили соломой или щепой, выгребали золу, внутрь стелили солому и брызгали на стены для образования пара. Пропаривались, сидя на соломе в печи. «А если простудишься, то после печного пара хлебнешь чаю с малиной или медом, болезнь как рукой снимет», – говорили в народе (ПМА: Осипкина).

Лечение в бане было распространено у мордвы повсеместно. Основу его составляли действия, направленные на выпаривание болезни; вместе с тем оно имело вид магического обряда, которому предшествовал процесс подготовки самой бани и необходимых для этого средств: воды, камней, веника. Вот как совершалось лечение детей: «Воду приносили из трех источников, веник готовился из трех берез (для девочки), дубов (для мальчика), камни собирали из трех бань. Прежде чем начать лечение, знахарка готовила воду для пара. Для этого в емкость с водой опускали принесенные камни, предварительно их накалив и прочитав над ними молитву. Затем она поднимала на полати ребенка и парила его, а мать поддавала пару. Всю эту процедуру повторяли три раза, меняя веники. После совершения обряда, баню тщательно закрывали, чтобы болезнь не вернулась к ребенку» (РФ ГУ НИИГН. И–1230: 51). В бане лечили и другие заболевания.

Источниковая база и данные современных исследователей позволяют в известной мере проследить эволюцию мордовской бани и выявить специфику ее многофункциональности. С большой долей вероятности можно предполагать, что баня являлась прототипом избы. Еще недавно мордва называла баню так же как и избу куд (м.), кудо (э.). До настоящего времени предбанник называется кудонголь (м.), кудыкелькс (э.), т. е. сени, а место под полком для мытья так же, как в доме под кершпилем и лавками, — аксял (м.), аксялкс (э.) (Мокшин, 2002: 38–39).

Баня у мордвы занимала особое место, о чем писали многие исследователи. В. В. Селиванов (Мордва /Журнал землевладельцев. Т. 2. № 8, 1858) отмечал, что «…бани у мордвы есть почти у всех (на 5–6 домов одна), они охотники попариться... и посетители, мужчины и женщины, раздевшись в избе донага, бегут в баню. А так как бани построены у речки и от самого ближайшего дома отстоят не менее 40 или 50 сажен, а от отдаленных до 150 сажен и более, то и выходит, что мордвины очень терпеливы на мороз, ежели не смотря ни на какой холод, а потому только, что пришла суббота и заветный час по полудни, — бегут в баню. Ежели вы спросите, зачем же они не раздеваются в бане, — я вам отвечу, что предбанников при банях нет, и следственно раздеваться негде, а ежели и есть при некоторых, и то очень редких, какие-то плетневые перегородки, то это для того единственно, чтобы снегу не продувало слишком много к дверям бани. В бане же самой раздеваться негде, потому что вся-то она аршина в четыре, много пять величины, народу в ней набивается столько, что повернуться негде, и налито всюду до того, что платье было бы выкупанное, ежели б его хоть на одно мгновенье снесли туда. Прибавьте к наслаждению этой бани, лягушек, которые, несмотря на присутствие людей, квакают, прыгают, попадают под ноги и на которых посетители не обращают ни малейшего внимания, как будто им тут и следует быть» (с. 73).

К. Митропольский в работе «Мордва. Религиозные воззрения, их обычаи и нравы» (1876) пишет: «Новорожденного мордва моет в банях и парит веником». Во время парения бабка приговаривает: «Есть за морем девица с серебряными волосами, серебряным поясом подпоясана; не я тебя парю, не я тебя глажу; парит тебя та девица и гладит тебя она, чтобы ты был крепок, чтобы ты был покоен» (с.18). А. А. Шахматов в «Этнографическом сборнике» (1910), приводит примеры лечения мордовскими знахарями в бане, в частности, случай характерный для поминок третьего дня в селе Оркине Саратовской губернии: «Здесь после похорон покойного сразу же поминали. Вечером третьего дня топили баню, вначале мылись мужчины, затем женщины, а самой последней кто-нибудь из пожилых женщин. Женщина брала в руки рубашку покойного, нож и медную монету, рубашку клала на порог бани и, склонившись над ней, держа монету в левой руке, а нож — в правой, скобля по монете, просила покойного вымыться и пригласить в баню всех предков: «Для них истоплена баня, проси их покорно, ведь ты недавно пришел к ним». Затем старуха обращалась к ранее умершим, чтобы те приняли к себе вновь преставившегося. Она перечисляла всех покойников, ближайших родственников умершего и просила их пригласить своих товарищей: «Вода, пар, веник, все есть, ни у кого нет причин отказаться!». Затем она клала на полок веник, в воду опускала ковшик, а камни окатывала водой. И вновь приглашала хорошенько попариться, помыться, а после бани пойти домой и поесть. Затем она шла в дом и становилась за столом в переднем углу. Здесь же находилась и одежда покойного (если это был мужчина, то рубашка и брюки покойного; если женщина, то рубашка или платок), на которую, положив перед этим монету, садилась сама старуха» (с. 65). В прошлом общие поминовения усопших начинались с ранней весны, со страстной недели, о чем писал И. Н. Смирнов в историко-этнографическом очерке «Мордва» (Казань, 1895): «В среду в Инсарском уезде топили для поминаемых покойников баню. В ней ставили горшок, клали веники и приглашали усопших прийти попариться. В Великий четверг устраивалось для выпарившихся покойников угощение» (с. 188).

М. Е. Евсевьев в «Материалах по этнографии мордвы, извлеченных из архива Государственного музея этнографии народов СССР» (РФ ГУ НИИГН. И—657), пишет: «На страстной неделе Кардафлейская мордва Городищенского уезда три раза парится в бане. Первая баня топится в Великую среду и называется языческим именем «кикнай баня». Особенность этой бани состоит в том, что каждый придя в нее, старается как можно быстрее раздеться и затем со словами «ки, ки, ки раньше сорок и ворон, раньше змей, лягушек я искупаюсь!» подбегает к воде и обливает ею себя. Вторая баня топится в Великую пятницу и называется «атянь баня» — баня предков. В эту баню призывают париться умерших предков. Для них приготавливается теплая вода и веник, и каждый, начиная мыть голову или купаться, или париться, приглашает то же самое делать и предков своих. В этот день ни один мордвин не остается без бани: у кого нет своей, идет к соседям. Туда же он приглашает и своих предков. Третья баня топится в Великую субботу утром и почему-то называется «тейтерень-баня» — девичья баня, топят ее девки, но парятся опять все» (л. 25). М. Е. Евсевьев в материале «Частушки, хоровые, плясовые и детские песни и игры; моляны» (РФ ГУ НИИГН. Л–51) пишет о мордве Нижегородской губернии (с. Сескино): «...В Петров день рано, как только рассветает, все подруги идут в лес за ягодами к чаю и за вениками для бани. Веников всегда бывает четыре: один из папоротника, другой из цветов Иван -да -Марья, третий из растения, известного под названием Якима и Анны, и четвертый из березовых ветвей. Парятся каждым из этих веников. Потом, когда окунутся, выходят из бани, становятся спиной к бане, бросают веники на баню и смотрят, куда веник цветами ляжет, туда девица и замуж выйдет» (с. 48). В «Мордовской свадьбе» М. Е. Евсевьева (Саранск, 1968) подробно рассказывается о свадебном обряде невесты, связанном с баней (с. 112–129). Элементы этих обрядов встречаются в мордовских селах и в настоящее время.

Н. Я. Назаркин в книге «Народонаселение и охрана здоровья в Мордовии» (Саранск, 1973) отмечал: «Встречая праздники, мордва обязательно накануне истопит баню, дорогого гостя она прежде всего потчевала жарко натопленной баней, в ней заключались даже «мировые» между поссорившимися соседями» (с. 141). Маркелов М. Т. (Саратовская мордва //Саратовский этнографический сборник. Этнографические материалы. Саратов, 1922. Вып.1) записал в с. Синенькие Петровского уезда Саратовской губернии заговор перед тем как выходить из бани: «Банная женщина (богиня-матушка), спасибо! За мытье и вытирание, за купание и мазание, за легкий пар!» (с. 92). А. Мартынов в работе «Мордва в Нижегородском уезде» (1865) отмечал, что «в Петров день мордовки (особенно девушки) топят баню, приготавливают для паренья веники из разных трав и цветов, парятся ими и потом забрасывают на крышу бани; в бане едят яичницу; перед баней пляшут» (с. 7). В исследовании В. Н. Белицер «Жилые и хозяйственные постройки мордвы-мокши на территории Мордовской АССР в конце XIX – первой половине XX в.» (М., 1963) говорится о том, что почти у каждого мордовского крестьянина на усадьбе стояла баня. Некоторые имели по две бани — летнюю и зимнюю. Далее рассказывается об их строении и роли в семейных обрядах.

Отчет об этнографической экспедиции по Куйбышевской области (РФ ГУ НИИГН. И—1125) содержит материал, собранный Н. Ф. Беляевой в мордовских селах Старые Сосны, Новые Сосны, Старый Байтермиш, Клявлино Клявлинского района; Торновое, Шелехметь, Мордовские Липяги Волжского района Самарской области. Автор отмечает, что мордовская семейная обрядность конца XIX — начала ХХ в. содержала много поверий (л. 21); отмечает обряды при рождении ребенка, проводившиеся повитухой, в т. ч. и в бане: «Повсеместно у мордвы был распространен обычай топить баню и мыть роженицу с ребенком, топили 3 дня подряд (л. 22). В с. Старое Вечканово Иссаклинского района, если рождалась двойня, баню топили 6 дней подряд, так как считалось, что если топить только три дня, то один из близнецов вырастет неряхой, другие говорили, что один из них не выживет» (л. 23). В. Имайкина в статье «Обрядовый календарь зимнего сезона у мордвы» (Ученые записки Мордов. гос. университета. Саранск, 1977, № 64. С. 72—93) пишет: «В с. Ичалки Ичалковского района (Мордовия) еще в 30-х годах проводили на масленицу обряд «мастынь банят» — масленичные бани. В четверг ребятишки 7—9 лет собирали яйца, рыбу, масло, пшено и все это несли в баню. Одна из женщин готовила им из них еду. Ребятишки наряжали цветами ветки, делали из них букеты и с ними плясали и пели в бане и вокруг нее» (с. 85).

Монографию Л. И. Никоновой «Тайны мордовского целительства» (1995) можно считать первым опытом систематизации сведений по народной медицине мордвы. На основе различных источников, литературных данных и полевых исследований, которые удалось собрать, автор попытался классифицировать обширный материал по траволечению, лечению средствами животного происхождения, физиотерапевтическим, хирургическим средствам и методам исцеления. Особое место занимает глава книги, где рассматриваются необъяснимые с позиции современной науки психотерапевтические (по терминологии автора) методы воздействия — заговоры от болезней. В книге приводятся примеры лечения указанными средствами в бане. В статье «Баня в традиционной медицине финно-угорских народов Европейского Севера и Среднего Поволжья» (Вятская речь. Киров, 1997. № 1.) Л. И. Никонова отмечает, что баня у коми, марийцев, мордвы и удмуртов служила не только целям гигиены, но и при использовании различных средств и методов выполняла целительные функции. Знания основ народной медицины передавались из поколения в поколение, поддерживались верой, опытом и традицией. В статье «Баня в системе традиционной валеологической культуры финно-угорских и тюркских народов Среднего Поволжья и Приуралья» (Глазов, 1997) автор обобщает материал о банях коми, марийцев, мордвы, удмуртов, башкир, татар, чувашей. Приводит обширные источниковые сведения (в том числе собственные полевой и архивный материалы) по истории вопроса, вводит понятие «валеологической культуры».

В. Кошурников в работе «Быт вотяков Сарапульского у. Вятской губернии» (Казань, 1880, прилож. к ИОАИЭ за 1879) пишет: «…у вотяков есть бани, но они большей частью служат устроению в них посиделок для молодежи» (с.8). Приводит небольшой эпизод свадебного обряда, связанный с баней: «... на другой день ведут невесту на реку с ведрами; при реке в бане ее купают и потом заставляют зачерпнуть воды и нести в дом, где уже давно собрались гости» (с. 27).

В статье Гр. Верещагина «Вотяки Сарапульского у. Вят­ской губернии» (1889) подчеркивается: «...эти народы финского племени поселились здесь, надо полагать, до Рождения Христова... Римский историк Тацит констатирует: финские народы не имели ни домов, ни коней, ни оружия, питались травами, одевались в звериные шкуры... не боясь ни хищных зверей, ни гнева богов. Поэтому, полагают историки Вят­ского края, и вотяки жили точно так же и только впоследствии привыкли к оседлой жизни» (С. 28); приводятся общая характеристика вотяков (c. 29–48), примеры лечения детской чесотки: «…все лечение состоит лишь в паренье в бане в сильном жару» (c. 43). Далее автор говорит о традиционных обрядах и обычаях, жертвоприношениях при болезнях (c. 37, 49—112). Трофим Н.Борисов (Изгнание шайтана у вотяков// Живая старина. Петроград, 1914) пишет об игре «Изгнание шайтана» в д. Кизеково Алнашской волости Елабужского уезда Вятской губернии: «...бывает в великий четверг... с наступлением вечера сельчане собираются в баню и начинается игра». Удмуртский писатель К. П. Герд собрал обширный полевой материал, касающийся специфики родильных обрядов, и написал работу «Человек и его рождение у восточных финнов» (1926). Рукопись, составленную на русском языке, автор дополнил терминологией на родном удмуртском языке. Он отмечает, что роды у зырян проходили в клети или бане, черемиски родят дома, иногда в бане. Для родов приглашается бабушка-повитуха, которая нередко с целью ускорить роды вкладывает в рот роженицы её волосы, дает ей пить мыльную воду, деревянное масло, шафран, порох и т.д. Бабушка верит, что по мылу и по маслу скорее выкатывается ребёнок, а порох выбросит его, как из пушки. Повитухи мало полагаются на силы и здоровье роженицы и всеми силами стараются ускорить роды».

Л. С. Христолюбова в работе «Семейные обряды удмуртов: традиции и процессы обновления» (Ижевск, 1984) отмечает, что в прошлом у удмуртов роды чаще проходили в бане, при этом активную помощь оказывала бабка-повитуха. При трудных родах несколько женщин били в печную заслонку, «чтоб напугать, отогнать злых духов, которые мучают роженицу» (С. 63). Если роды происходили не в бане, а в избе, в тот же день топили баню, где повитуха массажировала роженицу, мыла ее и новорожденного, правила ему головку. Баню топили три дня подряд, все эти дни повитуха жила в доме роженицы, ухаживала за нею и новорожденным. За свои услуги она получала в подарок фартук, мыло, платок и т. п. До конца третьей бани, оберегая от «дурного глаза», новорожденного посторонним не показывали (С. 64)... В семьях, где часто умирали дети, прибегали к обряду скрывания имени («ним ватон»), когда официальное имя утаивалось, а объявлялось неофициальное — банное (С. 65).

Удмурты использовали парную баню с веником из соевичника весеннего от всех внутренних и наружных болезней. Яков Головизнин, по сообщению М. В. Сысоевой, крестьянин Глазовского уезда так лечил людей. Он натирал больного в бане соком редьки, смешанным с астраханским перцем, а затем поил этой смесью. В ряде случаев, особенно при гриппе, простудных заболеваниях, такое лечение давало положительный результат (Сысоева, 1984: 26).

Башкирское население широко практиковало в бане физиотерапию с применением растений, минеральных веществ, средств животного происхождения. Были приняты купания, ванны, припарки, аппликации и пр. Указанными процедурами врачевали самые различные недуги – болезни органов дыхания, опорно-двигательного и мышечного аппарата, лихорадочные состояния и т. д. При проведении бытовой физиопроцедуры имелось в виду рассасывающее, смягчающее действие. Ведущим лечебным началом считалось влияние теплом. При пользовании растениями, животными средствами рассчитывали и на их целебные свойства. Очевидно, какое-то влияние биогенных факторов, внушение тоже имели место.

Барометром эффективности проводимой физиотерапии считалось потение – якобы с потом выходит болезнь. Манипуляция приемами лечебных процедур, в том числе и общих, длилась столько, сколько «позволяет» сердце. Конечно, для некоторой категории сердечных, легочных больных подобная перегрузка противопоказана.

Поскольку вспотевший и разгоряченный человек чрезвычайно чувствителен к переохлаждению, лечение теплом осуществлялось преимущественно в летние месяцы. Но даже тогда после лечебной процедуры рекомендовалось в течение нескольких дней хорошо одеваться. По нашему мнению, этот факт заслуживает внимания: может быть, именно не соблюдением данного требования и объясняется отсутствие успеха, а иногда и обострение болезни в части случаев санаторно-курортного лечения с преимущественным использованием физиопроцедур, грязей, ванн и пр. (Гумаров, 1985: 48).

Наряду с освещением различных аспектов быта башкир С. И. Руденко в монографии «Башкиры. Историко-этнографические очерки» (1955) описал среди построек и башкирские бани («мунса»). По его мнению, бани были заимствованы башкирами от своих западных соседей — русских или финноязычных народов. От них, вероятно, идет и обычай мыться перед праздниками, для мусульман перед пятницей. Бани у башкир бывали черные («кара мунса») и белые («ак мунса»); последних было меньше и принадлежали они только богачам. Количество бань в деревне было не одинаково. Были районы, где почти в каждом дворе имелась баня; с другой стороны, были целые башкирские дачи (роды), где бань совсем не было. Так, например, не было бань в дачах Юрматынцев, в некоторых деревнях на юге Башкирии, во многих поселениях восточных башкир (кара-барын-табынцы, тамьян-тангаурцы и др.). Не имея в своем распоряжении точных цифровых данных о количестве бань в различных районах Башкирии, автор тем не менее попытался определить примерную границу между родами, в деревнях которых встречались бани в большем или меньшем количестве, проводит ее от г. Белебея, несколько южнее г. Уфы, по направлению к г. Златоусту и оттуда на север. К югу от этой границы было не более одной бани на пять дворов. Дальше к югу и востоку число их еще более уменьшалось: у зауральских катайцев, например, были деревни, где одна баня приходилась на сотню дворов; то же можно сказать и про некоторые деревни бурзян и тангаурцев. К северу от этой пограничной линии количество бань, напротив, увеличивалось и на крайнем северо-западе почти в каждом дворе имелась баня. Белых было значительно меньше; в южной половине башкирского края во многих деревнях их совсем не было, а там, где они зафиксированы, было не больше 2—3 на всю деревню. В северной половине их было больше, но и там они составляли только 10–20% всех бань в селе. Далее автор рассказывает об их весьма примитивном устройстве и традициях мытья. Местами жители (например, усергане) даже не имели постоянных бань, на лето строили балаган, внутри которого складывали печурку из голышей (каменка). После топки балаган покрывался кошмами, и в нем мылись по одному человеку. Бани были иногда саманные и плетневые, но чаще всего бревенчатые. Обычно они представляли собой плохо прокопченный сруб (4 кв. м.) с земляным полом и щелеватым потолком, засыпанным землей. Окон не было, а дверца была настолько мала, что в нее можно было пролезть, лишь сильно согнувшись. В самой бане не всегда можно было стоять выпрямившись. Против входа были низенькие нары, а в углу возле дверей — просто груда камней с топкой, под ними или примитивная печурка, кое-как сложенная из плит песчаника. Перед входом часто делали загородку из плетня или камыша, где и раздевались летом, так как предбанника не было. Такой была наиболее типичная черная башкирская баня. Разумеется, были бани и лучше устроенные, с деревянным полом, потолком и предбанником, иногда даже с окнами, особенно, белые бани, но последние копировали соседние русские или татарские бани. Ходили в баню со своими тазами и кувшинами («комган»), которые употреблялись для ежедневного омовения. Париться башкиры не любили и в банях только мылись. Мужчины и женщины мылись отдельно, с последними мылись и дети. Строились бани где-нибудь на заднем дворе или на берегу реки, озера. Если берег озера или реки был крутой, бани строились в виде полуземлянок со срубиком всего в 4–5 венцов (С. 245—246). В работе Р.А. Султангареева «Башкирские обряды: мифопоэтические свидетельства древних религий (Уфа, 1994) значительное место уделено обрядовой бане (мунса). В частности, автор отмечает, что в основе свадебного обряда в бане лежат магические воззрения исследуемых этносов, связанные с верой в очистительную силу воды (С. 276).

«Почти у каждого баня, в которых они еженедельно парятся», — отзывался о казанских татарах русский путешественник и ученый XVIII века И. И. Лепехин. В работе «Татары Среднего Поволжья и Приуралья» (отв. ред. Н. И. Воробьев и Г. М. Хисамутдинов. М., 1967) говорится о том, что баня в быту татар занимала значительное место, и ее не имели только бедные семьи. Середняки иногда ставили одну баню на два-три соседних двора. Бани встречались и курные, и с топкой по-белому. Описаны некоторые обряды в ней (С. 240). Р. Бушков в брошюре «Баня по-казански» (Казань, 1993) рассказывает об истории появления бань в крае с их родословной, банными традициями Татарстана, разновидностях бань и секретах банных оздоровляющих процедур: «...с далеких времен дошла до нас легенда о дочери булгарского царя Туй-бике, вылеченной березовым веником... Здесь принимались роды; ее обязательно топили перед праздниками и по завершению больших дел, перед свадьбой и после первой брачной ночи. Предложить путнику баню считалось необходимым условием гостеприимства... «Сначала — в баню, а потом — за пироги», — гласит старая татарская пословица. Издавна ба­ня — народный лекарь, исцелитель многих болезней» (С. 4).

Врач Н.В. Никольский вложил огромный труд в сбор традиционных средств врачевания у народов Среднего Поволжья и Приуралья, в т. ч. и чувашей. Часть этого материала хранится в Научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук (НАЧГИГН). Авторы сделали первую попытку анализа этих материалов. Нами использован материал Н. В. Никольского, где он подчеркивает любовь чувашей к бане, особенно женщин, которые «не прочь бывать в банях каждый день» (ед. хр. 158, л. 12). Баня у чувашей заменяет клуб, где собираются все новости, а потому женам часто приходится выслушивать нарекания от мужей за то, что они долго были в бане. Парятся чуваши все жарко, в два веника, окачиваются холодной водой или валяются в снегу. Моют голову только талой водой. Когда истопится баня и сдают первый пар, то приговаривают, чтобы пар был сладким, пару много» (л.13). В работе даны классификация болезней и способы их лечения – травами, средствами животного и минерального происхождения, «покупными на базарах», домашнего обихода (баня, заслонка, зола, горшок, ложка, бутылка и т.д.). В основном это характерно для чувашей Козмодемьянского, Ятранского, Буинского, Белебеевского, Стрелецкого, Бугульминского, Бугурусланского уездов.

Л. Ф. Змеев в работе «Медикотопографическое описание и статистический очерк народонаселения Бугульминского уезда Самарской губернии» (М., 1883) пишет: «Бани здесь двух родов: одни, так сказать, наземные, рубленные или из плетня, обмазанные глиною, большей частью без предбанников и без стекол, с единственным волоковым окном, с чем-то, похожим на печь и без трубы. Они стоят обыкновенно на задворках. Другие подземные, т.е. землянки... с грудой камней нагреваемых, конечно, с дымовой топкой для получения пара. Эти бани тоже без сенец, с дырой над дверью вместо окна и помещаются на берегу, в такой близости от воды, что допускают возможность парящемуся выскочить за водой, что, говорят, здесь не редкость. Землянки в большом ходу у русских и чуваш, мордвин уже предпочитает, как и состоятельный русский, рубленную. У татар землянки — редкость, зато у бедноты обыкновенно турлучные, т.е. из плетня. В мусульманской бане всегда найдете нары с подушкой. Вообще говорят, бань мало, особенно у чуваш и потому обычай париться в печи не исчез...» (С. 46–49). О чувашских банях рассказывается также в работе Н.И. Воробьева, А. Н. Львова, Н.Р. Романова, А. Р. Симонова «Чуваши» (Чебоксары, 1956. Ч.1). Авторы отмечают, что бани у чувашей в основном топятся по-черному и не отличаются от бань других народов Среднего Поволжья. В прошлом они были далеко не во всех крестьянских дворах Чувашии. Особенно мало было бань у верховых чувашей, а больше там, где они близко общались с русскими и татарами. В недалеком прошлом в северо-западной части Чувашии были деревни, где не строили бань и мылись летом в речке или пруду, а зимой — только в избе, перед печью. Бани ставят обычно на заднем дворе или в стороне от усадьбы, на склонах оврагов. В таких случаях нередко бани частично вкапываются в склон оврага, и выступают полностью только две стороны — боковая с маленьким окном и задняя с дверью. Предбанники очень примитивные, нередко даже в виде легкой загородки без крыши. Иногда, преимущественно в южных районах, бани соединяются с ласью, и в этих случаях они становятся как бы пристройкой к ласи. Покрываются бани корьем или соломой, часто без стропил; покрывающий материал просто кладется на накат потолка, на который насыпается большое количество земли. Поэтому крыша получает форму низкого купола с нечеткими очертаниями. Планировка современных чувашских бань близка к русской. У входа со стороны глухой стены располагается полок для паренья, а вдоль передней и боковой — лавки. Пол под полком не устраивается. В прошлом бани у чувашей использовались не только по прямому назначению, но в них девушки устраивали посиделки. По преданиям, о которых сообщает Н. В. Никольский, в отдаленном прошлом полуземлянки типа бань являлись зимним жилищем чувашей и только позднее получили назначение бань. Подобные же предания имеются у мордвы, которые считают бани пережитком древнего жилища. Возможно, что у чувашей в древности было два жилища, из которых одно (зимнее) превратилось в баню, а другое (летнее) — в лас» (С. 230).

В работе использован большой фактический материал, собранный авторами в ходе полевых выездов к мордве (Пензенская и Самарская области; районы Мордовии, Башкортостана, Удмуртской Республики и др. регионы России). Информаторами выбирались в основном люди пожилого возраста, знающие методы и средства народной медицины. Удалось наблюдать многие приемы лечения болезней, проводимые непосредственно в бане, сделать рисунки, фотографии, часть материала зафиксировать на аудио- и видеокассеты.

Все это позволило нам заключить, что с давних времен баня высоко ценится у всех финно-угорских и тюркских народов. Она является неотъемлемой частью их культуры и быта, служит целям гигиены, борьбы с различными заболеваниями, занимает прочное место в обрядовой жизни народов. Непреходяща ее роль во взаимодействии культур и системе жизнеобеспечения этносов.