Роль бани в обрядовых ритуалах

Семейные обычаи и обряды – это внутренняя жизнь семьи, способ ее функционирования, реализация ею социальных, нравственных, педагогических и иных функций. В то же время это часть общественного, традиционного быта. Свадебные торжества, рождение ребенка, повседневная жизнь семьи становились заметными явлениями всего села, аула, города. В семейном быту отражаются особенности социально-экономического уклада и культурных традиций, всего образа жизни народа, его история. Местом проведения многих обрядов являлась и баня, как часть жилого комплекса.

В семейно-бытовой обрядности сосредоточен опыт гигиены и охраны здоровья роженицы и ребенка, который может быть использован и в современных условиях. Основным назначением традиций, связанных с рождением ребенка, здоровьем, физическим развитием, является обеспечение благополучных родов, стимулирование нормального роста и физического развития детей. Рождение ребенка во все времена составляло великую тайну человечества. Обряды и обычаи исследуемых народов, связанные этим таинством, подразделяются на три цикла: дородовые, родильные и послеродовые.

Роды принимали бабки-повитухи. У мордвы большим авторитетом пользовалась та бабушка, которая могла облегчить роды. По данным социологического исследования 1934 г. 56 % рожениц из мордвы обращалось за помощью к повитухам (Таблицы, 1902).

У марийцев, если использовать материал передвижной консультации Наркомздрава за 1930 г. по Мари-Турекскому району, осмотрено и опрошено 663 женщины, у которых было 3 374 беременности, роды принимала бабка в 2 767 случаях. По Сернурскому району опрошено 336 женщин (1 497 беременностей). Более 65 % родов принято повитухами (Бирючев, 1934: 43).

Рожали чаще всего стоя, на коленях или сидя на корточках. Такое положение, по мнению опытных повитух, способствовало более легкому и быстрому течению родов. С целью облегчения этого процесса женщине давали выпить мыльной воды, развязывали все узлы на ее одежде, расплетали косы (Герд, 1993: 18).

Наряду с магическими средствами использовали и ряд рациональных приемов и методов, выработанных повитухами в течение их многолетней практики. Между схватками бабка заставляла роженицу двигаться по комнате, массировала круговыми движениями живот, обезболивала схватки, растирая маслом поясницу. При неправильном положении ребенка она могла его поправить, а в крайнем случае – извлечь руками (Ильина, 1983: 18, 19).

Повитуха осуществляла и первичный уход за родившимся: перевязывала пуповину суровой льняной ниткой или волосами матери; перерезала ее ножом или ножницами, обмывала и пеленала новорожденного. Для быстрейшего заживления присыпала пупок золой, а для предупреждения грыжи смазывала мышиной кровью. В Прилузье существовал обычай привязывать пуповину к предмету, относящемуся к желаемой для ребенка профессии. Послед выбрасывали или зарывали в землю во дворе, хлеве. Если были основания опасаться за жизнь и здоровье ребенка (дети этой роженицы умирали, или она плохо переносила беременность), то практиковали следующий обряд: сразу после рождения повивальная бабка передавала младенца через хомут кому-нибудь из его родных. Затем роженицу и ребенка парили в бане, повитуха массировала и правила головку новорожденному. Иногда, давая возможность окрепнуть после родов, их оставляли в бане на несколько дней. Обычно же не позднее чем на третий день после родов, женщина принималась за свою повседневную работу (Ильина, 1983: 18, 19).

У мордвы чаще рожали стоя. В некоторых случаях для ускорения родов повитуха встряхивала ноги роженицы (РФ ГУ НИИГН. И–1230: 22).

При тяжелых родах муж просил священника открыть церковные ворота, а самого его заставляли перешагивать через беременную жену три раза, считалось, что после этого она будет легко рожать. Объясняют это тем, что муж якобы берет на себя часть мук жены. Другое объяснение: этим актом муж как бы «прощает жену и сам просит прощения за обиду или ссору». О родах не сообщали матери роженицы, полагая, что, узнав о родовых схватках дочери, она будет переживать и мучиться, а ее переживания и муки передадутся роженице (РФ ГУ НИИГН. И-1230: 22).

Бывает, что по совету повитухи в помощь ей приглашают другую бабушку. Это свойственно всем народам, и есть тому свои обоснования. Все взрослые, к примеру, у вотяков делятся на имеющих легкую руку (капчи ки – удм.) и на имеющих тяжелую руку (секыт ки – удм.). Если у человека легкая рука, то все действия, производимые им, совершаются легко и плодотворно как для самого человека, так и для окружающих. Если он выйдет первым в поле жать, то все жнитво в деревне проходит, без болезней, никто не режет серпом руку и т.п. Присутствие такого человека при страдании, горе или другом бедствии, смягчает тяжесть переживаемого. Люди же, обладающие тяжелой рукой, на все влияют отрицательно. В их присутствии все затрудняется, усугубляется, делаются продолжительными болезни, бедствия и т.д. (Герд, 1993: 48).

Если случалось, что беременная женщина во время работы поднимет что-либо тяжелое, оступится, упадет и т.д. и в результате захворает или ребенок в утробе матери перестанет шевелиться, тогда удмуртка обращается к знахарке, считающейся «специалисткой» в таком деле. Эти знахарки так и называются: выправительницы живота. Если она находит, что младенец в утробе матери имеет неправильное положение, то, чтобы перевести его в нужное, кладет беременную на теплую печь кверху животом, намыливает его мылом и начинает делать массаж таким образом, чтобы ребенок занял правильное положение; большей частью она, надавливая обеими руками, водит сверху вниз по животу и бокам беременной; с целью повернуть ребенка она делает руками вращательные движения (Герд, 1993: 19).

К помощи повивальных бабок («кендек ин¶й ¶бей» – «пуповная мать-бабушка») обращались и башкирские роженицы. Повитухи у них – это чаще пожилые женщины, в прошлом сами неоднократно рожавшие. В каждой башкирской деревне было несколько повивальных бабок, которые высоко почитались (Баймурзин, 1995: 50).

Роды обычно происходили в жилом помещении, в кухне или бане. Если же в семье была одна изба, то на это время все удалялись оттуда, и роженица оставалась только с бабкой, приглашенной помогать ей (Руденко, 1955: 269). Все члены семьи в это время находились у родственников либо соседей. В помещении, где принимают роды, должно быть тепло. Это одно из главных условий. Непосредственно перед родами для придания силы роженице рекомендовали выпить мясной бульон из баранины, заправленный курутом. До начала акушерской помощи повивальная бабка и ее помощница тщательно, с мылом, мыли руки. При прорезывании головки плода из половой щели повивальная бабка «поправляла движение плода» (Баймурзин, 1995: 51).

Роды у тюркских народов тоже обычно проходили в бане. Их принимала повитуха (гогы мумы), которая окуривала роженицу можжевельником. При трудных родах для облегчения мук роженицы она прибегала к различным приемам, в том числе и магическим: старалась ее испугать, заставляла мужа перешагивать через жену и одновременно исповедоваться в совершенных изменах. Приняв ребенка, Бабка перевязывала ниткой пуповину и отрезала ее (иногда серпом). Пуповину прятали и тщательно хранили, считая оберегом и магическим средством: пуповину мальчика зарывали в конюшне, чтобы он вырос хорошим хозяином и чтобы у него водились кони; пуповину девочки забивали в прялку, чтобы девочка была хорошей пряхой и т. п. Бабка-повитуха в бане давала ребенку «банное имя». При крещении ребенок получал также христианское имя, которое практически не употреблялось. Впрочем, и «банное имя» могло не употребляться (его скрывали), а объявлялось другое (обряд «ним ватон» – «скрывание имени»), особенно в тех семьях, где дети часто умирали. По поводу рождения ребенка в этот день устраивали благодарственное моление. Женщины-односельчанки придерживались обычая «тетер нуон» («кашае ветлон») – «приношение гостинцев роженице», поздравляли ее. После родов три дня подряд для роженицы с новорожденным топили баню, где повитуха массировала их (Удмурты, 1995: 202).

Тем временем принимались различные меры против сглаза, а также против подмены ребенка шайтаном (для предотвращения такого несчастья в люльку клали нож или ножницы, к шапочке пришивали амулеты (Пименов, 1977: 117). Если роды затягивались, это объяснялось тем, что злой дух (шайтан) держит в утробе младенца. Чтобы отпугнуть шайтана, над самым ухом роженицы стреляли из ружья. Этот обычай был весьма распространен среди башкир, особенно уральских и зауральских. Более редкий обычай, продевание роженицы сквозь волчью губу для облегчения родов, встречается у бурзян и гирей-кипчаков. Для этой целей у волка срезали кожицу, окаймляющую рот, сильно вытягивали и сквозь полученное кольцо продевали роженицу. Г. В. Юсупов у гирей-кипчаков записал следующее причитание бабки-знахарки при обряде:

Нас сыном надели,

Царя рабом надели,

Вражья рать подходит,

Скорее, скорее! (Руденко, 1955: 169).

В день родов (или на следующий день) допускалось купание родильницы в теплой бане, где повивальная бабка по ее разогретому телу проводила обязательный массаж с целью борьбы со «сгущением крови» («кан ойоу»), обусловленным беременностью. Речь, очевидно, шла о желании снять застойные явления. В случае возникновения послеродового кровотечения клали на живот полотенце, увлажненное холодной водой, не рекомендовалась горячая пища.

При асфиксии плода, не перевязывая пуповину, принимались меры по его оживлению. Последнее осуществлялось путем создания шумового эффекта – ударом металлическим предметом (ножом, ложкой) по ведру, тазу и т.д. Объясняли это тем, что, якобы, плод находится в состоянии сна и его следует разбудить. Практиковалось похлопывание по ягодицам младенца. При этом его держали вниз головой. Пуповина новорожденного перевязывалась ниткой на расстоянии 1, 5–2 см. от пупочного кольца. Короче не разрешалось, иначе возрастает вероятность появления пупочной грыжи. Рана пуповины обрабатывалась курутом (иногда бараньим салом, слюной), накладывалась повязка. По мнению башкирских повивальных бабок, кроме обеззараживающего действия, курут ускоряет отпадение культи пуповины. Повивальные бабки, учитывая растяжение брюшной стенки за длительный период беременности, в целях предупреждения опущения органов брюшной полости, появления грыжи, на живот родильницы обязательно накладывали тугую повязку сроком на 3–4 недели (Гумаров, 1985: 70).

У татар бездетность считалась большим несчастьем. Следует отметить, что в таких случаях обвиняли прежде всего женщину. Поэтому татары принимали все меры, чтобы выжить ее из семьи (с нею плохо обращались, заставляли выполнять непосильную работу, дело иногда доходило до того, что муж приводил вторую жену). Иное отношение встречала в семье беременная женщина. Ее окружали в известной мере заботой. Так, на 5–6 месяце беременности ей поручали сравнительно легкую работу, на ночь ее не оставляли одну в пустой избе, т.к., согласно существовавшим поверьям, злые духи могли подменить или умертвить ребенка даже в утробе матери. Поэтому в отсутствии мужа и других членов семьи к ней на ночь приглашали старуху-соседку (Мухамедова, 1972: 174).

«У татар родины есть довольно значительный семейный праздник, в особенности у богатых, у которых обыкновенно все обряды великолепные. У богатых повивальная бабка заблаговременно приглашена и в последние дни живет безвыходно. Иные посылают за бабкой, когда почувствуют себя дурно» (Фукс, 1844: 84).

Роды проходили в доме, с помощью бабки-повитухи (к¶нд¶к бисе). Как правило, при повторных родах приглашали ту же бабку, которая принимала первенца. Приняв новорожденного, бабка-повитуха перерезала и перевязывала ему пуповину; затем мыла его теплой водой, завертывала в старую рубаху отца (будет счастливым) и смазывала ротик ребенка сливочным маслом. Если в некоторых семьях дети умирали, то после рождения нового ребенка, с целью «охранения» его, совершали обряд «продажи» новорожденного: бабка-повитуха выносила завернутого ребенка на улицу, клала его на кучу мусора, а сама возвращалась домой. Тут же его поднимала другая женщина, подходила к окну и предлагала хозяевам «купить» ребенка. После короткого торга женщина подавала ребенка в окно. Этот широко распространенный у всех народов Среднего Поволжья и Приуралья обряд, очевидно, был призван обмануть злых духов, внушить им, что ребенок принадлежит не той женщине, которую они преследуют (Мухамедова, 1972: 174). В течение недели у татар, начиная с первого дня рождения ребенка, топили баню, где бабка-повитуха мыла роженицу. Сюда же приносили купать ребенка.

После родов у татар к роженице приходили родственники и соседи с поздравлениями, приносили с собой б¶б¶й аши (буквально: пища ребенку). Примерно через неделю, когда роженица, несколько окрепнув, начинала ходить по дому, всех посетивших ее женщин приглашали на обряд май ашату (угощение маслом). Женщины приносили подарки для новорожденного. Их угощали чаем, разными печеными изделиями и непременно маслом, медом. В этот же день вечером приглашали девушек на обряд б¶би саклау (буквально: охранять ребенка). Их также угощали чаем; затем девушки в доме роженицы устраивали игры и веселились. Как показывает само название, цель этого обряда заключалось в охране ребенка от воздействия злых духов. По представлениям мишарей, в первые дни жизни ребенка джины могли подменить его (взять новорожденного себе, а на его место положить своего). До сих пор у татар-мишарей бытует выражение: «Пир алмаштырган бала» – «Подмененный пиром ребенок». Особенно опасным периодом в жизни ребенка считались первые 40 дней. В это время его старались не оставлять одного без присмотра. В крайнем случае, уходя из дома, рядом с ребенком клали железный предмет (чаще нож) в качестве оберега (Мухамедова, 1972: 174–175).

Наиболее грозным врагом здоровья роженицы считалось переохлаждение. Поэтому отоплению помещения, где она находилась, придавалось исключительное значение. И, конечно, она должна была тепло одеваться (Гумаров, 1985: 71).

У чувашей беременная женщина, хотя и считалась нечистой, пользовалась вниманием: ее называли «асла дан» – «великий человек» (НАЧГИГН, ед. хр. 574: 22). При этом она принимала ряд предохранительных мер: за месяц до родов мазала половые органы деревянным маслом; беременная первым ребенком старалась скрыть свое положение; в период беременности она не должна присваивать себе и красть чужие вещи. В случае, если она крала что-нибудь, например, синее или темное, то верили, что ребенок родится с соответствующими пятнами. Не должна иметь дело с красными предметами, т.к. ребенок может иметь красные пятна на теле. Местом для родов считалась баня, а также изба (НАЧГИГН, ед. хр. 574: 22).

Роды принимала повитуха. Когда голова ребенка начинала приближаться к выходу, бабка через задний проход двумя пальцами направляла голову ребенка. При этом она заботилась о том, чтобы роженица отвлекалась от боли, в этих целях бабка говорила без умолку, рассказывала о случаях благополучных родов. Если роженица лишалась чувств, сбрызгивала ее холодной водой, заставляла выпить сырое яйцо (НАЧГИГН, ед. хр. 574: 23).

Тотчас по появлении ребенка, бабка натирала пупок по направлению к животу – чтобы не ушла его душа. Потом завязывала пупок. Для этого приглашала отца ребенка или кого-либо другого по указанию матери (НАЧГИГН, ед. хо. 574:.23 об.). Затем разрезала кишку, соединяющую пупок ребенка с последом. Пупок мальчика резали на топоре или на черенке кочедыка, а пупок девочки на какой-либо вещи, принадлежащей женскому полу. При трудных родах водят роженицу по комнате, кладут в рот ей собственные волосы, заставляют мужа или ее саму развязывать узлы; мужа перешагивать через жену (НАЧГИГН, ед. хр. 574: 24 об).

Все чуваши любят семейную жизнь, и бездетность считается у них величайшим несчастьем, наказанием Божьим. В тех семействах, где не живут дети, родители при рождении младенца исполняют следующий обычай: новорожденного выносят во двор, если он родился летом, или кладут его около порога избы на куче мусора, если родился зимой. Затем бабушка, которая присутствует при родах, берет его на свои руки и, отдавая родной матери, предсказывает родителям, что младенец непременно будет жить. Советует родителям дать новорожденному особое имя, отличное от того, какое ему дали при крещении. Нередко детей называли именами деревьев, птиц и животных: «упа» – «медведь», «йуман» – «дуб», «хорд» – «сталь» и т.д. (НАЧГИГН, ед. хр. 174: 413).

У коми утром в день свадьбы невеста ходила в баню. Перед баней приезжал дружка и привозил невесте мыло и ботинки. В ответ невеста посылала жениху рубаху, штаны и пояс. Невеста шла в баню с подругами, но мыла ее обычно крестная. Идя в баню и возвращаясь из нее, невеста пела специальные песни. Перед мытьем она обращалась к своим подругам с просьбой приготовить ей ключевую воду, душистое мыло, гребень и полотенце, а при выходе из бани она перечисляла ту красивую одежду, которую на нее надели.

«Цветную одежду надели на тело,

Шелковый дорогой платок повязали на голову,

Надели кашемировый дорогой сарафан.

Козловые обули дорогие сапожки,

Резиновые обули дорогие галоши,

Гарусные надели дорогие чулки,

Хорошо же одели отец и мать,

Красиво обули, родимые!»

( Белицер, 1958).

Мытье в бане являлось обязательной частью обряда мордовской свадьбы. Вот как описывает его М. Е. Евсевьев: «Обставляется она с собой торжественностью: в нее невеста ходит с многочисленными подругами и как по дороге туда и обратно, так и в самой бане, все время причитывает. Называется эта баня девичьей или баней девичества – «тейтерень баня» или «тейтерьксчинь баня». Топят ее в одних местах подруги невесты, в других – «урьваля ават» – «невестки». Если топят невестки, то дрова для бани обычно воруются у соседей. Нередко для этого ломают чужие плетни и заборы. В девичью баню невеста ходит с непокрытой головой, какой бы ни был мороз. Покрывать голову невесте не полагается. В баню ведут невесту подруги, которые по дороге также все время причитывают. Подруги причитывают обычно то же самое, что и невеста, с некоторыми лишь изменениями. Белье невесты несут подруги, хотя и белья-то у нее всего одна рубашка. Кроме белья, подруги приносят в баню бутылку вина и закуски, которые получают от матери невесты. Этим вином невеста угощает в бане подруг. «Банять идесазо» – «Баню выкупает». Церемонию с баней начинают с ее топки. Когда подруги съедят кашу, то выходят из-за стола, а невеста садится на свою подушку и начинает причитывать, просить мать указать ей, кого послать топить баню: «О, мать моя, матушка родимая! О, мать моя, матушка родимая! Кого пошлю я, матушка, жаркую банюшку топить? Кого пошлю я, кормилица, теплой воды нагреть?». Мать указывает на свою сноху. Невеста обращается к ней: «О невестка, моя невестушка! О невестка моя невестушка! Иди-ка, невестушка, я пошлю тебя последнюю банюшку топить, иди-ка, матушка, я пошлю тебя банюшку топить...».

Пока топится баня, подруги невесты с песнями отправляются к жениху за веником и мылом. Дома мыло и веник передают невесте. Невеста бросает мыло в угол, а веник разламывает и топчет ногами, после этого она садится на свое место, потом подзывает к себе молодую замужнюю женщину и просит рассказать, какова жизнь замужняя. Затем к невесте подходит истопница и в причитании сообщает, что баня готова: «Молоденькая сестрица моя золовушка! Красивенькая сестрица-золовушка. Я ходила куда ты меня посылала, я сделала, что мне поручала. Ходила, сестрица, последнюю баню топить, жаркую баню топить...». Невеста при уходе в баню дает поручения членам семьи. Отцу съездить на базар и купить половых досок для гроба: «Купи-ка половых досок, купи-ка гривенных гвоздей. После бани, батюшка, перестанут ходить мои ноженьки, говорить мой язык...». Матери поручает приготовить поминальные блины: «О, мать, матушка родимая! О, мать, матушка-кормилица! Повеленье я тебе даю, наказ я тебе наказываю: после моего ухода испеки-ка ты горячих блинов...». Далее дает наказ двоюродному брату, меньшему по возрасту. При выходе из дому она причитывает: «Пойдемте, подруженьки, пойдемте. В жаркой бане париться, холодной водой окачиваться. Не стану я потом, подруженьки, вместе с девичеством ходить в жаркую баню париться...». Сделав несколько шагов вперед, невеста снова останавливается и причитывает: «Подождите, подруженьки, подождите, не идите, подруженьки, впереди меня самой...». При этом невеста обращается к одной из подруг, дарит ей кольцо и просит ее идти вперед, прокладывая ей путь: «Молоденькая сестрица Ната! Красивенькая сестрица Ната! Пойди-ка, сестрица, вперед проложить мне дорогу. Набродить мне броду...Баня девичества. На красивом, зеленом лугу, на самой середине, на земле, как краска синяя, на месте, где солнце играет. Городские бояре ее срубили, городские подьячие ее привезли. Привезена девичья баня». Подруга выделяется из толпы и до бани идет впереди невесты. Не доходя до бани, невеста снова останавливается и причитывает: «Подождите, подруженьки, подождите, горький запах чувствуется, запах дыма носится». Подзывает подругу и просит ее сбегать к бане понюхать. Девица подбегает к бане, затем тотчас же возвращается и говорит невесте: «Нет, сестрица старшая, из бани идет приятный запах, запах богородки». Невеста дарит ей кольцо и направляется дальше, но через один или два шага снова останавливается и причитывает: «Сударушка моя девичество! Сударушка моя волюшка! Иди, я пошлю тебя, мое девичество, на сивых, бурых лошадях, на санях самокатах. Срублена девичья баня с красивого соснового бора, с места, где белки бегают». Затем бросает в сторону кольцо и направляется к бане: «...хранительница бани матушка! Хранительница бани серебряная! Поверху идет твой горячий пар, посредине идет твой дым, по самому низу идет твой дым, по самому низу идет пыль твоя. Горячим паром обдай меня, дымом своим выкраси меня, зольной пылью покрой меня...». Пока невеста подвигается к бане, туда входят несколько подруг и запирают за собой дверь. Когда невеста подойдет к бане, они начинают петь за дверью: «Войди-ка, старшая сестрица, войди, не мы эту баню истопили, не мы воду наносили. Божья старшая дочь садовыми дровами истопила, богородской травой окурила». В бане невеста недолго остается, так как она накануне мылась вместе с семейными, а сегодня лишь пошла для того, чтобы выполнить обряд. Попариться, немного окатиться свежей водой.

По выходе из бани невеста благодарит хранительницу бани: «Хранительница бани матушка, хранительница бани серебряная, тяжелое сердце мое облегчилось, темное лицо мое посветлело. О, спасибо, спасибо, хранительница, спасибо, что вымыла-вытерла, как крупинка просяная я стала...» (Евсевьев, 1968: 112–129).

В первую субботу после свадьбы молодая топит баню. Баня эта называется «Одирьвань баня» – «Баня молодушка». В этой бане молодушка мывшимся с нею женщинам и детям (своим и чужим) дарит по медному кольцу, без этого не дают ей одеваться. Одна из женщин садится на ее белье и до тех пор не встает, пока молодушка не одарит всех. При выходе из бани такое же кольцо она кладет на кожух и на порог в дар хранительнице бани – Баняве (Белицер, 1963).

Обычай посещения невестой бани перед свадьбой сохранился и в наши дни. Но от веры в Баняву остались лишь воспоминания. Во многих мокшанских деревнях сохранился обряд замены девичьего головного убора на головной убор замужней женщины, который происходил в бане (РФ ГУ НИИГН. И-657. Евсевьев: 237).

Мыться в бане перед венчанием считается обязательным для коми. Мытье в бане для невесты связано с определенными ритуальными действиями, которые не везде одинаковы и не в одно время моется она. Накануне свадьбы моют невесту в Летке (перед каризной), Объячеве, Читаеве (после каризны), Лойме, Занулье (перед плаканьем «белая баня»), Кибре (перед обручанием), Визинге, Вотче, на Выми; рано утром в день венчания – в Пажге, Шошке, Тентюкове, Вильгорте, по всей Вычегде, на Выми, на Удоре; во время или после «зонорд» – на Ижме и у зауральских коми; в Усть-Цильме это происходит во время приносов (родственники невесты приносили ей подарки, появлялись девушки и звали невесту мыться). Топят баню: подруги невесты (Летка), крестная (Лойма, Спаспоруб, Занулье); кто-либо из родных – сестра невесты (Визинга), маленький брат, племянник, племянница (Вымь, Удора); парни и девушки (Тентюково, Ертома, Чернутьево).

Когда топится баня, ее караулят маленькие девки, чтобы кто-нибудь не зашел и не наколдовал (Лойма); или не отходят истопники; не шуруют в очаге («чтоб молодые стали жить в ладу, любить друг друга», Усть-Кулом). Пока топят баню, невеста оплакивает «свою большую девичью волю». Перед баней жених или сам приносит или посылает с кем-нибудь из своих сестер братьев мыло, гребень, ленты. Это мыло при купании в бане невеста не дает никому. Хранит его всю жизнь. В последующем она пользуется им при родах, утирается сама, чтоб быть такой же здоровой, как и при выходе замуж (Плесовский, 1968: 52).

Перед отправлением в баню с подругами или причитательницей (Летка) невеста просила крестную расплести ей косу, но причетом просила не делать этого. Затем невеста причетом зовет в баню всех родных, а отправляясь в баню, надевает шапку (из лисьей шкуры) и опоясывается сеткой («чтоб не околдовали»). Берет мыло, в которое спрятана серебряная монета. С невестой идут в баню 2–3 подруги, берут с собой вино (Ижма). Одна из подруг, провожающих невесту, метет перед ними дорогу.

По пути в баню поют песни, пляшут, парни стреляют из ружей (Летка); провожают невесту в баню с песнями, инструменты заменяют подносы, ножницы, колокольчики и другие звенящие предметы (Нижняя Вычегда). На Выми невеста перед входом в баню стоит у дверей и три раза читает «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Банщик из бани отвечает: «Аминь» Количество моющихся в бане должно быть нечетным. Одна моет, другая мылит, третья одевает и т.д. Невеста в бане моется мылом, принесенным женихом. Этим же мылом моются ее подруги (чтобы выйти замуж). Ленту из косы невеста отдает той подруге, которая расплетает косу; остальные ленты раздает другим подругам. Веником не хлещутся (будет бить муж), а только моются.

Далее идет обряд одевания невесты в пунцовый сарафан, а невеста во время этого ритуала причитывает. Каждый раз, когда невеста что-либо берет или кладет в бане, она произносит заговорную формулу: «Кто зло делает – самому». Во время мытья невесты парни и девушки поют песни, пляшут, едят конфеты, пьют вино около бани. Пока невеста моется в бане, дружка жениха приносит так называемое «мур кок» или «банник яй» — «банное мясо»: жареного глухаря, мясо другой дичи (иногда зайца), но не домашних животных. А после бани невеста дома причитывает о бане или косе и благодарит родителей за баню. По выходе из бани невеста снова накрывается шалью. После бани невеста кормит подруг-банщиц жареным мясом иногда ест и сама с ними (с. 58, 128).

Р.А Султангареева отмечает, что обрядовая баня (бане-«мунса») распространенный эпизод в свадебном обиходе тюркских народов. В основе его лежат магические воззрения людей, связанные с верой в очистительную силу воды. Башкирский материал, связанный с эпизодами свадебной бани, проявляет былой магический характер купания невесты. «Невеста (к¶л¶ш) шла в баню вместе с подругами и купалась с ними. Старшая сноха опрыскивала раскаленные камни (мунса таши) напитком (ш¶рб¶т), привезенным жениховой стороной, и при этом произносила благопожелания (тел¶к), заваривала веник (миндек). Сначала невесту должна парить девушка, у которой родители живы, а затем остальные. После купания невесты (енг¶) в бане на перекладину привязывали белый лоскуток в знак дани хозяину бани (мунса эйде). Если этого не было, то невесте якобы грозила бездетность, несчастливая жизнь в замужестве (Султангареев, 1994: 276).

Некоторые календарные праздники и обряды коми тоже были связаны с баней. Перед севом было принято мыться в банях и одеваться во все чистое. Особенно примечательным было мытье в бане накануне Иванова дня «В некоторых местах есть у них обычай 23 июня топить бани, и в оных настилать траву, называемую купальницей, на которой лежа, из той же травы навязав веники, парятся, и после купаются, в чем состояло древнее празднество богу Купале. В других же местах накануне Иванова дня мужчины и женщины купаются в реке, секут себя березовыми вениками, затем бросают их в воду и следят, что будет с ними. Если веник утонет – смерть или беда; уплывет — свадьба, радость, веселая жизнь; прибьет веник к берегу — невыход замуж, жизнь без пермен (обычай, очевидно, перешел от славян). Аналогично праздновали Иванов день и в северных русских губерниях (Ильина, Шабаев, 1985: 117).

Итак, роль бани, неразрывно связанной с народными традициями, всегда была многофункциональной в системе жизнеобеспечения этносов.