Улица десятая

О человеческой душе как глаголющей и какова она на сей ступени; о том, является ли она чувственной душой, повысившей свою степень, или же у человека три души, растительная, чувственная и глаголющая, как то утверждают некоторые; о том, субстанция она или акциденция, и если субстанция, то присущи ли ей те же акциденции, что и телам, или ее акциденции – особые; о том, что в ней играет роль материи и что – формы

Из сказанного прежде ясно, что человеческая душа как чувственная является не актуальной, когда она была бы пределом и стала тем самым такой же, как прочие души животных, которые для взыскующих своего блага тел суть {343} совершенство, но потенциальна и представляет собой ту конечную цель, совершенство коей для самой себя, а не для своего тела достигается благодаря тому, что стоит рангом выше ее, и тогда она становится актуальным разумом, и что она не определена той чертой, но, запечатлевая формы, оную переступает. Здесь же скажем, что под «глаголющей» мы разумеем душу, действующую так, как то определено ее совершенством, придерживающуюся установлений и законов вероисповедной общины, в стяжании поднявшейся над сенсибельным и не нуждающуюся в оном, такую, для которой место сенсибельного заняли в стяжании интеллигибельные сущности, сами себя разумеющие и сверхприродные, ибо для сей души интеллигибельное – то же, что для чувственной – сенсибельное. в этом отношении она такова же, как и чувственная. А именно, если чувственная душа не воздействует на сенсибельное (кое есть потенциально интеллигибельное) и тем не укрепляется и не стяжает блистательной актуальности, то остается потенциальной (как питательная сила, если не воздействует на пищу, остается бесполезной, а когда воздействует на нее и она становится ей подобна и с ней схожа, то она уже – такая же, как и та, и проникают в нее ее силы, и они становятся чем-то единым); так же и души глаголющая, если не уразумевает интеллигибельное, разумеющее само себя, и тем не достигает с оным сходства и не становится актуальной, то остается потенциальной, занимающей ранг чувственной души.

Как мы уже говорили, для чувственной души сенсибельное, благодаря коему эта душа обретает актуальность, то же, что для души глаголющей – интеллигибельное, и как с точки зрения акта сенсибельное и чувство не схожи, так ж«[не схожи] разумеемое и глаголющая душа. А когда она его (разумеемое, т. е. Разумы.– А.С.) уразумевает, они становятся схожими и соединяются, и она, как и те, обретает актуальность и так же отвлечена от всего, что связано с первоматерией, разумеет свою самость и разумеема своей самостью, отлична от тех форм, что принадлежат первоматерии, где разумеющее – одно, а разумеемое – другое, и в отвлеченности [от материи] ее самость достигает такой черты, когда действует в самой себе и не нуждается в первоматериальном сенсибельном. Одним словом, как искусственные формы придают материям актуальность {344} (например, делают дерево ложем), так и разумные формы делают потенциальный разум актуальным.

А посему конечная цель чувственной души (коя есть первоматериальный разум) и благородство ее воздействия на вне ее сущее сенсибельное (кое есть сенсибельное потенциально[147]) чрез имеющиеся у нее [орудия] состоят в том, чтобы воздействовать на отпечатки сих сенсибельных форм, которые благодаря чувству имеются в ее самости отвлеченными [от материи], так что приемлющая их самость становится единой и актуальной – сие актуальным чувством, а то актуальным сенсибельным, – и так стать представляющей; а конечная цель сей представляющей [души] (как представляющей, воздействующей на актуально сущие в ее самости отпечатки сенсибельного) – стать такой, чтобы запечатлеть формы изначально нематериального и актуального интеллигибельного. Это и есть ее совершенство.

Однако когда душа еще находится на ступени представляющей души и не достигла соединения с вышестоящим (а этот ранг является первичным рангом глаголющей души), она считается одной из природных форм, имея притом некоторое сходство с внеприродными Разумами (кои суть небесные буквы). Так же точно имеют сходство с обоими родами те виды, что общи им, однако же виды сходны с вышестоящим смыслами, а душа – чрез свою самость, в зависимости от того, насколько подготовлена она к достижению полного сходства с вышестоящим и полному отделению от ниже ее стоящих природных сущностей. И пока имеет она указанный ранг, этой ее степени не устраняет сие сходство, но лишь то, что может ее с этого ранга переместить, благодаря чему она станет актуальным разумом, схожим с внеприродными Разумами, с коими соединится. Оное же, что перемещает ее на сей ранг (после которого нет никакого предела), не есть одни только связанные со скрытым поклонением божественные науки, но они вкупе со связанными с явным поклонением пророческими Законоустановленными деяниями, каковая совокупность названа в Священном Писании (т. е. Коране.– А.С.) благочестием (такван); оно – запас души[148], ее основа, благородство, красота и венец.

Итак, потенциальная чувственная душа становится благодаря ощущаемому актуальной, представляющей душой, а в сопряжении с вышестоящим – потенциальной; она {345} же, запечатлевая формы интеллигибельного, саморазумеющего, становится, подобно тому, актуальной и разумеющей. Здесь светы отделенных [от материи] Разумов (кои суть приближенные ангелы) играют роль закваски, положенной в тесто и делающей его себе подобным в силу их взаимной соотнесенности и сходства, не будь коих, не было бы одно из них приемлющим, а другое – воздействующим (как в силу утери сходства не схожи меж собой закваска и пальмовое вино, а потому в нем при добавлении закваски не возникает того, что возникает в тесте). А сходство сие возникает в душе потому, что каждым из действий своих, относящихся к ощущению и представлению (кои оба сбирают включаемое в два поклонения), она приобретает нечто, придающее ей похожесть, согласность и совершенство. Так же, к примеру, чеканный дирхем и динар достигают предела в восприятии действий мастера (определение пробы, взвешивание, литье, ковка, придание округлой формы и нагрев), и в каждом из них они приобретают и подготавливаются так, что принятие ими наносимых на них надписей (благодаря чему они суть динар и дирхем) является последним из всего ими принимаемого и придает им завершенность и сходство, не оставляя после себя ничего, что дирхем и динар могли бы принять. Так же и чувственная душа (то есть потенциальный разум) достигает предела в принятии светов влияний небесных тел и научения границ Божьей религии, кои воздействуют и влияют на нее, устраняя обязательными деяниями ее дурные черты и наделяя ее знаниями, даваемыми пророческими Законоустановлениями благодаря представлению. Во всем этом есть свои ранги, на которые поднимается душа, и благодаря этому становится она схожей с вышестоящим до такой степени, что формы выше ее стоящих актуальных отделенных [от материи] Разумов (а запечатлев формы оных, достигает она своего совершенства и охватывает свою самость и уразумевает ее) являются последним, что запечатлевает она, исполняясь и становясь подобной им и схожей с ними, и после сего не остается никаких других форм, которые она должна была бы обрести.

Глаголющая душа не может произвести свои действия, познавая истинное как истинное и ложное как ложное в науках, связанных со вторым, скрытым поклонением, и доброе как доброе и дурное как дурное в деяниях, {346} относящихся к явному поклонению, без того, что для нее есть то же, что свет для глаза, того, что проистекает от тех, с кем связано ее совершенство (от небесных границ, то есть исполненных Разумов, и земных границ, то есть Божьих наместников – служителей Всевышнего), а именно без всецелых знаний (улюм куллийя), что связаны с утверждением этой души. Надлежит ей стремиться к тому, чтоб познать и накрепко привязаться к оному, как-то: к [знанию] воздействующих на душу (как о том говорит Закон) ангелов, Божьих границ, явного поклонения, к познанию малых и больших циклов, знанию о Страшном суде, загробном воздаянии и каре, рае и огненной геенне, каковое знание таково же, как необходимое знание о том, что три и три дают шесть, и что если из десяти вычесть два, останется восемь, и что если к девяти прибавить шесть, будет пятнадцать. Приемлет сие [знание] чувственная душа; однако оно не может оказаться в ней, пока не примет она того, что для нее играет роль формы, то есть пока ее самость не станет обладательницей отделенной от сенсибельного формы и не начнет раздумывать о ней, то есть представлять. Оная же форма оказывается и в самости души лишь тогда, когда чувство встречается с ощущаемым, а встречается оно благодаря подготовленным и воздвигнутым орудиям, коим довелось быть при посредстве той смеси, в которой возникла чувствующая жизнь. Тогда встреча чувства с ощущаемым в душе становится как бы первоматерией и материей, мысль же, или образование форм, то есть представление, – формой для оного. Далее, думающий и представляющий становится как бы первоматерией в принятии разумных форм, кои суть приближенные ангелы. Достигнув сего ранга, оказывается душа в ангельских эмпиреях и именуется душой глаголющей.

Однако стяжать сие она может не иначе как чрез Законоустановленное, упражняя себя и следуя богоначертанным законам в явном и скрытом. Когда же она запечатлеет их формы и будет руководствоваться ими так, как мы говорили, то о ней нельзя будет сказать, что она – первоматерия, ибо она уже поднимется над сим рангом и обретет актуальность. Тогда на достигнутой ею ступени самодостаточности и счастья не озаботит ее ничто противное интересам ее тела, но напротив, будет стойко противиться она его страстям, влиянию его смеси, всем его прихотливым капризам, отличаясь от него так же, как созревшая и {347} ставшая сладкой ягода винограда отличается от той своей основы, от коей проистекло ее ближайшее бытие, то есть от виноградной кисти. Тогда действия ее будут только благими, влекомые ее совершенством, и войдет она в число счастливых, не подверженных ни страху, ни печали. Способная улавливать знания чрез установление равновесности, она достигнет крайних пределов в познании сущего, среди коего не будет ничего такого, что не смогла бы она познать, и войдет она в число не подверженных ни страху, ни печали.

Таким образом, человеческая душа едина, а не такая, как о том говорят, будто их у человека три: растительная, чувственная и разумная глаголющая. Так говорящие судили по ее действиям, что проистекают от человека: увидев, что он добывает пропитание (каковое действие есть действие растительной жизни), они приписали ему растительную душу; увидев, что он обладает чувством и взыскует пищи и наслаждений (каковое действие есть действие животного), они приписали ему чувственную душу; увидев, что он познает и разумеет, думает и различает (каковое действие есть действие разума), они приписали ему разумную глаголющую душу. Однако, сказав, что у человека три души, они не разъяснили, каковы же они. Сии действия человек совершает не потому, что у него поистине три души; действия его множественны из-за множественности орудий, из которых каждое заслуживает собственного имени. Так же о поклоняющемся Богу, когда он молится, говорят, что он молящийся, когда постится – постящийся, когда отправляется в паломничество – паломник, когда дает милостыню – подающий, а совершает все эти различные действия (где молящийся – не то же, что постящийся, и подающий милостыню таковым является не потому же, почему является паломником) один человек. Или же плотник: когда он пилит, он пильщик, когда сверлит – сверлильщик, когда работает скобелем – скобельщик, и так далее; сам плотник един, а его орудия множественны, и не может быть так, чтобы одно из этих действий совершал один действователь, а другое – другой, ибо это означало бы, что чувство нас обманывает. И душа едина, действия же различны из-за различия орудий, уготованных ей в зависимости от искомого действия. Когда она действует во благо своего тела при помощи желудка, печени, внутренних и внешних органов, {348} то говорится, что она обладает растительной силой; когда действует при помощи глаза, уха и [других] органов чувств и взыскует наслаждений, то говорится, что она обладает чувственной силой, постигающей сенсибельное и приемлющей рост, так же точно, как сия душа приемлет и силу памяти (кувва хафиза), и силу воздействия на иное (чем напоминает саму Природу), сама же душа едина, и нет в ней одного отдельно от другого.

Коль скоро так, то это суждение о том, что душа едина, а по своим действиям множественна, остается верным и далее: поскольку сенсибельное приводит ее в движение, она обладает чувственной силой, а поскольку она способна хранить ощущения, у нее есть другая сила, сама же она едина, но из-за различных действий своих и их разных названий множественна, ибо она – душа, обладающая силами. И пусть не возражает нам оппонент, введенный в заблуждение той двойственностью, что возникает в душе негодующего человека, когда одно в ней толкает к отмщенью, а другое заставляет подавить гнев и простить обидчика (а этот довод схож с тем, в котором обсуждается человек, нашедший хранившийся в его доме кошель с деньгами – будто бы он должен однажды взять его, а в другой раз не тронуть), говоря, что будь душа едина, то не производила бы она двойственного, в чем одно влечет противоположное другому, но лишь единое, ибо, мол, известно, что от единой самости не может происходить различное; пусть не возражает так, ибо сие различное возникает в душе не потому, что в ней есть несколько действователей, но оттого, что в актуализации своей она занимает разные ступени, кои и влекут таковое. Ведь единообразное действие влекомо лишь тем, что уже актуально, как, например, в случае с животной чувственной душой, актуальность которой обусловлена ее природной смесью, а потому она не может совершить или не совершить действия, но всегда производит одно и то же действие. в человеке же двойственное и различное влекомо именно тем (хоть и есть в нем то, что обусловлено животной чувственной душой), что душа его не актуальна, как чувственная, а потенциальна и лишь направлена к актуализации, к тому, чтобы чрез все ей для того уготованное стать чем-то иным, нежели чувственная душа. Поэтому есть и такие ее действия, что идут вразрез с действиями чувственной души. в сем она похожа на {349} неспелый финик в грозди плодов финиковой пальмы, каковому финику положен предел, по достижении коего о нем говорят, что он созрел. Пусть одна сторона этого неспелого плода полностью приняла воздействие солнца, светил и столпов, Богом ради того сотворенных, тем достигнув своего совершенства и предела, и обрела украшающую его сладость, другая же его сторона, оного еще не достигшая, имеет терпкий и вяжущий вкус, ибо осталась такой же, как и была. Или же возьмем к примеру единую виноградную гроздь, в которой одна ягода сладкая, другая неспелая и кислая, одна обусловливает сладость (всей грозди.– А.С.), другая – кислоту. Так вот, означает ли существование сладости в одной ягоде и кислоты в другой, что у этой грозди две души: одна придающая сладость, а другая – кислоту? Нет! Разум таковое не утверждает. А дело тут в том, что если нечто потенциально и ему дано однажды перейти в акт и осуществиться на им достигнутом пределе, то те отпечатки и признаки, что обусловлены в нем сим пределом, проступают в нем постепенно, один за другим; поскольку и в чем они уже актуальны, постольку и в том оно актуально, а поскольку и в чем они потенциальны, оно остается таким же, каким было первоначально, то есть обусловленным своей смесью.

А посему, коль скоро бытие души состоит в том, чтобы стать разумеющей, схожей с вне[природными] Разумами, и коль скоро она потенциальна, то те действия, что характерны для нее как конечные, как результат актуализации и стяжания благ чрез Законоустановленные деяния, бывают явлены ею не сразу в чистом виде, а по мере того как возымеют в ней успех божественные приказания и те причины, что приводят ее к совершенству, а именно: Законом установленные вещи, божественные обряды, придающие душе набожность, честность, справедливость, способность прощать, милосердие, правдивость, щедрость, стойкость, целомудрие, а также знания и сведения, способность применять способ равновесного извлечения знаний на основе Закона, Уложения и пророческих божественных начертаний; насколько усердна она в этом, настолько появляется и определяемое оным ее совершенство. Поскольку же она едина, и в ней есть и изначально обусловленное ее смесью, и влекомое полученными отпечатками [совершенства] (от коих проистекают характерные для ее совершенства действия), {350} то в действии своем она колеблется между тем, что обусловлено ее смесью, определяющей потенциальность и несовершенство, и тем, что обусловлено совершенством, приобретенным деяниями и познаниями. Если верх берет сила смеси, то возникающее при негодовании действие будет жесткосердным отмщением, подобным кислоте незрелого винограда и терпкости неспелого финика; если же верх возьмет то, что содержится в форме вероисповедания, божественных обрядах и пророческих приказаниях, то возникающее при негодовании действие будет прощением или подавлением гнева, подобным сладости спелых виноградных ягод и фиников. Посему у тех, кто является человеком поистине (например, у пророков и небесноподдерживаемых), не заметишь гнусных поступков, ибо души их, актуально сущие и стяжавшие совершенство, добродетель и вечное счастье, похожи на свежий спелый финик, достигший совершенства и дающий только сладость, или же виноградную гроздь, в которой нет ни одной кислой ягоды.

Итак, душа едина, действия же ее различны в зависимости от орудий, качества смеси и обретенных ею божественных форм. А посему надлежит нам, благого вероисповедания чадам, с терпеливым усердием исполнять обязательные для нас религиозные деяния и держаться начертанных божественных законов, дабы чрез оное прилежание стали наши души разумеющими и вознеслись ввысь, дабы поднялись над ступенью зримого и чувственного к ступени ангельской и достигли предельной цели своей – положения вне[природных) Разумов; дабы таковы же были, как созревшие, прежде зеленые виноград и финик, ныне исполненные совершенства и прежнюю кислоту и терпкость свою обратившие в сладость, дабы и ее обусловленные природной смесью пороки обратить в добродетели и благодаря следованию путем обоих поклонений из презренной порочной стать ей благородным разумом.

Если же кто-нибудь станет утверждать, что глаголющая душа высока тогда, когда выносит точные суждения и достигает своего предела в понимании, знании и незамутненной уверенности, низка же тогда, когда суждения ее ошибочны, когда она непонятлива, невежественна и мутна, а поскольку ничто из этого не причисляется ни к благородству, ни к низости чувственной души, постольку, мол, чувственная душа есть нечто иное, нежели глаголющая, то мы на {351} это ответим, что уже сказанное нами опровергает сие возражение. Ведь правильные мнения, способность различения и прочие высокие свойства возникают в душе со временем, в результате упражнений и стяжания, когда достигает она своего совершенства и оно начинает в ней проявляться, в то время как низкие ее свойства проистекают от ее смеси и того, что приобретает она под ее влиянием, пока не начнет упражнять себя в горниле двух поклонений, явного и скрытого. Все это – результат ее потенциальности, и нет и этом ничего, что обусловливало бы существование двух душ или противоречило бы нами сказанному. А именно: правильное мнение, верное различение, точное суждение иподлинное воззрение относятся к представлению, представление же поистине проистекает только из ощущения, а ощущение связано с чувственной душой. Если же точное суждение и подлинное воззрение проистекают от ощущения, а ощущение – от чувственной души, то почему глаголющей душой не может быть эта самая чувственная душа, обладающая способностью различения и точным мнением, но только стяжавшая извне то, что перевело ее в акт, действующая так, как то обусловлено ее самостью в соответствии с ею приобретенным (и ставшая как финиковое дерево, оплодотворенное извне однородным с ним и. ставшее актуальным фиником, а не будь оно оплодотворено, то и не произвело бы ничего)? Итак, душа едина, а с точки зрения определяемых ее стяжанием разрядов множественна.

Она является субстанцией, причем в двояком смысле: и со стороны того, что в этой субстанции играет роль носителя, исо стороны того, что играет в ней роль несомого.

Что до того, что в ней играет роль несомого, то известно, что бытие всего проистекает от чего-то, что обусловлено мудростью, а иначе оно не существовало бы. Далее, известно, что у человеческой души есть такие обретаемые ею знания, в которых она не нуждается для сохранения своего тела и обеспечения его пользы, например, знание поддерживающих причин и их следствий, свойств субстанций и акциденций и так далее. Итак, установлено, что все, что есть, существует в силу чего-то, что обусловлено мудростью; из того, что у души есть те [знания], которые ей не нужны для сохранения своего тела и обеспечения его пользы, вытекает, что таковые [знания] существуют у нее не для ее тела (ибо, будь они для ее тела, то такие же имелись бы и у {352} скотов и зверей, а мы находим, что они не имеют даже и меньшего, не говоря уж о таковом); если же установлено, что это у нее не для ее тела, то оные имеющиеся у нее знания (тогда как телу ее достаточно изначально бывшего у нее знания о его пользе) могут быть только для нее самой. Если они не для ее тела, следовательно, они для ее самости; они приходят к ней извне и принимаются ее самостью. Они привходящи, она же приемлет их, а приемлющее обязательно должно быть субстанцией. Следовательно, она – субстанция.

Что же до того, что играет в ней роль носителя, то известно, что Первое Сущее от Всевышнего, или Первый Разум, является первым пределом сущего. Поскольку он – первый предел, которому ничто не предшествует (а иначе бы он не был пределом), следовательно, он должен быть незыблемой субстанцией. Ведь если бы он, чье бытие проистекает от Всевышнего, был акциденцией, то для сохранения своего бытия нуждался бы в некоем вместилище, которое было бы для него как бы материей, и тогда должно было бы существовать такое вместилище. Оно, однако, не существует, что доказывается двояко, и каждым из сих случаев отрицается акцидентальность Первого Разума.

Во-первых, если бы такое вместилище существовало, то оно было бы всегда-сущим и вечным (кадим) (подобно тому, как некоторые говорят о вечности пятикратной молитвы), и тогда оно заслуживало бы быть вместилищем не более, нежели то, от чего произошла сия акциденция; больше того, одно из них не должно было бы быть действующим скорее, нежели другое. Это означало бы, что каждое из них наделено чем-то, чем не наделено другое, а из такой наделенности следовало бы, что им обоим предшествует нечто, их оным наделяющее. Далее, о таковом и о том, что являлось бы вместилищем, следовало бы сказать то же, что и о сих двух, из чего опять вытекало бы предшествование им такого же наделяющего, и так до бесконечности, что означало бы несуществование сущего. Однако бытие сущего свидетельствует о невозможности такой беспредельности, а невозможность такой беспредельности означает, что этого вместилища не существует, а если не существует вместилища, следовательно, он (Первый Разум.– А.С.) – незыблемая субстанция, а не акциденция.

Во-вторых, если бы Сущее от Всевышнего было акциденцией, а вместилище (с каковым связано существование {353} акциденций) – несуществующим, то его (Первого Сущего.– А.С.) бытие было бы невозможно. Невозможность его бытия означает несуществование сущего, из бытия коего следует невозможность того, что влечет его несуществование, а невозможность того, что влечет его несуществование, означает, что Первое Сущее не является акциденцией. Итак, в обоих случаях Первое Сущее от Всевышнего не может быть акциденцией. Если же оно не может быть акциденцией (ибо таковое приводит к невозможному, что отвергается здравыми умами), то оно должно быть субстанцией. Если же оно как первый предел является субстанцией, а бытие человеческой души в порядке бытия – конечное, такое, что после него нет никакого другого сущего, то она является вторым пределом сущего и его завершительницей. А коль скоро она – второй предел, то она должна быть не акциденцией, а субстанцией, ибо, будь она акциденцией, она не была бы однородна с тем первым пределом и не могла бы с ним соединиться – ведь с природными акциденциями соединяются природные вещи, дабы так обрести свое совершенство, сия же (т. е. человеческая душа.– А.С.) сама является пределом, а потому обладает своим совершенством и достаточностью, приемлет и не приемлет. Раз мы находим, что она соединяется (с Первым Разумом.– А.С.) и что в ней появляются отпечатки истечения, то это служит доказательством того, что она как второй предел является субстанцией, приемлющей от первого предела.

Итак, она – субстанция, та конечная цель, к которой восходит Природа в своем действии, и после нее нет никакого сущего. Таковы же и побратимы ее, другие конечные цели, как, например, древесина, результат (хасыль) всего, что считается растением, или же минеральные тела: для них всех исполненность и совершенство даются не Природой (предел действия которой в том, чтобы произвести их таковыми [т. е. несовершенными.– А.С.]), но человеком, который благодаря питающим его божественным силам выше их, а потому может даровать им совершенство, придавая им искусственные формы, в коих заключено их совершенство и после коих уже ничего нет. Совершенство ее проистекает от более высокого, от вне[природных] Разумов, заключенных в первом пределе, соответственно тому, каково ее бытие и стяжание.

{354}

Она имеет два состояния, в первом из которых, а именно в состоянии своего изначального бытия, ее самость схожа с акциденциями, ибо нуждается в том, что сохраняло бы ее бытие, что связывало бы ее и чем исполнялось бы ее действие. Поэтому древние и разошлись в мнениях о ней. Одни говорили, что она – акциденция, и были правы применительно к этому ее состоянию. Ведь если она в этом своем состоянии отделится от тела, ее самость исчезнет так же, как исчезают покидающие свое вместилище акциденции, и она утратит свое бытие. Поэтому, если она остается таковой, пустой и нуждающейся для бытия в своем теле, то она – акциденция. А во втором состоянии, когда стяжает она, человеческая душа является субстанцией. Это – состояние ее конечного бытия, когда она уже стяжала и обрела самостное совершенство, когда приняла изливаемые на нее формы, ее свершающие, когда чрез объятые ею знания исполнилась и в большинстве своих действий перестала нуждаться в теле. Благодаря этому ее состоянию древние и называли ее субстанцией и были в этом плане правы. Однако они не различали этих двух состояний, и каждый из них шел своим путем, доказывая то, что ему казалось правильным. Итак, если душа стяжает, то она – субстанция. А в низшем своем (изначальном).состоянии она потенциальна и не постигает ни своей самости, ни иного; когда же заструится в ней живительная влага запечатления форм, она начнет разуметь и свою самость, и самости иного. Эти состояния одно за другим чередуются в ней, ибо она движется путями перехода в актуальность, а потому получает одну форму за другой, причем изначальные ее силы не исчезают, ибо она испытывает нужду в сохранении своего тела.

Будучи субстанцией, она не такова, как тела. Ведь те акциденции, в которых заключено совершенство тел, ей не присущи, так же как придающие ей совершенство акциденции не присущи телам, что разъяснено нами в «Чистейшем трактате». У нее нет поверхности (мисаха), каковую имеют тела, и она не постижима для чувств, коими постигаются тела; а тела не обладают тем, что имеет она: знанием, жизнью, мощью и способностью познавать чрез умозрение (назар), разделение (таксим), разложение (тахлиль) и сложение (таркиб). Посему она не есть тело; а будь она сама телом, то по достижении совершенства не пренебрегала бы {355} своим телом, не думала бы о нем все меньше и меньше, и не постигало бы ее бессилие при малейшей немощи, проистекающей вследствие ее изначальной потенциальности и определенной той смесью, от которой она произошла; и тогда бы с укреплением своего тела и достижением своего совершенства она обретала бы наибольшую силу в знании и познании. Поскольку же всего этого нет, – ибо когда тело слабо, она в знании, сильнее, и когда силы тела доходят до крайней степени разложения, она бывает способнее в постижении божественных знаний, – то установлено, что она не тело и не дробится и не делится.

Итак, она – нетелесная субстанция, бытие ее возникает (как мы показали) из телесного и нетелесного, в ней есть и то, в чем она схожа с телесным, и то, в чем схожа она с нетелесным. [С телесным] схожа она в том, что принимает акциденции и становится обладательницей жизни, знания и могущества, – так же и тело имеет длину, ширину и глубину, – и в том, что ущербность ее изначальна, а совершенство конечно, – так же и тело изначально ущербно, а после принятия форм приходит к своему конечному совершенству. А с нетелесным она схожа тем, что разумеет свою самость, сбирает все добродетели, изливает истечение и благодать. Как те Разумы изначально живы, обладают мощью, разумеют свою самость, сбирают все добродетели и изливают истечение и благодать, так и она становится таковой в конце, так что между ними существует соотнесенность. Когда же ее бытие только начинается (как мы о том говорили), когда, затем, исполняется она чувственных сил и обусловленных смесью действий, затем запечатлевает формы сенсибельного и тем формам случается быть в ней отдельно от своей материи, затем начинают появляться в ней отпечатки воздействия поклонения Богу, своему Всевышнему Господу, и она запечатлевает формы предшествующего ей в бытии, а также и последующего из числа границ Божьей религии (что выступает тогда наподобие принятия акциденций), то в сем совершенном состоянии роль материи в ней играет то, что она (как мы уже говорили) сбирает все ощущаемое и достигает в том, запечатлевая формы и представляя, своей конечной цели, роль же формы играют божественные формы и светы вечных Разумов, кои суть ее конечная цель и совершенство; тогда она именуется вторым воскрешенным.

{356}

Итак, суммируем: у человеческой души, поднимающейся в своем бытии к предельному совершенству, есть ранги (такие же, как ранги чисел, используемых, как о том говорилось во введении к сей книге, для сравнения с телесным сущим и взвешивания его на весах равновесности) и высокие ступени, которые стяжает она и с которых перемещается на более высокие, пока не достигнет предела. Изначально, на первой ступени, она является растительной жизнью, не имеющей чувства, тогда, когда во чреве матерей появляется форма той смеси, благодаря которой она существует. С ней (растительной жизнью.– А.С.) связано исполнение ее тела и устроение ее физического облика; в акте своем она восходит к своей конечной цели, где остается ей только одно – чтобы у нее появилась форма, благодаря которой она станет чувственной и перейдет на следующую ступень. На сей ступени она являет собой тот центр, вокруг которого исполняется все связанное с устроением орудий и членов для ее тела. Затем, выйдя на воздух и открывшись светам небесных тел и бестелесных Разумов, она получает форму и начинает ощущать боль и наслаждение. Это возраст ребенка, а затем подростка. Здесь силы ее как [души] чувственной укрепляются в постижении и запечатлении форм сенсибельного до такой степени, что наряду с направленным вовне, на улавливание форм сенсибельного, она получает способность воздействовать на привнесенные в ее самость формы сенсибельного, комбинируя и уравновешивая их. Благодаря оной способности она становится представляющей и перемещается на следующую ступень. На этой своей ступени она является тем центром, вокруг которого происходит стяжание сенсибельных форм. Затем, получив способность уравновешивать, судить об одном по другому и представлять, а именно тогда, когда начинает она задумываться о сущих вещах и искать знания их поддерживающих причин, она, будучи представляющей, достигает в уравновешивании сенсибельного сущего Законоустановленным (как того требуют весы вероисповедные и в соответствии с полученным от Божьих наместников знанием законов явного и скрытого поклонений) такой степени, что обретает способность запечатлять формы подобий актуальных Разумов (кои суть ангелы), благодаря чему переходит на следующую ступень. На сей своей ступени она является тем центром, вокруг которого происходит стяжание знания подобий {357} нематериальных [Разумов] благодаря представлению и установлению сходства. Затем, когда она способна чрез ощущение и представление получать формы подобий не[материальных] Разумов (кои суть ангелы) из постигаемого ею сущего, она обнимает все, что скрыто от чувств; таковое и есть разум.

Это происходит тогда, когда она запечатлевает формы бытия сущего как сотворенного и как первой и конечной эманации[149]. Будучи способна улавливать знания посредством установления равновесности, она в уяснении изначальной необходимости бытия сущего, до его существования, достигает такой степени, что никакое знание о сущем не может ускользнуть от нее. Тогда в ее самости возгорается свет Разума и доставляет ей благодать мира Единства. На сей своей ступени она представляет собой тот центр, вокруг коего происходит объятие сущего и стяжание. Затем благодаря обретенному ею могуществу и способности объять сущее, необходимость бытия которого изначальна до его существования, в ее самости возгорается свет примерно так же, как в масле бальзамового дерева возникает огонь при соединении с теплотой; с ней соединяются Разумы, и она становится не[материальным] разумом, подобным им и схожим с ними. Это тот момент, когда пред нею отверзаются двери мудрости и она более не нуждается в помощи чего-либо другого для совершения своих действий. Тогда она достигает предела, и после сего не остается никакой другой ступени, на которую могла бы подняться она. На сей ступени она представляет собой тот центр, вокруг коего стяжается полнота сходства и воскрешенности; она сбирает все ранги, всю множественность и все формы и становится формой для всех форм. Сие представили мы наглядно.

Речение же Божье о сем правдивее, красноречивее и доказательнее: «Мы сотворили человека из квинтэссенции праха, потом поместили в надежном вместилище [каплей] семени, потом это семя претворили в сгусток крови; затем этот сгусток крови претворили в плоть; затем эту плоть претворили в кости; затем эти кости одели мясом; затем устрояем его другим творением. Благословен Бог, искуснейший из творцов!»[150]. Таковы семь ступеней, коими сотворяется физический облик человека. Поведал Он о сем, дабы, зная их, знали мы ступени души [в восхождении] к ее {358} второму совершенству. Квинтэссенция праха, из коего вышло семя, уподобляется смеси, от коей происходит растительная [душа], семя, из коего вышел сгусток крови, – растительной [душе], из коей получилась чувственная; сгусток крови, из коего вышла плоть, – чувственной [душе], от коей изошло представление; плоть, претворенная в кости, – представлению, из коего исходит глаголющая [ду

СХЕМА С.358

ша]; кости, с коими соединяется мясо и кои оным одеваются, – глаголющей [душе], коей познаются вне[природные] Разумы; мясо, коим устраивается другое творение, – обретению форм Разумов и их ступеней, чрез что свершается второе воскрешение, кое есть совершенство и второй предел, за которым нет никакого другого предела. Здесь мы изобразили, как она движется по сим рангам.

Подтверждают и обусловливают сие весы вероисповедные. Из того, что в мире религии глаголющий взращивает заветника, научает его и приводит к совершенству, вытекает, что не[материальные] Разумы опекают души в {359} мире Природы, особенно же души разумеющие. Из того, что если бы заветник не действовал в соответствии с Законом и его нормами и не следовал божественным приказаниям, то его душа не достигла бы совершенства, вытекает, что если чувственная душа не воздействует на сенсибельное, она не запечатлевает и форм интеллигибельного, в коих состоит ее совершенство. Поскольку изначально душа заветника была не такой, как душа пророка (да благословит Бог его и род его!), а благодаря поучению и деяниям стала схожа с ней, так что были они одна на другую похожи, по каковой причине пророк (да благословит Бог его и род его!) уподобил свою душу его душе, а Бог, когда приказал заклинать друг друга, сказал: «...сами мы и сами вы»[151], следовательно, чувственная душа не схожа с интеллигибельным, а когда чрез знание и деяние запечатлевает его формы, то уподобляется ему и становится с ним схожа.

Поскольку заветник, достигший совершенства и занявший свою ступень, актуален, а потому не похож ни на что из относящегося к Закону, управлению и нормоуложению ни в явном [их виде], ни в скрытом, и на этой своей ступени не нуждается ни в чем (как ранее нуждался в пророке), следовательно, глаголющая душа, достигнув своего совершенства, становится самодостаточной. Поскольку заветник самосущ и утвержден на своей ступени, и никто не в силах отъять от него то, чем почтил его Бог, в то время как изначально он был ущербен, следовательно, глаголющая душа есть утвержденная субстанция, в то время как ранее была она ущербной и схожей с акциденциями. Поскольку глаголющий (а он и есть поистине человек) сбирает ранги пророчества, халифата и имамата, следовательно, душа человека едина и сбирает три ступени научающих границ Божьих: растительную, чувственную и глаголющую.

Поскольку упорядоченность в [мире] призыва такова, что верующий сначала научается явному поклонению (кое есть то же, что и сенсибельное) и исполняет его установления, а затем переходит к познанию их истолкований, в чем заключено познание границ религии Всевышнего, следовательно, первоначально душа воздействует на сенсибельное, дабы запечатлеть его формы, а затем думает о них, чтобы узнать, каковы они и в чем их суть, и представляет. {360} Поскольку упорядоченность в царстве религии такова, что верующий, познав истолкования явного поклонения (коего обряды и законы хранит он своим деянием), уравновешивает этим знанием телесный мир, дабы вывести отсюда необходимость существования скрытых от чувств приближенных ангелов и познать их ступени, следовательно, представляющая душа уравновешивает и ставит друг против друга формы, пока не придет к запечатлению форм интеллигибельного на основе телесного.

Поскольку люди обоих поклонений суть как бы приемлющие, а то, что познается ими в их религиях, – как бы приемлемое, следовательно, в душе как бы материей при принятии является происходящая из мира Природы ее самость, а как бы формой – то, что схватывает она, что познает и формы чего запечатлевает. Поскольку верующий, стяжая, исповедует и устремляется не к тому, к чему устремляются и что познают, стяжая, негодяи, подлецы и глупцы, следовательно, характерные для души акциденции, благодаря коим она стяжает и в коих заключено ее совершенство, суть иные, нежели акциденции тел. Поскольку верующий, движимый своим стремлением к высшему сонму, к тому, чтоб узреть приближенных ангелов, пророков и посланников (особенно же пророка нашего Мухаммеда), и необходимым знанием о том, что Богу «известно сокровенное и явное»[152] и ничего из творимого рабом Его открыто или в тайне не укрыто от Него, должным образом отправляет поклонение и удерживается от ослушания и нарушения запретов, следовательно, душа благодаря тому, что стало у нее необходимым знанием и с чем она неотрывно связана, а именно благодаря началам разума (ава'иль аль-акль), взыскует знаний ради своей самости.

Вот о чем поведали весы вероисповедные, коими извлекаются науки. Да славится Бог, Великий и Всемогущий, и да благословит и приветствует Он святозарного Мухаммеда и остролезвый меч его, Али бен Аби Талеба, а также чистых добрых имамов из рода их; Бог – наше довольство: Он надежный защитник!

{361}