Часть I 4 страница

Таким образом, «гомосексуальное» поведение в живот­ном мире, как и у людей, полифункционально. Однако вопрос о его приспособительных функциях в процессе есте­ственного отбора остается открытым.

По мнению социобиологов², адаптивная функция одно­полых сексуальных контактов состоит в том, что они умень­шают внутригрупповую напряженность и сексуальное сопер­ничество. У многих животных молодые самцы, достигнув половой зрелости, еще долго не могут получить доступ к ре­цептивным самкам. Квазисексуальные контакты с особями собственного пола уменьшают их сексуальную фрустрацию, а тем самым и общую внутригрупповую напряженность. Кроме того, неучастие в процессе размножения какой-то, заведомо небольшой, части популяции, численность кото­рой, возможно, генетически запрограммирована, умень­шает угрозу перенаселения и внутригруппового соперниче­ства из-за средств к существованию. Нерепродуктивное по­ведение таких особей оказывается социально-альтруистичес­ким, способствуя выживанию семьи или популяции как це­лого. Сами не производя потомства, они участвуют в добы­вании средств существования для своей стаи, защите ее территории, вынянчивании чужих детенышей (многие стадные животные воспитывают потомство сообща) и т. п. Так что популяция объективно нуждается в них.

Гипотеза «гомосексуального альтруизма» применима и к людям, у которых выживание популяции зависит не столь­ко от темпов рождаемости, сколько от производства мате­риальных и духовных ценностей. Между прочим, близкие идеи, независимо друг от друга и без связи с эволюцион­ной биологией, высказывали Фрейд и Розанов*.

Слабость этой теории в том, что, хотя для популяции действительно может быть полезно, чтобы некоторые особи не участвовали в репродуктивном процессе, природа могла бы достичь этого не переключением сексуального желания на особей своего пола, а ослаблением сексуального влече­ния (сексуальный и энергетический потенциал разных ин­дивидов весьма различен). Между тем сексуальная жизнь многих гомосексуалов весьма интенсивна, а представление об обратном соотношении сексуальной активности (все рав­но какой) и творческих достижений коренится не в биоло­гии, а в христианском аскетизме.

Другие биоэволюционные теории связывают происхожде­ние гомосексуальности с генетическими факторами. Пред­полагается, что на каком-то этапе биологической эволюции самцам стало «выгоднее» быть менее агрессивными и более чувствительными и коммуникативными, что достигается сохранением некоторых подростковых или усвоением жен­ственных черт³. При этом одни и те же гены, но в разных сочетаниях и в разной среде, делают одних самцов более привлекательными для самок, увеличивая их «репродуктив­ный успех», а у других вызывают гомосексуальность. Эта гипотеза имеет две версии. По первой версии, гомосексуалы, подобно «суперсамцам», отличаются повышенной вирильностью,

o По мнению Розанова, содомиты, будучи неспособными к совокуп­лению и отказываясь от продолжения рода, имеют возможность целиком посвятить себя духовному производству, воплощая в себе индивидуально-личностное начало бытия: «Кто слагал дивные обращения к Богу? — Они! Кто выработал с дивным вкусом все ритуалы? — Они! Кто выткал всю нео­бозримую ткань нашей религиозности? — Они, они!» (В. Розанов. Люди лунного света. Избранные сочинения, т. 2. М.: Правда, 1990, с. 73).

сильным сексуальным влечением и большими гениталиями, но реализуют эти способности иначе, чем «натуральные» мужчины⁴. По другой версии⁵, более раннее созревание и более высокая сексуальная активность гомо­сексуальных мужчин свидетельствуют скорее о женственно­сти, связанной с феминизацией головного мозга.

Наиболее всеобъемлющая современная теория гомосексу­альности считает ее побочным, но вполне закономерным продуктом биологической эволюции. Согласно этой тео­рии, природа объективно заинтересована в разнообразии и вариативности. Многие типичные мужские качества, такие, как сила и агрессивность, способствуя репродуктивному ус­пеху в одних отношениях (борьба за выживание), являются дисфункциональными в других отношениях. Женщины предпочитают более спокойных, нежных и заботливых парт­неров, и самцы, обладающие соответствующими генами, имеют определенные репродуктивные преимущества. Кро­ме того, некоторые виды деятельности требуют сочетания мужских и женских качеств (например, балетный танцов­щик должен сочетать мужскую силу с женским изящест­вом). Поэтому эволюция закрепляет соответствующие гены и особенности строения головного мозга. Но если один ал­лель (структурный вариант некоего гена), повышающий эмоциональную чувствительность и мягкость мужчины, уве­личивает его репродуктивные шансы, то два таких аллеля способствуют развитию гомосексуальности. Отсутствие ин­тереса к продолжению рода компенсируется в этом случае другими качествами, а различие личностных свойств умень­шает конкуренцию между отпрысками одной и той же се­мьи. Нечто подобное существует и в женском варианте: оп­ределенный уровень маскулинности помогает женщине най­ти сексуального партнера, но за каким-то пределом ее са­моутверждение приобретает другое направление.

Биолого-эволюционные теории стараются объяснить «ко­нечные причины» гомосексуальности и часто выглядят спе­кулятивными. Другие разделы биологии задают более кон­кретные вопросы.

Поскольку половые различия и сексуальное влечение так или иначе связаны с половыми гормонами, которые услов­но подразделяются на мужские (андрогены) и женские (эс­трогены), логично предположить, что сексуальная ориента­ция в первую очередь зависит от них. Эндокринология гомо­сексуальности сводится практически к трем вопросам: 1) су­ществуют ли у гомосексуалов какие-либо характерные гор­мональные аномалии; 2) обнаруживают ли люди с опреде­ленными эндокринными нарушениями повышенную склон­ность к гомосексуальности; 3) может ли гормонотерапия изменить сексуальную ориентацию?

Как всегда, наука начинала с простых механистических теорий. Австрийский физиолог и патолог Евгений Штайнах (1861 — 1944), прославившийся в 1920-х годах пересадкой людям, с целью их омоложения, половых желез животных, считал мужскую гомосексуальность следствием феминиза­ции или недоразвитости яичек, которое можно вылечить путем пересадки пациенту здоровых яичек. Эти попытки не увенчались успехом. Предположение, что мужчины-гомосексуалы имеют больше эстрогенов, а женщины-лесбиян­ки — больше андрогенов, относительно мужчин вовсе не подтвердилось, среди лесбиянок повышенный уровень тес­тостерона (самый сильный андроген) имеют лишь около одной трети, у остальных он в пределах нормы. К тому же эти изменения ненадежны. Поскольку организм производит стероидные гормоны не регулярно, а как бы толчками, их уровень у одного и того же человека может сильно колебать­ся, например в зависимости от времени суток. Гормональ­ный баланс сильно зависит от возраста; у мужчин уровень тестостерона с возрастом понижается, а уровень эстроге­нов, наоборот, растет.

В 1970—1980-х годах популярность приобрела нейроэндокринная теория Гюнтера Дернера, считающая гомосексу­альность следствием нарушения гормонального баланса на ранних стадиях индивидуального развития, в результате чего задерживается или нарушается половая дифференциация го­ловного мозга, а следовательно — и полодиморфического поведения⁶. Сравнение экспериментов на животных, у которых искусственное нарушение гормонального баланса (не­достаток или избыток андрогенов или эстрогенов) в заро­дышевой фазе развития повлекло в дальнейшем общее на­рушение полоролевой дифференциации, маскулинизацию самок и феминизацию самцов, включая выбор сексуально­го партнера, с клиникой интерсексуальных состояний, ког­да человек не уверен в своей половой принадлежности или недоволен ею, выявило между ними немало общего.

Генетические самцы и самки, подвергшиеся в пренатальном (до рождения, в утробе матери) развитии усиленному воздействию андрогенов, в дальнейшем обнаруживают склонность к развитию сексуально-эротического влечения к самкам (для самки это означает гомосексуальность). Напро­тив, полная нечувствительность зародыша к андрогенам ста­тистически связана с развитием сексуального влечения к самцам (для самца это означает гомосексуальность). Жен­щины, подвергшиеся в пренатальном развитии усиленному воздействию андрогенов, в дальнейшем часто обнаружива­ют типично мальчишеское поведение, от 25 до 45 процен­тов из них имеют лесбийские фантазии, а некоторые стано­вятся лесбиянками⁷. Однако зависимость эта сложная.

Неоднозначна и связь сексуальной ориентации с эстро­генами. Наиболее авторитетные специалисты считают, что гово­рить о решающей или существенной роли пре- или постнатальной гормональной регуляции в развитии гомосексуаль­ности, за исключением лиц с явными физическими при­знаками интерсексуальности (феминизированные мужчины и маскулинизированные женщины), преждевременно⁸.

Нейроэндокринологические исследования сексуальной ориентации тесно связаны с нейроанатомическими. По­скольку человеческий мозг дифференцирован по полу, уче­ные начали сравнивать не только мужской и женский мозг, но также мозг гетеро-, гомо- и транссексуалов. В середи­не 1980 — начале 1990-х годов несколько работавших не­зависимо друг от друга нейрофизиологов (Дик Своб, Лора Аллен и Роджер Горски, Саймон Левэ) открыли в гипота­ламусе особые полодиморфические структуры (полодиморфический нуклеус— SDN), которые по своим размерам и числу клеток различны у мужчин и женщин, а по некоторым данным — и у людей с разной сексуальной ориентацией. Однако опубликованные исследования сильно различаются как по своей технике, так и по свойствам людей, чей мозг подвергался изучению, и иногда опровергают друг друга.

Д. Своб и М. Хофман, сравнивавшие мозг умерших от СПИДа гомо- и гетеросексуальных мужчин, никакой раз­ницы в их полодиморфическом нуклеусе не нашли, зато другое, не-полодиморфическое ядро гипоталамуса (SN) у гомосексуалов оказалось больше, чем у гетеросексуалов. С. Левэ обнаружил, что одно из четырех промежуточных ядер передней части гипоталамуса, каждое размером с песчинку(так называемое INAH-3), у 19умершихот СПИДа мужчин-гомосексуалов в 2—3 раза меньше, чем у гетеросексуальных мужчин, и напоминает структуру мозга гетеросексуальных женщин. Аллен и Горски нашли, что пучок нервных клеток, который соединяет отделы височ­ной и лобной долей правой стороны мозга с соответствую­щим районом его левой стороны (АС), больше у гомосек­суальных, чем у гетеросексуальных, мужчин. По данным Своба, Гурена и Хофмана, количество клеток в полоди­морфическом нуклеусе (SDN) молодых мужчин вдвое больше, чем у женщин, однако эта разница зависит от возраста. Разницы в SDN гетеро- и гомосексуальных муж­чин ученые не обнаружили, зато в другом участке гипота­ламуса SCN у гомосексуалов оказалось вдвое больше кле­ток, чем у гетеросексуальной группы, причем это не свя­зано с половыми различиями. Сравнение с помощью маг­нитной энцефалографии анатомо-физиологических особен­ностей функционирования правого и левого полушарий го­ловного мозга у 8 исключительно гомосексуальных и 9 ис­ключительно гетеросексуальных мужчин также выявило между ними некоторые анатомические и/или функцио­нальные различия.

Короче говоря, взаимосвязь между полодиморфическими центрами головного мозга, с одной стороны, и сексуальной ориентацией и половой идентичностью — с другой, по-видимому, существует, но что из этого практически вытека­ет, сказать трудно.

Наибольших успехов в изучении биологии гомосексуаль­ности добилась в последние годы генетика¹⁰.

Чтобы решить, является ли гомосексуальность генотипическим, врожденным и передаваемым по наследству свойством, ученые идут тремя путями. Во-первых, изуча­ют «семейное древо» гомосексуалов. Во-вторых, сравнива­ют свойства монозиготных (однояйцевых), развившихся из одной и той же яйцеклетки, и дизиготных (двуяйцевых), развившихся из разных яйцеклеток, близнецов. Монози­готные близнецы разделяют весь исходный генетический материал, а дизиготные — только половину его. В-треть­их, стараются найти и локализовать самый ген, который предположительно порождает гомосексуальность.

Ранние генетические исследования (Франц Калмэн, 1952, Вильгельм Шлегель, 1962 и др.), сравнивавшие не­большие выборки гомосексуальных мужчин с их близнеца­ми-братьями и нашедшие 100-процентную конкордантность (совпадение) сексуальной ориентации у монозиготных близнецов (если один близнец — гомосексуал, то таким же, независимо от условий воспитания, будет и второй), кото­рой не было у дизиготных близнецов, были методологичес­ки несовершенны. Современные исследования, изучающие сравнительно большие выборки и идущие сразу по несколь­ким направлениям, смогли установить ряд важных эмпири­ческих тенденций.

1) Гомосексуальность — явление «семейное»: там, где есть один гомосексуал, существует большая вероятность найти других, особенно среди родственников по материнс­кой линии. Мужская и женская гомосексуальность, по-видимому, зависит от разных семейно-генетических факто­ров, но каковы эти факторы и демографические особенно­сти предрасположенных к гомосексуальности семей, неяс­но. Систематическое сравнение структуры семей мужчин-гомосексуалов с аналогичными контрольными группами показало, что чаще всего гомосексуалами оказываются младшие сыновья, причем критическим фактором является наличие старших братьев: каждый дополнительный стар­ший брат увеличивает вероятность гомосексуальности на 33%. Однако повышенное число братьев и сестер харак­терно только для семей крайне феминизированных гомо­сексуалов. Ученые связывают эти тенденции с действием генетических факторов и специфическими иммунными ре­акциями материнского организма на мужской и женский плод¹¹.

Каковы бы ни были причины этого, порядок рождения имеет важные психологические последствия. Первенцы, как правило, отличаются более высоким уровнем активно­сти, жесткости и агрессивности, чем младшие сыновья (это может объясняться как особенностями социализации, так и разным уровнем тестострона). Младшие сыновья кажутся более мягкими, женственными и психологически гибкими. В дальнейшем это способствует развитию творческих спо­собностей и склонности к принятию нестандартных реше­ний¹².

2) Среди родственников гомосексуалов по материнской линии процент людей, которые не вступали в брак или чьи браки остались бесплодными, или у которых были самопро­извольные аборты, выкидыши и мертворождения, или ко­торые совершали самоубийства, значительно выше, чем среди родни по отцовской линии. Хотя эти факты допуска­ют и негенетическое объяснение (психологический климат в семье может передаваться из поколения в поколение), ученые придают им важное значение.

3) Конкордантность по гомосексуальности монозиготных близнецов значительно выше, чем дизиготных. У 56 моно­зиготных мужских пар она составила 52%, а у 54 дизигот­ных пар — только 22%. Среди аналогичных женских пар со­ответствующие цифры — 48 и 16 процентов¹³. Неполное сов­падение (меньше 100 процентов) может объясняться тем, что в отличие от испытуемого, у которого соответствующий ген проявляется активно, его сиблинг (брат или сестра) или другой родственник может нести этот ген в неактивной фор­ме и быть гетеросексуалом.

4) В материнском поколении гомосексуальных мужчин и женщин нарушено статистически нормальное соотноше­ние потомков мужского и женского пола; оно очень близко к тому, какое наблюдается у отцов, страдающих одним из известных генетических нарушений мужской Х-хромосомы (так называемый маркер Xq28).

Именно этим маркером и занялся американский биохи­мик Дин Хеймер¹⁴. С помощью медицинских и геевских организаций Хеймер отобрал 114 добровольцев-геев. 76 из них были случайными, их семейные истории не были зара­нее известны и подлежали изучению, а 38 заведомо имели гомосексуальных братьев, не обязательно близнецов. Изу­чение их ДНК должно было показать, где именно локали­зуются соответствующие гены.

Испытуемых подробно опросили об их сексуальных вле­чениях, эмоциональных привязанностях и сексуальном по­ведении в детстве, в юношеском возрасте и в прошлом году, о соотношении среди их сексуальных партнеров муж­чин и женщин и о характере и длительности взаимоотно­шений с каждым из них. Затем были опрошены 142 их родственника. Текущая сексуальная ориентация испытуе­мых измерялась по шкалам Кинзи и Клайна, а словесные самоотчеты были затем сопоставлены с экспериментальны­ми данными. В качестве «сексуального детектора лжи» ис­пользовался плетисмограф, прибор, регистрирующий эрекцию пениса при предъявлении испытуемому разных эротических стимулов, например фотографий обнаженного мужчины или женщины. В конечном итоге была собрана подробная информация о 76 геях и о более чем 1000 их родственников.

Хотя общее число гомосексуальных родственников в се­мьях испытуемых было невелико, сравнение их родни по материнской и по отцовской линиям показало, что вероят­ность дяди-гомосексуала или двоюродного брата по мате­ринской линии значительно выше, чем по отцовской ли­нии. Затем ученые стали искать, какая из трех миллиардов клеток ДНК, составляющих геном человека, является об­щей для гомосексуалов и отличает их от остальных мужчин. Им удалось обнаружить искомый маркер в точке Xq28, расположенной на самом верху длинной руки Х-хромосомы, там же, где расположены гены дальтонизма и гемофилии; близорукость и диабет также имеют здесь свои гены. Из 40 обследованных Хеймером пар гомосексуальных братьев 33 имеют в Xq28 один и тот же ряд из пяти маркеров; вероят­ность, что это совпадение случайно, меньше одного про­цента.

Значит ли это, что наука наконец-то выяснила «причи­ну» гомосексуальности и вскоре сможет точно определять и, возможно, корректировать соответствующий генетичес­кий код? Вначале Хеймер отвечал на этот вопрос осторож­но, подчеркивая, что он открыл не «ген гомосексуальнос­ти», а только одно переходное звено между гомосексуаль­ностью и частью одной хромосомы. По мнению Хеймера, гены гомосексуальности расположены между двумя марке­рами, GABRA3 и DXYS154, между которыми находится около 5 миллионов базовых пар ДНК. Локализовать среди них отдельный ген так же трудно, как найти в большом го­роде человека, обойдя двести квартир. Но с течением вре­мени оптимизм сотрудников Хеймера и работающих с ними журналистов стал расти. Появились заявления, что сексуальная ориентация генетически чрезвычайно проста, локализована в одном-единственном гене, и, как только его удастся найти, станет возможным и его «медицинское изменение».

Однако канадские генетики, повторившие его исследова­ние, не получили ожидаемых результатов, и, хотя они уверены, что гомосексуальность детерминирована генами, они думают, что эти гены не локализованы в Х-хромосоме¹⁵. Высказаны также методологические сомнения — нет ли та­ких же генетических маркеров у гетеросексуальных братьев испытуемых, насколько изученные семьи представляют го­мосексуальное население в целом, какие специфические гены имеют бисексуалы и лесбиянки и т. д.

Xq28 — только начало большой загадки. Вполне возмож­но, что человека делает гомо- или гетеросексуалом не один, а сто различных генов, плюс тысяча разных форм индиви­дуального опыта. Даже у дрозофил «гомосексуальное» поведение регулируется как минимум двумя разными генами. Если бы все зависело только от генов, монозиготные близ­нецы имели бы одинаковую сексуальную ориентацию, од­нако у некоторых из них этот ген «не действует». В то же время, по предположению Хеймера, только одна десятая мужчин, считающих себя гомосексуалами, является носи­тельницей соответствующего гена. Чем объясняется сексу­альная ориентация остальных?

Короче говоря, генетика обогащает наши представления о природе и детерминантах однополой любви, но отнюдь не является универсальной отмычкой.

Биомедицинские теории гомосексуальности всегда были тесно связаны с изучением общих проблем половой диффе­ренциации. До середины XX в. половая принадлежность индивида считалась более или менее определенной биологи­ческой данностью, из которой автоматически выводились все телесные, социальные и психологические различия между мужчинами и женщинами. Современная наука раз­личает биологический, репродуктивный пол, статус инди­вида как самца или самки и социальный пол как совокуп­ность социокультурных и поведенческих характеристик и ро­лей, определяющих личный, социальный и правовой ста­тус мужчины или женщины в определенном обществе. Со­циальный пол называют гендером (от латинского gender — род) и все соответствующие свойства и отношения, за ис­ключением анатомо-физиологических, называют не поло­выми, а гендерными (гендерные роли, гендерное разделе­ние труда, гендерные стереотипы и т. д.). Однако научная терминология еще не устоялась, слова «гендер» и «пол» (или «секс»), «гендерные роли» и «половые роли», «гендерная ориентация» и «сексуальная ориентация» часто употребляют как синонимы.

В сложной и многоуровневой системе, какой является гендерная идентичность, неизбежно наличие множества вариаций и отклонений от подразумеваемой нормы. Одни люди однозначно принимают свою гендерную иден­тичность, другие чувствуют себя в ней неуютно. Вплоть до последней четверти XX в. все такие отклонения, в число которых зачисляли и гомосексуальность, считались патологическими. В последние десятилетия положение изменилось. Поскольку гендерная, мужская или жен­ская, идентичность / роль не дается человеку автоматиче­ски, вместе с полом, а вырабатывается в результате сложного процесса «гендерной типизации» или «социаль­ного кодирования», причем сам субъект является актив­ным участником этого процесса, принимая или отвергая предлагаемые ему / ей модели поведения, возможны слу­чаи перекодирования или перестановки (транспозиции) гендерной идентичности с мужской на женскую или на­оборот. В просторечии это называется переменой или сменой пола.

Состояние, когда индивид не может принять свой гендерный статус мужчины или женщины и испытывает острую неудовлетворенность им, называется гендерной дисфорией (греческое слово dysphoria означает «непереносимость»). На бытовом уровне, когда физический облик или поведе­ние мальчика или девочки не соответствует гендерным нор­мам и ожиданиям, это часто называют нетипичным поло-ролевым поведением или гендерной неконформностью (описательный термин, за которым не стоит определенный диагноз).

Самая глубокая, всеобъемлющая форма гендерной дис­фории — трансгендеризм или транссексуализм (первый тер­мин подчеркивает, что речь идет не только о половом / сек­суальном, а о гендерном статусе): индивид полностью от­вергает свой гендерный статус и добивается его перекодиро­вания, включая соответствующую хирургическую опера­цию, смену паспортного пола и т. д. В более мягком ва­рианте гендерной дисфории индивид не меняет своего ана­томического пола, но в определенных ситуациях нарушает гендерные границы, например путем переодевания (транс­вестизм). Наконец, существует множество случаев, когда человек не сомневается в своей гендерной идентичности, но не может «определиться» относительно каких-то ее конкрет­ных аспектов, например сексуальных, и это порождает кон­фликты в его образе Я.

Последний (1994) диагностический справочник Амери­канской психиатрической ассоциации (DSM-IV) объединя­ет эти явления под рубрикой «расстройства гендерной иден­тичности».

В отличие от гомосексуальности, трансгендеризм — сравнительно редкое явление, но по мере того, как люди узнают о возможности изменения пола, количество гендер­ных дисфориков растет. Еще недавно считалось, что один транссексуал приходится на 30 000 мужчин и на 100 000 женщин, но по новейшим голландским данным, в этой стране один транссексуал приходится на И 900 мужчин и на 30 400 женщин²⁴. Вопреки прежним представлениям, большинство гендерных дисфориков психически нормаль­ны, не страдают психозами и другими серьезными психи­ческими расстройствами¹⁶. При тщательной диагностике и правильном лечении смена пола приносит этим людям об­легчение. Из 1275 голландских транссексуалов, сменивших пол с 1975 по 1992 г., сожалеют об этом только пятеро муж­чин.

Принципиальная возможность смены гендера кажется ар­гументом в пользу «социального конструктивизма», но само желание сделать это имеет природные, биологические пред­посылки. Особенно осторожно нужно обращаться с детьми.

Тридцать с лишним лет назад в одной американской се­мье родились мальчики-близнецы. С одним все было в по­рядке, а у другого обнаружился фимоз (слишком тесная крайняя плоть, не позволяющая обнажить головку члена). Чтобы избавить его от будущих неприятностей, 8-месячно­му мальчику сделали обрезание, но операция оказалась не­удачной, мальчик лишился большей части члена. После этого стать полноценным мужчиной Джон не мог, и роди­тели, по совету врачей, среди которых был крупнейший сексолог и педиатр Джон Мани, решили превратить его в девочку, подобно тому как это делают с гермафродитами. У него удалили остатки изуродованного члена и яички, сде­лали искусственное влагалище и стали воспитывать как де­вочку.

Но хотя маленькую Джоан, как назвали ребенка, одевали в женское платье, дарили исключительно девчачьи иг­рушки и обучали исключительно девичьим манерам, она срывала украшения, отказывалась от кукол, предпочитала играть с мальчиками, а вместо косметики, к которой ее приучала мать, подражала тому, как бреется отец. Одно­классницы дразнили Джоан «гориллой» и «мужичкой». В 14 лет Джоан заявила, что так больше жить не может и хочет стать мальчиком. Потрясенный отец расплакался и расска­зал ей правду. К его удивлению, ребенок был счастлив, в его сознании все стало на свои места.

Джоан снова стала Джоном, ему стали делать инъекции мужских гормонов и с помощью сложной хирургической операции соорудили новый половой член. В облике маль­чика сверстники приняли его. В 25 лет Джон женился и усыновил детей от первого брака своей жены. Хотя фаллопластика удалась только частично — Джон может иметь поло­вые сношения и испытывать оргазм, но его сексуальная чув­ствительность и активность ограничены, — он счастлив быть мужчиной¹⁷.

Какое это имеет отношение к теории гомосексуальности? Хотя гомосексуалы, в отличие от транссексуалов, не под­вергают сомнению свою гендерную идентичность, многие из них в детстве отличались от детей собственного пола. Из 66 мальчиков от 4 до 12 лет, которых Ричард Грин в тече­ние 15 лет наблюдал по поводу атипичного гендерного по­ведения (желание быть девочкой, предпочтение женской одежды и женских ролей в играх, поиск женского обще­ства, избегание силовых игр и видов спорта), три четверти оказались в дальнейшем гомо- или бисексуалами, несмотря на то что многие из них подвергались в детстве психотера­пии¹⁸. Анализ 48 исследований детского (до 12 лет) поло-ролевого поведения гомо- и гетеросексуальных мужчин и женщин (совокупным объектом этих исследований были 10700 женщин и 17 000 мужчин, причем кодировались раз­ные гендерно-специфические виды предпочитаемой дея­тельности и общие показатели маскулинности и фемининности) также выявил огромные различия между гомо- и гетеросексуалами, особенно среди мужчин. Вероятность, что гендерно-неконформный мальчик окажется в дальнейшем гомосексуалом, составляет 51%, а в клинических исследо­ваниях — еще выше (в клинику приводят детей с более вы­раженными, экстремальными нарушениями полоролевых стереотипов)¹⁹. Это значит, что гомосексуальность может быть частным случаем, проявлением или слабовыраженной формой «гендерного несоответствия» или гендерной дисфо­рии, хотя это вовсе не обязательно.

Можно ли «вылечить» гомосексуальность? После того как выяснились опасные последствия лоботомии (удаление цен­тров полового поведения в мозге), с помощью которой не­мецкие нейрохирурги, вопреки возражениям сексологов, пытались лечить садистов и педофилов, все формы хирур­гического вмешательства повсеместно запрещены; они мо­гут лишить человека возможности вести сексуальную жизнь и психически изувечить его, но не меняют характер его вле­чений. Отпала и гормонотерапия, на которую возлагали большие надежды в 1950-х годах. С помощью гормональных препаратов можно регулировать силу сексуального влече­ния, но изменить сексуальную ориентацию гормоны не мо­гут.

Мало чем может похвастаться и психотерапия. Хотя не­которые психотерапевты утверждали, что добились «проч­ных сдвигов в сторону гетеросексуальное™» у 38% и даже половины гомосексуальных пациентов, речь шла не столько об изменении сексуальной ориентации, сколько о коррекции, большей частью временной, ее поведенчес­ких, внешних проявлений. Аверсивная терапия (от слова aversion— отвращение), при которой пациенту показыва­ют привлекательные для него гомоэротические образы и одновременно бьют его электрическим током или подвер­гают другим столь же неприятным процедурам, может на какое-то время искоренить гомосексуальные реакции, вы­работав соответствующие условные рефлексы, но не дает ничего взамен. Не оправдали ожиданий и опыты знамени­тых американских сексологов Уильяма Мастерса и Вирджи­нии Джонсон²⁰.

В настоящее время «лечить» гомосексуальность берутся преимущественно безграмотные и страдающие психосексу­альными проблемами религиозные проповедники.

Американская психиатрическая ассоциация еще в 1973 г., после долгой внутренней борьбы, исключила гомосексу­альность из своего перечня психических болезней. В ее официальном списке диагнозов 1980 г. (DSM-III) оста­лось лишь упоминание «эго-дистонной гомосексуальнос­ти». Эго-дистония — психиатрический термин, обознача­ющий состояние, когда индивид чувствует острое недо­вольство каким-то своим нетипичным индивидуальным свойством и хотел бы от него избавиться, в противопо­ложность эго-систонии, когда личность принимает свои нестандартные качества и живет в гармонии с ними. По­тенциальный пациент психиатра — только такой гомосексуал, который встревожен своими сексуальными наклон­ностями, которому они мешают жить. Но поскольку «эго-дистонная гетеросексуальность» (человек не считает себя гомосексуалом, но с гетеросексуальными отношениями у него тоже ничего не получается) в перечне диагнозов не упоминалась, это было сочтено дискриминационным, и в 1987 г. (DSM-IHR) понятие «эго-дистонной гомосексуаль­ности» вообще убрали. В разделе «неспецифических сек­суальных расстройств» осталось лишь «постоянное и выра­женное беспокойство по поводу своей сексуальной ориен­тации». В том же направлении пересмотрела свою класси­фикацию болезней Всемирная организация здравоохране­ния. Современная психиатрия озабочена не тем, как из­менить сексуальную ориентацию, а тем, как помочь геям и лесбиянкам преодолеть свои социальные и психологичес­кие трудности²¹.