Сватовство к Эмер

" Когда Кухулин из мальчика стал юношей, не было в Уладе жены, которая не полюбила бы его за ловкость в бою, за легкость шага, за мудрость решений, за сладость речей, за красоту лица, за мужественность — словом, за все дары, отпущенные ему природой. В сражении Кухулин до тех пор сохранял осторожность, пока не сходила на него ярость и не загорался над его головой геройский огонь. А еще владел он многими искусствами: играл в шахматы и шашки, читал, прорицал, судил без обид. Но самое главное — был он прекраснее всех юношей на земле.

Недостатков же у него было всего три. Слишком он был юн годами и лицом тоже, так что если кто не знал его, то мог и на смех поднять. Еще был он слишком храбр. И слишком красив.

Наступил день, и сошлись на совет улады, недовольные тем, что их жены и дочери любят Кухулина. Долго они судили и рядили, а потом, чтобы поменьше любили его их жены и дочери и чтобы не погиб он, не ровен час, не оставив наследника, решили найти такую девицу, которую Кухулин захотел бы взять в жены.

Девять мужей послал Конхобар, по одному в каждое из королевств Ирландии, с наказом обыскать все крепости и селения и найти дочь короля или знатного мужа, которая могла бы угодить Кухулину и стать его женой.

Прошел год, и все девять мужей вернулись ни с чем. Тогда Кухулин сам поехал свататься к девице, которая жила в Луг-лохта Лога, что значит Сады Луга, и которую звали Эмер, дочь Форгала Манаха Хитреца.

Он взял повозку, за которой не могла угнаться ни одна из повозок Улада, столь стремительны были впряженные в нее кони и искусен правивший ими возница. Девицу он нашел на лужайке для игр, где ее окружали дочери богатых землевладельцев, учившиеся у нее шитью и вышиванию. Из всех девиц Ирландии одна она была достойна стать невестой, по крайней мере так думал Кухулин, потому что она владела шестью дарами: красотой, нежным голосом, красноречием, искусством рукоделия, мудростью и непорочностью. Кухулин всегда говорил, что возьмет в жены только ту девицу, которая будет равной ему в красоте и знатности, в уме и ловкости, да в придачу будет шить лучше всех в Ирландии, ибо никакая другая не годится ему в жены. Вот почему он выбрал Эмер.

В тот день Кухулин облачился в праздничное платье — алую рубаху с пятью складками, заколотую пряжкой с золотым рисунком по ней, и белый плащ с капюшоном, отделанный красным золотом.

Девицы сидели рядышком на скамье, когда услыхали топот копыт, грохот повозки, скрип ремней, треск колес, хрип коней и звон оружия.

— Пусть кто-нибудь поглядит, что за воин скачет к нам, — приказала Эмер.

Фиал поднялась со скамьи, встретила юношу и привела его на лужайку, где их дожидалась Эмер с подругами. Кухулин поздоровался со всеми, и Эмер, показав ему свое красивое лицо, сама тоже поглядела на него и сказала:

— Пусть с помощью богов будет ровной твоя дорога!

— И тебя пусть берегут они от всех врагов!

— Откуда ты, воин?

И он стал отвечать ей загадками, которые не под силу было разгадать подругам.

— Из Интиде Эмнв.

— Где ты спал?

— В доме мужа, который пасет скот на лугах Тетры.

— А что ел?

— Для нас сварили остов повозки.

— Какой дорогой ты приехал?

— Той, что идет между двух покрытых лесами гор.

— А потом?

— Это просто, — сказал Кухулин. — От тьмы моря через великую тайну племен богини Дану, через пену коней Эмайн, через сад Морриган и спину великой свиньи. Дальше по долине великой лани между богом и его друидом, по спине жены, между кабаном и кабанихой, где моют лошадей богини, между королем и его слугой к Монкуилле четырех сторон света, через великое преступление и объедки великого пира, между большим котлом и малым котлом к Садам Луга, к дочерям Тетры, племянника короля фоморов.

— А что ты скажешь о себе? — спросила Эмер.

— Я — племянник мужа, который исчезает в другом муже в лесу Бадб, — ответил Кухулин. — А что ты скажешь о себе?

— О, немного! — воскликнула Эмер. — Кем еще может быть девица, если не Тарой над горами, не дозорной, которая никого не видит, не прячущейся в воде угрихой, не бегущей прочь стремниной? Дочь короля — жаркое радушие и дорога, на которую никто не должен ступать. А еще здесь есть воины, которые стерегут меня от любого, кто пожелает увезти меня против их воли и воли злого короля Форгала.

— Кто эти воины, которые тебя стерегут? — спросил Кухулин.

— Если ты вправду хочешь знать, то слушай. Двоих зовут Луи, еще двоих Луатами, а еще есть Луат и Лат Гойбле, сыновья Тетры, Триат и Трескат, Бриан и Балор, Бас, сын Омна, еще восемь воинов по имени Конла и еще Конд, сын Форгала. Любой из них силой равен ста воинам и ловкостью — девятерым. А уж как силен сам Форгал, этого я тебе не могу сказать, разве что он сильнее всех мужей, ученее всех друидов и умнее всех бардов. Если ты встретишься с ним, тебе не помогут игры, в которых ты закалил себя, ибо многие прославили его силу и подвиги.

— Почему ты думаешь, будто я слабее тех, о ком ты говорила? — спросил Кухулин.

— Потому что о твоих подвигах я не слыхала, — ответила Эмер.

— Клянусь, — вскричал тогда Кухулин, — что и о моих подвигах скоро заговорят по всей земле!

— Разве ты такой сильный?

— Я так скажу тебе. Когда на меня нападает слабость, я могу одолеть двадцать воинов, а напрягаясь всего на треть — тридцать. Когда же я в полной силе, то могу один выйти против сорока воинов, и сто человек не пропадут под моей защитой! Из страха передо мной мужи обходят стороной броды и поля сражений, и воинства отступают, едва завидят меня.

— Неплохо для юноши, — одобрительно заметила Эмер, — ведь ты не достиг еще возраста мужа, повелевающего в повозке.

— Мне повезло, — сказал Кухулин, — что воспитывал меня мой приемный отец Конхобар. Это не то что расти между печью и квашней, между стенкой и очагом, не выходя за дверь дома. Не так я жил у Конхобара. Я рос среди воинов и героев, шутов и друидов, бардов и ученых мужей, среди знатных землевладельцев Улада, так что смог познать и их мудрость, и их искусства.

— Кто эти люди, дарами которых ты похваляешься?

— Я скажу тебе. Красноречивый Сенха научил меня мудрости. Владелец земель и мой родич Блаи взял меня к себе в дом, чтобы я познакомился со всеми подданными Конхобара. Фергус разрешил мне участвовать во всех битвах и сражениях, чтобы я научился владеть своей силой. Много времени простоял я рядом с бардом Амаргином, моим учителем, чтобы уметь воздавать почести королю. Финдкоем вскормила меня, и Конал Кернах стал моим молочным братом. Ради Дехтире прекрасноликий Катбад научил меня мудрости друидов. Все улады приложили руку к моему воспитанию — и возницы, и воины, и короли, и барды, и теперь я любимец всего воинства, потому что сражаюсь за честь любого из них. А тебя, Эмер, — спросил Кухулин, — кто воспитывал тебя в Садах Луга?

— О, я скажу тебе! Меня воспитывали в наших старинных обычаях, в послушании и чистоте, в королевском достоинстве и добронравии, как благородную ирландскую девицу.

— Хорошо, — отозвался Кухулин. — Почему бы нам тогда не соединиться? До сих пор мне не встречалась девица, которая так говорила бы со мной.

— У тебя нет жены?

— Нет.

— Я не могу стать твоей женой, пока не замужем моя сестра. Она старшая.

— Но ведь я полюбил тебя, а не твою сестру, — возразил ей Кухулин.

Говоря так, Кухулин загляделся на груди девицы в вырезе рубахи.

— Прекрасны эти холмы для благородного плуга! — воскликнул он.

Но и Эмер не смолчала:

— Не бывать на моих холмах тому, кто, не поразит по сто мужей возле каждого брода от Олбина до Банкуиг Аркайта!

— Прекрасны эти холмы для благородного плуга!

— Не бывать на этих холмах тому, кто не проживет в здравии от Самайна до Имболка и от Имболка до Белтана, а потом от Белтана до Брон Трогана!

— Что ни прикажешь, я все исполню, — пообещал Кухулин.

— Тогда и я согласна, — сказала Эмер. — И с радостью даю тебе слово.

Больше они в тот день не говорили, потому что Кухулин сразу простился и уехал.

Повозка мчалась через Брегу, когда возница Лаэг спросил его:

— Что значили те слова, которыми ты обменялся с Эмер?

— Разве ты не понял, что я посватался к Эмер и поэтому мы накинули на наши речи покрывало тайны. Если бы девицы, сидевшие рядом, что-то поняли, они бы рассказали Форгалу, а Форгалу это не понравилось бы. Но тебе, Лаэг, я открою смысл сказанного.

“Откуда ты, воин? ” — спросила Эмер. “Из Интиде Эмна”, — ответил я, что значит “из Эмайн Маха”, потому что она взяла имя от Махи, дочери Аэда Красного, одного из трех королей Ирландии. Когда он умер. Маха потребовала королевство себе, однако сыновья Диторба отвергли ее притязания, сказав, что не женское дело править королевством. Она же пошла на них войной и победила, после чего они долго жили на самом краю Коннахта, пока Маха не разыскала их, не взяла хитростью и не привела в цепях в Улад, где их сразу убили бы, если бы она не сказала: " О нет, я должна быть чистой перед людьми. Пусть они станут моими слугами и выроют вокруг меня ров, чтобы отныне и навеки здесь был главный город уладов”. Она отколола золотую пряжку от своего воротника и очертила ею границы крепости. Вот откуда пошло название Эмайн Маха.

Муж, в доме которого мы спали, — Ранка. Он — рыбак Конхобара. Я сказал: “Муж, который пасет скот”. Он ведь ловит в море рыбу, а рыба — скот, который пасется в море. Море же — равнина Тетры, короля королей фоморов.

“Для нас сварили остов повозки” — значит, что для нас зажарили на костре жеребенка, ведь лошадь тащит повозку.

“Между двух покрытых лесами гор” — значит, между горой Слиаб Фуат на западе и горой Слиаб Куилинн на востоке в Ойрсиле между ними, иначе говоря, в лесу между ними.

Потом я сказал: “От тьмы моря” — что значит от равнины Муиртемне, потому что когда-то на ней было волшебное море, а в море жила черепаха, которая утащила на съедение много людей, пока не пришел Дагда со своей злой дубинкой и не запел:

Тишина на твою пустую голову,

Тишина на твое черное тело,

Тишина на твое черное чело.

Еще я сказал: “Через великую тайну племен богини Дану”. А это великая тайна, о которой пошел великий слух, потому что я сказал Эмер о битве в Маг Туиред, о которой первыми прошептали людям подданные богини Дану.

“Через коней Эмайн”. Когда Эма Немед, сын Намы, правил кельтами, для него вырастили в стране сидов двух коней, и едва отпустили их, как помчался за ними сверкающий поток, и еще долго на земле лежала пена, чуть ли не год, поэтому потоку дали имя Уаниб, Пена на Воде, и до сих пор то место называется Уаниб.

“Спина великой свиньи” — я сказал о Дримне Брег, или о гряде Брегин. На каждой горе и на каждом холме Ирландии сыновьям Миля мерещились свиньи, когда они приплыли из-за моря и захотели против воли племен богини Дану причалить к берегу.

“Долина великой лани, — я сказал, — между богом и его друидом”. Это значит между сидом Энгусом Огом и его друидом. Между ними была одна женщина, жена кузнеца. И этой дорогой я ехал. Между горой сидов из Бруга, где живет Энгус, и сидом из Брезаля, то бишь друидом.

“По спине жены” — значит Бруине, в память о Боан, жене Нехта, сына Лабрида. Она отправилась к тайному колодцу с тремя виночерпиями Нехта — Флексом, Лексом и Луамом, зная, что никто никогда не возвращался обратно живым и здоровым, если шел к колодцу без Нехта. Королеву же переполняла гордыня. Она во всеуслышание заявила, будто ничего с ней не случится, и обошла источник кругом, насмехаясь над его могуществом. Тут поднялись три волны и поранили ей оба колена, правую руку и глаз, и она убежала из крепости и долго бежала, пока не оказалась на берегу моря, а за нею, куда бы она ни бежала, мчался сверкающий поток. В крепости источник называли Сегайн, из него вытекает река Сегса и впадает в озеро Мохуа, а там текут Рука жены Нехта и Колено жены Нехта, Бойн и Мет, и Аркит от Финды до Тромы, и Спина жены — от Тромы до моря.

“Кабан, — сказал я, — и его кабаниха”. Это между Клейтах и Фесси, потому чтр Клейтах — кабан, а еще король, вождь многих мужей, а Фесси называют самую большую свинью в доме селянина.

Еще я сказал: “Между королем Аны и его слугой. Это Керна, по которой мы ехали и которой дали имя после того, как Энна Игнех убил на горе Керну короля Аны и его управителя.

“Где моют лошадей богини”. Это Анге, ибо в ней мыли коней богини Дану после сражения в Маг Туиред, и Анге ее назвали поэтому.

“К Мандуилу четырех сторон земли”. Это Муинсил, где Манн-селянин колдовал в своем четырехугольном подземном жилище, чтобы охранить скот Ирландии от мора во времена Бресел Брека, короля Лейнстера.

“Великое преступление” — Ольбин. Правил когда-то в Ирландии король Руад, сын Ригдонда из Мунстера, который должен был встретиться с чужеземными послами. Отправился он в путь на трех кораблях, и на каждом корабле было по тридцать человек. Плыл он южнее Олбина, но что-то вдруг остановило его, и, сколько он ни бросал золота и драгоценных каменьев в море, ничего не помогало. Тогда мужи стали решать, кому прыгать в море, чтобы узнать причину непонятного стояния, и выбор пал на Руада, сына Ригдонда. Он скользнул в воду, волны сомкнулись над ним, и он оказался на большом лугу, где его ждали девять прекраснейших жен, признавшихся, что это они остановили корабль, потому что иначе он бы никогда не пришел к ним. Девять дней пробыл Руад на дне моря с девятью красавицами, после чего они одарили его девятью кораблями, груженными золотом. Все это время его собственные корабли стояли на месте, удерживаемые волею жен. Когда Руад покидал их, одна из жен сказала, что понесла от него и он должен возвратиться к ним на обратном пути, чтобы забрать с собой своего сына.

Руад вернулся на свой корабль и продолжил путь, а обратно он плыл через семь лет и далеко от того места, где встретился с женами. Когда корабль бросил якорь, морские жены сами явились к Руаду на бронзовом корабле, и ирландские мужи долго внимали неземной музыке. Жены вышли на берег с мальчиком и оставили его неподалеку от Руада и его воинов. Однако берег был скалистый, и мальчик, поскользнувшись, упал и умер. Жены увидели это и завопили: “Ольбин! Ольбин! ” — что значит “великое преступление”. Отсюда и название — Олбин.

" Остатки великого пира” — это Таилте. Там был великий пир в честь Луга, сыва Этлена, после битвы в Маг Туиред. Это был свадебный пир.

" В Саду Луга к дочерям племянника Тетры”, потому что Форгал Манах — сын сестры Тетры, короля фоморов.

А о себе я ей сказал, как сказал, потому что есть две реки в землях Рос, и Конхобар — имя одной из них, которая сливается с другой. Я же — племянник Конхобара. Что до мора, который падет на псов, то как мне было сказать о моей великой силе, ведь я в самом деле силен и безудержен в битвах и сражениях? Лес Бадб — ато земля Рос, лес Морриган, Вороны воинов, Богини сражений.

А когда она сказала, что никто не взойдет на холмы ее грудей, если не убьет трижды девять воинов одним ударом, но не тронет по одному из каждых девяти, то она думала о своих братьях Ибуре, Скибаре и Кате. Она сказала, что мне сделать, и я понял, что должен из трижды девяти воинов убить трижды восемь тремя ударами и принести ей и ее сестре их доли золота и серебра из крепости Форгала.

“Не бывать на этих холмах тому, кто не пройдет жив и здоров от Самайна до Имболка”. Это значит, что я должен живым и здоровым сражаться от Самайна, то бишь с конца лета, до Имболка, до начала весны, и от начала весны до Белтайна, а от Белтайна до Брон Трогайна. Им на языке бардов овца, а имболк — время, когда доят овец. Суайн — нежный звук, и обычно в Самайн можно услышать такие звуки. Белтайн — время огня. Каждый год в это время друиды колдовством разжигают костры и водят между ними скот, чтобы не было мора. Брон Трогайн — начало осени, когда земля дарит людям урожай, Брон Трогайн — роды земли.

Кухулин продолжил путь и к ночи был в Эмайн Маха.

Форгал возвратился в крепость и с ним вместе его воины и землевладельцы, которым их дочери без промедления рассказали о юноше в прекрасной повозке и о его загадочной беседе с Эмер, из которой они не поняли ни слова. Землевладельцы поспешили к Форгалу, и уж он-то все понял.

— Знаю я, кто тут был! — вскричал он. — Глупый мальчишка из Эмайн Маха! Они с Эмер влюбились друг в друга, но у них ничего не выйдет, потому что я не хочу.

Прикинувшись чужеземцем, посланцем короля галлов, Форгал, будто бы для переговоров, отправился в сопровождении своих воинов и с многими дарами, золотом и галльским вином к королю Конхобару, и тот принял его с великими почестями.

Минули два дня, и на третий, когда улады принялись на все лады восхвалять Кухулина, Конала и других великих воинов, одержавших много славных побед, но больше всех Кухулина, Форгал сказал, что неплохо бы Кухулину поучиться у жены-воительницы Скатах, которая живет в восточной части Олбина, а без этого, мол, его искусство еще не искусство.

На самом деле он думал, что если Кухулин примет его совет, то уж никогда не вернется обратно. Не так-то просто справиться с необузданными воинами Скатах.

Наутро Форгал отправился домой, а Кухулин проснулся и принялся готовиться к долгому путешествию, и с ним вместе непобедимые Лойгайре Буадах и Конал Кернах. Потом он вновь пересек равнину Бреги и еще раз встретился с Эмер, чтобы поговорить с ней на прощание, прежде чем взойти на корабль. Девица рассказала Кухулину о том, что в Эмайн был Форгал, но не отговаривала плыть к Скатах, чем бы это ни грозило, желая ему стать первым в воинском искусстве. Эмер и Кухулин обещали до могилы хранить друг другу верность, и Кухулин отправился в Олбин.

Первую остановку воины сделали у кузнеца Домнала, и тут они увидели, словно воочию, Эмайн Маха, отчего смутились Лойгайре и Конал и повернули назад. Форгал сотворил это колдовство, чтобы разлучить воинов и тем вернее погубить Кухулина, которому пришлось продолжать путь одному. Тяжело стало у него на сердце и в мыслях, но он решил держать слово и не возвращаться, не отыскав Скатах, даже если придется сложить голову.

Растерялся Кухулин, не зная, куда ему идти, но тут он увидел огромного зверя, похожего на льва. Не сводя с Кухулина настороженных глаз, зверь подошел ближе, но не набросился на воина. Он словно звал его за собой, и Кухулин повиновался ему. Вскоре зверь остановился и повернулся к Кухулину боком. Кухулин вскочил ему на спину, и зверь четыре дня и четыре ночи вез его неведомо куда. В конце концов вдалеке показалось человеческое жилье. На лугу было много играющих юношей, которые, заметив Кухулина на спине чудовища, принялись смеяться над ним. Тогда Кухулин спрыгнул на землю, попрощался со зверем, и тот в мгновение ока исчез, словно его никогда не было.

Вскоре Кухулин подошел к большому дому, и к нему вышла прекрасная девица.

— Добро пожаловать, Кухулин.

Кухулин спросил, откуда она знает его имя, и девица ответила:

— Я жила приемной дочерью у сакса Ульфкина, когда ты пришел учиться у него красноречию.

Она накормила его мясом, напоила вином, и он пошел дальше.

Вскоре Кухулину повстречался юноша, который тоже приветствовал его и сказал, что его зовут Эоху. Кухулин спросил его, какая дорога ведет в крепость Скатах, и юноша показал ему дорогу через Несчастливую равнину, что раскинулась перед ними, предупредив, что поначалу трава будет словно подталкивать его идти быстрее, а потом станет цеплять его за ноги и не пускать его. И он дал ему колесо, чтобы полпути Кухулин бежал за ним, а для другой половины дал яблоко, чтобы Кухулин бросил его на землю и шел по его следу, никуда не сворачивая. Он много рассказал ему о том, что случится с ним и как ему одолеть все беды и опасности, а на прощание предрек ему великую славу. Когда же они распрощались, Кухулин сделал все, как ему сказал юноша, и, без труда одолев равнину, пошел дальше. Впереди лежала долина, кишевшая чудовищами, которых наслал в нее Форгал, не оставивший надежды погубить Кухулина, и была в ней только одна безопасная тропинка, о которой Кухулин тоже узнал от юноши. Когда же долина осталась позади, впереди встала высокая неприступная гора, но и ее одолел Кухулин.

Наконец он добрался до того места, где жили ученики Скатах, и увидел среди них Фердиада, сына Дамана, а еще Найси, Андле и Ардана, трех сыновей Успеха. Едва они узнали, что он из Ирландии, как бросились к нему с поцелуями и принялись расспрашивать о последних новостях. Кухулин в свой черед спросил, где ему найти Скатах.

— Видишь остров?

— Как мне добраться до него?

— По мосту, — ответили они. — Но перейти его могут лишь герои, и многие королевские сыновья лишились на нем своей жизни.

Мост же был такой с виду: посередине высокий, а с краев низкий. Если прыгнуть на него в первый раз, то он сужается, как человеческий волос. Если во второй, то он укорачивается чуть ли не до дюйма. Если в третий, то он делается скользким, как угорь. А если в четвертый, то он поднимается вверх, как корабельная мачта.

Все воины собрались на берегу посмотреть, как Кухулин будет одолевать мост. Трижды он прыгнул на него, и трижды у него ничего не вышло, отчего все вокруг стали смеяться, де слишком он молод и не дорос еще до таких подвигов. Разозлился Кухулин, и над головой у него вспыхнул геройский огонь, да и сам он стал похож на бога. Прыжком лосося он одолел половину моста и, едва коснувшись его ногами, был уже на другом берегу, когда мост только начал выгибаться посредине. А на другом берегу стоял солнечный дом Скатах с семью большими дверями и семью большими окнами между каждыми двумя дверями. Внутри дома между окнами стояли три раза по пятьдесят скамей, и три раза по пятьдесят девиц в небесно-голубых платьях и алых плащах сидели на скамьях в ожидании Скатах.

Среди них была и Уатах, дочь Скатах. Она первая углядела незнакомого юношу, который был прекраснее всех юношей Ирландии, когда-либо пытавшихся одолеть мост, и тотчас полюбила его, отчего то бледнела, как снег, то краснела как роза. И в рукоделье она наделала столько ошибок, спутав золотые и серебряные нитки, что Скатах не могла не заметить неладное.

— Вижу, тебе понравился юноша, — сказала она.

— Печально, что он должен вернуться домой, где бы ни был его дом, потому что, я знаю, его очень ждут там.

Перепрыгнув через мост, Кухулин подошел к дому и ударил в дверь копьем с такой силой, что оно прошло насквозь, и Скатах сказала на это:

— Воистину юноша одолел все наши премудрости в другом месте.

Уатах открыла дверь, и Кухулин спросил ее, где ему искать Скатах, а потом отправился на то место, где она под высоким тисом учила воинскому искусству двух своих сыновей, Куара и Кета. Кухулин вытащил меч и, приставив его к груди Скатах, под страхом смерти потребовал, чтобы она научила его всему, что она знает. Скатах ничего не оставалось, как согласиться.

Тем временем Лугайд, сын Нойса, великий король Мунстера, отправился с двенадцатью мужами на север свататься к двенадцати дочерям храбрых воинов Мак Роса, однако все они уже были невестами.

Форгал Манах прослышал об этом и помчался в Эмайн, чтобы сообщить Лугайду о самой прекрасной и благонравной девице Ирландии, которая все еще живет непросватанная в его доме. Лугайд очень обрадовался, когда Форгал обещал ему в жены свою дочь Эмер, а его двенадцати воинам — двенадцать дочерей землевладельцев из Брега. И он поспешил в его крепость играть свадьбу.

Когда привели Эмер и усадили рядом с ним, она взяла в ладони лицо Лугайда и сказала ему всю правду о своей любви к Кухулину, о которой ее отец и слышать не хотел, а еще предрекла ему бесчестие, если он захочет силой взять ее в жены.

Лугайд не посмел пойти против ее воли, боясь мести Кухулина, и ни с чем возвратился домой.

Кухулин все еще обучался воинскому искусству у Скатах, когда между ней и королевой Айфе разгорелась война. Уже на поле брани сошлись два воинства мериться силой, а Кухулин спал, опоенный сонным зельем, которое дала ему Скатах. Боялась она, что он будет биться один на один с Айфе, величайшей воительницей между воительниц на земле, владевшей не только воинским искусством, но и искусством творить колдовство. Однако не прошло и часа, как Кухулин проснулся, потому что зелья, которого любому хватило бы на день и на ночь, ему даже на час оказалось мало.

Немедля он поспешил вслед за воинством и вместе с сыновьями Скатах вступил в бой с тремя сыновьями Илсуанах, тремя лучшими воинами Айфе, и всех одного за другим убил Кухулин.

На другой день сражение разгорелось с новой силой, и два сына Скатах должны были сразиться с тремя сыновьями Эсс Энхен, храбрецами Кире, Бирс и Баилкне из воинства Айфе. Скатах тяжело вздохнула, боясь за своих сыновей, но тут выскочил вперед Кухулин и один расправился со всеми тремя.

Когда Айфе увидала, что нет больше в живых ее лучших воинов, она вызвала на поединок Скатах. Однако вместо Скатах вышел к ней Кухулин, но прежде он спросил Скатах:

— Что Айфе дороже всего на земле?

— Ее два коня, ее повозка и ее возница, — ответила Скатах.

В яростной битве сошлись Кухулин и Айфе. Вот уже разлетелось на кусочки копье Кухулина и меч сломался у самой рукояти.

Тогда крикнул Кухулин:

— Глядите! Упали в пропасть и разбились кони Айфе, ее возница и повозка!

Попалась на хитрость Айфе, отвернулась на мгновение, а Кухулин, нимало не медля, взвалил ее себе на спину и потащил туда, где стояла Скатах со своим воинством. Там он бросил ее на землю, приставил ей к груди меч, и она запросила пощады.

Кухулин пощадил ее, и Скатах заключила мир с Айфе, которая обещала никогда больше не нападать на нее.

Королева Айфе полюбила юного Кухулина, и это принесло им обоим много горя.

Кухулин отправился в обратный путь и, когда шел по узкой горной тропинке, повстречал слепую на левый глаз старуху, которая потребовала, чтобы он уступил ей дорогу. Кухулин отказал ей, не желая разбиваться на выступавших из моря камнях, но она не отставала от него, и он, решив, чему быть, того не миновать, посторонился и чуть было не покатился вниз, но успел уцепиться за каменный выступ. Проходя мимо, старуха ударила его ногой по руке, однако Кухулин одним махом выспочил на трону и снес старой карге голову, поняв, что его хотела погубить Эсс Энхен, мать троих убитых им воинов. Она знала, как он чтит законы, и не сомневалась, что он уступит ей дорогу, если она хорошенько его попросит.

После этого Кухулин еще ненадолго остался у Скатах, в совершенстве овладел воинским искусством, а там прибыл гонец из Эмайн Маха, и он распрощался со Скатах, которая рассказала ему обо всем, что с ним будет, ибо она владела мудростью друидов. Она рассказала ему, что его ждут великие дела и великие опасности, что он будет один сражаться с целыми воинствами, что победит он своих врагов и слава о его подвигах дойдет до Олбина, но жизнь его будет недолгой, и погибнет он в расцвете сил.

Кухулин взошел на корабль и отплыл в Ирландию, и с ним вместе Лугайд и Луан, сыновья Лоха, а еще Фербаэт, и Ларин, и Фердиад, и Друст, сын Серба.

В ночь под Самайн они подошли к острову Рекрайна, и Кухулин, сойдя на берег, услыхал чей-то плач, а вскоре увидел прекрасную девицу, рядом с которой никого не было. Кухулин спросил девицу, как ее зовут, и она сказала, что она Дерборга, дочь короля Рекрайна, которого фоморы принуждают каждый год платить дань. На сей раз ему было нечего дать им, и он оставил на берегу свою дочь.

— Откуда они приходят к вам? — спросил Кухулин.

— Издалека, — ответила девица. — И тебе лучше уйти, пока они тебя не заметили.

Однако Кухулин не пожелал оставить ее одну.

Почти тотчас появились три могучих воина-фомора и направились прямиком к Дерборге. но не успели даже коснуться ее, потому что Кухулип набросился на них и перебил всех троих одного за другим. Правда, последнему все-таки удалось ранить его в руку, и девица оторвала от платья лоскут, чтобы перевязать рану. Она побежала к отцу рассказать, что случилось. а там и Кухулин пришел к королю, и вместе с ним его воины, которых с нетерпением поджидали Конал Кернах и Лойганре Буадах, посланные из Эмайн Маха за данью. В те времена галлы платили дань Уладу.

Все говорили о чудесном спасении Дерборги, и многие хвастали, будто это они победили фоморов, потому что девица из-за темноты не сумела хорошенько рассмотреть своего спасителя. Принесли воды, и воины омыли перед пиром руки, а когда наступил черед Кухулина, то девица узнала его по лоскуту от своего платья.

— Я дам тебе мою дочь в жены и сам заплачу ее брачную долю, — сказал король.

— Нет, — отказался Кухулин. — Я должен немедля плыть в Ирландию.

Кухулин возвратился в Эмайн Маха, рассказал там о своих подвигах и, немного отдохнув, отправился к Эмер, которая все еще ждала его в отцовском доме. Тем временем Форгал и его сыновья прослышали о возвращении Кухулина и так укрепили свою крепость, так зорко стерегли Эмер, что Кухулин долгий год не мог даже краем глаза увидеть возлюбленную невесту.

Как-то раз Кухулин, его возница Лаэг и Лугайд отправились на берег моря возле Лох Куан и там невысоко в небе увидели двух птиц. Кухулин вложил камень в пращу и ранил одну птицу. Они опустились на землю и превратились в двух прекраснейших девиц. Дерборга, дочь Рекрайна, со своей служанкой прилетела в Улад в поисках Кухулина, и в нее-то Кухулин попал камнем.

— Недоброе ты совершил, — сказала она Кухулину. — Я тебя искала, а ты ранил меня.

Кухулин приложил к ране губы, высосал камень и с ним немного крови.

— Ты не можешь стать моей женой, потому что я отпил твоей крови, — возразил ей Кухулин. — Но я сосватаю тебя за моего друга Лугайда Краснополосного.

Так он и сделал. Всю жизнь Лугайд любил свою жену, а когда она умерла, то и он умер от горя.

А Кухулин вновь отправился к Форгалу и, не утерпев, прыжком лосося перескочил через три стены. Оказавшись в крепости, три удара он обрушил на трижды девять воинов, и из каждых девяти спасся только один. Это были три брата Эмер — Скибар, Ибур и Кат. Желая избежать мести Кухулина, Форгал попытался было перескочить через стены, но упал и разбился.

В обратный путь Кухулин отправился вместе с Эмер и ее молочной сестрой и забрал с собой много золота и серебра.

Неожиданно они услыхали громкие крики. Это Скенменд, сестра Форгала, со своими воинами помчалась за ними в погоню, и возле брода Кухулин убил ее в поединке, отчего брод стал называться бродом Скенменд. Однако ее воины не оставили Кухулина в покое, и возле другого брода он убил сто из них одного за другим.

— Ты совершил великий подвиг! — воскликнула Эмер. — Ты убил сто храбрых воинов, так пусть отныне этот брод называется Глонад, брод Подвигов.

Потом они выехали на белое поле Ребан, и Кухулин нанес своим врагам три удара, отчего поле из белого стало красным.

— Красным стало сегодня поле Ребан! — воскликнула Эмер. — Ты это сделал, Кухулин!

С тех пор поле называют Кровавым.

Возле брода на реке Бойн их вновь настигли враги, и Эмер вышла из повозки. Кухулин же погнал воинов вдоль берега, и потоки крови потекли из-под копыт его коней на север, а потом он погнал их в другую сторону, и потоки крови потекли на юг. С тех пор брод называют Ат-на-Им-фуат, брод Двух Потоков.

Возле каждого брода Кухулин убивал по сто воинов и сдержал слово, данное им Эмер, потому что живым и невредимым вышел из всех сражений, и еще не наступила ночь, как они уже были в Эмайн Маха.

Кухулин стал во главе всех мужей в Уладе, всех воинов и поэтов, всех глашатаев и музыкантов, трех волынщиков и трех шутов, чтобы не потерять вкус к острому словцу. И о них пел бард. Вот что он пел: “Нет на земле никого честнее юношей Ирландии, воинов Алой Ветви”. А о Кухулине он пел: “Крепче железа наш Кухулин, могучий сын Дехтире”.

Долгим было сватовство Кухулина, но вот пришло время, и он взял Эмер в жены. Одолев все преграды, он привел ее в дом Алой Ветви, где ее от души приветствовали и Конхобар, и другие славные мужи Улада.

Было это в Эмайн Маха, которую зовут иногда Маха Копий, где король королей Конхобар построил Эахройс У лад. Дом собраний уладов, и свой главный дворец.

На славу возвел он главный дворец из трех дворцов — Королевского дома, Сверкающего дома и дома Алой Ветви.

В Королевском доме было три раза по пятьдесят покоев со стенами из красного тиса с медными заклепками. Покои Конхобара располагались внизу, и стены там были из бронзы и серебра, украшенные золотыми птицами, на головках которых сверкали драгоценные каменья. От очага до стены в его покоях было девять перегородок в тридцать футов высотой. Возле Конхобара всегда лежал прут из серебра с тремя золотыми яблоками, и стоило Конхобару потрясти этим прутом, как все во дворце замолкали.

В доме Алой Ветви хранили головы и оружие побежденных врагов, а в Сверкающем доме — мечи, щиты и копья героев Улада. Его и называли Сверкающим из-за многоцветного сверкания мечей и копий с кольцами и бантами из серебра и золота, а также золотых и серебряных украшений на щитах и блистания драгоценных чаш и рогов.

Воины Алой Ветви имели в обычае немедленно платить за обиды, будь то в поле или в пиршественной зале, поэтому всё оружие хранилось в одном месте. Там же висел меч Конхобара, прозванный Окайн, что значит Стонущий. Едва Конхобару начинала грозить беда, как его меч принимался стонать, и вслед за ним стонали все мечи Улада. И Лам-тапайд, Быстрая Рука, — меч Конала Кернаха. И Леохайн — меч Фергуса, и Уатах — меч Дубтаха, и Нитах — меч Лойгайре, и Скиатарглан — меч Сен-ха, и Комлаката, Ворота Битвы, — меч Кельтхайра, и много других мечей.

Щит Кухулина тоже висел там. И это был необычный щит.

Воины Алой Ветви постановили, что все щиты, которые изготовлял для них муж по имени Мак Энге, должны быть украшены по-разному. Когда Кухулин возвратился от Скатах, он тоже отправился к Мак Энге и попросил сделать для него новый щит.

— Не могу, — ответил Мак Энге, — потому что у меня нет рисунка для твоего щита.

Кухулин впал в ярость и пригрозил Мак Энге смертью, хотя тот был под защитой Конхобара.

Напуганный Мак Энге не знал, как ему быть, но тут к нему подошел неизвестный муж и спросил:

— Ты попал в беду?

— О да! — воскликнул Мак Энге. — Кухулин убьет меня, если я не изготовлю для него щит.

— Сделай так, — сказал неизвестный муж. — Насыпь на пол пепла в фут толщиной.

И ушел. Мак Энге послушался его, и тотчас неизвестный муж подошел к нему с другой стороны, держа в руках вилы, которые он одним зубцом упер в землю, а другим принялся чертить на пепле. Этот рисунок кузнец и перенес на щит Кухулина, прозванный Черным.

Что до меча Кухулина, который висел рядом со щитом, то имя его было Груидин Килидеан, что значит Очень-очень Твердый. У него была золотая рукоять с серебряным рисунком. И если Кухулин сгибал его чуть ли не пополам, то лезвие вновь выпрямлялось, как живая лоза. Он мог разрезать волос на поверхности воды или срезать волос с головы, не повредив кожу, а еще он мог разрубить надвое человека, так что это не сразу было заметно.

Еще там было копье Кухулина, имя которому Га Булг, и появилось оно в Сверкающем доме необычным образом. Как-то два чудовища, которых звали Куруид и Койнхен, сражались на море, и когда один из них, Койнхен, выбрался на берег, то другой догнал его и убил.

Мало ли, много ли времени прошло, и Болг, сын Буана, героя из Восточной Земли, нашел кости Койнхена и сделал из них копье, которое он подарил великому герою, сыну Ибара, а потом оно переходило из рук в руки, пока не оказалось у Айфе. Айфе подарила его Кухулину, и он привез его в Ирландию. Это копье было у него в руке, когда он убил своего единственного сына, а потом своего друга Фердиада.

Триста шестьдесят пять воинов жили во дворце Конхобара, и каждый из них один раз в год служил на пиру. Это было нелегкое дело, ведь никого нельзя было обойти ни мясом, ни пивом. А за три дня до Самайна и через три дня после, когда собирались во дворце самые знатные мужи, служил им король Конхобар. Если кто из мужей не являлся на пир, значит, пора было рыть для него могилу и на другой день класть на нее памятный камень.

Великое множество бардов и друидов собиралось во дворце Конхобара, ибо там их встречали с почетом, хотя бы и гнали их от других дворов. Среди них был друид Катбад и его сын, пре-красноликий Кенан, и Сенха, и ученый Ферсейртне, и справедливый Моранн, которого душил воротник, стоило ему ошибиться, и много-много других.

Одно время первым бардом был Адна, а когда он умер, то первым бардом Улада стал Атайрне. Однако Неде, сын Адна, возвратившись из Олбина, тоже пожелал стать первым поэтом. В Олбине о смерти отца ему рассказали волны, разбивавшиеся о берег, и он тотчас отправился в Эмайн Маха, где не мешкая уселся в кресло первого поэта, оказавшееся незанятым, и накинул на себя плащ первого поэта, лежавший рядом и украшенный перьями самых прекрасных птиц, какие только есть на земле. Когда после недолгой отлучки пришел Атайрне, они вступили в спор на языке поэзии, а Конхобар и все мужи внимательно слушали их и других бардов, вступавших в спор на стороне Неде или на стороне Атайрне.

Как бы то ни было, Неде доказал, что он первый бард, однако едва его признали лучшим из лучших, как он встал с кресла, снял плащ и накинул его на плечи Атайрне со словами:

— Теперь, когда умер мой отец, ты— мой господин и учитель.

Так Атайрне остался первым поэтом, но его не очень любили за алчность и скупость. Это он, придя как-то гостем в дом Мидира, тайком унес трех его журавлей неприветливости и жадности, чтобы ни один ирландец не вздумал ни о чем его просить.

— Уходи, уходи, — говорил один журавль.

— Не входи, не входи, — говорил другой журавль.

— Мимо иди, мимо иди, — говорил третий журавль.

После спора Неде и Атайрне король Конхобар отменил закон, согласно которому судьей мог быть только бард, потому что понимать поэтов было нелегко, и даже король злился, не в силах уразуметь реплики, которыми обменивались Неде и Атайрне. Вот он и повелел назначать судьей мужа, не глядя на то, знаком он или не знаком с поэтической премудростью. Никто ему не возразил, и в конце концов новый закон сыграл добрую роль.

Двенадцать первых героев Конхобаровой Алой Ветви звали Фергус, сын Ройга, Конал Кернах Непобедимый, прославленный Лойгайре Буадах, Кухулин, сын Суалтама, Эоган, сын Дуртакта, вождя Фернмайге, Кельтхайр, сын Утехайра, Дубтах Доэл Улад, Муинремар, сын Кеиргинда, Кетерн, сын Финдтайна, а еще Найси, Андле и Ардан, три сына Успеха."