Картина 3

На белом полотне, который занимает все переднее пространство сцены, идет агитационное кино. " Каждый ребенок знает, что никотин - это яд, что капля никотина убивает лошадь. Но что такое никотин по своей сути? Это зависимость прямая или косвенная от обстоятельств, в которые попадает человек. Обстоятельства правят человеком, а не человек обстоятельствами".

Голоса. Когда эта муть закончится. Ребя, давай-ка вмажем. У них свое кино, у нас свое. Это как врезать. По чинарику на брата, и тогда цельный парашют. Стол, свиная колбаса. (Смех) А потом полеты, дрынолеты, сны в раю. Хохорма, блины.

Лента обрывается и на импровизированной площадке появляются артисты, облаченные в костюмы времен Гомера.

Это, что за масленица? Еще не успели отъехать, как приплыли. Клоуны, ха, ха.

Кафка. Сейчас мы покажем то, что по-нашему разумению важнее. Надеюсь, вы с нами согласитесь.

Голоса. Может свистать всех наверх, и по шее шершаво. Не трогай, пущай кажут. Мы завсегда успеем этих комедиантов свергнуть. Впервой, что ли?

Кафка. Одобряю, не судите да не судимы будете

Голоса. О чем это он? Типун тебе на язык, Йося. Так его, вроде бы так.

Кафка. Узкими прибрежными тропками, от одного детского дома до другого, называемых коробками, пробиралась маленькая бродячая труппа. Впереди, если взять лупу можно увидеть обыкновенно шедшего, свесив набок длинный розовый шарф, мальчика Артема, не сумасшедшего пешего,

остриженная наподобие льва у него была голова. Держа под левым локтем ковер и гигиенический прибор, в правой - клетку с москитной сеткой. За ним плелся старший в марше - дедушка Мартын, крестьянский сын с шарманкой, которая была его старше. Впереди робко маячила следующая коробка. Дом без особых признаков обитания, пока не заглянешь внутрь здания. Проверим, кто там на чем спит да кто зачем сидит.

Вена с самодельной шарманкой на шее начинает играть.

Голоса. Что это за медведь ему на ухо наступил. Двумя лапами, точно. Эй, Лучианно, прокрути-ка лучше про город, которого нет. Простыни лишим, не выполнишь.

Малой показывает пантомиму удушения Дездемоны Отелло. В двух лицах. В последний момент, когда происходит предсмертные судороги у Дездемоны, Малой застывает в этой позе.

Кафка. Граница вседозволенности здесь легла на самый верхний ярус переполненности духовных материалов и подлежит суровому разбичеванию и немедленному растерзанию виновных аксакалов.

Голоса. Правильно ли я понял. Не только ты. Я не понял, но давуху ощутил, не бронтозавр. Кто это аксакал? А что ты имеешь против этих благородных челов? Землю давно не ел вместо каши? Устроим.

Малой. Не страшно. Земля полезна даже, если ее правильно потреблять.

Вена. Любая энциклопедия скажет, что это факт.

Голоса. Чего мы терпим? Ну-ка, орудия к бою. Зарядили и устроим им дискотеку на острове невезения. Пусть танцуют и нас вспоминают. Музыка трубеть будет из всех щелей. Не остановишь!

Кафка. Посмотрев в глаза своим собратьям, себя я вижу в дамском платье - испуга, страха, как ни назови, блуждают скулы

Малой. Подбери! Не допускай прикосновений и этих грязных дерзновений.

Вена. И удушение себя - есть удушение тебя.

Голоса. Ну что стрелы поострее, копья потупее и промурыжим наших героев.

Привидения, Кафка и его друзиа. (смех) Впервые на арене, первое и последнее выступление с хорошим печальным концом.

Подожди, не трогайте их. Они не мы, это понятно, но ведь звери, а? И это шоу с удушением - здорово. Чего не хватает здесь, в нашем клоповнике -это нормального шоу. Чего, чего, зашипели? Что, не согласны. Какие в норку идеалы? Идеалы все в туалете напиханы, пора бы уже смыть.

Кафка. Предлагаю совершить круиз на ту сторону берега. Чтобы вдохнуть совершенно другой бриз.

Голоса. А что это реально что ли? Что за ватрушки он нам предлагает? Мы же здесь как за решеткой в темнице сырой. Ага, мы значит туда, а он нас диру сдает тепленькими и мы на насест. Не надейся, вихрастый. А чего это ты стихами-то горишь, больной что ли?

В этот момент незаметно входит Вениамин Каземирович.

Кафка. Ребята, любое место, жилое конечно, претерпевает реорганизацию.

Голоса. Чего?

Кафка. В смысле, обновление для улучшения качества жизни.

Голоса. Мы же не за границей, где все для нас. Сбежал бы, ей богу. Это не штаты.

Вена. В американской жизни нет таких домов. Не продумали. А ведь я живу здесь без малого 12 лет. И всегда, почти каждую минуту хотел убежать туда, где трава посочнее. Почему я рвусь, или даже нет, рвался, в страну Большого яблока и белых лимузинов на дорогах. Не потому, что не люблю русский язык, быт или прельщает меня жизнь столичная с мириадами огней, а то что за сиротами там, как бы это ни звучало эхом из шестой палаты, выстраивается очередь. Очередь, мама дорогая. Представьте, за нами стоят в ряд, как в магазине. Словно за мясом, подходят и спрашивают " Вы крайний? Я за вами" А потом из-за прилавка продавщица - упитанная, на гамбургерах, говорит " Все, не занимать те, кому мальчики остались только девочки".

Голоса. Да ладно, заливать горностай. Цыц, затухни дробилка. Дело, говорит. Продолжай, Веня.

Вена. Мы тут, с друзьями, подумали - а чем мы хуже. Да, Малой уходит жить в семью, и это правильно. Это не значит, что он эмигрант и прочая дрянь. Нет, все мы этого хотим. И у всех у нас будет хорошая семья. Хорошая русская, хорошая американская, хоть испанская. Это возможно. Но пока мы здесь с вами, да создадим условия для нормального сосуществования. Вместе. Без насилия, интересно и с надеждой.

Голоса. Еще бы добавок побольше на ужин, а то пока до завтрака дойдешь, дуба дашь, точно. А там еще зарядка, лимонная выжимка.

Малой. Правильно. И я никуда не денусь. Буду внештатным корреспондентом из другого мира.

Голоса. Что часто будешь приходить? Раз в 20 лет?

Малой. Еще надоем. Я ведь тоже здесь рос и, наконец, врос, как дерево - корнями, и не так просто выкорчевывать себя и пересаживать в новую среду обитания. Но это нужно. Чем раньше мы с вами поймем, никто нам не объяснит толковее, чем мы сами, тем ранее нам повезет. Как детство, проходит и начинается новая жизнь - недетская. Как я называю - сейчас у нас картонная коробка, а потом - из крепкого металла, похожая на консервы. Так что приготовим открывалки. И консерва нам нипочем.

Голоса. Молодец. А чего? Да он нормальную мысль толкает. Революционную, почти. Ладно, без комментариев. Ура, революционеру и его компании!

Вениамин Каземирович незаметно уходит.

Ты здорово сочиняешь, давай Гюго. Тот вроде бы пел. Да ладно, не брюзжи. Давай, Иосиф, окрыляй!

Кафка. Когда горит одна свеча,

Вокруг невидимые лица

И сотня неизвестных тел

В которых огонек теплится

И свет, чистейший, будто мел.

Когда вся комната в свечах,

Вокруг не гномы и не волки,

И сотни незнакомых фраз,

В которых брань и кривотолки

Взаимопонимание за раз.

В смысле за один раз, присест, мы находим общий язык.

Входит Сергей Львович.

Сергей Львович. Это за противогаз с щелью? А вы чего так разрядились?

Кафка. Мы это...

Вена. Кино закончилось и мы...

Малой. Понимаете...

Голоса. Они сцену показывали о вреде курения на жизнь. И алкоголя. А еще наркотиков разных. Поучительно, блины и убедительно. Я точно брошу.

Сергей Львович. Да? А я было подумал. Ну, если так, то объявляю вам благодарность с записью в личное дело.

Вена, Кафка и Малой (вместе). Рады стараться, товарищ старший воспитатель. Ура, старшему воспитателю!

Голоса. Качай! Качай!

Сергей Львович. Ладно, вверх и только вверх. Только не переборщите. Не расплескайте суп и сметану.

Голоса. Конечно, капитан! Взяли и...

Занавес.