Такое случается.

На следующий день Надир пришел со всей своей стражей. С ними были Исмерина и дети. На сердечнейшие благодарности Бахрама, Надир лишь скупо кивнул, а затем обратился к Кхалиду:

- Снаряды с ядовитым воздухом могут стать необходимыми и я хочу, чтобы ты сделал как можно больше. Как минимум пять сотен. И хан, по своему возвращению, тебя вознаградит по заслугам. В качестве награды авансом, он возвращает твою семью.

- Он уезжает?

- В Бухаре появилась чума. Караван-сараи и базары, мечети и медресе, а также Ханака – все закрыто. Самые ближайшие придворные сопроводят хана в его летнюю резиденцию. Я также буду там. Думайте сами. Если вы можете покинуть город и продолжить работу, хан не препятствует вам, но он надеется, что вы останетесь на подворье, чтобы работать еще эффективней. Когда чума отступит, мы снова встретимся.

- А что маньчжуры? – спросил Кхалид.

- Говорят, что у них также чума. Как мы и думали. Может это они принесли ее к нам? Может быть они специально отправили сюда больных, чтобы распространить болезнь среди нас? Это несильно отличается от распыления отравленного воздуха на врага.

Кхалид побагровел, но ничего на это не сказал. Надир ушел, стремясь покончить со своими делами перед отъездом из Самарканда. Кхалид поспешил захлопнуть дверь, проклиная его себе под нос. Бахрам же, восзищенный нежданным появлением Исмерины и детей сжимал их до тех пор, пока Исмерина не закричала, что он раздавит их. Десятилетие назад, когда чума прошлась по городу, они заперлись на подворье и потеряли только одного слугу – он пошел проведать свою подругу в город и не вернулся. Они были готовы встретить и эту напасть. Они были счастливы. До тех пор, пока Бахрам не заметил, что его дочь Лейла, с лихорадочным румянцем безвольно лежит на сундуке с бельем.

Они перенесли ее в комнату с кроватью. Лицо Исмерины было охвачено ужасом. Кхалид велел запереть Лейлу в комнате и кормить ее через дверь, передавая кушанья и питье при помощи веревок и плетеных корзин, которые назад уже не принимали. Но Исмерина, конечно же, обняла на прощание свою маленькую дочку. На следующий день Бахрам увидел страшный румянец уже на щеках своей жены. Услышал, как она хрипит. Он поднял ее руки и увидел в подмышках шарики, твердые желтые наросты просвечивали сквозь кожу, будто драгоценные камни.

После этого их дом объявили зачумленным и Бахрам проводил свои дни, ухаживая за семьей, требуя от Кхалида не приближаться и не касаться больных, возясь с ними самостоятельно день и ночь. Иногда он старался, иногда ничего не делал, просто сжимая своих родных, не желая отпускать их из этого мира. Или стараясь их вернуть сюда, когда его дети умерли.

Затем стали умирать и старики, и во всем городе было больше зачумленных домов, чем домов, в которых чумы не было. Федва умерла, но Исмерина еще держалась. Кхалид и Бахрам, сменяя друг друга ухаживали за ней. К ним на подворье пришел и Иванг.

Как-то ночью Иванг и Кхалид поднесли стекло ко рту Исмерины, а затем стали смотреть на это стекло через мелкоскоп. Больше молчали. Бахрам на краткое время заглянул в линзы сам и увидел тучу маленьких драконов, горгулий, летучих мышей и других существ. Он не мог больше смотреть туда, но знал, что все они обречены.

Исмерина умерла и Кхалид в тот же час продемонстрировал свои наросты. Иванг уже не мог вставать со своего дивана в мастерской Кхалида, но изучал свое собственное дыхание, кровь и пот через мелкоскоп, стараясь делать четкие записи течения болезни в нем самом. Поздей ночью он вдруг заговорил низким голосом:

- Я рад, что не обратился в твою веру. Я знаю, ты этого не хотел. И теперь я стану святотатцем, ведь если есть Бог, я хотел бы спросить с Него за все это.

Бахрам ничего не сказал. Это было наказание, но за что? Что они такого сделали? Газовые снаряды вызвали неудовольствие Бога?

- Старики живут да семидесяти, - продолжал Иванг. – Мне всего лишь за тридцать. Что мне делать со всеми этими годами?

Бахрам был не в силах думать.

- Ты сказал, мы веренемся, - тупо сказал он.

- Да. Но эта жизнь мне нравилась. На эту жизнь у меня были планы.

Он повалился на диван, его кожа на ощупь была горячей. Бахрам не сказал ему, что Кхалид уже умер, старик ушел тихо, пораженный или огорченный уходом Федвы и Исмерины, скорее всего от инфаркта, а не от чумы. Один только Бахрам сидел с тибетцем на тихом подворье.

Через какое-то время Иванг захрипел:

- А вдруг Надир знал, что они заражены и вернул их, чтобы убить нас.

- Но зачем?

- Может он боялся убийцы мириадов. Или какой-то партии при дворе. У него были други резоны, не такие как у нас. А может это был кто-то другой. Или никого не было.

- Мы никогда не узнаем.

- Неа. Может сейчас и двора нет уже. Ни Надира, ни хана, никого.

- Надеюсь на это, - вылетело из рта Бахрама.

Иванг кивнул. Он умер на рассвете, безмолвно борясь до конца.

Бахрам собрал всех выживших с подворья. Они повязали на лица ткань и перетащили тела умерших в старую мастерскую за отвалом химического производства. Его мысли витали настолько далеко от тела, что даже движения собственных конечностей удивляли его. Он разговаривал с собой, будто бы с посторонним. Сделай то, да сделай это. Давай поедим. Когда он потащил на кухню большой котел, он почувствовал вздутие в подмышке. Он рухнул на пол, будто его сухожилия подрезали. “Кажется, теперь моя очередь” – подумал он.