Снова в Бардо.

Хм, должно быть это маленькое джати, что сидело на черном полу в бардо, было на этот раз, особенно если принять во внимание такой конец, очень огорченным и подавленным. И кто бы упрекнул их? С чего бы у них было бы желание продолжить свой путь? Сложно было разглядеть хоть какую-то награду за их добродетели, хоть какой то прогресс, хоть какую-то кармическую справедливость. Даже Бахрам не мог найти никаких положительных сторон, а прочие даже и не пытались. Оглядываясь назад, в глубину веков, в бесчисленном круговороте перерождений, что было им доступно, пока они не выпили напиток забвения, разглядеть какой-то смысл в их существовании никак не получалось. Если у богов был план, или хотя бы набор процедур, если длинная цепь перевоплощений что то привносила, если это не было бездумным повторением, время не просто хаотическое нагромождение событий, все равно никто не мог ничего разобрать. История их перевоплощений не могла быть полной без описания их смертей, это было самым первым, что вспоминала душа в бардо. Смерть. Цепь перерождений – цепь смертей, будто в склепе. Зачем вчитываться в это? Зачем снова подбирать эту книгу, что была ярости и отвращении брошена к дальней стене, и снова приниматься за чтения? Почему происходит эта жестокость? Эта плохая карма? Эта бесвкусная история?

А причина одна и очень простая: такое случается. Случалось прежде бесчисленное количество раз. Океаны – это вода наших слез. Никто не мог отрицать, что такое случается.

И выбора никакого нет. Они не могут уйти из колеса рождений и смертей, не могут не почувствовать это, не могут не вспоминать потом. Их биограф, Самая Старая Красная Краска честно запишет их историю, отталкиваясь от реальности, ведь иначе история – это ничто. Ведь это так важно, что история что-то да значит.

Итак. От реальности не сбежишь: они сидели там, дюжина грустных душ, прижавшись друг к другу в дальнем углу великого зала суда. Было мрачно и холодно. Прекрасный белый свет на этот раз являлся им лишь на кратчайший миг, вспышка, удар по глазам – и вот они снова здесь. В окружении псоглавцев, демонов и черных богов. Все застилал тяжелый туман, что глушил любые звуки.

Бахрам пытался, но так и не мог придумать, что сказать. Он все еще был оглушен последними днями прибывания в мире. Он все старался встать и начать следующий день, следующее утро, что было подобно прочим. Бороться с угрозой вторжения с запада, разговаривать со своей семьей, делать то, что это означала – какие бы не были невзгоды, тревоги, проблемы – ведь это, без сомнения, и было жизнью. Но жизнью не было то, что он видел сейчас. Уже нет. Соленые слезы в посмертии текут по лицу, свинцовые слезы смерти: горечь наполнила воздух, подобно дыму. Эта жизнь мне нравилась! На эту жизнь у меня были планы!

Кхалид сидел так, как только Кхалид и мог сидеть, весь поглащенный в обдумывание очередной проблемы. Это зрелище вырвало из Бахрама еще один тяжкий выдох сожаления и грусти. Вся эта жизнь ушла. Ушла, ушла, ушла, как и все... Прошлого не вернуть. И когда жизнь ушла, Бахрам понял, как же он ее любил, что даже во время жизни он жил с чувством ностальгии к ней. Каждый ее день.

Теперь ее нет.

Остальные члены джати сидели на грубом деревянном полу вокруг Кхалида. Даже Шайед Абдул выглядел убитый горем, не просто жалея самого себя, но горюя обо всех, печалась, что им пришлось оставить этот безумный, но какой же интересный мир.

Прошло время. Мгновение, год, эпоха, калпа[143] – кто мог бы сказать точно в таком ужасном месте?

Бахрам сделал тяжелый вдох, напрягся, сел ровно.

- У нас получается, – твердо сказал он.

Кхалид хмыкнул:

- Мы – мыши в лапах кошки. – он указал на помост, где восседали гротескные создания. – Должен сказать, они настоящие говнюки. Убивают нас ради удовольствия. Сами не умирают и не знают, что это такое.

- Забудь о них, - посоветовал Иванг. – Мы должны сами о себе заботиться.

- Бог судит и посылает нас снова, - сказал Бахрам. – Человек предполагает, а Бог располагает.

Кхалид замотал головой:

- Взгляни на них. Это горстка капризных, заигравшихся детей. Никто над ними не властен, нет бога богов.

Бахрам удивленно взглянул на него:

- Разве ты не видишь того, кто обволакивает остальных? Нас, их, всех? Аллаха или Брахмана или как тебе больше нравится, единственного истинного Бога богов?

- Нет. Даже и следов его присутствия я не вижу.

- Ты просто не смотришь! Ты никогда не смотрел! Когда ты посмотришь, ты увидишь его. Когда ты увидишь, все для тебя изменится. Тогда все будет в порядке.

Кхалид нахмурился:

- Не смущай нас своими пустыми глупостями. Великий Боже, Аллах, если ты там есть, зачем ты наказал меня глупейшим из юношей? – он указал на Бахрама. – Гораздо проще без тебя! Тебя и твоего проклятого порядка! Нет этого порядка! Есть только гребаный бардак! Своими глупостями ты только делаешь все хуже! Ты разве не видел, что случилось с твоей женой и твоими детьми, с моей дочерью и моими внуками? Это не в порядке! Если хочешь, отталкивайся от этого! Может быть мы все тут – галлюцинации, но нет оправдания быть таким остолопом.

Бахрама это также задело.

- Это ты всегда сдавался, - возмутился он. – Каждый раз. Это все твой цинизм – ты даже не пытался. У тебя никогда не было смелости продолжить.

- Хера там. Я еще не сдался. Я просто не желаю выслушивать ложь. Нет, это ты – тот кто не пытается. Всегда ждет, что за тебя грязную работу сделаю я или Иванг. Хоть раз сделай сам! Хватит лепетать про любовь и попробуй сделать все сам, черт тебя дери! Попробуй и увидешь, как тяжело улыбаться, когда столкнулся с истинной природой вещей лицом к лицу.

- Ого! – отвечал Бахрам. – Я выполняю свою часть. Я всегда выполняю свою часть. Без меня никто из вас не мог бы двигаться вперед. Держать в себе любовь требует огромного мужества, особенно когда ты знаешь, как и все вокруг, истинную природу вещей! Легко быть злым, с этим каждый справиться может. Быть добрым – вот что сложно, на это вся надежда. Труднее всего – просто любить.

Кхалид замахал своей левой рукой:

- Все это прекрасно, но имеет значение, если только правде смотрят в лицо и за нее борятся. Меня тошнит от любви и веселья. Я хочу справедливости.

- Как и все мы.

- Ладно, тогда покажи мне. Покажи, что в этом поганом мире в следующий раз ты сможешь показать что-то другое, кроме “будем счастливы и веселы”.

- И покажу!

- Доворились.

Кхалид с трудом поднялся на ноги и повернулся к Шайед Абдул Азизу, а затем, без предупреждения швырнул того в дальний угол.

- А что же ты? – кричал Кхалид. – Каково твое ОПРАВДАНИЕ? Почему ты всегда такой мудак? Постоянство – это не оправдание. Твой ХАРАКТЕР – это НЕ ОПРАВДАНИЕ!

Шайед смотрел на него с пола, сплевывая кровь. В его голосе звенел металл:

- Оставь меня в покое.

Кхалид замахнулся было еще раз, но затем опустил ногу.

- Ты получишь свое, - пообещал он. – Рано или поздно, но ты получишь свое.

- Забудь о нем, - посоветовал Иванг. – Он – не главная проблема, и он всегда будет с нами. Забудь о нем, забудь о богах. Давай сосредоточимся на нас самих. Мы можем создать наш собственный мир.