У них это есть.

(Послесловие, с которым есть смысл ознакомиться до чтения романа.)

…И вот Бэз Уиндрип стал президентом Соединенных Штатов Америки. В Белом доме расположился пестрый табор проституированных политиканов, дипломированных убийц, садистов в профессорских очках. Возле Большого мешка с Золотом произошла смена караула. Часовые в касках, украшенных перьями демократических лозунгов, были отправлены в кордегардию. На их места, печатая шаг, встали идеологические парашютисты – чудовища с гнилыми мозгами, похожие на оккультных персонажей из фильмов Хичкока. В этой смене караула тень Гитлера была разводящим.

Итак, к власти в США пришел фашизм, выряженный в защитные цвета «истинного американизма». В пивных стойлах топают копытами нетерпеливые погромщики. Минитмены – разбойничья гвардия новоявленного фюрера – маршируют по улицам городов. Подвыпившие опричники «верховного вождя страны» Громят квартиры «активных негров», коммунистов и вообще людей «рузвельтовского толка». Бульварные листки с пылким усердием сообщают о роспуске всех, партий, кроме «корпоративной». Догадливые приверженцы нового строя тащат на площади еретическую литературу. На веселых кострах жгут книги Хемингуэя и Марка Твена, корчится в огне Мартин Чезлвит Диккенса. В джунглях фашизированных городов бродят красномордые хищники. Сдвинув котелки на затылок, они грозно мурлыкают гимны в честь своего повелителя.

Тот, кто хотел бы ознакомиться с сутью программы Бэза Уиндрипа, может удовлетворить свое любопытство чтением «Майн Кампф». Я же приведу здесь несколько образчиков стиля нового президента.

– У меня одно желание – заставить всех американцев понять, что они всегда были и должны оставаться впредь величайшей расой на нашей старой земле, и второе – заставить их понять, что, каковы бы ни были между нами кажущиеся различия – в смысл богатства, знаний, способностей, происхождения и влияния (все это, конечно, не относится к людям отличной от нас расы), все мы братья…

И еще:

– Всякий честный агитатор, то есть человек, честно изучающий и рассчитывающий средства для наиболее эффективного осуществления своей миссии, очень скоро убеждается, что было бы плохой услугой в отношении простого народа – это просто сбивает его с толку – знакомить его с действительным положением вещей с той же полнотой, как и более высокие слои общества.

Этот вполне своеобразный стиль Уиндрипа, несомненно, был многообещающим. Одна из его поклонниц, знаменитая Аделаида Гиммич, автор нашумевшего проекта – посылать из США каждому американскому солдату на любой фронт, где бы он ни был, по клетке с канарейкой, – заявила на банкете в Форте Бьюла: «По-моему, чтобы научиться Дисциплине, нам нужно снова пережить настоящую войну». А генерал Эджуэйс тут же брякнул без обиняков:

– Признаюсь: хотя я и ненавижу войну, но есть вещи и похуже. Ах, друзья мои, гораздо хуже! Это – состояние так называемого «мира», когда рабочие организации заражены, словно чумными микробами, безумными идеями анархической красной России!.. Состояние «мира», когда университетские профессора, журналисты и видные писатели тайно распространяют все те же возмутительные обвинения против Великой старой конституции!.. Нет, такой «мир» гораздо хуже самой ужасной войны!.. А теперь я могу сообщить вам хорошие новости! Проповедь неприкрытой наступательной силы очень быстро распространяется в нашей стране…

Генерал Эджуйэс знает, что он говорит. События, видимо, не заставят себя долго ждать. Известно, что в казармах США особой популярностью пользуется новая песенка, сочиненная в недрах пропагандистского отдела военного министерства:

Из Мексики Джонни вернется домой.

Ура! Ура! Ура!

Усталый, осыпанный пылью чужой.

Ура! Ура! Ура!

Но он будет болтать на чужом языке,

С ним сеньора в седле и винтовка в руке.

Ох, и славно напьемся на радостях мы,

Когда Джонни вернется домой!

Есть основания полагать, что объявление Уиндрипом войны Мексике – дело нескольких часов. Прежде чем зажечь мировой пожар, Соединенные Штаты хотят оккупировать весь американский континент.

Читатель, который из начала этой статьи сделает вывод, что он прозевал новые президентские выборы в США, ошибется. Все, что мы рассказали, происходит на страницах романа Синклера Льюиса «У нас это невозможно». Книга эта вышла за океаном в 1935 году и рисует воображаемый фашистский переворот, приуроченный к выборам президента в 1936 году.

Если вспомнить реальные события того времени, то станет ясной достоверность источников романа. Национальная ассоциация промышленников была встревожена либеральными реформами «нового курса». Реакция попыталась устроить «Марш на Вашингтон», наподобие похода Муссолини на Рим. Речь шла – ни больше, ни меньше – о свержении Франклина Рузвельта. Кучера бизнеса рассчитывали заодно «взять под уздцы» «умеренную часть» Конгресса. Старому зубру в генеральских погонах Ван Хорну Мосли (однофамильцу английского «фюрера») поручили возглавить Американский легион и бросить его в Путч. Когда дошло до дела, он струсил, затея провалилась. Таким образом, Льюис описывает несовершившиеся события. Основа романа – факты, которых не было в жизни. Совместимо ли это с реализмом? Да, вполне.

Государственную систему США нельзя назвать фашистской. Но фашизм имеет в этой стране могущественных покровителей. Живительный дождь щедрых субсидий орошает его многочисленные организации. Они располагают газетами, журналами, издательствами, клубами. Явления и тенденции, родственные фашизму, уже давно существуют в США. Синклер Льюис воплотил эти тенденции в образы. Он слил реализм с фантастикой. И даже беглый анализ позволяет обнаружить в этом сплаве драгоценные свойства тонко-саркастичного памфлета. Автор создал галерею портретов алчных бизнесменов, обезумевших генералов, гориллообразных мещан, жаждущих свести с ума американский народ, скомандовать ему: «В атаку!» – И бросить на поля апокалиптических битв за мировое господство.

«В атаку!» – так и называется катехизис, составленный из речей героя романа Бэза Уиндрипа, – книжонка, содержащая больше планов «преобразования мира», чем все романы Герберта Уэллса, вместе взятые. Без риска ошибиться можно утверждать, что одним из прототипов Уиндрипа был ныне покойный губернатор Луизианы фашист Хьюи Лонг.

Однажды Франклин Рузвельт, доверительно беседуя с близким ему человеком, сказал:

– Действуя гитлеровскими методами, Лонг хочет выставить свою кандидатуру на президентских выборах в 1936 году. Он надеется собрать сто голосов на съезде демократической партии. После этого он намерен организовать самостоятельную группировку совместно с представителями прогрессивного блока Юга и Среднего Запада… Таким образом он рассчитывает победить демократов и привести к власти реакционного кандидата от республиканской партии. К 1940 году положение в стране, по мнению Лонга, будет таково, что он станет диктатором[26].

И вот фабула романа «У нас это невозможно» развертывается так, как если бы план Лонга был проведен в жизнь.

Но дело совсем не в конкретной аналогии. Синклер Льюис понимал – и именно в этом огромная ценность его романа для наших дней, – что ростки фашизма укоренились не только у обочин американской общественной жизни, но и проникли, то здесь то там, на основную магистраль политики США.

Роман Синклера Льюиса вышел в свет на русском языке четверть века тому назад. Я перечитал сейчас свою рецензию об этом произведении, напечатанную в то время, просмотрел другие статьи, и, скажу откровенно, они были несколько спокойнее самого романа. Иные важные подробности в размышлениях Льюиса и героев романа ускользнули от его критиков. Очевидно, двадцать пять лет тому назад мы знали Соединенные Штаты хуже, чем теперь.

А сейчас можно твердо сказать: во всей американской литературе нет и не было романа, который бы с такой силой предвидения на много лет вперед проследил извилистый процесс формирования фашизма в Штатах. И в этом смысле «У нас это невозможно» мы могли бы сравнить только с антифашистскими романами Фейхтвангера, и, прежде всего с «Успехом» и «Семьей Опперман». Синклер Льюис вполне отчетливо предсказал инквизиторский маккартизм и многие другие явления, вплоть до тех, какие мы наблюдаем в политической жизни США сегодня.

Любопытна такая деталь. Опричники фашиста Уиндрипа названы в романе «minute men». Но сегодня в США существуют люди, рекомендующие себя именно так: «минитмены». Это вооруженная до зубов, суперпогромная, антикоммунистическая организация, чей лидер Роберт Боливер Депью полагает, что третья мировая война уже началась.

Как произошло такое совпадение? Уж не взял ли фашист Депью это наименование из антифашистского романа? Нет, конечно. Все дело в том, что Синклер Льюис превосходно изучил стремление американской реакции к демократическому камуфляжу. Его характеристика общества «Дочерей Американской Революции» может считаться классической: «…организация эта состоит из женщин, тратящих одну половину своего времени на то, чтобы хвастаться своим происхождением от свободолюбивых американских колонистов 1776 года, а вторую, чтобы яростно нападать на своих современников, исповедующих именно те принципы, за которые боролись эти колонисты».

И вот, порывшись в материалах о войне американцев с англичанами за независимость, вы встретите упоминание о «минитменах» – людях, «готовых в минуту», иначе говоря, народных ополченцах славной эпохи, увековеченной в поэме Лонгфелло «Скачка Поля Ревира».

И когда Синклер Льюис назвал фашистскую гвардию Уиндрипа «minute men», он предугадал еще одну вполне конкретную фоому кощунственной эксплуатации фашизмом духовных реликвий американца. Предугадал, как мы видим, точно. Минитмены возятся с пулеметами, проводят полевые учения, горланят свои песни и, можно поручиться, не знают, что давно-давно старый умный писатель предсказал их появление, их безумие и даже их название…

Центральная фигура романа, Дормэс Джессэп, – редактор и издатель провинциальной газеты «Дейли Информер». Где-то мы уже встречали облик этого человека – утонченного хранителя моральных богатств, спокойного собирателя духовных ценностей. Дормэс Джессэп – это Густав Опперман, выросший на американской почве. Так же, как и его немецкий собрат, Дормэс непоколебимо верит в устойчивость окружающего.

Мир Дормэса Джессэпа складывается из обширного собрания любимых книг, серьезной привязанности к Лоринде Пайк, бесконечных часов упоительного раздумья в рабочем кабинете, привычной и в меру обременительной работы в редакции. Это спокойный мир современного отшельника, укрывшегося в башне из слоновой кости или, вернее, пластмассовой «под слоновую кость», с паровым отоплением и горячей водой из крана.

Тридцать семь лет Дормэс Джессэп редактировал «Дейли Информер». В 1920 году он выступал за признание России и тем стяжал себе опасную репутацию отъявленного коммуниста. Передовицами о невиновности Тома Муни и осуждением вторжения Соединенных Штатов в Никарагуа он нарушил покой своих друзей, поверг в смятение половину благонамеренных подписчиков и окончательно утвердил за собой славу смутьяна.

Вся эта «крамола» не заключала в себе последовательной революционности. Статьи провинциального редактора диктовались благородным сердцем человека, испытывающего инстинктивное отвращение и даже ненависть ко всякому акту жестокости и несправедливости. Он с издевкой говорит о «войне за освобождение Кубы, за освобождение жителей Филиппинских островов, которых никак не устраивало качество нашей свободы». Но автор этих гневных обличений «прекрасно понимал свою позицию, знал, что весьма далек от левого крыла радикалов и в лучшем случае он умеренный, вялый и, пожалуй, немного сентиментальный либерал».

Роман Синклера Льюиса особенно роднит с «Семьей Опперман» та часть, где автор изображает приход американского фашизма к власти. Синклер Льюис цитирует газетные статьи, политические декларации, речи государственных деятелей. Это производит впечатление подлинной документации. И не удивительно. Фашистские тенденции Америки того времени овеществлены в бесчисленных газетных отчетах о политическом буйстве Хьюи Лонга, демагогических проповедях радиопопа Кофлина, бандитских похождениях куклуксклановцев, в множестве фактов откровенного служения государственной власти трестированному капиталу.

Осматриваясь вокруг и разгадывая демагогию Бэза Уиндрипа, рвущегося в Белый дом, Джессэп думает о том, что произойдет дальше: «..очень возможно, что эта шайка втянет нас в какую-нибудь войну, просто чтобы потешить свое безумное тщеславие… И тогда меня, либерала, и вас, плутократа, притворяющегося консерватором, выведут и расстреляют в три часа утра». Его собеседник Тэзброу, будущий фашистский деятель, решительно возражает: «У нас в Америке, это невозможно! Америка – страна свободных людей».. И тогда Дормэса прорывает: «Черта с два невозможно, отвечу я вам: нет в мире другой страны, которая так легко впадала бы в истерию… или была бы более склонна к раболепству чем Америка».

В окружении Дормэса есть люди, поговаривающие о «сильной личности»: демократические институты, дескать, не в силах навести порядок в стране, вылечить ее болезни. Что, например, делать с безработными, этими «ленивыми шалопаями, которые кормятся пособием», как говорит о них банкир Краули? Нужен доктор, который возьмет пациента в руки и заставит его выздороветь, хочет он того или нет. Слово «фашизм» не должно пугать… На это звериное воркование Дормэс замечает, что он знает о лечении сифилиса прививкой малярии, но никогда не слышал, чтобы малярию лечили прививкой сифилиса. Экстравагантное сравнение помогает Дормэсу сформулировать основную мысль: «Лечить язвы демократические язвами фашизма! Странная терапия!»

Дормэс встревожен. Он еще пытается себя утешить: «Если у нас когда-нибудь и будет фашистская диктатура, то все будет совсем иначе, чем в Европе, – слишком сильны в Америке юмор и дух независимости». Однако вскоре вышло так, что двое-трое друзей были единственными людьми, с которыми он рисковал говорить о чем-либо более серьезном, чем о том, будет сегодня дождик или нет. При тирании даже мужская дружба – ненадежное дело. После прихода к власти Уиндрипа Дормэс Джессэп неожиданно обнаружил, что плети и кандалы причиняют такие же мучения в чистом американском воздухе, как в болотных туманах Пруссии. Тот, кто был недоволен новыми порядками, не мог заявить о своем недовольстве дважды.

Хроника подвигов клики Уиндрипа в точности воспроизводит насилия германского фашизма, неслыханно обогатившего своей деятельностью каталог уголовных преступлений.

Синклер Льюис располагал неплохой информацией. Помимо печатных источников – общедоступных и полусекретных, он располагал точными и документированными материалами, собранными его женой. Уильям Додд, посол США в Германии периода 1933-1938 годов, сообщает любопытную подробность. Он пишет в своем дневнике: «Сегодня (это было 24 августа 1934 года, как раз в период, когда автор «У нас это невозможно» приступал к работе над этим романом. – А. К.) в одиннадцать часов пришла миссис Синклер Льюис, которая в литературных и художественных способностях не уступает своему знаменитому мужу, и мы около получаса беседовали о ее намерении изучить и описать современную германскую социально-философскую систему»[27]. (Заметим, опять-таки в скобках, что через непродолжительный срок миссис Льюис – известная журналистка Дороти Томпсон – получила приказ гитлеровских властей покинуть Германию в течение двадцати четырех часов. – А. К.)

Бэз Уиндрип не медлил. Железная рука осуществила его программу. Умилительная проповедь о перераспределении богатств обернулась новыми прибылями концернов. Безработицу «устранили» лагерями трудовой повинности. Сложнее обстояло с ликвидацией преступности. Но наконец и эта проблема была разрешена по германо-итальянскому образцу. Наиболее закоренелые уголовники поменяли стезю кустарного порока на широкую дорогу модернизированного злодейства – они стали инспекторами в штурмовых отрядах «минитменов».

Дормэс Джессэп с его политикой, выражавшейся формулой «поживем-увидим», увидел более чем достаточно.

Синклер Льюис поставил своего героя вплотную перед выбором: белый платок капитуляции или борьба не на жизнь, а на смерть. И Дормэс Джессэп решил: действие! Он понял, что с фашизмом нужно бороться не в кружевных, но в железных перчатках. Решимость его не могут поколебать ни тюрьма, ни беспощадное избиение, когда арестованного заставляют громко считать удары, пока он не теряет сознание, ни стража, забавляющаяся стрельбой перед самым носом арестованного, думающего, что это и есть казнь. Страдания укрепляют душу шестидесятилетнего подпольщика.

Но Синклер Лыоис ошибается, видя в Дормвсе Джессэпе главную фигуру, противостоящую режиму Уиндрипа. Его герой ведет подпольную работу в Форте Бьюла с помощью близких ему знакомых. Реденькая цепочка людей связана в романе с организацией «НП» – Новым подпольем, возглавляемым либеральным сенатором Троубриджем, скрывающимся в Канаде. Одиночество Дормэса – это замкнутость буржуазного интеллигента, не разглядевшего еще народной силы, только и способной раздавить фашизм. Он понимает, что ход борьбы приводит его к Карлу Паскалю – единственному коммунисту, сколько-нибудь широко обрисованному в романе (мы еще вернемся к этому образу). Дормэс говорит о нем: «товарищ». Но так и не может выйти из почти кабалистического круга своих ложных представлений о марксизме.

В последних строках романа облик Дормэса Джессэпа вырастает до гиперболических размеров. Он уходит по тропе одиночного подвижничества. Очертания его становятся все более зыбкими. Наподобие блоковского Христа, он уже «за вьюгой невидим». Прощаясь со своим героем, автор говорит: «И до сих пор Дормэс продолжает свой путь в красном свете зари, ибо Дормэс Джессэп не может умереть».

Да, Дормэс Джессэп должен жить, как символ неумирающей воли к борьбе с фашизмом. Но Дормзс Джессэп, отгораживающийся от масс стеной индивидуалистических иллюзий, умрет, чтобы воскреснуть в людях американской культуры, идущих рука об руку с партией коммунистов, с народом.

Синклер Льюис умело, резко снимает грим с отвратительной хари фашизма. Людям, утешающим себя рассуждениями о специфичности американской почвы, романист говорит: смот во что могут обратиться ростки фашистского чертополоха если не вырвать их с корнем. Каковы эти ростки? Ответ Синклера Льюиса точен: «Достаточно вспомнить историю с фермерами-испольщиками или с юношами из Скоттсборо или же тайную в войну калифорнийских оптовиков против земледельческих союзов, диктатуру на Кубе, расстрел бастующих горняков в Кентукки». Писатель идет и дальше. Он все время помнит, что реальная жизнь и его фантазия в романе не разделены непроницаемой стеной, устами одного из персонажей утверждает: «Поверьте мне, Дормэс реакционная братия, которая повинна во всех этих преступлениях сейчас сдружилась с Уиндрипом».

Несомненно, Синклер Льюис написал «У нас это невозможно» в поддержку Рузвельта, когда тот вторично баллотировался в президенты. Автор бросил свой роман на чашу весов предвыборной кампании. Шла борьба, и он хотел предупредить: вот что может произойти, если будет устранен разумный лидер, а к власти придет пещерная горилла. Рузвельт остался в Белом доме. С тех пор многое изменилось. Факты новейшей истории на виду у всех. Выросло и активно действует во многих штатах страны «Общество Джона Бэрча». Крупный промышленник Рипенбекер требует поставить памятник Маккарти в Вашингтоне. В оффисах «Американской нацистской партии» висят портреты Гитлера и развеваются флаги со свастикой. «Минитмены», о которых мы уже писали, просто сходят с ума и готовы крушить вокруг себя что ни попадя. «Законом Маккарэна» в США пытаются умертвить коммунистическую партию. Впрочем, все это читатель хорошо знает и без меня.

Ситуация, памфлетно изображенная в романе Синклера Льюиса «У нас это невозможно», удивительно живуча. Нет Рузвельта, нет сенатора Хьюи Лонга, но иные эпизоды этого романа поразительно совпадают с тем, что происходило на сцене политической жизни США в связи с избранием Барри Голдуотера кандидатом в президенты от республиканской партии. Более того: персонаж романа сенатор Бэз Уиндрип, почти списанный с Хьюи Лонга, теперь до удивления напоминает Барри Голдуотера. Их программа, их повадки, их лексика почти тождественны. И эта преемственность совпадений не случайна. Просто Синклер Льюис очень хорошо понимал, куда идет американская реакция, и блестяще персонифицировал ее вожделения в образе Бэза Уиндрипа.

Роман Синклера Льюиса «У нас это невозможно» был издан в 1937 году в «Журнально-газетном объединении» и с тех пор ни разу не переиздавался. Он прочно забыт у нас. Молодежь его не знает вовсе, а между тем это талантливое произведение с необычайной силой буквально хлещет по современному американскому фашизму, по всем этим «бэрчистам», «минитменам», троглодитам-сенаторам, бешеным генералам. Я не знаю сейчас книги зарубежного автора, издание которой в СССР было бы более необходимо, более своевременно, чем издание романа Синклера Льюиса «У нас это невозможно». В марте 1962 года я напомнил о нем на страницах «Литературной газеты». О романе заговорили. Но переиздание его все откладывалось.

Камнем преткновения, видимо, явились купюры, которые были сделаны в романе при переводе его на русский язык. Как быть с ними? Удобно ли сейчас воспроизводить полностью первое русское издание или следует восстановить сокращения? Приходилось слышать, что из этого тупика невозможно выбраться, так как изъятые из романа места носят резко антикоммунистический и антисоветский характер и ни оставлять их в русском издании, ни сокращать нет резона.

Всего в русском издании, по сравнению с оригиналом 1937 года, было сокращено 47 страниц машинописного текста. Но дело в том, что значительная часть опущенного материала не содержит в себе ничего ни антисоветского, ни антикоммунистического. Чем диктовались эти сокращения, можно только догадываться. Доля этих купюр, несомненно, вызвана соображениями временными, теми, что диктовались обстановкой культа личности Сталина, другие, возможно, показались «скучной материей» – трудно сказать. Прежде всего следовало установить в каждом конкретном случае характер купюр первого издания: сделаны ли они в авторской речи, в репликах отрицательного персонажа или в раздумьях героя, милого сердцу самого автора. В романе идет спор между воинствующими фашистами, робеющими обывателями, парализованными сомнениями либералами, лукавыми глупцами и умными простофилями, сталкиваются мнения, кипят страсти. Одни мучительно ищут истину, другие закрывают на нее глаза. На долю самого автора приходится не так уж много прямых высказываний. Редакторы этого издания романа восстановили все купюры, сделанные в русском издании 1937 года, за исключением буквально нескольких строчек, оскорбительно звучащих для слуха советского человека.

Предисловие к изданию романа 1937 года написано ныне покойным С. Динамовьм, и оно посвящено главным образом внутрилитературным проблемам в США того времени. В частности, автор предисловия подробно рассказывает о дискуссии в среде демократической интеллигенции Америки по поводу «американизма».

Сегодня у нас есть возможность не прятать голову в песок сокращений и попытаться поставить все точки над «i». Надо сказать, что Синклер Льюис, по существу, не знал деятельности Американской компартии в ее марксистском выражении. Он путал ее с ренегатскими группочками троцкистского толка, с сектантами, со всякой швалью, эксплуатировавшей ура-р-революционные лозунги.

Характер хотя и беглой, но антимарксистской полемики Синклера Льюиса не оставляет сомнений в том, что оценки автора вовсе не следует относить на счет американских коммунистов. Синклер Льюис приводит в романе слова коммуниста Паскаля, рассуждающего о будущем в связи с тем, что в Белый дом рвется фашиствующий Бэз Уиндрип: «…разве вы не понимаете, что, если бы коммунисты даже платили за это, мы не могли бы получить ничего лучшего для своих целей, чем избрание такого архиплутократа и воинствующего диктатора, как Бэз Уиндрип! Вот увидите! Он добьется того, что все будут крайне недовольны сделать голыми руками против вооруженных войск никто ничег не сможет. Тогда он завопит о войне, и миллионы людей получат в руки оружие и продовольствие – и для революции все готово!»

И это говорит коммунист?! Какая же страшная путаница голове у Карла Паскаля!

Нет сомнения, что концепцию «чем хуже – тем лучше» могли вдолбить этому внутренне честному человеку только троцкисты Именно такие взгляды они исповедуют и сейчас.

Незадолго до своей смерти Элизабет Флинн – председатель Коммунистической партии США – писала в «Правде» о заявлениях людей, считающих, что «Голдуотер был бы хорош для США» и «ускорил бы процесс развития», следующее: «Позволительно спросить: развитие куда, в каком направлении? Для нас в Соединенных Штатах совершенно ясно, что приход к власти архиреакционных, ультраправых сил нанес бы тяжелый удар по прогрессивным демократическим силам, рабочему классу, движению американских негров за свои права и свободу»[28].

Троцкисты и примыкающая к ним в США группа «Прогрессивное рабочее движение» утверждали, будто поражение Голдуотера и избрание Джонсона породят иллюзорное отношение к империализму. Но какие уж тут иллюзии! В ходе борьбы против избрания Голдуотера рабочие люди Америки с помощью коммунистов и других передовых сил страны расшифровывали кодовые прикрытия не только самого «Барри-бешеного», но и монополистических картелей в целом, каких бы представителей они ни выдвигали на политическую арену, схватываясь друг с другом. Это неплохая школа для рабочего класса. Тот, кто усвоил ее уроки, будет готов к классовой борьбе на более высоком уровне.

В конечном счете тактика американских коммунистов состоит не в том, чтобы выбирать между той или другой империалистической политикой. Дело в том, чтобы добиться коренного изменения политики. А это будет возможно лишь в результате развития демократической, антимонополистической коалиции и превращения ее в руководящую силу.

Думаю, что предлагаемая мною оценка некоторых взглядов Паскаля как немарксистских, ультралевых вполне правомерна и оправданна. Ведь и сам Синклер Льюис иронически упоминает о «семи существовавших в то время коммунистических партиях». Он утрирует. Но ведь не секрет, что на протяжении многих лет Американскую компартию лихорадило, что она систематически очищала свои ряды от правых и ультралевых, а те, в свою очередь, сбивали свои группки, и чем численно меньше были эти группки, тем крикливее и авантюристичнее они действовали.

Мы можем вспомнить полуподпольнуго троцкистскую деятельность внутри партии Джеймса Кэннона и Макса Истмэна. Они и около ста их последователей были исключены из Коммунистической партии США. В начале тридцатых годов они объединились в оппозиционную лигу и, выдавая себя за «ортодоксальных» коммунистов, начали истошно провозглашать свои демагогические лозунги.

В истории Компартии США бывали не раз случаи, когда от ее имени пытались выступать те, кто не имел на это права, или когда людей с полутроцкистской мешаниной в голове принимали за настоящих коммунистов.

Даже в наши дни можно найти подтверждение такому положению. В начале августа 1964 года, во время событий в Гарлеме, руководство Коммунистической партии США сделало заявление, в котором сказано: «В ходе нынешних бурных событий в Гарлеме на авансцене появилась банда самозваных «коммунистов», оказавшаяся в центре внимания не без помощи полиции и представителей печати. Выступая от имени организации, называющей себя «Прогрессивное рабочее движение», эта компания шумно пропагандирует курс действий, который можно назвать лишь безответственным, безрассудным авантюризмом»[29].

Поразительно точно вмешивается это заявление в некоторые эпизоды романа Синклера Льюиса.

Вот почему у нас есть все основания утверждать, что автор, к сожалению, не поднялся до объективного изложения подлинной тактики и стратегии американских коммунистов и часто подменяет их левосектантскими бреднями.

Мы смело можем сказать обо всем этом, предупредив читателя о двойственности фигуры выведенного в романе коммуниста – Карла Паскаля, Не случайно, видимо, XVI национальный съезд Коммунистической партии США (9-12 февраля 1957 г.) в принятом им уставе партии подчеркнул специальным параграфом: «Коммунистическая партия не несет ответственности за какой-либо политический документ, какой-либо курс политики, книгу, статью или какое-либо другое выражение политического мнения, если таковые не опубликованы по указанию данного и последующих национальных съездов и их законно избранного руководства»[30].

Сказано так прямо, недвусмысленно, четко, что не остается и щели для кривотолков. Применительно к роману «У нас это невозможно» это означает: Американская коммунистическая партия не несет ответственности за многие реплики Карла Паскаля, за то «выражение политического мнения», которое встречается в сцене с Эйли, Бэйли и Кэйли.

А сказав все это, мы тем не менее не можем так просто расстаться с Паскалем. За сумятицей его мыслей, возникшей, собственно, по воле автора, но, конечно, отражающей, как мы уже говорили, бредни сектантского толка, не раз отягощавшие поли тическую жизнь Американской компартии, мы видим, ощущаем моральное благородство этого человека. В конце концов он только рядовой функционер, и не ему нести полноту ответственности за те благоглупости, какие он вычитал в полутроцкистских листках. Быть коммунистом в США не просто. Но когда доходит до дела, рабочим Паскалем движет его классовое сознание. Возвышение Бэза Уиндрипа не застает его врасплох. Он не теряет времени на бесплодные терзания. Он готов к борьбе раньше других и действует. И автор, понимая это, сближает все-таки с ним Джессэпа. В концентрационном лагере они вместе, и стойкость Паскаля, его вера в будущее вызывают в редакторе «Информера» смешанное чувство удивления и уважения.

Синклер Льюис не коммунист, не марксист и не ходил с ними рядом. Он буржуазный либерал, из тех, однако, что испытывают жгучую, я бы сказал, свирепую ненависть к фашизму, точно такую, какой пронизаны «Успех» и «Семья Опперман» Фейхтвангера. В США за Льюисом прочно и очень давно утвердилась репутация «розового», «красного». Выпустить в США роман, реально поддерживающий Рузвельта, без некоторых выпадов в сторону СССР он, видимо, не решился, боясь скомпрометировать саму цель, которую он, как буржуазный демократ, поставил перед своим произведением, убийственно разоблачающим американский фашизм.

Я привожу это соображение лишь для того, чтобы ясно представить себе исторические условия, в которых появился этот роман, а также затем, чтобы точнее уяснить себе политическое кредо автора.

Любопытное подтверждение такого модуса, распространенного в либеральных кругах западной интеллигенции, можно найти на страницах дневника того же Уильяма Додда. Однажды к нему в посольство в Берлине пришел американский журналист Джон Спивак с просьбой помочь ему подобрать материал для книги о Германии. Додд пишет: «Я спросил его: «А почему не о России?» Поскольку его книга о немецкой пропаганде в Соединенных Штатах, изданная прошлой зимой, принесла ему признание в Америке, мне казалось, что он должен включить и Россию в свой труд; в противном случае его книга будет сочтена антинемецкой и прорусской». Додд с милой наивностью фиксирует реакцию Джона Спивака на это глубокомысленное соображение: «Он был несколько удивлен». Еще бы!

Мне неизвестно, воспользовался ли американский журналист советом посла – человека честного, умного, но ослепленного своей верой либерала в «третью силу», в возможность некоего баланса между коммунизмом и фашизмом. Что касается Синклера Льюиса, то он, к сожалению, как мы видим, отдал дань идее такого баланса.

Что побудило его так поступить? Опасался ли он обвинений в том, что «продался Москве», «завербован красными», и связанных с этим преследований? Действительно ли верил в те призраки казарменного социализма, которые он поселил в своем воображении на территории СССР? А может быть, слухи, которые носились по миру о начинавшихся в это время беззакониях культа личности, он, драматически ошибаясь, принимал за самую суть нашего общества? На эти вопросы я не берусь дать категорические ответы.

Время прошло. Автора нет в живых, и теперь уже не он судья своему роману, а единственно мы, читатели. И вот время, которое прошло, – оно-то и показало, в чем Синклер Льюис оказался прав, а в чем нет, в чем оправдались его пророчества, а в чем нет. Многое из того, что сказано в его романе об американском фашизме, удивительно оправдалось, до деталей, до мелочей. В памяти нашего читателя еще свежо все, что происходило в США во время подготовки и проведения выборов президента, начиная от убийства Кеннеди и кончая речами Голдуотера, казалось бы, списанными из сборника Бэза Уиндрипа «В атаку!».

А вот упреки в антипатриотизме, коммунистам США, оказались обидно несправедливыми. Жизнь утверждает другое. На войне, в боях американские коммунисты вели себя храбро, мужественно. Многие из них вернулись на родину с орденами и медалями. Факт этот широко известен и никем не может быть опровергнут.

Ну, а как насчет мыслей автора, будто идея социализма не способна вовлечь в свою орбиту никого, кроме русских, ставших добычей «большевистского эксперимента»? Европейский лагерь социализма… Куба на американском континенте… Алжир на африканском… Зачем я называю страны, перечисляю факты? Тот, с кем я сейчас спорю, не услышит, а наш читатель сам знает.

Не забудем только одно, и это Синклер Льюис повторил на страницах своего романа не один раз. Насилие над личностью, покушение на свободу человека, преследование – опасны, фашизм начинает с коммунистов, а кончает такими, как Дормэс Джессэп. И как жизненно необходимо, чтобы этим убеждением большого писателя прониклись во всем мире те слои интеллигенции, что испытывают сомнения, подобные тем, какие раздирали душу честного редактора из Форта Бьюла!

Если отношение автора к Советскому Союзу, куда он приезжал в 1927 году на самое короткое время и которого он, естественно, не знал, расплывчато и неуверенно, то ненависть его к махровой американской реакции, к темным силам той страны, где он родился, вырос и жил и которую он, естественно, знает прекрасно, отчетлива и беспощадна. А его либеральные иллюзии – это то, с чем советский читатель не первый раз сталкивается в произведениях буржуазных авторов.

Роман Синклера Льюиса буквально врывается в современную жизнь. Страстно и с великолепным знанием того, о чем он пишет, автор воюет против всех разновидностей американского фашизма. Тенденции развития общественной жизни в США делают ныне роман Синклера Льюиса злободневным, животрепещущим.

***

Роман Синклера Льюиса просветителен, хотя, как мы уже говорили, и ограничен в выводах. Но пусть никто не подумает, что он сделан преимущественно средствами публицистики. Автор великолепно владеет искусством психологического портрета. Лоринда Пайк, Сесилия, Тэзброу, Шэд и прежде всего сам Дормэс Джессэп живут на страницах романа в их печали, бедах, любви и ненависти.

Наслаждаешься язвительной иронией автора, восхищают его мгновенные переходы от сардонической насмешки к элегическому раздумью. При чтении романа рядом с вами все время стоит умный, тонкий человек, страдающий за свой народ, полный желания ему помочь.

Как жаль, что Синклера Льюиса уже давно нет в живых! Его перо сослужило бы большую службу прогрессивной Америке. Но есть его произведения, есть «У нас это невозможно» – роман, ломящийся в самые насущные проблемы времени и написанный с блеском и силой, захватывающими читателя. Выпуском в свет этого тома собрания сочинений Синклера Льюиса исправляется несправедливость. Роман выходит из тени забвения.

Прочтя «У нас это невозможно» и пробежав глазами свежий газетный лист, наш читатель скажет: «У них это есть!»

А. Кривицкий