Глава 29. Алина.

Смерть - это точка после жизни. Ножницы, перерезающие ленту финиша. Щипцы, выпрямляющие кривую в линию на аппаратуре. Никто не сможет сказать вам какая она, смерть. Медленная, быстрая, болезненная или безболезненная, любой просто знает определенный факт – смерть есть, и она придет к каждому. Рано или поздно, желанная или нежеланная, она распахнет объятия.

Алина умерла до того, как ее тело разбилось о платформу ниже. Смерть предстала всепожирающим огнем, который не мог причинить вреда; однако, он будто выедал ее изнутри, успокаивая, лишая желания бороться, позволяя отдаться неминуемому. Глубоко внутри вспыхнул клубок воспоминаний, которые истончались по мере распространения пламени по его нитям. И каждый раз воспоминания вспыхивали яркими искрами и затухали поднимающимися вверх частичками пепла. Первые воспоминания казались полузабытым сном, впервые за много сотен лет, Алина видела их столь ярко.

Маленькая деревенька на холмах, через которые текла холодная река. Овцы, пасущиеся вперемешку с козами, казались бело-серыми облаками, устилающими холмы. Черные овечки представлялись маленькой девочке как грозовые облачка. А крики пастухов и блеянье - как гром. Молнией же являлись звуки кнута. В реке вовсю купались утки, дети ловили рыбу, а женщины стирали белье. Южнее реки начинались поля, туда-то и шла девочка.

Несмотря на все еще стоящую прохладу, Алина шла босиком. Трава приятно щекотала ноги, а острых камней не встречалось на уже не раз хоженой дороге. Она могла бы так идти и идти, до самого горизонта, где ясное небо обнимало холмы. Но поля встретили свежевспаханной землей и запахом удобрений. По весне все жители собирались на полях, чтобы вскопать их и засеять хлеб. Чаще всего сеяли кукурузу, реже овощи. И от урожая зависела жизнь людей этих холмов.

- Мама, - звала девочка, продвигаясь по краю поля. Она старательно высматривала в преимущественно темных макушках кудрявую голову матери.

Как и все в деревне, ее мама Пелагея не имела родового имени и обладала черной как смоль копной кудрявых волос. Кожа также отличалась темным тоном. Но это было неудивительно. Еще десять лет назад эта деревня была преимущество поселением рабов, привезённых с южных островов. Лишь недавно правитель разбавил людей в этой местности обязанными ему крестьянами и дал право рабам работать без жесткого надсмотра и обязательного клейма. Особо ситуация не изменилась, просто вид оков поменял форму. Теперь бывшие рабы должны были прикладывать все свои силы, чтобы выжить. Каждую осень им приходилось отдавать огромное количество зерна, мяса и овощей своему хозяину, а затем зимовать на остатках.

Все это хорошо понимала Алина, как и то, что разительно отличалась от матери. Если бы не слова еще живой повитухи, клянущейся, что она действительно дочь своей матери, девочка бы была уверена, что Пелагея ей не родная. Бледная кожа, песочные волосы, голубые глаза - все это отличало девочку от окружающих людей. Не было ни одного сверстника, который хоть отдаленно походил бы на Алину. Иначе бы она предположила, что родилась от сторожившей их знати, которая не брезговала женщинами-рабынями. Теперь же в этих краях не осталось никого из подобного люда. Разжалованные, провинившиеся, сосланные и бывшие рабы - вот кто жил в этой деревне. И лишь одна «светлая» девочка, ни на кого не похожая.

Алина не раз спрашивала, в кого она такая пошла - чуждая. И точно также, как дочь, мать не знала ответа на этот вопрос. Отвечала так: «Солнце вызолотило волосы, небо отразилось в глазах, а кожу побелила луна». И, даже если такое объяснение больше походило на сказку, девочка была частично удовлетворена, однако не прекращала поисков похожих на себя людей. Редкие проезжие и гости деревеньки нередко слышали от белокурой девочки вопрос: «Видели людей, похожих на меня?» И лишь один раз забредший не туда торговец рассказал о народе с преимущественно белыми волосами и голубыми глазами. Он же рассказал и о странных высоких мужчинах, которые ходят по дорогам последние годы. Так Алина для себя решила, что является дочерью подобного забредшего в их края путника и прекратила расспросы матери о своем происхождении.

Внешность - не единственное, что отличало Алину. В отличие от сверстников и даже более старших жителей деревни, Алина предпочитала тратить время не на шитье, вязание или выделку пряжи, а на получение более абстрактных знаний. Остановившийся за холмами цыганский табор был одним из любимых мест этой светлой девочки. Разительное отличие от местных сыграло ей на руку, и старуха Гита охотно возилась с Алиной и восемью внуками. У них она узнала как многогранен мир и сколько в нем неизвестного. Истории старой Гиты захватывали разум и сердце, а дети-цыгане не были столь брезгливы в общении с непохожими.

Однако, табор двинулся дальше, оставив Алину наедине с желанием бросить все и уехать с этими конокрадами и бандитами, как их обзывали деревенские. Ей хотелось знать больше, учиться, узнавать новое, идти вперед и не останавливаться. И в этом ей помог сосланный за грехи стражник, живший на складе и ведущий подсчет получаемой продукции. Он знал грамоту и был сильно удивлен, когда к нему зачастила совсем маленькая девочка с требованием научить ее письму и счету.

Во многом тот немолодой стражник заменил ей отца. Его имя было Четко, и он охотно занимался маленькой Алиной, чем первоначально беспокоил ее мать. Однако очень скоро она решила, что лишние глаза за ее «светлым» ребенком не помешают. А то уже не раз и не два Пелагея ловила оценивающие взгляды проезжающих торговцев. Тем более девочка была чрезмерно доверчива, хоть и грубила старшим, за что порой получала хворостиной. Время шло, и развитая не по годам беловолосая девочка к своему десятилетию уже переняла все, что могла от Четко, и искала что-нибудь еще. Этим чем-нибудь неожиданно стала свежевыстроенная церковь.

Для этой работы согнали все свободные руки, и заработанная монета кормила строителей полгода. Богомольцы охотно брали детей бывших рабов, дабы увеличить влияние своей веры. Так к ним попала и Алина. Внешний вид девочки озадачил церковников, но они оказались людьми много повидавшими и лишних вопросов не задавали. Так, Алина начала обучение, и поначалу ей очень нравилось. Однако, очень скоро девочка разочаровалась в получаемых в том месте знаниях. Нет, языки и историю она считала более чем полезными, но от нее требовали слепой веры, когда она просила четких разъяснений. Поэтому Алина вступала в споры, дерзила и отстаивала свое мнение. Это, естественно, не понравилось священникам, которые постепенно начали натравливать окружающих на свободомыслие. И все четче ощущалась угроза для Алины, которая не тратила время на веру в чудеса и молитвы по воскресеньям, не верила в заповеди и не желала превращаться в «раба божьего».

Это привело к отчуждению. Если и раньше на девочку смотрели косо за ее незагорелую кожу, то теперь откровенно недолюбливали. И вот даже когда ребенок звал маму, никто не обернулся и не помог, не указал путь. А поля были достаточно обширны, можно было искать несколько часов и не найти нужного человека.

- Мама! – продолжала звать Алина, идя по краю поля.

Ей улыбнулась удача, ее мать нашлась перебирающей семя для посадки немного дальше.

- Алина, солнышко, что случилось? – поднялась молодая женщина, которой едва ли можно было дать тридцать.

- Четко передал хлеб, - подошла она к матери и уже на ухо прошептала: – И вкусную колбасу на крови с вином.

Отойдя от других работавших и сытно поев, мать с дочкой вернулись на поле, где провели весь день. В отличие от Алины, Пелагею не игнорировали и считали довольно привлекательной женщиной, поэтому оказывали знаки внимания. Алина не вдавалась в подробности личной жизни матери, считая это ее правом и выбором. От ее кавалеров она старалась держаться подальше и, узнав о внеплановом свидании, сбегала из дома к Четко на склад. На подачках кавалеров, в основном, их маленькая семья и выживала. Однако, ненавязчивая и откровенная забота, проявляемая Четко, Алине нравилась куда больше. То подкормит, то обогреет, то по дому поможет, то барана зарежет. И при этом Четко не проявлял интереса к Пелагее, предпочитая более доступных соседок, и много времени проводил с Алиной, обучая очередной премудрости.

Зачем тратить время на мужчин одноночников, когда Четко был вполне свободен и уже не раз доказал свои добрые намерения? При попытке разобраться во «взрослых отношениях», у Алины голова шла кругом. Преподаваемая в церкви латынь и французский казались куда легче.

А время шло. Неприязнь людей к ребенку выросла вместе с тем, как детские черты сменялись на подростковые. И настало время, когда многие девочки начали обзаводиться кавалерами. Ничего подобного Алину не ждало, да и не было ей нужно. К этому времени девочка, ставшая девушкой, уже завоевала нелюбовь к себе всех и вся, помимо Четко и матери. И, до поры до времени, ни Четко, ни Пелагея не шибко беспокоились по поводу откровенной ненависти, направленной на Алину. В конце концов, ненавидели, но камни не кидали. Все равно денег переселиться не было.

А потом неожиданно пришла эпидемия.

Она приползла с юга, подъедая зерно и дырявя острыми зубами доски домов. Распространяя жар и бред и складывая трупы в ямы и костры. Люди забивались в церковь и молились. Те, кто понимал в травах, пытались бороться своими силами. Население шло на убыль. Заболевшие не выздоравливали, да и не давали им такой возможности, складывая в одном помещении, временами унося умерших. Заболела и Алина.

Высокая температура не спадала, все прибавляя жару. Но Пелагея не могла отнести свою дочь к остальным заболевшим и ждать, сложа руки, когда та умрет. Алина была ее единственной дочерью. И даже несмотря на внешнюю непохожесть, именно она родила и воспитала эту девочку.

- Мама, спина очень сильно болит, - повторяла девочка в бреду.

И действительно, спина сильно опухла, местами посинев, лопатки вздулись пузырями. Силы Алины уходили, и матери оставалось только наблюдать, как гибнет ее дитя. Четко помогал, чем мог. А потом предложил довольно опасное решение. В нескольких часах конного галопа жила обвинённая в колдовстве женщина. Ее бы сожгли на костре, если бы она не оказалась шустрее. Собрала пожитки и отселилась подальше от загребущих рук богомольцев, принявших ее способности повитухи и лекарки за колдовство. Втайне ее услугами пользовались до сих пор: зашить рану, взять травку для поднятия силы, порчу снять и прочие дела, которыми богомольцы не занимались. Так что, старушка не бедствовала и не бежала, куда глаза глядят. Да и церковники закрыли глаза. Никому не хотелось лезть по холмам и оврагам искать ведьму, а потом еще время на костер тратить. После эпидемии дело изменилось. Уже начинали шептаться, что именно колдовство пригнало крыс в их город.

Мать готова на многое ради своего ребенка, и Пелагея была не исключением. И раз ничто, кроме старой повитухи, не могло спасти ее ребенка, то пусть ее за это сожгут на костре. Однако, почему Четко так рисковал, он не признался. Все, что о нем знали, так это то, что семья его погибла. Алина подозревала, что они с матерью немного напоминали ему мертвых жену и дочь, поэтому этот мужчина и заботился о них.

Вывезти больного ребенка было сложно. Деревню сторожили добровольцы, не дающие жителям разбежаться. Четко выложил все свои сбережения за это прегрешение.

Колдунья не выглядела, как описывали подобных ей. Она была аккуратной, ухоженной женщиной преклонных лет, чей дом и двор был буквально осыпан различными сушащимися травами. Именно она четырнадцать с половиной лет назад принимала роды у Пелагеи и первой удивилась девочке с лунной кожей и золотыми волосами.

Увидев больного ребенка, знахарка в начале испугалась, даже она не желала заболеть тем, от чего и у нее не было лекарства. Но осмотрев, заверила, что то, чем больна Алина, не имеет ничего общего с болезнью деревенских. Более того, от сваренного ей отвара девушка начала быстро поправляться. Однако, бывшая повитуха очень долго и задумчиво осматривала спину девочки.

- Сей недуг мне встретился впервые, – протянула та которую считали ведьмой. – Это не синяки от побоев, и не зараза, поселившаяся внутри. Возможно, нужно надрезать кожу, чтобы выпустить гной. Видите, какой пузырь?

Однако резать кожу так и не стали, побоявшись ухудшить состояние только начавшей поправляться Алины. Примочки немного уменьшили опухоль, лекарства привели в чувства. Четко с Пелагеей поселились у знахарки, помогая во всем. Пелагея помогала сушить травы и делать лекарства, Четко чинил дом, копал огород, Алина шла на поправку. Жизнь понемногу вошла в новое русло.

Но беда дошла и до сюда. Не с крысами, а с крестами и огнем. Богомольцы обвинили ту, кого они считали ведьмой, в горестях деревни. Вломились в ее дом, однако поймали одну лишь больную девочку. Пелагея с ведьмой были в поле, а Четко отправился за продовольствием в отдаленное село. Так и вышло, что Алина осталась одна. И была бессильна противостоять разгневанному люду.

А народу разве есть разница кого жечь, когда речь шла о колдовстве? Особенно, если речь шла не об обыкновенном ребенке, а настолько отличающимся от них. Короткая экзекуция, обнаружившая увечья спины: два черных вздутия. Объявление во всеуслышание в пособничество колдовству. И костер.

Уже сидя в холодной погребе и ожидая суда, девушка узнала, что тот откладывается по просьбе господина земель. Голова болела и не могла обдумать столь странное решение. Зачем высокородному господину останавливать казнь дочери бывшей рабыни, и почему этот высокородный едет в их захолустье?

И люди бы дождались хозяина, покорные его решению, однако без лекарств у Алины вновь начался жар, и она бредила, почти не выходя из забытья.

Память о недавней эпидемии заставила поступить вопреки приказам. И приготовления к костру начали незамедлительно, не дожидаясь господина. Алину не вели, а несли, чтобы привязать и сжечь. Уже не обвиняя в колдовстве, а в ужасе, что вновь начнется схлынувшая эпидемия. Ее не донесли. Девушка вырвалась из забытья и начала вырываться из рук, прикладывая все свои крохи сил. Кусалась, царапалась и кричала.

- Не трогайте меня! – кричала она, и произошло нечто невероятное. Ее не могли тронуть. Люди тянули руки, но не могли прикоснуться. Однако силы начали уходить куда быстрее. Алина чувствовала, что где-то недалеко ее мать, она была здесь. И девушке так хотелось позвать ее. Только заметив знакомые кудрявые волосы, Алина зажала себе рот. И слова не вырвалось из ее рта, растворившись во рту сахаром.

«Спасите меня».

Спина горела огнем, а в разуме билась мысль, что она не имеет права обрекать свою мать на казнь, и если та сейчас подойдет, то уже никто не спасет женщину от участи, уготованной ее ребенку.

Люди получили доказательство, что Алина ведьма и, как только получилось коснуться «бесовского отродья», не сдерживаясь, в десять рук волокли жертву к столбу окруженную хворостом.

Пелагея кричала, рвалась к дочери, но ее держал Четко. Он старался увести женщину прочь, чтобы та не видела уготованного ее дочери ужаса. Алину было не спасти от разъярённой толпы, нашедшей козла отпущения.

Господин этих земель прибыл и, увидев творящийся хаос, попытался остановить казнь, но богомольцы выступили рядами, уверяя в бесовском происхождении девушки на костре. И господин внимал их речам в отличие от того, кого он привез. Темноволосый, темноглазый «слуга господина» обнажил белый меч, украшенный виноградной лозой, и спокойно шел через людские ряды к помосту, отпихивая люд пинком сапога.

На этом бы история Алины и закончила бы, однако помешал убийству элемент неожиданности.

Михаил старался выбираться на Землю как можно реже. Он не был расистом, но и не относился с одобрением к другим расам. Просто был терпим. Его задачей на Земле был поиск нефилимов – людей с кровью ангелов. И за последние три года он ни одного не нашел. Вполне возможно знающие ошиблись, и в этих местах их и не было, но ангел упорно топтал Землю сапогами, не останавливая поисков. Знающие обмолвились лишь нечетким: «Не чисто там, есть кто-то, но будто прячется». И этой мелочи руководству хватило, чтобы отослать на земную поверхность искать этого кого-то.

И вот, Михаил раздраженно вытирал сапоги от навоза неизвестного происхождения и в который раз костерил весь людской род с их грехами, знающих с их предположениями, а также свою любовь к белым одеяниям. Не трудно предположить, что одежда белого цвета давно утеряла эффектную белизну, став серой, пыльной, приобретя кучу подозрительных пятен. Тоже и с волосами ангела, в них можно было найти все: от опилок до сена, и эта конструкция жутко чесалась.

Любви к природе Михаилу это «поприбавило», если бы можно было голосовать за апокалипсис, он бы первым подписался. И в подобном расположении духа ангел и вошел в поселение, где стояли оригинальные гуляния под названием «сжигаем ведьму».

- Чем бы люди не тешились, лишь бы в Рай не просились, – рассеянно выдал ангел, смотря со стороны на происходящее. Вмешиваться в подобный бедлам он смысла не видел. Однако до него донеслись рыдания, так не похожие на всеобщие крики о сожжении.

- Моя дочка, моя дочь! – рыдала загорелая женщина. Ее держал мужчина с печальным выражением лица и пытался увести прочь.

- Мы не можем помочь! - убеждал он.

- Вашего ребенка ведут на костер? – удивился Михаил, подходя к рыдающей матери и к обнимающей ее мужчине.

- Она ни в чем не виновата, ей всего четырнадцать лет, она же ребенок! - приговаривала женщина, рыдая и не смотря на того, кто задал вопрос. Зато Четко рассматривал незнакомца во все глаза, даже Пелагею отпустил. А женщина продолжала свои стенания. – У нее просто больная спина, она не виновата в эпидемии! Эти странные пузыри на лопатках … это не эпидемия …

Михаил присмотрелся на ту, что привязывали к помосту. И вздрогнул.

Волосы цвета песка или выцветающей на солнце пшеницы, голубые, затуманенные болью и жаром, глаза, кожа светлая, не свойственная местным людям, и слабеющая аура магии слова.

Наконец Пелагея обратила внимание на того, кому жаловалась на судьбу, и тоже не поверила глазам. Светлые волосы, светлая кожа, голубые глаза – он невероятно был похож на Алину и в то же время был далек от нее. Но не успела Пелагея сказать и слова, как Михаил уже бросился в сторону помоста.

Тем временем, Алина начала задыхаться от охватившего ее жара, она всем телом дрожала от резких приступов боли в спине, терялась между сном и реальностью и даже не чувствовала, как хворост под ногами охватил огонь. Жар, который нес огонь, не шел с тем жаром, который покрыл ее тело и который шел изнутри. Пламя обхватило ее ноги, схватила зубами одежду.

- Смотрите, эта ведьма не горит! – внезапно закричал один из людей, заметив, что пламя не причиняет ни капли вреда светлой коже девочки. И люди начали кричать по новому кругу: – Ведьма!!!

Лишь позже девушка узнает что коже ангелов имеет свойство нагреваться до невероятных градусов не получая ожогов.

Алина открыла затуманенные глаза и неожиданно увидела Михаила. Светлое пятно среди темного люда. С такой же светлой головой, кожей и голубыми глазами. И она протянула к нему руку, не заметив, как освободила ту из пут.

- Ми…ка…эл… – прошептали одни губы. – Микаэл, - повторили. И взгляд боли устремился точно в глаза ангела.

Был лишь один брат, что звал так Михаила. И он давно умер. Но, неожиданно, Михаил потянулся к девочке, словно к помосту был привязан его мертвый брат. Он видел вместо Алины Люцифера. Однако зрительный контакт был разорван и нахлынувшие воспоминания вновь загнаны в темные углы сознания. А девочку неожиданно согнуло пополам, и ее скромное платье разорвалось со спины. Кровь брызнула, окропив помост, утонув в пламени и попав на близко стоящих людей. Из спины торчали два окровавленных крючка в локоть длиной, пока мало похожие на крылья. Но это были именно они. Больше сомнений не осталось, к помосту была привязана нефилим.

Пламя не могло обжечь Алину, но спалило ее одежду. Жар уходил вместе с кровью, уводя с собой сознание. Крики людей были слышны будто из-под воды. И вот-вот смерть заберет ее. А рядом двое. Демон с мечом и ангел, распустивший белые крылья.

На крыльях было быстрее, и ангел одним махом потушил костер, одним словом заглушил толпу и одним взглядом заставил демона остановиться.

Люди кричали не то в ужасе, не то в благоговении, наблюдая, как настоящий ангел, о которых им так много рассказывали в церкви, прижимает к себе измученного ребенка, обвинённого в колдовстве, и исчезает с ним в вспышке света.

Первое время все было чрезвычайно странно. Белые стены теплые на ощупь, кровать не из соломы, еда, которую раньше не пробовала, и обилие неземных существ – ангелов. А еще поза, в которой она была обязана лежать первое время, так же была не привычна. Спина заживала относительно быстро, но ужасно болела от любого движения крыльев. Алина как посмотрела на «крылья» в зеркало, так чуть не упала в обморок. На крылья эти два скелета обросшие пухом были похожи конечно, но звания крыльев не были достойны. Когда девушку перевели в общую палату, где с разными недугами лежали трое нефилимов постарше (на пару тысячелетий), ей объяснили, что крылья вырастут, как и полагается. Однако, они же и удивили:

- Обычно нефилимы рождаются с крыльями, исключения бескрылые нефилимы. Они тоже обладают магией и прочими свойствами нефилимов, но у них не вырастают крылья, - рассказала нефилим по имени Иона.

- А я слышала, - уточнила другая нефилим, Вероника. – Что тех у кого крылья вырастали после рождения не успевали вовремя найти, и они погибали. Так что тебе, Алина, чрезвычайно повезло.

Время шло. Иногда Алина думала о матери, и ее не покидала надежда, что Четко позаботится о Пелагее. С такими мыслями было проще ступить в новую жизнь, в которую вводил спасший ее ангел. Говорят, мы рождаемся и живем единожды, но для Алины это было словно второе рождение. Новый мир, новые друзья, новая семья.

Ни что особо не изменилось. В деревне ее игнорировали люди, здесь ангелы. Друзья не спешили появляться, зато активно нарастали знакомые, но ни с кем не хотелось близких отношений. А новой семьей стал Михаил, который буквально подписал опеку над девушкой. Он вовсю крутился, стараясь обеспечить новую «дочурку». Алина не знала, что в бреду звала его не Михаилом, и что этот ангел видит в ней давно погибшего брата. Да и не волновали ее подобные мелочи.

Однако, Алина стала очень нервной. Всё-таки, она пережила сожжение, «потерю» матери и понятий о мире. И начала жить среди тех, в кого упорно не верила. Ангелы, магия, нефилимы и, как оказалось, демоны. На вопрос:

- А демоны есть?

Ей отвечали:

- Скоро ты от них устанешь.

И вправду, девушка устала удивляться крылатым и рогатым уже на вторые сутки. Рай представился ей проходным двором, куда ходили учиться юные, и не очень, умы.

Ее изрядно потряс факт своей неожиданной женитьбы. Вот что-что, а замуж Алина не собиралась. Повезло, в этом мире и с не проявляющим интереса «женихом», все оказалось не так страшно. Вот только нефилим стала зажатой, стеснённой и еще более нервной. И ни Михаил, ни Агрель не могли ей помочь.

Помощь прилетела на люстре в первый день учебы. Герань не знала, но именно она перевернула ее жизнь и понимание о мире. Дала толчок и возможность изменить себя, научиться бороться за себя, бороться за свои желания и мечты. Просто наблюдая за этой хвостатой бестией, в Алине просыпалась небывалая жажда жить.

Но за все это: за возможность иметь знания, не доступные ей в прошлом, жить в Раю, иметь крылья, за верную подругу, она заплатила высокую цену. Она потеряла возможность когда-либо встретить свою мать и, ставшего ей отцом, Четко. В начале Алину еще мучили вопросы о собственном происхождении, о жизни матери, о возможных братьях и сестрах, а затем она просто попрощалась с ними, пожелав удачи.

Нефилим начала посещать землю спустя пятьдесят лет после обучения. И ей было запрещено даже приближаться в сторону деревни, в которой она когда-то жила. Герань успокаивала одним своим присутствием и вечно не вовремя выныривающим из астрала хвостом. Это забавляло. А работа оказалась на удивление интересной.

Со временем характер Алины стал более твердый, целеустремленный и сильный. Ее запоминали по деяниям, добавляющим седины окружающим, и по удивительно пылкому уму. Она выучила древние наречия, несколько человеческих языков, впитала в себя знания по истории демонов и ангелов и начала свои поиски. Ей было невдомек, о цели своих поисков. Ее просто не покидала навязчивая идея узнать истину. Ее знания заинтересовали демонов. И она стала постоянным гостем в Аду, временами ставя всех на рога, но и окупая их страдания своей головой.

У Алины было не много ангелов и демонов, к которым она испытывала сильные чувства. Михаил – уважение, навигатор Марьен – доверие, Агрель – благодарность, Герань – любовь. С последним вышла настоящая катастрофа. Не то, что бы это было ненормальным, но и нормальным не назовешь. Особенно с учетом четкой ориентированности векторной стрелки подруги на парней.

Любить можно по-разному: страстно, мягко, незаметно; тянутся к плоти или к душе. Алина так и не смогла понять, какой уровень для нее будет приемлемым, чтобы не отпугнуть подругу. И она осталась рядом, ограничивая себя объятиями и наслаждаясь такими минутами. Белокрылая никогда раньше не влюблялась, но была уверена, что то, что она испытывает к Герани, именно любовь. И порой ей хотелось раскрыть свои чувства, но она всегда отдергивала себя. Страх потерять подругу был слишком силен. Было принято решение оставить все как есть. И обе стороны были удовлетворены подобным решением: незнающая о терзаниях подруги Герань и терзаемая чувствами Алина. Своего рода - гармония.

Агрель становился к Герани все ближе, тем самым становясь ближе и к Алине. Но настал день, когда часы перевернулись – тысячелетие закончилось, как и контракт с Агрелем.

- Слушай, давай продлим контракт. – Это предложение было внезапным, но обоснованным.

- Если ты шутишь, то представь - я смеюсь. Если серьезен, то посылаю тебя к черту, в задницу. Могу сказать, к какому именно!

Агрель понял, к кому именно посылает его Алина, и поморщился. С ним все было ясно. Слишком правильный. Одним словом – ангел. И Алина была ему нужна ради встреч с Геранью. Было неприятно сознавать себя используемой, но она простила его.

А затем появился Каин.

Вначале Алина неприкрыто его использовала, но затем незаметно для себя начала сближаться. Магия ли это была или ее собственные чувства? Уже не узнать ответа. Однако, постепенно, белокрылая поняла, что ощущает к мужчине сильную эмоциональную привязанность. И из оберегаемого-используемого, Каин превратился в использующего-оберегающего. Он стал опорой, на которую смогла облокотиться Алина и впервые за тысячу лет вздохнуть свободно. Никого ранее она так не уважала, ни кого ранее она так не благодарила и впервые полюбила кого-то помимо Герани.

Только сейчас, смотря со стороны на свою жизнь, нефилим Алина могла холодно оценить свои чувства. Неужели она его полюбила? Или же это чувство пришло из далекого прошлого реинкарнаций? Ее ли оно, или живших до нее?

Смотря на свое разбитое тело и решая уже не имеющие смысла задачки, девушка неуверенно отступила назад.

Вверху творилась битва, к которой мертвые уже не имели отношения. Там оставались живые, которым не дано увидеть мертвых.

Странно, но сейчас, оглядываясь назад, Алина не видела в своей жизни ничего особого: смутные цели, обычные терзания, работа, друзья, любимые. И все это исчезало, ускользало, как песок времени сквозь пальцы, унося воспоминания и тревоги. Унося понятие жизни.

- Прощайте, – прошептал ветер и поднялся потоком вверх.

А руку уже сжимала чужая рука, краем глаза мертвая заметила два черных крыла.