Глава 2. Июнь, 1996 год. Хогвартс.

ГРЕЙНДЖЕР
- Сам иди туда! Скоро оба там окажемся, - я накинула на плечо сумку и отправилась по коридору в противоположную от слизеринца сторону. - Тоже мне! И он еще расстроился. Это мне в пору взвыть, а я его еще и уговаривать должна!

Ситуация, действительно, складывалась непростая. Только вчера, за три дня до окончания семестра, мы с Роном вышли из больничного крыла. Я только-только начала чувствовать себя более или менее сносно после заклятия, нанесенного мне пожирателем смерти в Министерстве. Последнее, что помню – языки пурпурного пламени и резкая невыносимая боль в груди. Эта боль не прошла до сих пор, просто она стала не такой навязчивой и сильной.

А сегодня Дамблдор, который благополучно вернулся к выполнению своих директорских обязанностей, преподнес нам такой «удивительный» сюрприз. Как он сказал? «Пора отказаться от предрассудков и предубеждений о превосходстве «чистокровок» и о низком положении «полукровок» и «грязнокровок». Такое отношение аналогично расизму и другим видам дискриминации в магловском мире. Считается доказанным фактом, что магловское происхождение никак не влияет на магические способности. Количество маглорождённых волшебников в магическом сообществе по последним данным Министерства магии увеличивается, а древние чистокровные роды угасают, и количество чистокровных уменьшается. Но могу вам сказать вполне достоверно, что по-настоящему чистокровных семей в данный момент не существует: те, кто считают себя таковыми, просто вычеркнули маглов и сквибов из своих родословных. И возможно, кто-нибудь из вас не знает, что печально известный волшебник, именуемый себя гордо лорд Волан-де-Морт, так активно ратующий о чистоте крови, по своему происхождению – полукровка (по залу прошел тревожный и недоумевающий шепот). Пора и нам отказаться от мнения, что есть люди «высшего» и «второго» сорта. Человек должен оцениваться не потому, какой он крови, какого цвета кожи, какой национальности, какого сословия, а по его действиям и поступкам. Пришла пора вам узнать друг друга поближе. Надеюсь, это поможет изжить и вечную борьбу между факультетами»

Мерлин! Как много умных слов – и все на ветер. Неужели Дамблдор не понимает, что дружба между слизеринцами и гриффиндорцами не возможна в принципе? Ведь не настолько же он наивен…

Я невольно хмыкнула. Ох, уж это его извечное утверждение «Любовь сильнее магии». Но умеют ли слизеринцы любить? Знают ли они вообще, что такое любовь?

МАЛФОЙ
Еле сдерживаясь от кипевшей внутри меня ярости, не замечая ничего вокруг себя, я промчался по гостиной Слизерина. Захлопнувшаяся за моей спиной дверь чуть не слетела с петель. Казалось, звук удара был слышен по всему Хогвартсу.

Письменный стол, неудачно оказавшийся на моем пути, сдвинулся в сторону, и вещи, лежавшие на нем, рассыпались по полу. Первым в руку попался учебник по трансфигурации. Он незамедлительно полетел в стену, страницы выпали и разлетелись по комнате. За учебником последовали перья, карандаши, чистые свитки…

Настольные часы, ударившись, разбились вдребезги, и пружинный механизм, распавшись на крохотные частички, веселым градом зазвенел по полу. Чернильница, отправленная вслед за часами, перевернулась в воздухе и оросила пол у кровати темными каплями, по ковру расползлись некрасивые чернильные кляксы.

- Черт! – я стукнул по многострадальному столу кулаком, и одиноко лежавшая на нем фотография в рамке упала, стекло раскололось. С разбитого снимка удивительно красивыми голубыми глазами на меня посмотрела мама. Она приветливо помахала мне рукой, но ее взгляд был укоризненным и строгим. Нарцисса явно не одобряла моего поведения. Так и слышалось, как она шепчет мне на ухо: «Следи за своим поведением, сынок».

Чушь, мама! Следить за поведением незачем, да и не перед кем. Я не собираюсь метать бисер перед свиньями. Я их всех ненавижу! Ненавижу нашего «мудрого» директора! Ненавижу Поттера и его грязнокровную подружку! Ненавижу всех этих рыжих придурков Уизли! Ненавижу весь Гриффиндор! Ненавижу Хогвартс! Ненавижу Снейпа с его вечно недовольной миной! Ненавижу Кребба и Гойла за их тупизм и Паркинсон с ее сплетнями, пошлыми намеками и приставаниями! Ненавижу всех, кто лебезил и пресмыкался, когда отец был в почете, а теперь будет лицемерно соболезновать, втайне радуясь нашим неудачам!

Рука раз за разом ударяла по гладкой поверхности стола, рамка с фотографией подпрыгивала, Нарцисса вздрагивала, словно удары приходились по ее лицу.

- Я ненавижу Темного лорда! Из-за него все проблемы!

Мама побледнела, сощурила глаза, словно предупреждая, чтобы я не забывался. Но я уже не мог остановиться:
- Ненавижу его!

Рамка слетела со стола, и разбитое стекло рассыпалось по полу. Я осторожно поднял фотографию, провел по родному лицу дрожащей от еще не отступившего гнева ладонью и почувствовал, как крошечный стеклянный осколок вонзился в палец. На безупречное лицо матери упала алая капля крови. Нарцисса поморщилась и с насмешливым взглядом, откровенно говорившим: так, мол, и надо, удалилась со снимка.

Чертыхаясь и проклиная все вокруг, слизывая с порезанной руки соленую кровь, я направился в ванную, но по дороге наступил на рассыпавшиеся пружины, и, неуклюже взмахнув руками, грохнулся вниз. В этот момент я понял, что значит истерика: состояние, когда и слезы, и безудержный смех овладевают тобой, и ты не можешь справиться со своими мыслями, эмоциями, чувствами, ты вне себя. Сидя на полу, я смеялся до слез, до нервного тика, до дрожи во всем теле и не мог остановиться. Я, наверное, сошел с ума…

Внезапно в мой истеричный смех ворвался резкий звук – это разгромленный часовой механизм не сдался до конца. Сработал будильник, в нем что-то захрипело, запищало, и комнату наполнил мелодичный женский голос: «Вставай немедленно, засоня!» Он подействовал на меня, как пощечина, отрезвил и мгновенно привел в чувство. Смех отступил так же быстро, как и начался. Я замер. Вслед за мной и будильник словно поперхнулся, закашлялся, захрипел, и наступила тишина.

Что это было?! С чего бы вдруг я так разошелся?! Было бы из-за кого, а то из-за проклятой грязнокровки…

Нет, дело было вовсе не в ней. Она всего лишь сработала катализатором. Грейнджер никогда не была для меня неразрешимой проблемой, так, назойливая муха – не более. Прихлопнуть ее не составит большого труда. Всему свое время. Просто я устал.

Год выдался не из легких: придурковатая Амбридж, Инспекционная дружина, экзамены, отнявшие неимоверное количество сил, страх за отца и мать, теперь еще Дамблдор со своей идиотской практикой. И этот придурок Поттер. Нелегкое дело – изводить Поттера! Тут каждый раз нужно придумывать что-нибудь новенькое. Хотя порой парень заводится с пол-оборота, достаточно было произнести одно-единственное слово - «грязнокровка», и оно действовало на него как красная тряпка на быка.

Если подумать, в чем-то директор был прав: эта извечная борьба, это противостояние изматывало и отнимало силы. И ради чего все? Кровь-то у всех одного цвета – красная. Взять хотя бы жидкость, струящуюся сейчас по моей ладони. Она алая, такая же алая, как цвет этого проклятого львиного факультета.

Дверь в комнату заскрипела и слегка приоткрылась, и в проеме появилась темная копна волос Пэнси Паркинсон:
- Драко, что произошло?

Я не ответил, пожав плечами. Паркинсон временами могла быть невыносимо навязчивой. Лезла, куда ее не просили. Повсюду совала свой любопытный нос. Она вообще обладала удивительной способностью – появляться в ненужном месте в ненужное время.

- Ужас! – девушка нагло просочилась внутрь и с удивлением рассматривала устроенный мной беспорядок. - Что тут было? Торнадо? Извержение вулкана?

- Нет, простое землетрясение! – я устало улыбнулся, махнул в сторону однокурсницы рукой – жест, означающий то ли просьбу уйти, то ли нежелание разговаривать на эту тему, затем медленно поднялся и направился в ванную. Порезанный палец все еще кровоточил. Зато злость испарилась, оставив желание побыть одному и подумать над всем произошедшим в этот длинный и не по-летнему хмурый день.

Но если я и рассчитывал на понимание и чувство такта у Пэнси Паркинсон, то ошибался. Она потащилась за мной и в ванную:
- Слушай, Драко, тебе не показалось, что у Дамблдора совсем съехала крыша? Он же не идиот, должен понимать, что никто не гарантирует безопасность грязнокровок. Надо же было такое придумать! Кстати, ты же прошел распределение. Кто тебе достался? Ко мне едет… этот… Джастин… Все время забываю его фамилию…. Финч-Флетчли. Грязнокровка с Пуффендуя. Представляю, как родители обрадуются! Ну, я найду способ от него избавиться! Хорошо, хоть не Поттер или Грейнджер! Я бы тогда такую истерику закатила! Никому бы мало не показалось!..

Девушка без умолку болтала, абсолютно не замечая моего состояния. Пэнси редко заботилась о душевном состоянии других, думая лишь о себе любимой. И как хорошая сплетница, она первой узнавала последние новости:
- Нотту досталась Лаванда Браун, белобрысая вертихвостка с Гриффинора, к Забини едет Чжоу Чанг. Ты ее знаешь – она ловец с Когтеврана, Миллисенте придется нянчиться с Майклом Корнером, Гойлу с Мариэттой Эджком, той, которая выдала Амбридж Отряд Дамблдора. К Крэббу отправится Лайза Турпин. Угадай, кто достался Дафне? Всеобщий любимчик, национальный герой Поттер! «Повезло» нашей тихоне. Остался один ты, Малфой! Не томи душу, открой секрет!

- Пэнси! – я надеялся, что мой голос прозвучал достаточно грубо.

Но она не поняла намека:
- Кому из этих ублюдков повезло отправиться в Малфой-мэнор?

- Паркинсон, не могла бы ты выйти вон?

Девушка испуганно замолчала, почувствовав в моем вопросе гневные нотки. Я редко бывал грубым, тем более со своими. Я вообще старался как можно реже проявлять какие-либо эмоции, будь то положительные или отрицательные. Но Паркинсон могла вывести из себя кого угодно.

- Что случилось, Драко?

Я попытался смягчить интонацию, но внутреннее напряжение так и не спало, и привести свои чувства в равновесие не удалось. А Паркинсон выводила меня из себя одним своим назойливым присутствием.

- Пэнси, иди в гостиную! Мне не до тебя!

- Но, Драко…

- Пошла к черту!

Голос был как лед. Она испуганно отшатнулась и медленно попятилась к дверям.

- Проваливай!

Пэнси выскочила, прикрыв за собой дверь. Нет, ей никогда не понять меня. Сколько бы она не пыталась приблизиться ко мне за все эти годы, я всегда держал дистанцию.

В принципе, Паркинсон была неплохой, своей в доску девчонкой, надежным товарищем. Решительная, по-слизерински хитроумная, расчетливая, дерзкая, она пользовалась уважением парней. А ее яркой внешности и броским дорогим нарядам завидовали девчонки. Пэнси умела себя подать и за себя постоять. С ней можно было весело провести время и обсудить любую тему. Но она постоянно строила какие-то планы в отношении меня, лезла в душу. Именно это не нравилось мне в ней больше всего. Я же даже в мыслях не мог представить ее своей девушкой. Поэтому, если Пэнси и имела какие-либо иллюзии на мой счет, тем хуже для нее.

Никто в мире не мог похвастаться, что знает, кто такой Драко Малфой. Никто не мог уверенно заявить, что является моим другом, что знает, чем я дышу или о чем думаю. Ни Крэбб, ни Гойл, ни Нотт, ни Забини. Никто. Я «милостиво» разрешал им входить в свою свиту, сопровождать себя, помогать. Но все равно я был один. Всегда один. Потому что лучше быть одному, чем с кем бы то ни было. «Если не хочешь, чтоб тебя предавали – не заводи друзей» - так в детстве учил меня отец. Он и сам жил по этому принципу – доверяй только самому себе и никому больше.

Где-то завалялось огневиски, выигранное вчера в шахматы у Забини. Сейчас оно было бы как нельзя кстати.