Эпидемия рассеянности

Решив побыть какое-то время наедине с собой, мы зачастую лишь следуем за своими мыслями и чувствами, куда бы они нас ни уводили. При этом мы очень быстро обнаруживаем, что уже больше не присутствуем. Мы утратили чувство, что присутствуем в этой комнате, сидим в этом кресле. Мы утратили образы, звуки и запахи своего непосредственного окружения.

Вместо этого мы думаем о том, что случилось мгновение назад или несколько часов назад, вчера или несколько лет назад. Чтобы чувствовать себя лучше, мы призываем на помощь воспоминания. Мы снова и снова проигрываем в памяти свою потерю, чтобы превратить ее в выигрыш; вызов, который мы не приняли, становится победой. Или уносимся мыслями в будущее — что за события мы ожидаем или предвкушаем. Мы не присутствуем в своих сиюминутных ощущениях и не осознаем, о чем думаем, — мысли увлекают нас за собой. Именно это подразумевается под рассеянностью.

В одном популярном газетном рассказе в картинках молодая медсестра, вечно занятая на работе или строящая какие-то планы, наконец выкраивает минутку для себя. Лучезарно улыбаясь, она со вздохом говорит: «Наконец-то я наедине со своими мыслями». На последнем рисунке, сморщившись и закрыв глаза она заканчивает: «Господи, до чего же здесь шумно!» Вот в чем проблема. Когда нас не отвлекает окружение, нашим вниманием завладевают наши же собственные мысли, увлекая его то туда, то сюда, и мы по-прежнему не можем целиком присутствовать в настоящем. Это не значит, что мысли — наши враги: можно одновременно думать и осознавать свое окружение и свое живое присутствие, только у нас это не получается.

Когда мы рассеяны, когда мы в настоящий момент отсутствуем в своем теле, в своих чувствах и даже в своих мыслях, когда мы «на автопилоте» — это деятельность кокона, и в повседневной жизни такое состояние занимает почти сто процентов времени. Кое-кто думает, что рассеянность — очень ценное качество: люди планируют будущую сделку, шагая по улице, глядя в телевизор или разговаривая с коллегой. Некоторые умышленно развивают в себе рассеянность, чтобы отвлечься от рутинной работы. Везде звучит приглушенная музыка, чтобы мы могли отдохнуть и развеяться. Иногда нам приходится слышать ее притупляющий ум гул, — хотя бы когда мы ожидаем своей очереди позвонить по телефону. Развлечения стали главным средством развития рассеянности в обществе — они уводят нас в мир грез, избавляя от необходимости присутствовать в повседневной утомительной работе.

Эллен Лангер, профессор психологии Гарвардского университета, посвятила много лет исследованию рассеянности и ее издержек в повседневной жизни. Подводя итог своим исследованиям в книге «Внимательность», она пишет: «В отличие от экзотических «измененных состояниях сознания», о которых мы так много читали, внимательность и рассеянность так обычны, что немногие из нас оценивают их важность или используют их силу, дабы изменить свою жизнь». Ее книга — о «психологических и физических издержках, которые мы оплачиваем из-за всеобщей рассеянности, и, что более важно, о преимуществах большего контроля, более богатого выбора и преодоленных границ, которые становятся возможны благодаря внимательности». На склоне лет многие с оттенком сожаления и грусти задают себе вопрос: «Я переделал уйму дел, а вот жил ли я по-настоящему?» Или сетуют: «Жизнь промелькнула, а я и не заметил. До чего же быстро она прошла». Искусство воина заключается в том, чтобы прожить свою жизнь по-настоящему, а не дать ей промелькнуть мимо. Основа воинского искусства — внимательное отношение к жизни во всех ее нудных, противных, радостных, а иногда и блестящих мелочах. Внимательность — вот основа воинского искусства.

Паула, участница обучения по программе Шамбалы, недавно рассказала о своем опыте осознания дикости нетренированного ума. Она впервые столкнулась со своей жизнью лицом к лицу в Кимберли, в северо-западной Австралии, в самом суровом и захолустном уголке страны, где находится резервация аборигенов. Она получила субсидию — возможность объездить школы этого района, проводя семинары по методу общения, использующему театральное искусство. Паула занималась этим уже несколько лет, но в резервации аборигенов бывала всего один раз. Вот что она говорит:

В жизни аборигенов было много такого, что полностью вывернуло наизнанку мою американскую гордость за свою культуру. Я считала, что совершенно избавилась от этой слабости — ведь у меня левые, антиамериканские взгляды с налетом Нью Эйдж. Общество, с которым мне пришлось иметь дело, оказалось настолько противоположным миру моих представлений, что это подорвало само понятие «я». Этот общественный строй ни в коем случае не идеален, и, если бы мне довелось вернуться туда теперь, по прошествии нескольких лет, я уверена, что поняла бы это еще лучше. Важно то, что мой ум постепенно стал для меня ясен. Он представлял собой нечто хаотичное, рассеянное, противоречивое, какофонию идей, формулировок, тревог, амбиций, страхов, надежд, заблуждений и тому подобного. И еще он был непрерывен — без единого промежутка. У меня возникло чувство отчаяния и глубокого безумия. Теперь я благодарна за это.

Аборигены сказали, что считают белых больными. Они то и дело старались окурить меня дымом очистительного огня или окунуть в какой-нибудь священный пруд. Они были очень добры. Потом они стали расспрашивать меня, почему я не в своей стране, не со своим народом. Для них это было непонятно, а скоро стало непонятно и для меня самой. Однажды в состоянии особо острого смятения я ушла из этого странного пустынного селения. Я села неподалеку на край огромной скалы, за которой на сотни миль расстилалась плоская красная пустыня, усеянная холмами, напоминающими груди с крупными сосками. Вокруг была ширь неба, дали, воздуха. Громадный простор. И я услышала свой ум: он казался маленьким, тесным и мучительно боящимся замкнутого пространства. Пространство казалось реальным. Ум казался больным. Возникла мысль: если бы я могла позволить уму выйти в это пространство, смешаться с пространством, мне стало бы легче. Выпустить его вместе с выдохом. Вот так. Смешать ум с бескрайним простором. Может быть, я даже сделала это на какой-то миг, но очень ненадолго. Я поняла, что не смогу сделать это сама, нужно, чтобы кто-то научил меня, как это сделать. Через три года я вернулась в Соединенные Штаты. Там, последовав совету своего психотерапевта — он сказал, что в конечном счете это будет гораздо эффективнее и намного дешевле, чем лечение, я стала заниматься по программе Шамбалы. В жизни я видела столько духовной глупости, что была настроена крайне недоверчиво. Люди меня не убедили: уму, вроде моего, слова казались дешевкой. Во время одного из практических занятий по внимательности проводивший его человек задремал и, всхрапнув, проснулся. И тут до меня дошел подлинный смысл практики внимательности.

Когда мы в первый раз садимся, чтобы тихо побыть наедине с собой, с нами случается то же, что и с Паулой: наши мысли и чувства будто с цепи срываются. Нам кажется, что они тащат нас за собой. Паула не смогла просто побыть на скале, предоставив уму выйти в бескрайнее пространство и пребывать в этом моменте настоящего. И других намерений у нее тоже не было. Она ненадолго ушла из селения, и ей было нечем себя занять. Паула осознавала, что пейзаж великолепен, что он затронул ее душу. Она хотела бы, чтобы ее ум побыл там какое-то время, но не смогла. Ее внимание просто отказалось быть там вместе с телом и ощущениями. Она поняла, что ум необходимо тренировать.

А теперь попробуйте такое упражнение: отложите книгу и, сидя на удобном, но жестком стуле, попытайтесь некоторое время осознавать ощущение своей спины, прижатой к спинке стула. Постарайтесь также осознать свои мысли. Пытаются ли мысли отвлечь вас от простой задачи — сосредоточить внимание на спине? Не забываете ли вы об упражнении, так что приходится начинать его сначала?

Скорее всего вы обнаружите, что через несколько секунд ум попал под власть какой-то мысли или эмоции. Вы уже больше не внимательны к телесному ощущению и даже забыли о своем намерении. Каждый раз, когда вы вспоминали о нем и возвращали внимание обратно, проходило, наверное, всего несколько секунд, прежде чем вы снова погружались в раздумья. Возможно, это не вполне совпадает с тем, что пережили вы, однако близко к переживанию, которое в первый раз бывает у большинства из нас. Многие испытывают настоящее потрясение, обнаружив, как мало влияния они в сущности имеют над тем, что происходит у них в уме — той нашей части, которую мы наиболее уверенно отождествляем с собой.

Насколько же труднее сохранить полную внимательность в разгар служебного совещания! Такая внимательность в повседневной жизни, при всех требованиях, которые окружение и привычки мышления предъявляют к нашему вниманию, — слишком непосильная задача для начинающего. Это все равно, что дать новичку пару лыж и поставить его на старт Олимпийской трассы по скоростному спуску. Поворот или бугорок — и он кубарем покатится вниз. Такая же потеря контроля произойдет, если мы скажем себе: «Хорошая идея, черт возьми. Впредь буду сохранять полную внимательность». Через несколько мгновений нас увлечет очередная мысль, и мы будем беспомощно метаться взад-вперед, совсем забыв о своем намерении.

Если вы попробовали выполнить это упражнение, то, вероятно, обнаружили необузданность своего ума. Он непрерывно перебегал от одного к другому или увяз в каких-то привычных мыслях, из которых вы не могли его вытащить. Похоже, уму совсем не хочется иметь дело с сиюминутными ощущениями. Поэтому такую внимательность необходимо упражнять, необходимо практиковать внимательность. Это очень важный начальный шаг. Не обуздав дикость своего ума, хотя бы частично, мы не сможем идти дальше.