Первые переживания внимательности у воинов-учеников

Еще один способ оставаться с собой — это коллективная практика в группе. Присутствие других людей, выполняющих практику в одном пространстве с вами, может усилить вашу собственную практику. Тем не менее вы встречаетесь со своими переживаниями наедине. Это ярко иллюстрируют рассказы учеников, занимающихся по учебной программе Шамбалы, — участников группы сидячей практики. Энн, Кэти и Джун пережили многое — целое странствие за один уикэнд, — причем каждая по-своему. Порой практика бывала для них трудной, даже мучительной, порой радостной и восхитительной. Но все воины-ученицы приняли это испытание — вызов воинства. Они не сдались и сумели заново открыть себя и свой мир.

Энн рассказывает о том, как изменилось ее восприятие:

Пожалуй, в первый день больше всего запомнилось глубокое изумление — сколько мыслей безостановочно прокручиваются у меня в уме, пока я сосредотачиваюсь на дыхании, — и понимание, что не я создаю эти мысли, они появляются сами. Но я сидела не для того, чтобы думать, а для того, чтобы сосредотачиваться на дыхании и выходить вместе с выдохом. Поэтому для меня было открытием просто понять, что мысли возникают и двигаются благодаря собственной энергии.

Во второй день, выходя вместе с выдохом и на какое-то мгновение оставаясь снаружи, я впервые пережила ощущение промежутка между мыслями. Между мной и тем местом на полу, где покоился мой взгляд, не было никаких преград или ощущения отдельности. Поняв это, я почувствовала внезапное потрясение. Тогда я впервые осознала факт, что я не только кубическая единица по имени Энн.

Трудно передать всю силу этого переживания. Тут лучше всего использовать аналогию. Представьте, что вы прожили всю жизнь, глядя на мир в перевернутый бинокль, так что все казалось вам недосягаемым и вы всегда чувствовали себя несколько неуверенно. Каждый раз, когда вы пытались коснуться чего-то прекрасного, оно оказывалось недоступным. И вот однажды во время сидячей практики, вы впервые видите все отчетливо. Какое потрясение! Никогда не забуду этого мгновенного проблеска — понимания, какой могла бы быть жизнь и что действительно можно воспринимать мир таким, какой он есть.

Опыт Кэти поначалу был довольно болезненным.

Я знала, что где-то у меня внутри есть изначальное добро. Только это мое нутро умышленно морили голодом. Я была такой черствой и злой, что мне казалось, будто во мне убили душу. Я постоянно занималась тем, что обманывала себя, делая то, что «правильно». Потом я оказалась здесь [на практике сидячей медитации] и с тех пор не могу вернуться обратно. В тот уик-энд я должна была сидеть на подушке и находиться наедине с собой. Сидя там, я думала, что никогда этого не переживу. Я испытывала мучительную физическую и душевную боль. Это был сущий кошмар, но я сама навлекла его на себя и была полна решимости оставаться с ним до конца. У меня было такое чувство, будто я теряю в себе человека: ведь всю свою жизнь я только этим и занималась. У меня не было внутренней силы. Я стала тем, что делала, поэтому всегда была занята. Теперь делать было нечего — только сидеть и оставаться наедине с собой. Это было так страшно, так мучительно — быть с собой, ничего не делая.

Ко времени окончания практики, это было в воскресенье вечером, я поняла: все, что мне когда-нибудь пригодится — все добро, вся осознанность, все страхи, вся святость, вся красота, — все это уже существует во мне. Все мои «дела» только мешали мне заглянуть в себя, потому что я считала себя пустой оболочкой. Только на самом деле это не так — я убедилась в этом в результате изрядных страданий, которые испытала во время сидячей практики. Осознав эту истину, вы уже никогда не сможете вернуться к старому.

К концу уик-энда сидячей практики участники нередко замечают мягкость и нежность — как в общей атмосфере, так и в самих себе. Многие впервые за много лет ощущают, что присутствуют в теле, восприятие красок и звуков становится немного ярче. И хотя, возможно, люди все еще давят на себя и относятся к себе так же жестко, как и всю предыдущую неделю, они все-таки обнаруживают, что начинают постепенно успокаиваться и становиться к себе добрее. Может быть, этих тонких ощущений будет вполне достаточно, чтобы им открылся глубокий смысл: все пережитое и есть проявление присущего нам изначального добра.

Для многих учеников первый проблеск изначального добра становится огромным облегчением, вроде избавления от непосильного бремени, которое они несли многие годы. У некоторых мгновенное освобождение от тревог вызывает слезы. Другие сравнивают это переживание с воспоминаниями о детстве, о тех счастливых временах, когда они по-настоящему были самими собой. Некоторые ощущают в сердце сильное, почти физическое тепло, как будто они действительно впервые соприкоснулись со своим сердцем. Для кого-то это похоже на; возвращение домой, к теплому очагу, после долгого, трудного пути.

Джун в течение двух лет переживала очень трудное замужество. «Особенно тяжелым был последний год, — говорит она, — и масса энергии ушла на то, чтобы решиться на развод. Все это сопровождалось глубокими страданиями, и я заметила, что то, как я переношу эти страдания, мне совсем не нравится. У меня бывали резкие смены на-строения и приступы паники, лишавшие меня последних сил. Я утратила обычное чувство доверия и уважения к себе».

Первый уик-энд сидячей практики оказался для Джун трудным, но, вернувшись домой, она продолжала практиковать каждый день.

Причина того, что я не бросила сидячую практику, была, наверное, в том, что меня угнетало расставание с мужем. Тоска и печаль, которые я так остро ощущала с тех пор, как начала медитировать, стали реальностью. Я тосковала, и это должно было продлиться какое-то время. И вот, когда я сидела наедине со своей тоской, понятие «изначального добра» постепенно становилось мне понятным. Я начала ценить свои грустные, вялые, тяжелые чувства и отсутствие интереса к окружающему миру. Это состояние стало казаться мне естественным и необходимым и в основе своей правильным. И сама сидячая медитация тоже казалась мне чем-то подобным. Легче от нее мне не становилось, но я чувствовала, что основа у нее хорошая, добрая.

Несмотря на то, что тоска ощущалась и во время сидячей практики, Джун приняла участие во втором уикэнде в Новой Шотландии.

В субботу утром у меня возникло обычное ощущение, что практика действует на меня угнетающе. На обеденный перерыв я шла, чувствуя себя прилипшим к подошве комком жевательной резинки.

После обеда мы снова сидели, а потом у меня состоялся разговор с руководителем. Я сказала ему: «Меня тревожит, что сидячая медитация всегда вызывает у меня тоску или отчаяние». Он ответил, что я, видимо, очень строга к себе. И тут — раз — до меня вдруг дошло. Он сказал, что я, наверное, могла бы постараться относиться к себе понежнее. И — раз — в тридцать шесть лет в мой словарь вошло слово «нежность». Он сказал, что, возможно, тоска, которую я ощущаю, и есть истинная печаль моего сердца. И снова — раз — это ощущение стало более реальным. Я почувствовала: достоинство возвращается ко мне, как румянец возвращается на озябшие щеки, когда вы сидишь у огня и потягиваешь теплое питье. В субботу вечером темой беседы был кокон привычных шаблонов, из которого воин выходит, шагнув в страх, а сквозь него — в бесстрашие. Это привело меня в смятение, и на следующий день на дискуссионной группе я сказала, что считала кокон прекрасным и необходимым местом, где можно время от времени побыть, и что я уверена: каждый воин снова и снова возвращается в свой кокон. Руководитель сказал нечто вроде того, что, раз выйдя наружу, ты уже никогда не захочешь вернуться в кокон. Это меня по-настоящему потрясло.

Потрясение, которое я испытала, услышав, что рождение воина происходит взаправду, можно, наверное, сравнить с потрясением, которое переживаешь, вспомнив о чем-то дорогом, что было отброшено из стыда, удобства или послушания, с потрясением от того, что нечто, когда-то любимое, а потом принесенное в жертву, может неожиданно и самопроизвольно вернуться. Проезжая в машине по Новой Шотландии и позже, пересекая залив на пароме и направляясь дальше на юг, я чувствовала: в моей жизни произошло нечто такое, что уже много раз пыталось произойти прежде, но безуспешно. А теперь оно просто случилось.

Вы снова и снова можете ощутить себя внутри кокона, испытывая привычную тоску или излишнее возбуждение. Задача воинского искусства — увидеть этот кокон, состоящий из усталых привычек ума и сердца. А увидев, вы сможете освободиться и выйти из него. Каждый раз, выходя из него, вы делаете шаг по пути воина. Во время сидячей практики можно увидеть кокон особенно отчетливо, потому что это безопасная ситуация, в которой вы намеренно решаете ничего не делать. Кокон поддерживает постоянную активность, постоянно реагирует на ваши ситуации. Он пытается влиять на ваш мир так, чтобы тот отвечал вашим ожиданиям, или влиять на ваши мысли и чувства, чтобы они отвечали миру. В сидячей практике нет никакой угрозы, ничего такого, на что бы смог реагировать кокон. Он начинает расслабляться и терять энергию. В нем могут появиться разрывы, позволяющие вам ощутить свежесть и свободу от тревоги.

Конечно, на протяжении первого уик-энда сидячей практики (а порой еще долго) участники борются с разнообразными отрицательными моментами, которые целиком коренятся в уме. Их часто одолевают сомнения. После первой радости и облегчения вызванных открытием, что они способны быть наедине с собой, может возникнуть вопрос: а зачем я это делаю? И Кэти, и Джун ощутили это во время первого уик-энда. Ваш торопливый или подавленный ум вернется во всей своей красе и обвинит вас в потере времени, в наивности, утрате чувства реальности. На пути воинского искусства сомнения подстерегают всех.

Таких поворотов следует ожидать: ведь эти отрицательные чувства проистекают от стремления к подлинности, они сами — проявления нашего изначального добра. Факт в том, что многие люди чувствуют глубокое облегчение просто от того, что сидят. Какую бы сумятицу они не обнаруживали в своих мыслях и чувствах, заметить ее впервые — верный путь к исцелению. Само это понимание есть открытие изначального добра. Как только вы уловили проблеск изначального добра или даже смутно ощутили его подлинность, ваша жизнь начинает обретать некую направленность. Можно стремиться к этому видению изначального добра.