Страх: путь к бесстрашию

Начав практиковать внимательность, вы обречены раньше или позже встретиться со страхом. Очень часто страх становится причиной для прекращения практики. Однако в учении Шамбалы страх считают благословением драл, ибо, не пережив страх, мы никогда не смогли бы открыть для себя бесстрашие. Страх — та энергия и побуждающая сила, которая изгоняет наши привычные способы притворяться живыми. Бесстрашие, открытое благодаря желанию пережить страх нежно и честно, делает нас настоящими людьми, делает нас воинами. В этой главе мы рассмотрим страх и увидим, что он может стать путем к бесстрашию и ощущению святости мира. Причина для того, чтобы встретить страх лицом к лицу, — это желание обнаружить, кто же мы такие. Бесстрашие — это смелость быть самим собой.

Используя привычные шаблоны тела, эмоций, мыслей и поведения, наш кокон воздействует на мир, в котором мы живем, чтобы он соответствовал нашему вымышленному представлению о себе. Мы во многом воспринимаем мир в соответствии с тем, чего мы от него ожидаем. Мы не видим и не слышим окружающий мир таким, каков он есть на самом деле. Наши глаза и мозг не работают как совершенные видеокамеры, которые точно запечатлевают существующие в «объективном мире» предметы. То, что мы сознательно воспринимаем, — это нечто наскоро слепленное умом, чувствами и окружающим миром в непрерывной игре взаимодействий и откликов. Наш кокон изо всех сил старается создать мир, который бы максимально нам подходил. То есть мы живем не просто в каком-то старом мире, а в мире, так подогнанном к нашим потребностям, чтобы мы чувствовали себя в нем как можно удобнее и безопаснее.

После того как кокон приспособит нас к миру, мир начинает отвечать нашим ожиданиям — об этом повествует старая притча. На краю деревни стоит старик. К нему подходит парень и с недовольным видом спрашивает: «Скажи, дед, что за люди живут у вас в деревне? Я подумываю, не поселиться ли мне здесь». «А какие люди были в той деревне, из которой ты ушел?» — спрашивает старик. «Ужасные, — отвечает парень, — Скупердяи, лодыри и зануды». Тогда старик говорит: «Сынок, ты увидишь, что и в этой деревне люди точно такие же». Некоторое время спустя к нему подходит другой парень и задает такой же вопрос. Когда же старик спрашивает его о людях из прежней деревни, тот отвечает: «То были удивительные люди! Веселые, жизнерадостные и очень добрые». На что старик отвечает: «Сынок, и здесь ты найдешь точно таких же».

Возможно, вы не ощущаете, что оказываете воздействие на свой мир, но, вглядевшись пристальнее, можно увидеть, что мир и ваши убеждения связывает очень простая зависимость. Если вы сами принижаете себя, то кажется, что и окружающие вас не ценят или умаляют ваши заслуги. Если вы считаете всех людей своими друзьями, получается, что и вы им нравитесь. Если вы думаете, что весь мир на вас ополчился, кажется, будто он кишит акулами. Если вы влюблены, мир постоянно напоминает вам о вашей любимой.

Конечно, мы не можем все время влиять на мир, чтобы он был таким, каким хотим его видеть мы. Когда мы не способны переделать мир так, чтобы он соответствовал нашим ожиданиям, когда случается нечто такое, что просто не укладывается в наше представление о том, каким должен быть мир, мы испытываем страх. В биологическом смысле страх существует как сигнальная система, предупреждающая организм о присутствии чего-то постороннего или незнакомого, чего-то чуждого. С точки зрения психологии, мы искажаем эту ценную врожденную биологическую функцию, превращая ее в сигнальную систему для своего кокона. Как только происходит какое-то внезапное событие, которое не может сразу найти себе место в нашем коконном мире, мы чувствуем страх. Будь это укол тревоги или неописуемый ужас, в любом случае он является конкретной реакцией на непредсказуемую перемену. Когда возникает что-то неожиданное или незнакомое, мы ощущаем угрозу и начинаем сомневаться: способны ли мы сделать шаг навстречу новому. Мы быстро отступаем, сохраняя свои привычные роли. В этих привычных ролях мы почти не ощущаем страха, который лежит в их основе и питает их. Если кто-то или что-то вынуждает нас измениться или просто пережить что-то из ряда вон выходящее, страх может проявиться в виде лени — нежелания меняться, продиктованного инерцией, — или в виде раздражения, иногда выливающегося в прямую агрессию.

Прекрасным примером того, как мы боимся всего мало-мальски необычного или незнакомого, может послужить история, напечатанная недавно в местной газете. Мисс Марс, руководитель класса театрального искусства, дала своим ученикам последнее задание: очень медленно пройти по аллее к магазину, где продается лимонад. Во время прогулки к группе подошли охранники и сообщили молодым людям, что по их вине покупатели чувствуют себя не в своей тарелке. После того, как те объяснили, что пришли в магазин за покупками, их в конце концов оставили в покое. «Как только вы выбиваетесь из обычного темпа или ритма, ожидаемого от вас окружающими, к этому начинают относиться не с любопытством, а с опаской и подозрением, — говорит мисс Марс. — Каждый раз, когда мы делаем что-то неожиданное, даже если в нем нет никакой агрессии, люди воспринимают это как агрессию». Иными словами, все неожиданное вызывает у нас страх.

Все, что мы делаем или не делаем в нашем привычном мире, продиктовано страхом. Мы боимся умереть и в то же время боимся жить полной жизнью. Слишком многие из нас, видя, как на наших глазах — в школе или на работе — творится несправедливость, пожимают плечами и проходят мимо. Часто мы сдерживаем возмущение, потому что ощущаем его как злость, а потом говорим себе, что не стоит вмешиваться, что это не наше дело. Чувствуя чье-то плохое отношение, мы слишком часто реагируем взрывом гнева, даже не остановившись, чтобы взглянуть на то, что за этим гневом скрывается. Часто, когда приятельница признается нам в любви, мы шарахаемся от нее и начинаем держаться вежливо, но на расстоянии или, наоборот, считаем ее признание удобным поводом, чтобы завести с ней интрижку. Мы не открываемся навстречу любви и лучше упустим ее, нежели ответим всем сердцем.

Есть множество способов уклониться от собственной энергии, потому что мы ее боимся и не имеем понятия, каким будет результат, если мы поддадимся ей. Так мы уклоняемся от того, чтобы жить по-настоящему. Как люди мы хотим быть «в порядке» — честными, целостными и здравыми. Если мы ощущаем себя «в порядке» — будь мы добрыми, милыми и отзывчивыми или крутыми и тертыми, то когда возникает страх, мы не знаем, откуда он исходит и кому принадлежит. Мы не отождествляем его с собой.

Самый сильный наш страх — боязнь, что мы умрем, исчезнем с лица земли, утратим все связи с родными и близкими. Тибетский учитель Буддизма Согьял Ринпоче пишет:

Почему мы испытываем такой ужас перед смертью? Потому что наше инстинктивное желание — жить все дальше и дальше, а смерть — это жестокий конец для всего того, что было нам знакомо. Мы чувствуем, что ее приход ввергнет нас во что-то совершенно неизвестное или полностью преобразит, и представляем, что это будет похоже на одинокое пробуждение в чужой стране в состоянии мучительной тревоги — мы не знаем, что это за страна, какой здесь язык, у нас нет ни денег, ни связей, ни паспорта, ни друзей.

Смерть очень страшит нас, а причина страха перед ней заключается в том, что мы уже сейчас чувствуем свою обособленность от других. Страх уже отрезал, отделил нас от всего, что мы любим, что нам дорого. Этот страх скрывает печаль и нежность нашего сердца, ощущающего любовь к находящейся за стенками кокона реальности и связь с ней. Открыв глаза и сердца, мы сможем почувствовать, что мир полон печали и страдания. Мы сможем увидеть, как сами передаем своим детям привычку всего бояться и все отрицать и то, как из поколения в поколение передаются привычки к злобе и жестокости. Все меняется, и тем не менее мы пытаемся цепляться за людей и вещи так, будто они останутся с нами навсегда. Все это настолько печально, что мы в страхе отводим глаза. Как говорит Дордже Дра-дул, «если мы вглядимся в свой страх, заглянем за его внешнюю оболочку, то прежде всего обнаружим печаль».

Когда в начале шестидесятых я учился в колледже в Англии, у меня был закадычный друг, грек по национальности. Он был очень страстной натурой и также страстно, по-земному любил женщин. Однажды, когда мы сидели рядом на кушетке, он просто, по-дружески обнял меня за плечи. Я мгновенно напрягся и отстранился — такая реакция шла от моего страха физической близости, особенно с мужчинами. Прошло уже тридцать лет, но я до сих пор помню смешанное чувство скованности и острой печали от того, что я отверг этот простой дружеский жест.