![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Агнесса: тревога, связанная с враждебностью и агрессией
Агнессе было восемнадцать лет, она танцевала в ночном клубе с тех пор, как покинула своего отца четыре года тому назад. Ее мать умерла, когда Агнессе исполнился год; она жила со своим отцом и мачехой (оба католики). Когда Агнессе было тринадцать лет, мачеха тоже умерла. В течение года она одна вела домашнее хозяйство, а затем покинула своего отца, так как он очень много пил, а также из-за его отношения к ней: как выразилась Агнесса, он «совершенно не интересовался моими делами». У нее были сомнения, являются ли ее отец и мать ее настоящими родителями; эти сомнения разделяли также и социальные работники, так как точная дата ее рождения была неизвестна. У Агнессы не было ни братьев, ни сестер. Ее отец и мачеха попытались усыновить мальчика, когда Агнессе было восемь лет, но она выражала такое недовольство, что им пришлось отдать мальчика в приют для сирот. Реакция Вассермана Агнессы при поступлении в Ореховый Дом составила +4, сифилис считался врожденным. Трудно определить принадлежность Агнессы к какому-то со-циоэкономическому классу; ее отец часто менял свои занятия, на момент обследования он работал поваром в ресторане. В то время, когда Агнесса находилась в Ореховом Доме, она хотела получить образование, покончить с шоу-бизнесом, поступить в художественное училище и стать профессиональным художником. На основе целей Агнессы, так же, как и со-циоэкономического статуса ее родителей, мы отнесли ее к среднему классу. Агнесса была беременна от женатого человека, значительно старше ее, с которым она познакомилась в шоу-бизнесе, где он занимал должность менеджера. Агнесса говорила, что «любит» его, поэтому охотно вступила с ним в связь, которая продолжалась примерно полгода. Главной чертой результатов Агнессы по тесту Роршаха была значительная выраженность агрессии и враждебности1. Почти все ответы, имеющие отношение к человеку, представляли собой сражающихся людей или получеловеческих монстров. Монстры воспринимались в сексуальном аспекте: Агнесса связывала секс с жестокой агрессией против нее. Хотя ее внутренние побуждения из области воображения получили значительное выражение, ее инстинктивные побуждения были подавлены и сексуальные побуждения подавлялись, чтобы она не стала жертвой агрессии. Тест Роршаха указывает на то, что, по мнению Агнессы, ею управляли ее собственные очень враждебные и агрессивные стремления (как потенциальные, так и актуальные), и если бы они не были хотя бы частично подавлены, она бы не смогла их контролировать. Существовала значительно выраженная эмоциональная возбужденность, особенно нарциссического толка. В целом тест Роршаха Агнессы показал садомазохистскую картину. Агнесса пыталась 1 Всего ответов 13: 6М, 2FM (5 дополнительных m), 2F, lFc, CF; популярных ответов 3, оригинальных 7; W 62%; D 30%; Dd 8%; оценка интеллекта: потенциальность 120, эффективность ПО. избежать агрессии и враждебности, уходя в сферу фантазии, абстракции и морализирования, — например, агрессия рассматривалась как борьба между «добром и злом». Ее хорошие интеллектуальные способности использовались для удовлетворения агрессивного честолюбия — получения контроля над другими людьми. Враждебность и агрессия в протоколе обследования сопровождались значительной тревогой, вызываемой в основном ее ожиданиями, что другие люди будут вести себя агрессивно и враждебно по отношению к ней, что, в свою очередь, было проекцией ее агрессивных и враждебных чувств по отношению к другим. Ее основной способ управления тревогой состоял в том, чтобы отвечать на нее агрессией и враждебностью. Ее показатель тревоги по Роршаху составляет: глубина 2, 5; широта 4, 5; возможность управлять 4, 5; этот результат относит ее к категории высокой тревоги по сравнению с другими девушками. По опроснику детской тревоги Агнесса получила умеренно низкую оценку, а по опроснику будущей тревоги — умеренно высокую. Господствующими областями тревоги были честолюбие и фобические мрачные предчувствия. Казалось, в первых беседах с социальным работником и психологом Агнесса испытывала явный, хотя и контролируемый страх: ее глаза были широко раскрыты, она делала резкие и нервные движения телом, и хотя время от времени раздавался ее смех с металлическим оттенком, она никогда не улыбалась. В этих первых беседах Агнесса как будто ожидала на сознательном или бессознательном уровне какого-то нападения. То же самое ожидание направленной против нее агрессии проявилось в ее поведении в Ореховом Доме в форме фо-бической тревоги: всякий раз, когда Агнесса получала аспирин от медсестры, она внимательно его осматривала с чувством того, что ее могут отравить. (При рассказе об этих чувствах психологу она понимала их иррациональность.) Она утверждала, что в подземных переходах и в ее комнате в Ореховом Доме у нее часто возникала «клаустрофобия», которую она связывала с травматическими переживаниями в детском возрасте, когда ее мать, как она сказала, «устав меня шлепать, заперла в чулан». Взаимоотношения Агнессы с другими девушками характеризовались значительной открытой враждебностью и определенной долей презрения с ее стороны, при этом Агнесса со- вершенно не стремилась быть дружелюбной. Как следствие, другие девушки были настроены враждебно по отношению к ней и часто ее дразнили, на что Агнесса предпочитала смотреть свысока. Ее расположение духа характеризовалось, с одной стороны, подавленностью, а с другой — вспышками раздражения. Существовали многочисленные свидетельства того, что Агнесса была вовлечена в постоянную борьбу за власть — получение господства — с другими людьми. Она говорила, что чрезвычайно восхищается силой, особенно у мужчин. Она чувствовала презрение к своему отцу из-за того, что она называла слабостью к спиртным напиткам, и презрение к мужчинам в ночных клубах, которые «гнули свою линию, что моя жена меня не понимает». Отношение Агнессы к отцу своего ребенка было в основном агрессивным: она «наймет адвоката и уничтожит его», если он не будет обеспечивать ее средствами к существованию во время беременности. При прямом контакте с ним эта агрессия, однако, обычно скрывалась под маской женской слабости; с полным сознанием того, что она делает, Агнесса все время рыдала над телефонной трубкой, стремясь убедить его в своей «беспомощности» и играя, как она сама говорила, «роль мученицы» («смотри, как я страдаю»). Но когда он периодически присылал ей чек, ее временно наполняли дружеские чувства к нему, и она говорила, что неправильно о нем судила. Агнесса использовала свое экзотическое женское очарование также и для агрессивных целей: когда она должна была встретиться с Бобом, мужчиной, от которого она была беременна, чтобы с ним пообедать (или точно так же в те дни, когда она должна была беседовать с психологом), она тратила целые часы на то, чтобы сделать себя настолько привлекательной, насколько это вообще возможно. После родов Агнесса испытала большое наслаждение, торжествуя по поводу сенсации, которую она произвела в магазине при демонстрации своей ошеломляющей внешности. Эти частные свидетельства ее агрессивной борьбы за приобретение власти над другими людьми соответствуют картине садомазохизма, которая уже проявилась при выполнении ею теста Роршаха. Вначале Агнесса отказывалась принять свою беременность как реально существующий факт. Эта беременность яв- но заставила ее чувствовать себя слабой и находящейся в положении жертвы и не давала ей возможности использовать свою привлекательность как оружие при агрессивном поведении. Но вскоре она смогла включить своего ожидаемого ребенка в садомазохистскую структуру своей психики: она начала много говорить о своей ответственности как матери. (Из-за этого другие девушки саркастически обращались к ней «мадонна».) Когда ребенок появился на свет, Агнесса отзывалась о нем, как об «игрушке», как о продолжении самой себя, и подчеркивала, что наконец-то имеет кого-то, кому может принадлежать. Такая установка по отношению к ребенку сопровождалась полным отсутствием реалистического планирования его будущего. Ребенок теперь также использовался как агрессивное оружие против Боба; она говорила после родов, что ребенок — это нечто такое, «чем можно сражаться». Было ясно, что Агнесса чувствовала, что родители ее в значительной степени отвергали. Кроме сомнений, являются ли они ее настоящими родителями (что показательно на символическом уровне, а также, возможно, отражает реальное положение вещей), значительное количество фактических данных указывает на то, что у Агнессы были холодные и обоюдно враждебные отношения со своей мачехой. Ее отец всегда относился к ней и ее способностям с безразличием. После родов она совершила поездку в близлежащий город, где проживал ее отец, якобы для того, чтобы получить фактические данные о том, как она родилась, но на самом деле она хотела наконец добиться, чтобы он продемонстрировал определенную заботу о ней, — что символически выразилось в ее надежде получить от него немного денег1. Перед поездкой Агнесса выражала убеждение в том, что ее отец не будет «придавать значения материальному вопросу» — то есть снабжать ее материальными свидетельствами своей заботы о ней. После поездки Агнесса рассказала, что отец получил удовольствие, показывая своим сослуживцам, какая у него привлекательная дочь, но, за исключением этого, как всегда, проявил к ней полное равнодушие. Во время бесед в Ореховом Доме Агнесса 1 Мы говорим о деньгах как о «символе», так как Агнесса в то время не испытывала особой нужды в них, и, кроме того, сумма, которую она хотела получить (пять долларов), не имела почти никакого значения для ее материального положения. постоянно говорила о своем одиночестве — «Я никогда никому не принадлежала». Хотя она всегда стремилась преувеличить свое одиночество, вероятно, можно смело говорить о том, что она была очень изолированным человеком. По степени отвержения со стороны родителей мы поместили ее в высокую категорию. Связь тревоги Агнессы с ее враждебностью и агрессией может быть показана тремя различными способами. Во-первых, тревога Агнессы являлась реакцией на ситуации, которые она интерпретировала как угрозу непосредственного нападения на нее других лиц. Это, как кажется, является существенным источником ее страха при первой беседе в Ореховом Доме. Совершенно понятно, что тревожную реакцию на данную угрозу сопровождала бы «ответная» враждебность и агрессия со стороны Агнессы — которые в Ореховом Доме она не направляла против социальных работников и психологов, а смещала на других девушек. Во-вторых, ее тревога была реакцией на угрозу быть отвергнутой, стать одинокой. Ее враждебность и агрессия, связанные с этой тревожной реакцией, представляют собой хорошо знакомую картину, когда человек рассержен на тех, кто причиняет ему страдание, происходящее от изоляции и тревоги. Но по истории болезни Агнессы можно было наблюдать третий и наименее распространенный аспект взаимосвязи тревоги с враждебностью и агрессией, а именно: она использовала враждебность и агрессию как метод избегания вызывающей тревогу ситуации. Это необычное поведение: мы видели, что другие девушки пытаются избежать тревоги с помощью ухода от ситуации, или задабривания, или жалуясь на других людей, и что в большинстве случаев состояние наибольшей тревожности у девушек совпадало с их наименьшей агрессивностью (чтобы не вызывать охлаждения во взаимоотношениях с людьми, от которых они зависели). Агнесса, однако, действует по принципу нападения на других людей с целью заставить их не отвергать ее, не приводить в состояние тревоги. В этом можно ясно убедиться, если более тщательно рассмотреть ее поведение по отношению к отцу ее ребенка. Установка Агнессы по отношению к нему заключалась в следующем: «Он отвергает меня, поэтому он, как и все мужчины, обманщик». Всякий раз, когда он ее отвергал (например, обманывал ее ожидания, не прислав чек), Агнесса реагировала тревогой и сильным гневом, главным содержанием которого было: «Ему нельзя позволить обмануть меня». Но когда в ответ на ее решительные междугородные звонки по телефону он присылал ей деньги, Агнесса чувствовала себя свободной от тревоги и удовлетворенной, несмотря на то обстоятельство, что денежная сумма была такой маленькой, что не имела какого-то существенного объективного значения. Вопрос был не в самих деньгах (Агнесса могла получить их в Ореховом Доме), а в том, что отца ребенка следовало заставить продемонстрировать заботу о ней1. История болезни Агнессы в этом отношении может вообще пролить свет на проявление тревоги при садомазохизме: а именно, освобождение от тревоги возникает не только в результате поддержания симбиотических взаимоотношений с другим человеком, но также при получении контроля над его поведением, одержании над ним победы или подчинении его своей воле. Если человек может освободиться от тревоги, только подчинив другого человека своей воле, то методы уменьшения тревоги этого человека обязательно будут в значительной степени агрессивными. Официальное мнение в Ореховом Доме состояло в том, что манера поведения Агнессы в такой степени вылилась в определенную форму, что в тот момент по отношению к ней можно было применить только очень ограниченную терапию. Три недели спустя после родов во второй раз был предъявлен тест Роршаха, когда Агнесса была свободна от чувства беспомощности, вызванного определенным фактором, а именно невозможностью использовать свою женскую привлекательность как источник власти над другими людьми. Результаты этого теста показали некоторое ослабление ощущения того, что она является жертвой агрессии, и, как следствие, некоторое ослабление жесткости ее структуры психики, но по-прежнему в основном сохранялась садомазохистская структура характера, которой были свойственны стремление к агрессии и 1 Вызывает интерес то обстоятельство, что деньги являются символом заботы, что проявилось в процессе борьбы Агнессы как со своим отцом, так и с отцом ее ребенка: для Агнессы «любить» означает от чего-то отказаться, и ее стремление заставить других людей о ней «заботиться» означало что-то от них получить. чувство враждебности. Последнее, что мы услышали об Агнессе (из письма, написанного месяц спустя после того, как она покинула Ореховый Дом), — это то, что ее обеспечивает средствами к существованию человек, значительно старше ее, и он же воспитывает ее ребенка, прививая ему любовь к Баху и Бетховену. Выводы. 1). В истории болезни Агнессы мы увидели высокую степень тревоги наряду с высокой степенью отвержения со стороны родителей. Взаимоотношения свойственных ей в то время проявлений тревоги с ее ранними отношениями со своими родителями были продемонстрированы на различных примерах. Два таких примера — это связывание ею своей фо-бической тревоги с ранними отношениями с мачехой, сопровождавшимися взаимной враждебностью и агрессией, и то обстоятельство, что вызывающая тревогу структура ее взаимоотношений с отцом ее ребенка очень близка структуре ее отношений со своим собственным отцом. Следует подчеркнуть, что Агнесса, так же, как Нэнси и Элен, не признавала отвержение своим отцом как реально существующий факт, но принимала во внимание противоречие между субъективными ожиданиями и тем, что, как она знала, является объективной ситуацией в ее взаимоотношениях со своим отцом. Наиболее ясно это проявилось, когда Агнесса уехала повидать своего отца и пыталась побудить его проявить о ней заботу, несмотря на то что она не могла не понимать, что он не мог измениться. 2). Эта история болезни показывает связь тревоги с агрессивным поведением и чувством враждебности. Агнесса становилась тревожной вследствие ожиданий, что другие люди будут враждебными и агрессивными по отношению к ней (например, когда ее фобии принимали определенную форму). Эти ожидания, в свою очередь, были связаны посредством механизма проекции с ее собственной враждебностью и агрессией по отношению к другим людям. Враждебность и агрессия у Агнессы были выражением структуры садомазохистского характера, благодаря которой в ситуациях, когда у нее возникала тревога, она считала, что ее преследуют. Как следствие, Агнесса использовала свою собственную враждебность и агрессию как средство избежать преследования. Таким образом, главными защитами Агнессы от вызывающих тревогу ситуаций были враждебность и агрессия — она стремилась одерживать победы над другими людьми, стать победителем, а не жертвой. В этом отношении Агнесса интерпретировала отвержение ее другими людьми как победу над ней, а свою способность включать других людей в симбиотические отношения — как свою победу над ними, подчинение их своей воле. Ясно, что такое представление вызовет значительно выраженную тревогу, потому что Агнесса ожидала, что другие люди будут вести себя по отношению к ней так, как она пыталась вести себя по отношению к ним сама (значительную тревогу можно предположить, судя по ее страху в первых беседах и фобии в Ореховом Доме). 3). Возникает следующий вопрос: можно ли в случае с Агнессой обнаружить какие-либо специфические генетические элементы, которые определяют использование ею агрессии и враждебности как методов избегания вызывающих тревогу ситуаций? Мы полагаем, что существование таких методов у Агнессы указывает на наличие уровня чрезмерной опеки в ее корнях, сформированного на ранних стадиях развития. Свойственный Агнессе значительно выраженный нарциссизм вполне соответствует этому предположению. Другим подтверждением выдвинутой гипотезы является поведение ее отца, который гордился привлекательной внешностью Агнессы, но отвергал ее во всех других отношениях1. Существуют данные о том, что Агнесса, будучи ребенком, обладала определенной властью в семье: ее возражения заставили родителей отказаться от усыновления мальчика. Если предложенная гипотеза правильна, то она могла бы объяснить, почему агрессивные методы Агнессы, заключавшиеся в том, чтобы заставить других людей не отвергать ее и подчинить их своей воле, были до некоторой степени успешными, а потому усиливались в ее взаимоотношениях со своими родителями. Такая гипотеза объяснила бы также, почему Агнесса считает, что отвержение — это нападение на нее, что, если другие люди не осуще- 1 Конечно, нельзя считать необычным то обстоятельство, что родители чрезмерно опекают своих детей и в то же самое время отвергают их, или испытывают к ним непосредственные сильные чувства на одних уровнях и отвергают на других. Чрезмерная опека и отвержение иногда являются реакциями друг на друга; например, если отец или мать на самом деле отвергают ребенка, они могут «баловать» его на других уровнях для того, чтобы компенсировать его отвержение. ствили ее ожидания, не направили на нее свои эмоции, значит, они нарушили договор, или то, что Агнесса привыкла считать своим «правом», и, следовательно, ее эксплуатируют. 6. Луиза: отвержение со стороны матери, не приведшее к тревоге Луизе было двадцать четыре года, она происходила из рабочей семьи. Она работала прислугой с двенадцати лет, с тех пор как умерла ее мать. Ее отец, рабочий литейного цеха, умер, когда Луизе исполнилось тринадцать лет. Ее единственная сестра умерла до того, как Луиза достигла возраста, чтобы иметь о ней представление. Луиза забеременела от мужчины старше ее на одиннадцать лет, и это был единственный мужчина, которого она когда-либо любила и с кем имела сексуальную связь. Когда врач сказал Луизе, что она находится на третьем месяце беременности, у нее на какое-то время возникли мысли о самоубийстве, но позже у нее хватило духа просто вызвать телефонистку и спросить, куда следует обратиться девушке «в таком затруднительном положении». Результаты теста Роршаха Луизы показали довольно недифференцированную личность, со средним интеллектом и некоторой оригинальностью1. В протоколе не было ответов, отражающих движение, что указывает как на низкую выраженность интратенсивной активности, так и на подавленные инстинктивные побуждения. Луиза легко, быстро приспосабливалась к внешним стимулам, но это была отчасти ложная форма отзывчивости, представлявшая собой искусственное приспособление к отношениям с другими людьми. Важно отметить, что Луиза на картах не увидела людей (что часто встречается у испытуемых, имевших плохие отношения со своими родителями). Ответом, наиболее близким к описанию человеческого существа, был ответ: «задняя часть женской головы»; такая реакция говорит об ощущении, что другие женщины от нее как бы отворачиваются; кроме того, Луиза уви- 1 Всего 22 ответа: IK, UF, 4Fc, le, 3FC, 20, W 45%, D 55%; популярных ответов 2, оригинальных 4; оценка интеллекта по Роршаху: потенциальность 100, эффективность 100. дела голову не на пятне, а на окружающем пространстве, что можно интерпретировать как ее собственные оппозиционные установки по отношению к женщинам. Напрашивается вывод, что прототипом выявленных взаимоотношений с женщинами Луизы были ее отношения со своей матерью. В результатах по тесту Роршаха практически не проявилась какая-либо открытая тревога. О наличии определенной внутренней тревоги можно судить по отсутствию ответов, включающих движение: хотя отсутствие внутренних побуждений отчасти свидетельствовало о недифференцированной личности Луизы, оно также частично явилось следствием блокирования инстинктивных потребностей, особенно в том, что касалось сексуальных контактов с мужчинами, чтобы лучше защитить себя. Оценками тревоги Луизы по Роршаху были: глубина 2, широта 2, возможность управлять 1. С таким результатом Луиза была отнесена в умеренно низкую категорию выраженности тревоги по сравнению с другими девушками. Луиза была способна избегать личных взаимоотношений, которые бы могли вызвать тревогу, и такая система избегания обеспечивала ей отсутствие каких-либо глубоких конфликтов. Рассказ Луизы о своем детстве указывал на крайнюю степень отвержения, которое выражалось в жестоком, суровом обращении со стороны матери. По словам Луизы: «Моя мать била меня все время. Даже мой отец постоянно спрашивал, почему она это делает, и тогда она продолжала бить меня еще больше... Она била меня всем, что у нее имелось. Она разбила мой локоть, она разбила мою спину и нос. Соседи, которые жили рядом, неоднократно звонили в полицию, но там не хотели вмешиваться. Моя мать все время говорила: «Иди сюда, я тебя убью». Иногда меня так избивали, что я хотела, чтобы кто-нибудь проткнул меня ножом... Мои тетя и дядя хотели взять меня к себе, но мать им не позволила это сделать. Я не понимаю, почему она не пожелала избавиться от меня, если так меня ненавидела». Луиза рассказывала об этих эпизодах сурового обращения из своего детства, не проявляя видимых эмоций и не меняя выражения лица. У психолога сложилось впечатление, что она, вероятно, часто рассказывала об этом (возможно, женщинам, у которых она работала прислугой) и, возможно, несколько преувеличивала, чтобы воздействовать на слушателя (например, детали, связанные с «разбиванием» локтя и спины, не выглядели убедительными). Но, несмотря на все это, существует много указаний на то, что Луизу в значительной степени отвергали, когда она была ребенком. Хотя (что очевидно) существовала значительная травма на объективном уровне, которую получила Луиза, будучи ребенком, очень важным обстоятельством было то, что она смогла избежать субъективной травмы, как в детстве, так и теперь, когда она стала взрослой. Взаимоотношения Луизы со своим отцом, к которому она была дружески расположена, явно оказывали на нее смягчающее действие, но скорее на поверхностном, чем глубоком уровне (например, она не увидела людей в тесте Роршаха). Гипотеза о том, что Луиза просто подавляла все эмоции, связанные со взаимоотношениями со своей матерью, не кажется логичной: в другие моменты беседы Луиза проявляла значительные эмоции — она плакала, когда говорила о своей ненависти к матери. Но о ненависти Луиза рассказывала как о единичном обстоятельстве, в ее рассказе не было указаний на сопровождавший такую ненависть психологический конфликт, и отсутствовали свидетельства того, что возмущение своей матерью затрагивало все стороны ее психики и было глубоко запрятано. Когда Луиза была ребенком, она больше всего беспокоилась о том — кроме понятного желания избавиться от сурового обращения, — что другие люди могут ее ненавидеть, как ненавидела ее мать, и она, кроме того, недоумевала, почему ее мать так враждебно против нее настроена. В детстве у Луизы возникали мысли, что она, возможно, на самом деле не является дочерью своей матери. В своем поведении по отношению к матери Луиза не пыталась притворяться или как-то скрывать, каковы ее чувства по отношению к ней: когда собирались гости, мать постоянно требовала, чтобы Луиза продемонстрировала свою привязанность, но Луиза всегда отказывалась это делать, хотя и знала, что на следующий день она будет наказана за такое поведение. Собственное субъективное отношение Луизы к тому обстоятельству, что ее отвергали и сурово обращались с ней в детстве, выражалось в том, что Луиза всю эту массу впечатлений называла «невезением». Короче говоря, Луиза, как кажется, реалистично подходила к тому, что ее отвергает мать, принимала такое поло- жение как объективно существующий факт и относилась к нему отчасти отстраненно. Заполняя опросник детской тревоги, Луиза многозначительно заметила: «Когда вы ребенок, вас ничто не заботит. Вы принимаете вещи такими, какие они есть, и такое положение вас не трогает». Хотя по количеству пунктов, которые отметила Луиза в этом опроснике, она была отнесена в высокую категорию выраженности тревоги, оценка тревоги по опроснику, который относился к настоящему времени, показала наименьшую ее выраженность среди других девушек1. Луиза говорила, когда заполняла последний опросник: «Я почти никогда ни о чем не беспокоюсь». Основными видами тревоги по опросникам были неодобрение со стороны сверстниц и фобические мрачные предчувствия. Что касается тревоги, связанной со стремлением к соперничеству, то Луиза получила по этому показателю самую низкую оценку среди других девушек. К психологу и социальным работникам Луиза всегда относилась почтительно и вела себя соответствующим образом, извиняясь, что занимает их время, существовал ряд указаний на то, что она считала необычным то обстоятельство, что они должны были ею интересоваться. В беседах Луиза говорила свободно, но производила впечатление готовности (особенно потому, что веки ее обычно были полузакрыты) к тому, что сейчас ее в чем-либо упрекнут. У нее проявлялось сильное желание понравиться людям, которые «стоят выше ее»; работу по дому она выполняла с бросающейся в глаза добросовестностью. Как представляется, обратная сторона такой уступчивости проявлялась в определенной доле вызывающего поведения Луизы по отношению к другим девушкам: она жаловалась на них воспитательнице и, соответственно, другие девушки ее не любили. Такая ситуация, как кажется, Луизу не беспокоила: Луиза говорила, что если она не ладит с другими 1 Выраженность тревоги по опроснику, относящемуся к детству, как представляется, является следствием честности Луизы и ее сильного желания сделать что-то полезное для психолога, работе которого она пожелала способствовать. (См. последующий рассказ о том, как Луиза проявляла почтительность и уступчивость по отношению к тем людям, которые, как она считала, стоят «выше» ее.) По опроснику «тревожных переживаний в настоящее время», заполненному в присутствии социального работника, как кажется, можно судить о выраженности тревоги Луизы более беспристрастно. людьми, то она «просто с ними не встречается». Ее единственным развлечением были длинные самостоятельные ежедневные прогулки, которые она совершала не только ради удовольствия, но и чтобы поменьше встречаться с другими девушками и быстрее заснуть вечером, вместо того чтобы «лежать и не спать, думая о мрачном». Луиза никогда не задавала себе вопрос, хочет ли она воспитывать ребенка, и она строила трезвые расчеты о том, что отдаст его в приют до тех пор, пока не начнет достаточно зарабатывать, чтобы иметь свой собственный дом, или выйдет замуж. Вероятно, собственный ребенок много значил для Луизы, это было видно по большому удовольствию, которое она получала, заботясь о детях других девушек до того, как у нее самой произошли роды. Когда ее ребенок родился мертвым, Луиза была безутешна, много плакала в больнице в первые дни и не могла ни о чем говорить в течение трех недель, пока она приходила в себя в Ореховом Доме. Затем она отправилась в приют за городом, где продолжала выздоравливать и где ей помогли вылечиться от депрессии и горя. Последними сведениями о Луизе были длинные, наполненные любовью письма медсестре в Ореховом Доме, с которой у нее установились тесные и нежные отношения. Выводы. 1). Общей оценкой, которую мы поставили Луизе, была низкая для тревоги Луизы и высокая для отвержения ее своей матерью. Подобное обстоятельство сразу поднимает проблему индивида, который воспринимает сильное отвержение, но не проявляет вследствие этого невротическую тревогу- 2). Может ли такое отсутствие тревоги быть следствием отсутствия дифференциации личности Луизы или подавления эмоции? На этот вопрос следует отвечать в соответствии с двумя его аспектами. Можно утверждать, что до определенной степени Луиза была простой, недифференцированной личностью в обычном смысле этого слова (то есть отсутствие дифференциации не явилось следствием существовавших на момент обследования субъективных конфликтов). Подавление внутренних побуждений по тесту Роршаха относится к сексуальным побуждениям Луизы по отношению к мужчинам и само по себе не объясняет отсутствия невротической трево- ги вследствие отвержения со стороны матери. В какой степени недостаток отзывчивости Луизы во взаимоотношениях с другими людьми был следствием отсутствия привязанности к своей матери, определить невозможно, за исключением того важного момента, что, по-видимому, существует важная связь между этими факторами. Но отсутствие невротической тревоги Луизы нельзя объяснить, исходя из предположения об отсутствии эмоций или их полном подавлении. Это видно по: а) тому обстоятельству, что Луиза проявляла эмоции, когда говорила о своей ненависти к матери; б) у Луизы очень сильные эмоции вызывал ее ребенок, которого она желала; и в) она была способна установить нежные отношения с медсестрой в Ореховом Доме. 3). Луиза относится к отвержению со стороны матери скорее как к реально существующему факту, чем как к обстоятельству, которое может вызвать у нее субъективный конфликт. Для автора этой книги такое положение представляется существенным фактором, который позволяет Луизе быть свободной от невротической тревоги. Ненависть матери к Луизе и грубое с ней обращение были приняты объективно и относительно беспристрастно — как «невезение». Ее собственное утверждение о том, что дети принимают вещи такими, как они есть, не испытывая при этом страдания (т. е. у них не возникает невротическая тревога), как кажется, является довольно точным описанием понимания Луизой самой себя. То, что отвержение и грубое обращение вызывают объективно травму, то есть сильное страдание, очевидно, но субъективная травма и конфликт, связанные со взаимоотношениями со своей матерью, отсутствовали. Ненависть матери столкнулась с непосредственной ненавистью со стороны Луизы и не вызывала у нее постоянное чувство обиды. Важно отметить, что Луиза не претендовала на что-либо в отношениях со своей матерью: коренное отличие ее от Нэнси состоит, например, в том, что Луиза не лелеяла надежд на то, что ее мать сможет или захочет превратиться в «хорошую» мать. Точно так же поведение Луизы не определялось притворством, что видно из эпизода, когда она отказалась демонстрировать перед гостями лицемерную привязанность к матери, несмотря на угрозу наказания. В противоположность многим другим девушкам, принимавшим участие в исследовании (Нэнси, Элен, Агнесса и т. д.), у Луизы не наблюдалось расщепление между ее ожи- даниями в отношении родителей и реальной ситуацией1. История болезни Луизы является демонстрацией того, что невротическая тревога не вызывается отвержением, если индивид свободен от субъективных противоречий в своих установках по отношению к родителям. 7. Бесси: отвержение со стороны родителей, не приведшее к тревоге Бесси представляла собой в исследовании единственный случай беременности, наступившей в результате инцеста. Ей было пятнадцать лет, она воспитывалась в пролетарской семье, и ее отец работал на речной барже. В семье воспитывалось восемь братьев и сестер, четверо из которых были старше, чем Бесси; семья жила в условиях бедности и скученности. Ко времени своей беременности Бесси два года посещала среднее ремесленное училище, в котором обучалась управлять ткацкими станками. Она забеременела от своего отца предыдущим летом. Мать обычно настаивала на том, чтобы дети 1 Уже отмечалось, что приспособление Луизы к травматической ситуации сопровождалось не невротическим конфликтом, но рассмотрением проблемы как объективной, и «невмешательством». Это положение можно наблюдать на таких примерах, как желание уйти от своей матери, или ее приспособление к трудностям взаимоотношения с девушками приюта. Конечно, подобное «невмешательство» у Луизы могло принять патологические формы, если бы она столкнулась с травмой, которую нельзя вынести; узнав о своей беременности (хотя позже она и приспособилась к этому, просто приняв объективное положение вещей), Луиза вначале думала о самоубийстве. Точно так же мысли о самоубийстве были у нее в детстве, она рассматривала его как единственный способ избавиться от страдания, вызываемого грубым обращением со стороны матери, если только страдания станут невыносимыми. У автора сложилось впечатление, хотя оно и не может быть детально обосновано, что невыносимая травма для Луизы скорее закончилась бы психотическим развитием, чем глубоким невротическим конфликтом. Мы полагаем, однако, что такое утверждение не уменьшает значимость того, что говорилось выше по поводу свободы Луизы от невротической тревоги. Некоторые детали этой истории, если бы они проявились в более выраженной форме, могли бы указывать на психопатическое развитие. Психопатическая личность, развивающаяся вследствие такого полного отвержения в семье, в которой у ребенка не закладывается основа будущих взаимоотношений с другими людьми, не страдает от невротической тревоги (см. сноску относительно точки зрения Лауретты Бендер). Но, как мы считаем, ясно, что Луизу нельзя отнести к психопатам. проводили лето на барже, тем самым облегчая себе домашнюю работу. Так как отец принудил старшую сестру к сексуальным отношениям (и она сама была беременна от отца в то время), Бесси энергично протестовала против того, чтобы жить на барже. Этот протест дошел до того, что она выпила немного йода, но в конце концов вынуждена была уступить угрозам со стороны матери. На барже Бесси делила ложе с братом и отцом, и в течение лета отец трижды заставлял ее вступать с ним в половую связь; он угрожал ее убить, если она откажется подчиниться его требованиям или расскажет кому-нибудь о произошедшем. Когда мать впоследствии узнала, что Бесси беременна от отца, она посчитала, что во всем виновата Бесси, сильно била ее и угрожала убить, если та останется дома. Бесси временно предоставило жилье Общество по предотвращению насилия над детьми, а позднее она стала жить в Ореховом Доме. Пока она здесь жила, ее отец был привлечен к суду старшей сестрой по обвинению в изнасиловании и приговорен к тюремному заключению. Хотя Бесси было трудно рассказывать о конкретных событиях, приведших к ее беременности, она была отзывчива и открыта, хотя отчасти беспокойна и застенчива; во время бесед с социальными работниками и с психологом она производила впечатление открытой, готовой к сотрудничеству и ответственной девушки. Тест Роршаха Бесси показал беспокойную личность, которая стремилась к самоутверждению («независимости» в конструктивном смысле) и обладала средним интеллектом, но в то же время была ограниченной и отчасти истощенной1. Термин «истощенная» объясняется данными протокола о том, что ограниченность Бесси не была только следствием неспособности к дифференциации, но также зависела от определенного стремления удерживать себя на относительно низком уровне эмоционального развития для того, чтобы избежать 1 Общее количество ответов 20: 1М, 5FM, 3FK, 7F, 2Fc, 2FC, популярных ответов 4, оригинальных 2; W 50%, D 40%, S 10%; процент ответов по последним трем картам 25; оценка интеллекта: потенциальность 113, эффективность 100. (Такой результат сравним с коэффициентом интеллекта 101, полученным из отчета о психометрическом исследовании Бесси, проводившемся по решению суда, разбирающего дела несовершеннолетних, во время ее пребывания в Ореховом Доме.) трудностей (то есть сложных ситуаций) в своих взаимоотношениях с другими людьми. Человеческие существа в ответах нередко представали в виде скелетов или в лучшем случае — портретов. Это обстоятельство вместе с тем фактом, что протокол Бесси указывал на способность реагировать на людей непосредственно и легко, указывает на то, что она стремилась к тому, чтобы ее динамические, жизненные импульсы не проявлялись в ее межличностных отношениях. Единственным открытым проявлением тревоги, которое было зафиксировано в протоколе, были три ответа, отражающие перспективу (FK). Но эти ответы, обладавшие относительно сбалансированной пропорцией по сравнению с другими ответами, в том виде, как они были отражены в протоколе, указывают на довольно адекватные и прямые методы борьбы с конфликтами. Конкретные конфликты, которые проявились в исследовании по тесту Ррршаха, и по отношению к которым применялись такие прямые методы противодействия, были сексуального характера и, по-видимому, относились непосредственно к проблеме взаимоотношений Бесси со своим отцом и — опосредованно — с матерью. Два ответа, отражавших перспективу, были пейзажами в парках — обстоятельство, которое получает смысл в свете замечания Бесси о том, что она привыкла убегать в парк, который находился рядом с ее домом, когда родители плохо с ней обращались. Из протокола вытекала какая-то возможность латентной шизофрении (на что указывало мягкое использование цвета), но она не была выражена и имеет значение в данном случае только потому, что указывает на форму приспособления, к которой бы прибегла Бесси в ситуации невыносимого стресса. Хотя тревога, как показывал тест Роршаха, в общем, вовсе не была выраженной, существовало указание на наличие некоторой глубоко скрытой тревоги, которая бы стала открытой у Бесси только в условиях очень сильного кризиса. Оценки Бесси составили: глубина 3, широта 2, возможность управлять 1, что позволяет отнести Бесси к умеренно низкой категории выраженности тревоги по сравнению с другими девушками. Опросник, исследовавший детство Бесси, так же, как и относящийся к настоящему времени, продемонстрировал очень низкий показатель тревоги. Оценки ее выраженности были такими: самая низкая по первому опроснику и третья от конца — по последнему1. Областями, где проявлялась тревога, были «успех или неудача в работе», «что в ее семье думают о ней» и «что думают о ней ее сверстницы» (хотя такому исследованию видов тревоги и не стоит придавать большого значения из-за малого количества пунктов, отмеченных по каждой сфере). У матери Бесси не только проявлялась позиция значительного отвержения дочери, она, кроме того, также постоянно занималась тем, что еще больше увеличивала проблемы, которые стояли перед Бесси в связи с ее беременностью. Вначале мать настаивала на том, что она не должна нести какую-либо ответственность перед Бесси, но когда Бесси решила воспитывать ребенка, мать захотела, чтобы Бесси держала и воспитывала его дома. Так как «вся вина лежит на Бесси», ее следует заставить заботиться о малыше; и мать дала рациональное объяснение своему желанию властвовать над Бесси и ее ребенком, сказав, что так как ее муж является отцом, ребенок есть ее собственная плоть и кровь. Но, как рассказала социальному работнику старшая сестра, было очевидно, что действительные мотивы матери были связаны со стремлением наказывать: она хотела иметь Бесси и ребенка дома, чтобы постоянно ставить Бесси в вину ее беременность. Всякий раз, когда Бесси строила свои собственные планы, мать агрессивно нападала на нее, выдвигая что-то противоположное. Она сильно сопротивлялась первому решению Бесси поселиться со старшей сестрой после рождения ребенка, а потом и ее решению жить в приюте. Все эти данные представляют картину матери, как явного садиста. Для Бесси было нелегко противостоять ей, и точно так же для нее было трудно выразить враждебность по отношению к матери словами. Но очень важно, что в каждом случае Бесси приходила к разумному решению, 1 Далее при обсуждении нескольких историй болезни будет показано, что количество пунктов, отмечаемых в рассматриваемых опросниках, видимо, частично зависит от выраженности тенденции к приспособлению, уступчивости девушек, о которых идет речь (то есть на их ответы повлияло представление о том, что если они отметят большое количество пунктов, то понравятся психологу.) То обстоятельство, что Бесси отметила сравнительно небольшое число пунктов, подтверждает предположения о том, что ее нельзя отнести к конформным типам личности, наоборот, она продемонстрировала определенное стремление к самоутверждению, не особенно заботясь о том, чтобы понравиться другим людям. не подчиняясь требованиям своей матери или оказываемому на нее давлению. Позиция Бесси, по ее собственным словам, была следующей: «Моя мать всегда такая — я только должна не обращать внимания на то, что она говорит». Когда Бесси навещала семью и ее мать опять начинала ругать ее, Бесси просто говорила: «Я пришла сюда для удовольствия, не для дела», — и уходила из дома. У Бесси были теплые и нежные отношения со своими братьями и сестрами1. У братьев и сестер Бесси, как в детстве, так и на момент обследования, были свои собственные разнообразные привязанности, которые не имели никакого отношения к родителям; среди них не было соперничества из-за родительской любви, так как они хорошо знали, что никаких особых родительских чувств они все равно у своих родителей не вызовут. Складывается впечатление, что эти братья и сестры считали своих родителей грубыми и властными, какими они на самом деле и были. То, что Бесси удавалось поддерживать такле нежные отношения со своими братьями и сестрами перед лицом отвержения со стороны родителей, несомненно, в своей основе связано с ее относительной свободой от невротической тревоги. Очевидное отвержение Бесси своим отцом, выразившееся в изнасиловании, имеет показательную предысторию, которую можно почерпнуть из рассказов Бесси о своем детстве. Всякий раз, когда отец возился с другими детьми и Бесси приближалась, отец немедленно прекращал игру. Бесси всегда ставило в тупик поведение отца в таких случаях, и она приписывала его тому обстоятельству, что перед ее появлением на свет отец хотел иметь мальчика. Но важно отметить, что в описываемых случаях Бесси никогда не покидала компанию с недовольной гримасой. «Я как раз проходила мимо», — говорила она, вступая в игру с братьями и сестрами, несмотря 1 Очевидно, что в определенной мере трудности Бесси в противостоянии своей матери были связаны с материнской властью, так как мать оказалась главой семьи, которая — из-за существования братьев и сестер — значила очень много для Бесси. Нам, однако, хотелось бы отметить то обстоятельство, что трудности Бесси в противостоянии своей матери были объективного, а не невротического характера, следует подчеркнуть, что по каждому вопросу, который возникал в течение тех месяцев, когда Бесси находилась в Ореховом Доме, а позже в приюте, Бесси ни разу не капитулировала ни субъективно, ни объективно перед требованиями матери. на то что отец играть перестал. Очевидно, что Бесси относилась к такому отвержению, как к объективному факту, и этот факт не приводил ни к субъективному конфликту и обиде, ни к изменению ее поведения. Пока Бесси находилась в Ореховом Доме, тревога, которая у нее проявлялась, всегда была связана с реальными ситуациями. Бесси очень боялась идти в суд, когда разбиралось дело ее отца, а также позднее, когда в суде проходили слушания по поводу того, разрешить ли ей оставаться в приюте, вместо того чтобы жить с матерью. В первом случае Бесси боялась встретиться с отцом; а во втором ее страшила необходимость встать перед судьями и давать свидетельские показания1. Бесси переживала конфликт, касавшийся реального положения вещей: отказаться ли ей от своего ребенка? — и пришла к заключению, что она может заботиться о ребенке своей замужней сестры вместо своего собственного. По мнению социальных работников и психолога, тревога Бесси в этих примерах носила скорее ситуационный, чем невротический характер (то есть не являлась следствием субъективного конфликта) и Бесси справлялась с тревогой, объективно и ответственно подходя к своим проблемам. Отношения Бесси как с девушками, так и с персоналом Орехового Дома всегда были хорошими. Бесси со смехом говорила о себе как о «всеобщей дразнилке», но ее шутки были во всех отношениях дружелюбными и поэтому другие девушки благосклонно к ним относились. Бесси получала большое удовольствие, проявляя заботу о детях других девушек, и явно была права, когда говорила: «Все дети, с которыми я имела дело в своей жизни, подобны мне самой, и я сама подобна им». Уезжая в приют из Орехового Дома, Бесси говорила, что она очень счастлива, и воспитательница отзывалась о ней как о девушке, заслуживающей доверия, и с очень хорошим характером. Выводы. 1). У Бесси проявлялась умеренно низкая степень выраженности тревоги. Ее конфликты были в основном ситуационными, и она противостояла им, демонстрируя довольно высокую степень реализма и ответственности. У Бесси возникало естественное желание уйти от столкновения со стрес- 1 Случилось так, что не было необходимости являться в суд по делу ее отца, а что касается второй ситуации, то все прошло успешно вследствие того, что социальный работник и воспитательница поехали вместе с ней. сами, с которыми нельзя было справиться иначе. Подобный уход обычно происходил на уровне объекта (то есть носил «нормальный» характер), например, когда Бесси шла гулять в парк, чтобы избавиться от оскорблений. Существовала латентная возможность шизоидного поведения, если бы стрессы стали невыносимыми. Однако эта крайняя тенденция не проявилась в поведении Бесси даже в такой кризисной ситуации, как беременность в результате инцеста. В любом случае существование этой латентной тенденции не может опровергнуть тот факт, что со своей относительно слабой невротической тревогой Бесси справилась в основном способами, свойственными здоровым людям. 2). Бесси подвергалась высокой степени отвержения со стороны обоих родителей. Такое обстоятельство снова выдвигает проблему, с которой мы столкнулись в случае Луизы: почему сильное отвержение со стороны родителей не ведет к развитию невротической тревоги? В случае Бесси кажется ясным., что отвержение со стороны родителей не вызывает внутренний, субъективный конфликт. Проблема с ее родителями не была интроецирована, ни как источник самообвинения, ни как источник постоянной обиды. Бесси отнеслась к отвержению со стороны своих родителей как к объективному, реально существующему обстоятельству, и такое отношение было основано на реалистической оценке своего отца и матери (хотя ее мать пока еще обладала силой принимать решения, которые были для нее неприятны). Таким образом, отвержение происходило на уровне сознания; оно не сопровождалось ожиданием того, что родители вдруг изменятся или способны будут это сделать. Отвержение, по существу, не испортило поведение самой Бесси: в любопытном детском эпизоде она продолжала осуществлять свое намерение играть с детьми, несмотря на возмутительное отвержение со стороны отца при ее приближении, и она была способна устанавливать нежные отношения с братьями и сестрами, сверстницами и другими людьми любого возраста. Приспособление к своему отвержению, которое не сопровождалось развитием внутреннего конфликта — то есть разрывом между субъективными ожиданиями и объективной реальностью, ~ является важной причиной относительной свободы Бесси от невротической тревоги. 8. Долорес: тревога, переходящая в панику в условиях сильной угрозы Долорес была четырнадцатилетней пуэрториканкой, белой, принадлежавшей к католичеству и приехавшей в Соединенные Штаты за три года до проведения исследования. Она происходила из рабочей среды, ее отец служил разнорабочим на фабрике в Пуэрто-Рико. Долорес была частично пакалече-на из-за туберкулеза кости ноги в детстве. Всего у Долорес было четверо сестер и братьев: два старших брата, старшая сестра и младший брат, все они жили в Пуэрто-Рико. Когда Долорес исполнилось пять лет, ее мать заболела, и от Долорес потребовалось в течение шести лет оставаться дома и не ходить в школу, чтобы заботиться о матери. Когда мать умерла, Долорес уехала в Соединенные Штаты со своей теткой, у которой не было детей. После беседы с этой родственницей у социальных работников создалось впечатление, что Долорес была нужна ей для удовлетворения своих эмоциональных потребностей. Привязанность к Долорес длилась в течение первых нескольких месяцев, а затем тетя внезапно изменилась и стала обращаться с девушкой очень холодно, часто била ее и нарочито отвергала в присутствии детей родственницы, которая жила поблизости. Долорес забеременела от своего дяди. Он подошел к ней, пока она спала, и действие состоялось до того, как Долорес смогла сопротивляться. Долорес рассказала об этом своей тете, которая с этого момента стала постоянно угрожать Долорес, продолжая в то же время плохо с ней обращаться. Одна из угроз состояла в том, что если Долорес расскажет кому-нибудь правду о происхождении ее беременности, ее пошлют в учреждение, где будут бить каждый день. Тетя приказала Долорес рассказывать историю о том, как неизвестный мужчина затолкал ее в погреб и изнасиловал. В течение шести недель, во время предварительных бесед перед поступлением в Ореховый Дом и первых недель пребывания там Долорес упорно цеплялась за придуманное объяснение своей беременности, и мы не могли ничего узнать за исключением того, что ее рассказ был неясен и неубедителен. Все это время Долорес была очень раболепна и безропотна, отвечая на вопросы как человек, который покорно подчиняется представителям власти, а во всех других отношениях у нее проявлялись явные черты замкнутости. Было замечено, что Долорес несколько оживлялась, когда думала, что за ней никто не наблюдает, но как только она чувствовала, что кто-то смотрит на нее, она принимала сгорбленное положение и такую позу, как будто ее «заключили в футляр». Данная история болезни важна в том отношении, что она демонстрирует тревогу, переходящую в панику, и психологическую иммобилизацию человека в условиях сильной, постоянной угрозы. В первом исследовании по тесту Роршаха Долорес дала только три ответа, отвергнув семь из десяти карт1. Ее поведение во время тестирования характеризовалось молчаливым, но очень напряженным усилием; она каждый раз сосредоточивалась на карте от трех до пяти минут, изучала ее, затем молча смотрела на исследователя или вверх в потолок. Было очевидно, что имеет место напряженная внутренняя борьба. Тест Роршаха явно показывал очень сильное нарушение. Диагноз психоза был исключен вследствие того, что три ответа, которые дала Долорес, являлись наиболее очевидными по тесту2. В поведении Долорес во время исследования проявлялась тенденция приписывать большое могущество «представителю власти» (одним из проявлений такого положения дел была явная подозрительность, с которой она отнеслась к тому, что исследователь вел записи по мере того, как она давала ответы), но в то же время она подчинялась «начальству». Мы можем только выдвинуть гипотезу о том, что Долорес находилась в состоянии очень сильного психологического конфлик- 1 Долорес жаловалась на головную боль в то время, когда надо было проходить обследование по Роршаху, но в последний момент она все-таки решила пройти тестирование. Так как головная боль часто является признаком психологического конфликта, позднее мы посчитали, что этот симптом, вероятно, хорошо вписывается в ситуацию, с которой она тогда столкнулась. 2 Ответы на карту 1: W — F — А — Р; на карту III: W — М — Н — Р; на карту VIII: D — W — FM — А — Р. В фазе тестирования границ Долорес продемонстрировала, что может без затруднений использовать цвет, а также детали пятен. Эта фаза теста подтвердила гипотезу о том, что выявленные нарушения не были психотического или органического порядка, а скорее являлись следствием сильного психологического конфликта. У Долорес были некоторые трудности в использовании английского языка, но было очевидно, что это существенно не повлияло на блокировку выполнения теста Роршаха, так как ответы, которые она дала, точно так же, как и ответы на вопросы исследователя, были очень разумными. та, который привел к тому, что она оказалась психологически парализованной, выполняя тест. Содержание конфликта мы не могли определить в то время, за исключением указаний на то, что он должен иметь какое-то отношение к вышеприведенному могуществу, которое Долорес приписывала «властям». Ее оценками тревоги по тесту Роршаха были: глубина 5, широта 5, возможность управлять 3. В течение описываемого первого месяца Долорес несколько раз ездила в больницу для проведения рутинного гинекологического обследования в связи с подготовкой к родам. Первые два раза, после того, как предварительно она никак не возражала против обследования, Долорес в больнице переставала проявлять какую-либо двигательную активность и отказывалась проходить какие бы то ни было обследования. Когда позже Долорес объяснили, что персонал не может взять на себя ответственность, если она не будет сотрудничать, она наконец согласилась пройти обследование, но когда она опять приехала в больницу и уже лежала на предназначенном для обследования столе, у нее случился истерический припадок, и мускулатура стала настолько ригидной, что врачи не смогли ничего сделать. Мы предположили, что конфликт Долорес был связан с обстоятельствами, при которых она стала беременной. В течение двух последующих бесед с социальным работником, в которых Долорес уверили в том, что она будет защищена от своей тети, она раскрыла все, что было связано с изнасилованием и угрозами своих родственников. Сам конфликт принял форму противостояния авторитетов: на одной линии располагались авторитеты социальных работников, психолога и врачей, на другой линии — авторитет тети (подкрепленный угрозой конкретного наказания); Долорес находилась на средней линии1. После того, как Долорес освободилась от конфликта, в ее установках и поведении произошли радикальные перемены. Она стала открыта и доброжелательна в своих взаимоотношениях с другими девушками, точно так же, как и с персоналом Орехового Дома. В противоположность предыдущему крайне 1 Будет показано, что Долорес с готовностью подчиняется авторитету психолога, социальных работников и врачей, — например, она приходила, чтобы выполнить тест Роршаха, и ехала в больницу без возражений до тех пор, пока ее подчинение этому авторитету не вступало в непосредственный конфликт с властью ее тети. раболепному поведению она теперь демонстрировала значительную независимость, выдвигая инициативы по обустройству жизни в приюте и занимаясь своими собственными хобби1. Второй тест Роршаха, предъявленный через несколько месяцев после того, как конфликт раскрылся, также продемонстрировал радикальные перемены2. Исчезла патологическая блокировка3. Тест Роршаха показывает картину не подавляющего конфликта, а в каком-то отношении интеллигентную, относительно дифференцированную личность с довольно здоровым ядром. Существовали определенные указания на потребность защитить себя от эмоциональной вовлеченности во взаимоотношениях с другими людьми и на проблемы в области секса. (Например, Долорес не увидела мужчин на картах; карта VI была названа «горилла».) Избегание мужчин и ассоциация секса с возможной агрессией — все это понятно в свете недавнего травматического опыта Долорес. Интересно отметить, что Долорес вначале отвергла карту VI (которая часто вызывает сексуальные ответы), но при дальнейших расспросах дала ответ: «попугай, который может говорить», что можно легко связать с тем обстоятельством, что она стала способной говорить о своих сексуальных проблемах 1 В течение последнего периода жизни Долорес в приюте обозначилась определенная проблема, которая заключалась в ее вызывающей, а временами и агрессивной установке по отношению к некоторым из девушек. Мы рассматриваем такое поведение как обратную сторону ее уступчивого, раболепного поведения по отношению к «начальству», которое в такой сильной степени проявлялось в ее ранних установках по отношению к социальным работникам и психологу. Можно предположить, что психическая структура, соединяющая в себе уступчивость и вызов, особенно в связи с ее верой в авторитет, является заметной частью строения характера Долорес. 2 Было бы желательно предъявить тест непосредственно после «признания», но из-за некоторых временных обстоятельств это не представилось возможным. Мы, однако, полагаем, что в поведении Долорес достаточно данных, указывающих на то, что радикальные изменения произошли как раз в то время, когда она рассказала правду о своей беременности. 3 Общее количество ответов 15: 2М, 4FM, 8F, 1FC; А 60%; популярных ответов 4, оригинальных нет; W 33%, D 60%, d 7%; общее время 14 минут, по сравнению с 33 минутами, ушедшими на первый тест. Интеллект нельзя было оценить по первому исследованию; по второму он составил: потенциальность ПО, эффективность от 90 до 100. (Интеллектуальные тесты, которые давались Долорес, когда она училась в школах Нью-Йорка — в пятом классе, — показали коэффициент интеллекта 80, но мы полагали, что такой показатель не является надежным из-за речевых нарушений). и происхождении своей беременности. Оценка тревоги по второму тесту Роршаха составила: глубина 2, 5; широта 2, 5; возможность управлять 2. С такими оценками Долорес попадает в умеренно низкую категорию относительно других девушек. Долорес получила умеренно высокую оценку выраженности тревоги по опроснику, относящемся к детству, и высокую по опросникам, относящимся к настоящему и будущему. Так как последний опросник заполнялся после освобождения от конфликта, высокую выраженность тревоги нельзя объяснить следствием такого конфликта. Мы полагаем, что относительно большое число пунктов, которые Долорес выбирала в опросниках, было следствием того — как указывалось при рассмотрении предыдущих историй болезни, которые представляли ту же самую структуру характера, — что она представляла собой уступчивый тип во взаимоотношениях с авторитетами и считала, что должна старательно отмечать каждый пункт, по которому, как она могла предположить, у нее когда-нибудь были какие-либо волнения1. Фобические формы тревоги являлись господствующими. Если рассмотреть проблему отвержения Долорес родителями и старшими родственниками, то мы получим разные картины ее отношений с тетей, матерью и отцом. Ясно, что тетя в чрезвычайной степени отвергала ее. Но данные по поводу более значимых отношений Долорес со своей матерью являются менее определенными и должны быть в основном получены косвенным образом. Долорес говорила в очень общем виде, что у нее были теплые отношения со своей матерью. Но мы знаем, что когда ее мать заболела, то на пятилетнюю Долорес была возложена обязанность заботиться о ней ценой отказа от посещения школы (в которую Долорес очень стремилась), и это продолжалось шесть лет, несмотря на на- 1 Важно отметить, что первые два опросника, которые Долорес заполняла, когда подвергалась воздействию парализующих конфликтов, показывают довольно высокую выраженность реакции (т. е. большое число отмечаемых пунктов), тогда как в то же самое время Долорес отказалась реагировать на тест Роршаха. Разумное объяснение, как кажется, состоит в том, что человек знает, о чем говорит, когда заполняет опросник, не существует опасности случайно раскрыть свой секрет; поэтому опросники не были угрозой для Долорес. личие в семье двух старших братьев и старшей сестры. Это обстоятельство дает нам определенный намек, состоящий в том, что Долорес могла подвергаться несомненной дискриминации и ее могли отвергать в большей степени, чем она это признает. На отвержение Долорес со стороны отца более ясно указывают подробно перечисленные ею детские события. С начала болезни матери отец жил с другой женщиной и редко заходил домой. После расспросов Долорес сказала, что ее отец никогда не играл с ней, когда она была ребенком, хотя он играл с ее младшим братом. Выводы. 1). История болезни Долорес демонстрирует сильный конфликт находящегося под угрозой человека, причем эта угроза ведет к тревоге, по своей выраженности приближающейся к состоянию паники и характеризующейся крайней степенью ухода из ситуации и частичным психологическим параличом. Долорес является примером того, как человек может быть буквально «напуган до смерти». Этот конфликт являлся ситуационным и прекратил существовать, когда Долорес, освобожденная от власти, которой обладали над ней угрозы ее тети, стала способна раскрыть правду о своей беременности. Конфликт затрагивал все, что, по мнению Долорес, могло привести к раскрытию секрета, который она должна была скрывать; в этом отношении представляется, что иррациональная, «магическая» сила, которая могла раскрыть правду о происхождении беременности, приписывалась гинекологическому обследованию1. Во время конфликта выраженность тревоги Долорес была очень высокой; после того, ' То обстоятельство, что структура характера Долорес включает в себя бросающееся в глаза представление о наличии господствующей над ней силы, которую она приписывает авторитетам, и соответствующей тенденции подчиняться этой силе, является важным для понимания того, почему ее конфликт был таким выраженным. Например, можно выдвинуть гипотезу о том, что конфликт не был бы таким напряженным, и Долорес не цеплялась бы за изобретенную историю так долго и упорно, если бы она не была убеждена в том, что тетя обладает властью подкрепить угрозы, а у нее самой никакой власти нет. И, с другой стороны, конфликт был бы менее глубоким, если бы Долорес точно так же не приписывала такую власть социальным работникам и врачам; можно предположить, что в таком случае Долорес, рассказывая неправду о своей беременности, не ощущала бы в такой сильной степени, что она может «попасть в ловушку». как конфликта не стало, ее тревога была оценена как умеренно низкая1. 2). Степень отвержения Долорес мы предварительно оценили как умеренно высокую. Важное обстоятельство, однако, состоит в том, что Долорес — подобно Луизе и Бесси — не интерпретирует отвержение как субъективную проблему. Показательным примером такой ситуации является изумление Долорес при вопросе о том, огорчает ли ее то обстоятельство, что ее отец никогда с ней не играл. Долорес принимала отвержение как объективный факт, а не как повод для задавания вопросов самой себе и не как причину конфликта. На основе подобных рассуждений можно сделать предположение о том, что даже если бы существовала высокая степень отвержения Долорес со стороны матери, то Долорес не пыталась бы найти этому объяснение и рассказывать об этом по существу. 9. Филис: отсутствие тревоги у бедной по содержанию личности Филис, которой было двадцать три года, являлась старшей дочерью в семье, принадлежавшей к среднему классу; у нее были две сестры, одна семнадцати, а другая двенадцати лет. Отец Филис был протестантом, а мать католичкой; Филис воспитывалась в соответствии с положениями веры своей матери. Ко времени беременности Филис работала бухгалтером в банке. В школе и торговом колледже (как на самом деле и в другие периоды ее жизни) Филис все знали как спокойную, старательную и педантичную; последнее качество было продемонстрировано в Ореховом Доме: Филис всегда была тщательно подтянута, когда приходила на беседу. От
|