Глава I. Незадолго до войны я познакомился с одним гене­ралом, тогда лишь скромным начальником дивизии, ко­торому судьба готовила стать в скором времени одним из

ВСТРЕЧА С ГЕНЕРАЛОМ КОНДРАТЕНКО.

НАЧАЛО ВОЙНЫ

Незадолго до войны я познакомился с одним гене­ралом, тогда лишь скромным начальником дивизии, ко­торому судьба готовила стать в скором времени одним из замечательнейших русских военноначальников послед­него времени.

Это был генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко.

Вероятно, в конце декабря 1903 г., а может быть, в начале января 1904 года, я получил в Талиенване те­леграмму от Начальника инженеров области, генерал-майора Базилевского, в которой мне сообщалось, что на другой день, проездом из Ляояна в Порт-Артур, прибу­дет на Гзиньчжоускую позицию начальник 7-й Восточ­но-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Кондратенко, и предписывалось встретить его там и сопро­вождать при осмотре позиции.

Он был в форме Генерального Штаба, среднего ро­ста, носил небольшую бороду и малороссийские усы и смотрел добрыми, карими, сразу вызывавшими распо­ложение глазами.

Зародившаяся между нами с первого взгляда вза­имная симпатия сохранилась до самого конца его жизни. Оказалось, что еще по пути из Петербурга к месту {118} назначения, Роман Исидорович, изучая карты оценил большое стратегическое значение Гзиньчжоуской пози­ции и хотел проверить впечатление путем личного осмот­ра, о чем и послал с дороги телеграмму в Порт-Артур.

Мы исходили позицию вдоль и поперек в сопровож­дении командира 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, полковника Н. А. Третьякова и пришли к одному заключению о громадном значении ее в обороне полу­острова, и так как уже усиленно поговаривали о воз­можности войны, то и о необходимости ее укрепления в возможно скорый срок.

Прибыв в Порт-Артур, ген. Кондратенко сейчас же подал по начальству докладную записку, ходатайствуя о том, чтобы немедленно приступить к укреплению по­зиции.

Утвердительное решение последовало 25 января, и в тот же день я получил телеграмму, предписывавшую мне явиться на другой день, 26 января, в Порт-Артур к Начальнику инженеров.

Я прибыл в Порт-Артур около 3 часов пополудни.

Проезжая со станции в дом Начальника инженеров, я видел стоявший во внутреннем порту японский паро­ход, а извозчик объяснил мне, что ожидают войну, и что пароход прибыл, чтобы забрать японцев, которых в го­роде было много. Далее, в самом городе обращало на себя внимание, что большинство японских магазинов было заперто, а на дверях некоторых красовались боль­шие надписи по-русски: «Я испугался и уезжаю».

По улицам быстро двигалось много японцев на из­возчиках, в рикшах или пешком; чувствовалось тревож­ное настроение.

Генерал-майор Базилевский, Начальник инженеров крепости и области, объяснил мне, что решено немедлен­но начать работы по укреплению позиции временными укреплениями, что я назначен руководить работами, и что я должен завтра же получить необходимые карты, материалы и средства и затем отправиться на позицию и приступить к работе.

До вечера мы говорили о всяких подробностях {119} работы. Генерал оставил меня ночевать у себя, после 11 ча­сов мы легли спать; наши комнаты были рядом и мы еще долго разговаривали. Я до сих пор сохранил в памяти одно из его поучений: «Чтобы быть хорошим инженером, надо строить не только хорошо, но и дешево».

Около 12 час. ночи я стал уже засыпать, но сильный пушечный выстрел заставил меня очнуться, за ним по­следовал второй, затем третий.

Я окликнул генерала и спросил: «Что это значит? Уж не объявлена ли война?»

«Да нет... Это ничего не значит. Какая там война. Я двадцать лет на востоке, и каждый год перед весной го­ворят о войне... Ничего не будет... Это, вероятно, учеб­ная стрельба береговых батарей... Спите спокойно».

Однако, заснуть мы не успели, — в кабинете гене­рала затрещал телефон, генерал бросился туда, через минуту возвратился, сказав, что его немедленно вызы­вают во дворец Наместника.

Он пробыл там недолго и возвратившись сказал мне, что слышанные нами выстрелы были взрывы мин, бро­шенных японскими миноносцами в суда нашей эскадры, стоявшие на внешнем рейде, что несколько судов по­вреждено, и что Наместник отдал приказ о выступлении всех войск гарнизона из казарм на линию сухопутной обороны. Однако, это могло быть исполнено только око­ло трех часов ночи.

В мою комнату доносились приветствия солдат. То генерал Стессель на площади пропускал перед собой вой­ска и здоровался с ними, объявляя о начале войны.

Так началась Русско-японская война в ночь с 26-го на 27-ое января 1904 года...

Тогда много говорили в обществе и в народе о неподготовленности, в какой были застигнуты наш флот и крепость. В таких случаях всегда ищут виновных, но всегда совсем не там, где их следовало бы искать. Так, усердно распространялся слух, что морские офицеры не находились на своих судах, а на берегу, так как командующий эскадрой вице-адмирал Старк, якобы, давал на берегу бал и все офицеры были приглашены... Слух {120} этот абсолютно ложный! Никакого бала в эту ночь не было и большинство офицеров-моряков были на своих судах.

Но на эскадре, действительно, не были приняты над­лежащие меры предосторожности от минной атаки, что произошло потому, что никто ни в Петербурге, ни на месте войны не ожидал, а мысль о возможности начала ее путем предательского нападения и в голову никому из русских военных начальников не могла придти.

Их понятия о чести и морали, в которых мы были воспитаны и служили, совершенно исключали возмож­ность подобного способа начала войны. Это был закат старых рыцарских приемов войны и боя, смененных коварством и предательством. В военном искусстве началась новая эра.

Как началась, протекла и кончилась Русско-япон­ская война, уже известно всем и достаточно изучено. Есть однако, некоторые детали, о которых раньше не­удобно было говорить, теперь же вполне возможно. Ин­тересно также выяснить, что выиграли японцы, прибег­нув к коварству. Действительно, и флот и крепость, как уже было замечено, не находились в состоянии готовно­сти, чтобы отразить неожиданное нападение: так, на су­дах не были поставлены противоминные сети, и все ко­рабли носили установленные огни и внутренние их по­мещения были иллюминованы, разведка была послана только дальняя, поэтому обстановка для неожиданного нападения была исключительно благоприятной.

При таких условиях результат атаки должен был быть гораздо более значительным, чем то, что было до­стигнуто, так как ни один корабль не был потоплен, и были повреждения только у двух броненосцев и крейсе­ра, и если даже принять во внимание, что такое же пре­дательское нападение было произведено в Чемульпо и вывело из строя один крейсер и одну канонерку, то всё же результат не был так велик, чтобы из-за него стои­ло прибегать к коварству и навсегда запечатлеть в исто­рии за собою это качество.

Русская эскадра была ослаблена и на время лишена {121} активности, однако, на конечном результате войны это не отразилось — конечный результат, склонившийся в пользу Японии, был следствием Ляояна, Мукдена, Цуси­мы, и других проигранных нами боев.

Таким образом, несомненно следует признать, что японцы в своих первых расчетах ошиблись, и атака на русскую эскадру или была организована недостаточно умело, или же выполнена плохо.

Но не было ли других способов достигнуть резуль­тата гораздо более действительного?

Да, нужно признать, что обстановка в крепости бы­ла такова, что сама крепость могла быть легко захваче­на со всем гарнизоном и со всем, что в ней было. Ее сухопутная линия обороны состояла из фортов и бата­рей в расстоянии от двух с половиной до пяти верст от города. Все укрепления еще не были закончены, а ба­тареи не были вооружены. Гарнизона ни на одном укреп­лении не было, никакой охраны линии фортов не суще­ствовало, равно как не было охранения впереди линии фортов. Только на фортах были установлены часовые.

Между тем впереди правого фланга этой линии, примыкавшего к морю и на расстоянии всего 1-1½ верст находилась вдававшаяся внутрь бухта Taxe, глубокая и укрытая от взоров с укреплений. Корабли могли под­ходить там близко к берегу.

Подобных мест, весьма благоприятствующих вы­садке, было в ближайших окрестностях крепости не­сколько. Высадка, произведенная в этих местах в течение ночи, не могла быть никем замечена, так как наблюде­ния за бухтой не существовало, и возле этих мест не было никаких жилых поселков, жители которых могли бы уведомить и донести; вследствие этого несомненно, что высадка, начатая с заходом солнца, была бы к по­луночи окончена, и так как все войска гарнизона спали в своих казармах мирного времени в центре города, то, высадившись, японцы прибыли бы к линии фортов на несколько часов раньше, чем гарнизон узнал бы об этом. Форты были бы уже заняты, когда с другой стороны подошли бы защитники крепости.

{122} За занятием сухопутного фронта немедленно по­следовало бы занятие приморского, тогда флот, нахо­дящийся на открытом рейде, лишился бы последней поддержки и неизбежно должен был бы направиться в открытое море. Был ли он готов к бою с ожидавшим его там противником?

Неизвестно с достоверностью, но думаю, что этого не было.

Известно, что береговые батареи в момент нападе­ния японцев не были готовы к бою и не могли открыть огня вследствие того, что в компрессорах орудии не было масла...

Во всяком случае, даже если флоту удалось бы дойти до Владивостока, то захват крепости сам по се­бе был бы действием гораздо более важным, чем по­вреждение двух броненосцев и крейсера. Этот пример еще раз показывает, как серьезно и вдумчиво нужно отно­ситься к составлению планов войны и отдельных опера­ций ее и не прельщаться легким по первому взгляду и кажущимся блестящим по результатам, а на самом деле не приносящим даже и десятой доли того, что ожида­лось.