Природа ценностей и их роль в социально-гуманитарном познании (ценности, нормы, идеалы).

Понятие “ценности” и его содержание сделалось предметом философской рефлексии сравнительно недавно. Большинство исследователей начинают изложение истории ценностной проблематики с философского учения Германа Лотце (1817-1881), отдельные специалисты усматривают ее начало в философии И. Канта (П. П. Гайденко), т. е. опять-таки помечая исходный пункт теоретического осмысления ценности периодом не ранее середины XVIII столетия. Данное отличие понятия “ценности” от других фундаментальных философских понятий, таких как “сущность”, “истина”, “благо”, “свобода”, “познание” и др., получивших определение уже в античной мысли и лишь различным образом переосмысливаемых в ту или иную эпоху, не случайно.
Рассуждения о ценностях в рамках античного и средневекового мировосприятия по своей сути неверны, а главное, бессмысленны. Предсказуемое возражение — мол, ни одна эпоха не может не иметь ценностей: человек всегда должен во что-то верить, что-то ценить и к чему-то стремиться — не лишено оснований, и все же оно не попадает в цель. В диалоге “Государство”, в определенной степени посвященном изложению совершенного государственного устройства, величайшей добродетелью Платон называет справедливость. Однако было бы неверным утверждать, что Платон считал справедливость высшей и общезначимой “ценностью”, хотя именно справедливость в наибольшей степени, согласно Платону, способствует всеобщему благу.
Греческим эквивалентом русского слова “ценный”, давшим название учению о ценностях — аксиологии, — является прилагательное axios — “достойный, стоящий”. Таким образом, по-гречески можно было сказать: “достойный человек”, “достойная победа”, “достойная жизнь”. При этом заметим, что понятие “достойный” лишено всякого момента оценки. О каком-либо сущем можно сказать как о достойном только тогда, когда оно само “за себя говорит”. Напротив, согласно современной трактовке понятия “ценности”, в нем выделяют два аспекта: оцениваемого и оценивающего, — что позволяет современным исследователям говорить о “субъектных” и “предметных” ценностях. По своему определению ценности “служат нормативной формой ориентации человека в социальной и природной реальности”. Основанием для подобного истолкования понятия “ценности” и его функционального назначения послужила трансцендентальная философия И. Канта (1724-1804). В рамках его учения получает осознание имманентное свойство разума, который в практической сфере реализует себя как воля устанавливать закон нравственного поступка исходя из свободной причинности.
“Сфера нравственности, согласно Канту, устанавливается свободным законодательством, т. е. принципами, которые человек устанавливает сам, но которым, поскольку они носят всеобщий характер, он подчиняет свою волю, а потому автономия (самозаконность) воли есть основа ценностей”. Таким образом, ценности не относятся к сфере сущего, т. е. не существуют сами по себе, но полагаются и, следовательно, принадлежат сфере должного в качестве требований, повелений, целей.
Единичные вещи, определимые только идеей, т. е. исходя из принципов чистого разума, Кант называет “идеалами”. Так, он говорит: “Добродетель и вместе с ней человеческая мудрость во всей их чистоте суть идеи. Но мудрец... есть идеал, т. е. человек, который существует только в мысли, но который полностью совпадает с идеей мудрости”.
В общей форме это различие звучит так: “Как идея дает правила, так идеал служит в таком случае прообразом для полного определения своих копий”. Таким образом, если ценности являются всеобщими установлениями разума, то идеал есть конкретное воплощение этого установления и, прежде всего, конкретный прообраз того или иного поступка.
С понятием “ценности” неразрывно связано также понятие “нормы”, которое в сфере социально-гуманитарных наук подразумевает прежде всего ее служебную или инструментальную функцию по отношению к ценностям и идеалам. В данном контексте норма приобретает предикат “социальная” и, согласно определению, обеспечивает упорядоченность и регулярность социального взаимодействия индивидов и групп.
Греческие добродетели не являются ценностями, как не являются они идеалами или нормативами потому, что они не существуют в качестве законов, никем не предписываются и не назначаются. В определенном смысле они существуют сами по себе, “от природы”, правда, понятой в своеобразном, греческом смысле. Греческие добродетели естественны для человека, т. е. определены его природой, сущностью, предназначением. Когда все сущее раскрывает истину своего бытия через свой “фюзис”, природу, то природа всякого сущего, в том числе и человека, как таковая является наивысшим и наилучшим благом как таковым. Быть человеком — вот главное. Женщине — быть матерью, а мужчине — доблестным мужем, что, напомним, подразумевает не только достойную жизнь, но и достойную смерть (здесь уместно вспомнить рассказ Геродота о матери, испросившей у Богов счастья для своих доблестных сыновей, победителей Олимпийских состязаний, — смерти во славе).
Столь же неверно было бы говорить о “ценностях” средневекового человека. В эпоху, основой мировосприятия которой выступало христианское вероучение, истина и благо, совершенство и всемогущество безраздельно принадлежали Богу, сотворившему все сущее единой волей Своей, из ничего. Соответственно, именно божественное совершенство полагало меру благости и достоинства всему сущему. Вещи уже не говорили сами за себя, как это было в античной Греции. Всматривание в природу вещей сделалось бессмысленным занятием, потому что она оказалась слепа и бездушна. В рамках средневекового мировосприятия сущее в целом получило характер иерархии, вселенской “лестницы”, венчаемой Творцом, на ступенях которой располагались все сотворенные вещи. Высота положения каждой из этих вещей определялась при этом мерой божественного в ней. И хотя слово “ценность” в средневековье звучит, оно все же имеет принципиально иное значение, нежели современное понятие ценности, которое изучает наука о ценностях, или аксиология.
Потребность в ценностях впервые появилась тогда, когда прежние авторитеты — как античный (природа), так и средневековый (божественное Слово) — оказались исчерпаны и лишены силы. Настала новая эпоха, поставившая человека с его свободой и безграничным стремлением к познанию в центр бытия всего сущего. Отныне в ведении человека оказались не только вопрос об истинности знаний, но и вопросы значимости и достоинства поступков.
Первое теоретическое исследование содержания понятия “ценности” было реализовано Г. Лотце в рамках его учения, именуемого “телеологическим идеализмом” и в значительной степени основанного на философском учении Канта. В своем фундаментальном сочинении “Микрокозм” Лотце выводит понятие разума как “ценностно-воспринимающего” (wertempfindende Vernunft): он в отличие от рассудка, реализующего функцию научного познания, результатом которого является расчлененное и всегда неполное знание о мире, обеспечивает познающего единообразной картиной мирового целого. Согласно Лотце, познание сущего есть познание должного. Так, он говорит: “Только уразумение того, что должно быть, откроет нам уразумение и того, что есть; ибо не может быть в мире никакого течения судьбы, независимо от целей и смысла целого, откуда каждая часть получила не только свое существование, но и ту дееспособную природу, которой она так гордится”.
Ряд задач, поставленных Лотце, получили развитие в философском творчестве его ученика и основателя баденской (фрайбургской) школы неокантианства — В. Виндельбанда (1848-1915). В своей статье под названием “Кант” Виндельбанд определяет функцию философского знания таким образом: философия не должна более “быть отражением мира, ее задача — довести до сознания нормы, которые придают мышлению ценность и значимость”. Таким образом, всякое знание, добытое наукой, согласно Виндельбанду, должно пройти проверку философией на предмет значимости полученного знания. Кроме научного знания, оценке с точки зрения необходимости и общезначимости со стороны философии должны подвергаться также различного рода оценочные явления, основания и цели этих явлений, относящиеся к этической и эстетической сферам духовной жизни. Таким образом, задача философии сводится к тому, что она “подвергает испытанию фактический материал мышления, воления, чувствования с точки зрения необходимого и общего значения, и исключает и отбрасывает все, что не выдерживает этого испытания”.
Благодаря такого рода миссии философия и получает название “общего исследования высших ценностей”.
Виндельбанд говорит так: “Философия есть критическая наука об общезначимых ценностях”. Апеллируя тем самым к критической философии Канта, цель которой заключалась в том, чтобы сформулировать трансцендентальные условия возможности познания, Виндельбанд усматривает цель философии в том, чтобы задавать результатам научного познания критерии необходимости и значимости. А поскольку подлинной целью познания выступает истинность, то таким образом понятие истины получает ценностное измерение. И хотя мир ценностей, согласно представителям баденской школы неокантианства, относится к некой идеальной сфере, независимой от эмпирических данных, а также от человеческих потребностей и желаний, судьба истины неизбежно оказывается в руках человека и его произволения.
Выяснение вопроса о роли ценностей в социально-гуманитарном познании восходит к творчеству Г. Риккерта (1863-1936), другого представителя баденской школы неокантианства и теоретика методологии гуманитарных наук. Риккерту принадлежит заслуга различения наук о природе и наук о духе. При этом новым оказалось не само различение, но основание для этого различения, которое Риккерт обнаружил в познавательном методе, соответственно, естественных и исторических наук. Если целью естественнонаучного познания является всеобщее, т. е. установление всеобщих законов природы и формирование универсальных понятий, то для исторических наук интерес представляет индивидуальное и его уникальность. Однако наука отвечает своей сущности только тогда, когда она подходит к явлениям в их случайности и многообразии с меркой объективности и необходимости. Таким образом, Риккерт ставит вопрос: что в сфере индивидуального и особенного, каковой является история, сохраняет характер объективности и общезначимости? Ответ на этот вопрос звучит следующим образом: “Лишь то, что “имеет культурную ценность или находится в отношении к ней””.
“Ни один историк, — поясняет Риккерт, — не интересовался бы теми однократными и индивидуальными процессами, которые называются Возрождением или романтическою школою, если бы эти процессы благодаря их индивидуальности не находились в отношении к политическим, эстетическим или другим общим ценностям”.Таким образом, объективность культурной науки, каковой также является история, находится в прямой зависимости от так называемой “системы общезначимых ценностей”. При этом если Риккерт рассматривал ценности и их иерархию как нечто надисторическое, то М. Вебер, развивавший теорию ценностей Риккерта, трактует ценности как установку той или иной исторической эпохи.