Раздел: О бережливом употреблении чужой и своей собственности

Употребление чужой собственности без спроса, а также и без всякой бережливости

Каждому дорога его собственность, особенно та, которая приобретена личным, да еще тяжелым трудом. Отсюда происходит у нас желание, чтоб не касались нашей собственности, чтоб уважали ее. Мало того: берегли бы ее и в то время, как мы сами почему либо не может уберечь, например, когда отсутствуем. Но это желание у многих бывает только лично для себя, или про себя. Видать, что у другого вещь свободная или что у него много подобного рода вещей, и пользуются чужою вещью: подобное пользованье чужим допускается от чашки или ложки до помещения в целом доме. Говорят: «у вещи ничего не убыло и она в целости возвращается владельцу». Так. Но зачем же нарушать право владения? Почему не спросить хозяина о позволении? А может случиться, что он сам в то же время понуждается в своей вещи? Тогда, естественно, будет остановка в его занятиях, —остановка еще и в том смысле, что иной раз, не зная у кого вещь находится, он тратит время на отыскание ее около себя. Нет; «в той мере, в какой пользуемся мы чужим, и крадем это чужое для себя». «Но если (говорят) спросить хозяина о его вещи, он откажет по своей скупости: между тем в вещи крайняя нужда, например, зимой в теплой одежде, во время голода в хлебе- или в каких либо съестных припасах». Вот в этом-то случае, т.е. для сохранения здоровья от явной опасности или для целости жизни своей и семейства своего, в этом одном случае и можно взять чужое не спросившись. Хотя и тут права не настолько равные, как двое держались бы на реке за одну доску и каждому нужна была бы доска для сохранения его жизни: однако ж чувство самосохранения должно взять верх над стыдливостью воспользоваться чужим без спроса или тайно. (Этот поступок близок по своему смыслу к необходимой оборони против врага жизни). Христос-Спаситель не обвинил же своих учеников, когда ученики, проходя посевами и томясь от голода, рвали чужие колосья (Мф.12, 1-4). Но дальше этой нужды пользоваться чужим без спроса было бы послаблением своей нравственности: раз утолить голод чужим хлебом можно, но воровать для того, чтоб кормиться, например, за недостатком работ, —явное преступление. Во всяком случае употребившие чужую собственность без спроса должны положить себе правилом: если известен или вблизи находится ее хозяин, —пусть же уведомят хозяина хоть в последствии времени, чтоб почтить чужое право владения.
Иные же к безгласному временному владению чужим присоединяют еще новую вину: и не берегут чужого, владея им. Такая небережливость допускается ими от книги до экипажа или рабочей лошади. Иногда рядом лежат вещи совершенно однородные: своя и чужая, и вот первую берегут, а последней не жалеют, одну оставляют совсем без употребления из экономии, а другую без пощады употребляют. Есть ли тут какое-нибудь уважение и верность в отношении к чужой собственности? Недобросовестно еще употреблять для своих нужд такие вещи, которые взяты только на сохранение, а также не беречь того, что дано на подержание. Здесь уже был своего рода договор: один вверил свое добро, а другой принял. Принятое нужно возвратить в целости, за исключением случайного убытка у вещей, который падает уже на хозяина их. —Честная, христианская душа! Пусть хозяин тех вещей, которые находятся у тебя на сохранении или почему либо близки к тебе, живет в глубокой дали. Пусть луч солнечный не достигнет до хозяина их с такою вестью, что его вещи и употребляются в дело и не берегутся. Но ты помни, что всевидящий «Господь близь есть» (Пс.118, 151).., и потому не пользуйся чужим без ведома или в ущерб хозяину.

Непредупреждение ближнего относительно убытков или потерь, которых он сам не предвидит

В торговле, в каких либо достройках или в покупках иной прямо идет к убыткам и потерям, потому что не предвидеть того по своей неопытности или недальновидности, Таким образом сожаление к ближнему и жалость напрасной траты им труда или денег побуждают нас предупредить его. Между тем, видя все это, одни из нас молчат по равнодушно, другие— злонамеренно, например, в однородной торговле, а третьи и по такой надежде —не достанется чего им по дешевой плате или же бесплатно от этого человека, подобно тому, как кто рад бывает воспользоваться одеждою, которая осталась на берегу от утопленника. Постыдное своекорыстие! Впрочем, и предупреждать об убытках нужно не так, чтоб одному была польза, а прочим всем потеря; например, на хлеб скоро повысится цена, и хлебный торговец, получив такое известие, совсем приостанавливает свою продажу, между тем как у других хлеба в запасе нет или мало. «Гневаются, оскорбляются за подобные предупреждения» (например, молодые люди)? Если убытки или потери им угрожают значительные, да от этих убытков может произойти вред имуществу многих лиц, —нужно перенести напрасный гнев, тем более, что гневливые впоследствии времени несомненно будут нам благодарны.—Читатель! когда ты потерпишь в чем либо по незнанию большие убытки, чувствуешь же в душе недовольство на тех, которые знали, и не предупредили тебя, не допускай, чтоб и другие в подобном случае, оставались с тем же чувством недовольства в отношении к тебе.

Чрезмерная цена за ремесленную работу и художество

Повод ремесленникам возвышать цены подают суетные и роскошные потребители работ их, например, одежды, обуви: но брать лишнее не следует даже и с людей состоятельных. Между тем в том же дорогом мастере может понуждаться и человек среднего состояния: откуда же последней возьмет средства, чтоб оплатить ему чрезмерные цены? что у этого останется на семью и на содержание дома после одной, двух вещей, которые со вздохами он оплатил дорогому мастеру? Мастер о том и не подумает. Он только прибавляет год от года цену за свою работу, пользуясь тем обстоятельством, что успел взять с некоторых лиц дороже. Таким образом, он богатеет за счет других, пускается в роскошь и уже начинает жить не скромным ремесленником, а купцом или дворянином, выдает себя за образованного, не будучи образованными. Но иногда он вредит и собственному состоянию: чтоб избавиться от его тяжких цен по ремеслу, стараются выписывать его работу из другого города или места. Да, настоящее это бремя для народа—чрезмерно дорогие мастера и мастерицы! (Святые тоже приносили на рынок для продажи свое рукоделье: но они очень заботились о том, как бы не взять лишнего. Иные из них и не пересчитывали денег, которые им давали за вещи).—Что же до художников, то чрезмерные цены на произведения их и делают недоступным приобретение их произведений (а между тем, что же например нужнее, как не иконы?) и убавляют честь у благородного труда их.—Помилуйте, мастера и мастерицы! до чего же вы возвышаете свои платы, между тем как на иную вещь, вышедшую из рук ваших, и посмотреть нечего—до того она мала? Вы бы должны благодарить Бога, что Он дал вам способность к ремеслу или художеству (Исх.31, 3-5), и служить ближнему ремеслом, не отягощая ближнего. Вы хотите приобретать себе не столько количеством труда, всегда любимого Богом, сколько качеством, т. е. хотите меньше работать, да больше заработать. Нет, лучше облегчайте жизнь народную, а не отягощайте ее; потому что и сами вы нуждаетесь в других случаях в труде ближнего: потому что ваша-то дороговизна работ между прочим заставляет иных бегать и женитьбы, чтоб не горевать с семье, чем, например, они «одеждутся». (А удерживать от женитьбы прямо или косвенно—великое зло). Умеряйте же, сколько возможно, свои платы за труд ремесленный!

Некрепкая работа вещи из-за моды или от нерадения

«Все они надеются на руки свои, и каждый умудряется в своем деле», говорится о ремесленниках (Сир.38, 36). Корысть также заставляет некоторых мастеров заботиться только о виде или фасоне вещей, чтоб привлечь покупателя, а не о крепости их; для приглядности, или вернее сказать—для нового рисунка вещи они жертвуют и удобством ее: например, стулья, действительно, аккуратны, но за то сесть-то на них некуда, потому что они воздушны. Нет, мудрость ремесленников и художников должна состоять прежде всего в том, чтоб вещь, которую они делают по заказу или на продажу, была крепкою, а затем более бы соответствовала своему употреблению. Старинные вещи отличаются крепостью, хотя в сравнении с нынешними менее красивы на глаз. Это значит, что прежде мастера как не жалели материала для производимых ими вещей, так и усидчивы были за работой, так и заботились особенно об удобстве употребления вещей. Нынешние, напротив, своим искусством стараются услужить суетности публики. Но этим они частью унижают свой труд; затем, не берегут состояния ближних, которые вместо одной по прежнему вещи должны держать две-три; наконец, и опять вредят своему же интересу, потому что огласка чьей либо некрепкой работы отводит заказчиков или покупателей от его произведений.— О, ремесленники! пожалейте вы денег ближнего, чтоб он не имел нужды чрез короткое время опять заводить те же вещи, тем более, что всяких вещей требует жизнь его. Работайте же так, чтоб он дольше пользовался вашею вещью и вас же с честью поминал.

Незаботливое хранение своего имущества, а отсюда – повод другим к легкой покраже его

«То бодрствовал бы и не допустил бы подкопать свой дом» (Лк.12, 39). Да; кто не хранит тем или иным способом своих денег или имущества, тот сам отворяет к себе дверь вору и виноват во многом. Он добровольно лишает себя денег или имения, разбрасывая все это и не справляясь по временам о целости своих достояний: и так поступает он не потому, что испытал верность окружающих лиц, но по одной беспечности. А лишившись вещей, он и сам беспокоится и других беспокоит, сколько для отыскания потерянного, столько же подозревая напрасно тех и иных в краже. Вместе с тем, он подает поводы одним начать красть (как людям молодым, от которых не затворяет даже и денег), а другим упражняться в любимой краже. Вещей иногда не жалко, потому что они ничтожны. Но жалко того, что их крадут, и крадут, как большею частью бывает, лица близкие и домашние. Впрочем, иметь ключи от всевозможных шкафов и постоянно носить с собой пачку этих ключей, оставлять счетом каждую копейку или вещицу в доме, — это оскорбляет честь тех, от которых так оберегаются, а иногда и подстрекает этих употребить против бдения свое бдение, против хитрости свою хитрость. И так требуется умеренность и в хранении своего имущества.—Читатель! хоть замки и караулы показывают неестественность человеческой жизни: но делать нечего, против бесстыдного воровства или же утонченной кражи нужно вооружаться дозволенными мерами. Эго будет своего рода борьба со грехом.

Роскошь и расточительство

«Одевался в порфиру…и каждый день пиршествовал блистательно» (Лк.16, 19). Роскошь состоит в том, когда тратят многое и излишнее на свои одежды, на ежедневный стол, на обеды и вечера, на прислугу, на выезды, на украшение дома или квартиры, на вознаграждение жалованьем или отдельной платой кого-либо и за что-либо сверх всякой нужды ради одного щегольства. Для роскоши нужны средства и постоянное прибавление средств или доходов: иначе она немыслима. Пусть она и не истощает всего капитала у богача или не превышает чьего-либо большего жалованья; пусть свое, а не чужое люди тратят роскошествуя; однако зачем же столько тратить одному на себя, сколько достало бы на содержание многих? «Питающийся пространно осуждается в слове Божием» (1Тим.5, 6). К чему, например, эти бутылки вина за обедами, оплачиваемые многими рублями и осушаемые в один час? К чему это гореть десяткам свеч, когда достаточно было бы трех—четырех, или для чего отапливать огромный дом, когда никто не живет в нем? Ведь это значит напрасно истреблять жизненные материалы. Сколько можно указать подобных примеров роскоши! Но еще более роскошь виновна, когда поедает все наличные средства, даже заставляет входить в долги. Тогда-то особенно человек и не имеет «из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4, 28), т. е. нарушает ту заповедь слова Божия, которая относится к употреблению нами остатков или излишков нашего состояния. (Св.Иоанн милостивый не мог заснуть под шелковым одеялом, которого дороговизна, по-видимому, и не могла бы беспокоить его, потому что это была не покупка, а подарок ему. Отчего же он не мог заснуть? Оттого, что тем одеялом, по убеждению его, могли бы прикрыться многие бедные семьи. И вот он продал дорогую вещь, а деньги раздал нищим (Четь-Мин. под 12 ноября)). Потом, отсюда-то происходит такая погоня людей за деньгами, такая расчитанность в каждом деле на большую цифру денег. А это тягостно отзывается на общенародном довольстве. От этого каждый старается увеличить плату за свой труд или товар. В самом деле, начиная от дворового слуги и доходя до чиновника и ученого, от чего же ныне все заняты этим одним—как бы увеличить свое жалованье? Оттого собственно, что жизнь сделалась дорога, что нужно-де одеться прилично, отпраздновать именины, сделать вечер и т. д. О, эта опустошительная роскошь! зачем же ей нет преграды? не будь ее, тогда многим не было бы нужды изнурять себя трудом или прямо прибегать к обманам и неправедным приобретениям.
Что же до расточительности, пример которой по Евангелию видим в притчи о блудном сыне: «расточил имение свое» (Лк.15, 13), то здесь с первого раза представляется будто еще характер нестяжательности, какая-то «беззаветная доброта». Но если всмотримся, то выйдет «простота хуже воровства». Расточительный расходует деньгами или материалами уже не по средствам своим. У него только временно в руках бывают деньги, и он уверен, что за случайным избытком их, снова его постигнуть нужды. Казалось бы, всего благоразумнее было ему поберечь запас денег на последующее время, тратить их постепенно и только на самые необходимые предметы. Но нет! он как бы зол на свои деньги: так и сорит их, пьет и ест сладкое и дорогое, покупает себе вещи вовсе не нужные. Что же выходит из его щедрости? Он стесняет самого себя в довольстве жизни; потому что, расточив вдруг все деньги, начинает голодать: не лучше ли было бы ему разложить на многие месяцы то, что он тратит в один месяц? Но он стесняет и других; потому что просит часто у тех же, пред которыми хвалился своею щедростью и простотою, которых осуждал в излишней скупости, принимая их бережливость за скупость: не лучше ли ему было бы отказать себе в излишних прихотях, чем обременять других? Щедрость его была не в чужой ли счет? О, безумная расточительность! - Христианин! если ты не привык к роскоши и расточительности, то и счастлив. Те, которым роскошь и расточительность обратились в привычку, уже неспособны отличать роскошное от довольного и, сколько им ни давайте денег, израсходуют, всякую сумму; эти примеры видим особенно на детях богачей. Но чрезмерная роскошь и расточительность редко проходят без обнищания (Притч.23, 31): от них беднеют и частные лица и целые общества. И так ты и на последующее время никогда не мирись с этими привычками.

Вызов на трату денег, с одной стороны, и трата их, с другой, на театры, цирки и трактиры

Вот «поедаете домы» (Мф.23, 14) те люди, которые представляют в театрах, содержать цирки, устраивают увеселительные места, а также открывают трактиры с музыкой во время обедов и ужинов там, где между тем искони каждый имел свою домашность! Не было еще в городе одного лишнего расхода, и поселяются в нем или же временно приезжают в него эти празднолюбцы. Они нанимают временное помещение, рассылают объявления, в народ толпами собирается к ним. А рядом с увеселительными яствами их поставляется торговля закусками, и питьями (буфет). И начинают сыпать к ним деньги, да не копейками, но полтинами и рублями! Им нет нужды до того, трудовые ли это деньги приносят им или легко нажитые, от избытка или от скудости: им бы только побольше иметь свою выручку; они не будут благодарить народ, а разве посмеются над его простотой. (И непостижимо уму, откуда это берутся у народа деньги на театры, цирки, трактиры!). Все приманки увеселители употребляют чтобы привлечь к себе народ: музыка в их трактирах во время обеда тоже протянутая рука к деньгам. Взглянуть только на них, как на искусников, услышать их голос, увидать движения: все это так ценится, что нужно платить им полтины и рубли. О, безжалостные люди! (Ими бывают больше чуждые для русского, иностранцы).
Но еще более не извинительна нежалостливость к себе самим тех из народа, которые посещают их заведения. Будто у посетителей покрыты все необходимые и существенные расходы, когда они несут деньги в театры, цирки, балаганы и гостиницы. Не честнее ли было бы, этим людям уплатить свои долги или повинность общественную, чем сносить деньги в ненасытимые места? не лучше ли было бы им позаботиться о постройке или покупке себе дома или же исправить на доме крышу, которая протекает, чем в продолжение года истратить порядочную сумму денег на пустые удовольствия? На чем же они пополняют невозвратимую трату своих денег? На том, например, что у них и помину нет о расходах в пользу чистых наслаждений для души, например, купить бы духовную книгу для чтения, содержать церковный хор, или же прямо в пользу спасения души, какова милостыня бедным. Но скажут: «само правительство дозволяет театры, цирки» и т.п. Дозволяет, но не посылает туда, но не советует нести на увеселения последние деньги. Правительство— не Церковь: оно не учит строгим правилам жизни и тому, что составляет «единое на потребу» (Лк.10, 42), потому что право этого учительства принадлежать только Церкви Христовой; оно не касается совести и частной жизни каждого из граждан, но только преследует прямое зло для народа в хозяйственном или нравственном отношении, иногда же оно предпочитает меньшее зло большему. Нет, правительством нечего прикрывать свою вину, как содержателям народных увеселений, так и тех которые ходят на эти увеселения. Правительству еще будет приятнее, если в народе больше сохранится местного богатства и довольства (а ведь целые тысячи в одно лето уходят из иного города, а не особенно великого, после этих гостей с увеселительными представлениями, со зверями, с чудесными фокусами). В старину люди не знали же подобных увеселений; за то они и не горевали о напрасных тратах и были запасливее нас, как по хозяйству, так и для душевноспасительных расходов. – Православный христианин! Ты не иначе смотри на представителей разных увеселений и зрелищ, как на посягателей твоего состояния. Убеждаем тебя – похрани же от них свои остатки, а тем более пожалей уносить им последнее.

Напрасный отказ ближнему в займе или в поручительстве за него или же, напротив, одолжение его не по средствам

«Просящему у тебя, дай» (Мф.5, 42) «добрый человек поручится за ближнего» (Сир.29, 17). Одолжениe и поручительство составляют взаимное вспомоществование (2Кор.8, 14), сбережение собственности и ближнего и своей от напрасных трат. Одолжить чем-либо верному человеку какая же потеря? Если он и делается полным хозяином взятого взаймы и истрачивает взятое, то возвращает тем же количеством, тою же мерою или весом, а относительно денег, которые составляют общий способ размена, отдает их в той же цифре. Тем более поручиться за такого человека какой убыток? В поручительстве требуется одно удостоверение, или обнадеживание за другого. Итак, истинная эта обида честному человеку, который всегда платил долги и желает заплатить, но которому в случившейся нужде отказывают, даже и тe, которым он сам некогда одалживал. Идет он к иному с верною надеждою занять, а слышит в ответ: «сожалею, но не имею денег, чтобы дать». Это и выходит любовь к ближнему только «словом» и «языком», а не «делом» (1Ин.3, 18). Нуждающийся в деньгах может быть не спит ночи, не зная где занять их на нужное время. Но тот, который мог бы одолжить его, не думает об его бессонных ночах и беспокойствах: этот человек или не испытал крайних нужд или, давно живя в довольстве, забыл про свои прежние нужды. Он предлагает просящему взаймы только такую услугу, чтобы этот обратился для займа к такому то: но чем бы советовать бесполезно, потому что и другой наверное так же откажет, лучше бы помог. Он отказывает потому будто бы, что «не имеет денег»: но чем так очевидно лгать, лучше бы прямо ответил, что «не намерен одолжить». Начинает он рассказывать про свои собственные нужды: но просителю от этих рассказов еще тяжелей, потому что они только сильнее дают ему почувствовать любовь к нему ближнего не более, как «словом» и «языком». И так лучше же человеку нуждающемуся после многих напрасных просьб о займе или поручительстве совсем не просить, лучше и не тратить времени; но положиться единственно на помощь Божию и ожидать перемены своих обстоятельства иначе он может почувствовать отвращение ко всем своим знакомым. Но кредиторы рассуждают: «многие не сдерживают своего слова по займу; говорят смиренным голосом и готовы целовать руки, пока не дадут им в долг денег; а как получат деньги, то и считают их своей находкой» (Сир.29, 4). Это относится к людям неизвестным или же сомнительным своею верностью. Есть нам на случай ссуды ближнего и другая заповедь слова Божия: «помогай ближнему по силе твоей» (Сир.29, 23); а особенно «поручительство привело в разорение многих» (Сир.29, 20), т. е. привело к потере собственного имущества; например, человеку семейному, только что обеспечивающему содержанием свою семью и дом, очевидно, не до того, чтобы давать в долг деньги или поручаться за кого. Кроме того, иному совсем не по занятиям и досугам, чтобы ходить и предъявлять ко взысканию с должников, которые не стали бы платить. В последнем случае лучше прямо помочь человеку неизвестному, который просит о займе, но в то же время готов принять пособие, чем отпустить его от себя ни с чем. А во всяком разе у каждого из нас есть возможность давать взаймы тратимые вещи, например, хлеб, свечу. - Нет; ты, добрый христианин, положи себе правилами: если имеешь состояние, ссужай деньгами известного тебе по честности человека; уже такова твоя доля, чтоб ссужать. Если же не имеешь запасов денежных, то никогда не отказывай соседу в займе хоть мелочными вещами или материалами, какие имеешь. Пусть ты сам не беспокоишь других займом денег, тем более не ходишь или не посылаешь к соседям ни за чем, имея у себя в запасе всякие вещи. Но одолжи ближнему «ради заповеди» Божией и для успокоения его.