Раздел: Против грабительства, или явного и насильственного присвоения себе чужих вещей

Грабеж, равно как не подание против него помощи ближнему

«Не насильствуй» (не будь грабителем!). Всякой вещи, всякому имению есть свой владелец. (Никем необладаемое имущество, это разве пустые пространства земли. Здесь только непосредственное приобретение может принадлежать тому, кто первый завладел бы частицей земли или стал бы обрабатывать землю на известном пространстве: это право завладения, притом, принадлежит более государствам и народам, чем частным лицам). Существенный признак грабежа составляет насилье пред лицом самого владельца, или хозяина ограбляемых вещей, хотя и без опасности для его жизни. Но когда это насилие выражается в угрозах и бывает вооруженным, тогда грабеж переходит в разбой: видя оружие в руках нападающего, владелец тем скорее отдать то имущество, которое бывает предметом похищения. Но пусть иногда насильственные действия и угрозы не представляют опасности ни для здоровья ни для свободы владельца. Пусть даже совсем не будет здесь орудия и угроз. Однако владелец по необходимости уступаете свою собственность: потому что видит неравенство сил могущему быть против него насилию; потому что у него непременно хотят отнять то, на что отнимающее не имеют никакого права, и отнять с целью похищения. Это-то наглое нарушение грабителями прав чужой собственности и есть преступнейшая вина в грабеже. Тем виновнее, значит, грабеж, когда он допускается на улице, т.е. пред большим количеством людей, присутствия которых надлежало бы постыдиться: подбегают к другому, срывают с него одежду или выхватывают из рук вещь, и убегают. Виновнее также грабеж, когда происходит на дороге, в путешествии чьем либо: в это время нужда в вещах для каждого более ощутительна, и следовательно собственность каждого еще болеe дорога для него самого. Но и еще виновнее грабеж на особых путях сообщения, как, например, большая трактовая дорога, пристань у реки, вагоны на железной дороге; потому что в таком случае делается оскорбление и правительству, так как правительство особенно покровительствует путям сообщения; тогда нарушается безопасность, которая особенно должна быть на путях сообщения. Словом: одно имя «грабителя» устрашает. Грабитель - общий враг благосостояния других: он обнаруживает дерзость злой воли, которая нисколько не уважает правды. А если иногда и нет на глазах хозяина вещей, которые он похищает: все же он похищает открыто, в присутствии других людей. Равным образом не подать помощи против грабежа, например, от крика «грабят» и прятаться в сторону или уходить внутрь своего дома – большая вина, потому что это значит допустить другому совершить грабеж. Да в таком случае и себя с имуществом и домом нельзя считать безопасным: этого дня ограбили моего соседа, а завтра могут ограбить и меня, если я из опасения допросов на суде или вообще по равнодушию к собственности ближнего не постараюсь по мере сил моих остановить грабителя. — Грабитель-грабитель, возможное ли это слово в обществе православных христиан? И если ты еще носишь имя христианина, вспомни голос Христа, как голос строгого обличителя: «как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями» (Мф.26, 55). Ты отнимаешь у ближнего и личную свободу на время и собственность его на всегда, или почти на всегда! И, о! если б ты скорей пришел к чувствам того другого разбойника, который умолял Христа о царстве небесном.

Поджог, или только неосторожное обращение с огнем, особенно при курении табака, и бездействие на пожаре

Умышленный поджог, это такое ужасное злодеяние, примеров которого не видим ни в свящ. истории, ни в жизни древних народов. Подумайте, на что решается и какие разрушения делает поджигатель! Он, например, зажигает нежилой дом в досаде на то. что этот дом должен отойти от него к другому наследнику или покупателю: и в один час не стает дома, который строился долго и которым могли бы пользоваться другие еще продолжительное время; да кроме того хоть дом быль и не жилой, но находился вблизи других жилых домов, которым, и угрожала явная опасность сгореть. Он по злости своей зажигает в поле чужой хлеб или скошенное сено или же у городского жителя фруктовый сад, магазин с съестными припасами (особенная опасность от этого пожара, если припасы были жирные), склад дров, кладовую с суконными товарами, которые пусть и не издадут от себя пламени, но будут только тлеть: и вот не остается следов от того, чем Бог наделил и людей и скот для пропитания, чем с умеренностью и благодаря Бога люди долго-долго питались бы и содержали себя! Он из мести подкладывает огонь под дом соседа, а то ради особенной прибыли зажигает собственный (застрахованный) дом, и огонь против ожидания его обнимает прочие строения: в таком случай он грабительски отнимает у ближних самое необходимое в жизни, т.е. приют, в котором не отказывают и животным; разом он лишает многих всего имущества, которое было скопляемо многими годами и трудами; разом делает многих нищими; зажигая же и истребляя что либо собственное, но застрахованное, вредит страховой компании. Он истребляет огнем ту деревню или то селение, откуда изгнали его в ссылку: и от бедные жители с горькими слезами, с ропотом на свою судьбу или же с проклятиям на злодея, которого предполагают, так-то привозят дерево по дереву и камень по камню, чтоб не остаться под открытым небом и на время самой зимы! Шайка злонамеренных людей сначала подбрасывает записки о пожаре (значит, это самое тяжелое для совести преступление, когда невольно предупреждают о нем, между тем как не предупреждая безприпятственнее могли бы совершить его!); предуведомив жителей записками или одним говором, шайка зажигает целый город с разных концов, кидается с огнем внутрь дворов и домов: на все это злодейское и с такою дерзкою отвагою она решается ради того только, чтоб например, отмстить правительству (месть политическая) или же принудить жителей к большому застрахованию домов (бывали такие замыслы у некоторых богачей): и вот одни из домов горят, а при этом может быть в прах обращаются вековые памятники и такие драгоценные вещи, которых уже ничем нельзя возобновить или заменить; в других домах только происходит ломка и потеря множества вещей; в третьих хозяева несут напрасные траты, чтоб вывезти дальше загород свое имущество и сохранить его в продолжении нескольких тревожных дней; в четвертых и последний рубль отдают, чтоб строения их на последующее время были застрахованы от огня в обществе ради одного страха потерять все: между тем и деньги на этот раз не имеют иногда своей цены; потому что дома не такая вещь, которую можно всегда найти в готовности, как другие вещи покупаются в магазине: для них нужны материалы, руки и время; когда все это будет готово, тогда лишь погоревшие увидят восполнение своих потерь. Особенно как страшна вина умышленного поджога ночью, когда человек и не придумает, что спасать из своего имущества, когда и пожарные служители с своими огнегасительными снарядами запаздывают или в темноте без успеха действуют! как страшен поджог порохового погреба, еще - рудников, которые требуют особенно больших издержек для устройства их! Здесь уже мы не говорим о впечатлениях поджога на здоровье жителей; о тревожном набате в колокол, потрясающем и старых и малых, или о страхе черных вывешенных шаров; об увечьях на пожаре; о простудах ночью, которая иногда оканчивается смертью; о сгорании людей; о близости к центру пожара больницы, где несчастные не могут спасти и самих себя. Не злодеяния ли это одно другого ужаснее? и не злодей ли из злодеев после этого умышленный поджигатель? чем виновны дома и имущество, которые он истребляет? не духам ли только злым свойственно так бездельно все разрушать по одной злобе? Да; здесь и припоминается злоба дьявола, по действию которого сгорели посевы у праведного Иова; приходит на память злоба бесов, которые со стадом свиней бросились в воду. (Вина поджигателя не уничтожается, если его поджог будет предупрежден усилием других или потушен в самом начале независимо от его воли. Только к таком разе вина его, и следовательно наказание ему уменьшаются, если он, подложив горючие вещества к строению, сам же известит о начавшемся пожаре, или кроме того окажет с опасностью для своей жизни помощь против пожара: тогда видим его виновным только в покушении на зажигательство; видим его раскаявшимся, так как иначе его содействия против пожара не могло бы быть до самоотвержения и пренебрежения личною опасностью). Не свойственно ли после этого злонамеренным зажигателям целого города ожидать, что первая же молния во время грозы падет на их головы? можно ли им не считать себя заслужившими за свой злой огонь вечного огня на том свете? Боже мой, как страшно их преступление!
За тем, и только неосторожное обращение с огнем и удобосгораемыми предметами составляет великую вину; потому что эта неосторожность часто приводить к таким же последствиям, как и умышленный или подготовленный пожар: эта неосторожность одна из самых преступных неосторожностей человеческих. Не говоря о случаях, так сказать, забытого огня, например, когда допущена противозаконная теснота в постройках: когда опасно устроены печи, не чистятся дымовые трубы, неосторожно хранятся где либо удобовоспламеняющиеся предметы и огнесветительные материалы; сколько же случаев таких, в которых человек, нося в своих руках огонь, оставляет после себя след целого пламени! Например, будет оставлен в поле не погашенным костер вблизи леса, соломы, стоящего на корне или сжатого хлеба, там же будут выжигать кустарники, коренья, сучья в недозволенное время, т.е. когда бывает сильный ветер или жаркая и сухая погода: и вот начинается лесной пожар! сколько тут напрасно погибает древесного материала! сколько после этого бедных людей позябнет зимой в своих домах, по нужде задумываясь над каждым поленом вследствие возвышенной цены на дрова! сколько новой траты ради того, чтоб потушить лесной пожар, —траты и труда и времени; потому что лесные пожары продолжаются иногда целые недели, огонь от них проникает и внутрь земли (где есть торф), вообще требуют огромного запаса противодействующей им силы! Оставлен будет во время топки овин без всякого надзора, и в короткое время погибает хлеб, этот дар Божий, которым бы пропитались многие семьи! Ходил кто либо перед ночью с зажженной лучиной по своему двору или со свечей в кладовую, вообще в помещения вне жилых комнат (в последних местах искра огня еще могла бы быть замечена), неосторожно иной поставил лампу, не погасил где или не унес откуда свечи, оставил на ветру для охлаждения горячие угли или самовар с горячими углями: и—вот во всех подобных случаях и сам хозяин дома вдруг теряет все свое имущество и соседей своих делает бездомными! (Когда же вор крадет ночью со свечей и производит не намеренно пожар, тогда различаются два, проступка: и кража и неосторожный поджог).
А сколько горит домов, строений и разных материалов от курения табаку! Не курение ли табаку увеличивает в последнее время пожары? не от него ли загораются дворовые строения, сгорают самые дома и целые населенные кварталы? Курят, на сеновалах и чердаках, курят на улицах и площадях там, где это запрещено, например, где есть щепки от строения, курят в хвойных лесах, бросают недокуренный табак перед сном на стол, где бумаги: и вот ради прихотливого удовольствия, которым наслаждался в данное время один какой либо человек, истребляются многие драгоценности, лишаются невинные или бедные люди самого необходимого в жизни, как теплый уголок! Для курения табаку человек имеет нужду везде ходить с огнем, в чем не нуждался раньше и не нуждаются другие не курящие.
Что сказать о таком еще обращении с огнем, которое показывает явную и дерзкую неосторожность, но которое к счастью остается безвредным? Например, не хотят осмотреть двор и кладовую, куда ходили при ветре и перед ночью со свечей, варят смолу без всякой предосторожности, не смотрят за железной печкой в столярной, где груда стружек и леса сухого? Вину этих людей можно сопоставить с виною того человека, который стреляет в цель там, где много проходящих, но к счастью никому не делает убийства. О, сколько же беспечности, легкомыслия и дерзости в обращении этих людей с огнем.
Наконец, и бездействие на пожаре — вина против собственности ближнего; потому что усиливающейся пожар усиливает и потери. Бездействие это составляет: равнодушное смотрение на пожар вместо тушения, которое между тем возможно и к которому приглашаются все зрители; неизвещение о случившемся пожаре и непризвание других на помощь; непоспешение без уважительных причин на пожар в лесах; самовольное оставление только потухающего пожара, а не потухшего совсем; отзыв, когда горят дом, фабрика, пароход, склад товаров, —отзыв такого рода, что хозяин того или другого в силах понести пожарные убытки или же совсем не стоит сожаления; а отсюда вместо жалости смех-хохот на пожаре, вместо возбуждения других к тушению пожара охлаждение чужой ревности тушить его, затем, незаботливость приобрести пожарные инструменты и иметь в достаточном количеств пожарных служителей (пожарное депо).
О, сколько бы добра хозяйственного было сохранено и достало бы для владения в продолжение целых десятков лет, сколько бы совсем напрасных трат и нужд было предотвращено, если б не было у нас пожаров, если б люди береглись огня, как есть «огня», на каждом шагу! Может ли Церковь не вопиять против этого житейского зла, если оно оставляет после себя столь разрушительные следы для благосостояния народного, если от поджогов или только от неосторожного обращения с огнем горят и храмы Божии, самые святыни? — Вот почему, читатель, мы с подробностью изложили пред тобой этот вопрос! И на счет экономии общественной и против тревоги жителей мы искренно заботимся; потому что все это имеет большое влияние на жизнь народа религиозно-церковную. О, если б и враги, зажигатели, прекратились на свете! Если б и неосторожные с огнем, ненамеренные враги, но все же враги общего благосостояния и покоя, со всею осторожностью стали обращаться с этою опасною стихией и не подавали бы, между прочим, повода к печальным известиям в летних номерах газет о пожарах и пожарах!

Обирательство домов вдовиц и сирот

Горе объявил Христос-Спаситель книжникам и фарисеям за то, что они снедали (т.е. под предлогом набожности обирали) дома вдовиц (Мф.23, 14). А в Ветхом Завете строго был осуждаем тот человек, который только брал в заклад последнюю вдовью одежду: «у вдовы не бери одежды в залог» (Втор.24, 17); там же нуждающаяся вдовица ради своих нужд поставлялась рядом с левитами (Исх.22, 22-24). Посему обижать вдов и сирот по имуществу— великий грех. И прямо ли кто присваивает себе их капитал или же обирает под предлогом доброжелательства и пользуясь их доверием или только расстраивает их имение, —конец выходит один: обеднение вдовы или тем большее обнищание сирот. Это даже грех «вопиющий на небо» (Втор.14, 28); потому что вдова существо беззащитное: у нее одна только защита, одно только оружие слезы. Этот грех и еще на несколько степеней увеличивается, если обирает сирот опекун или душеприказчик; потому что тут, кроме злостного грабительства, употребляется во зло доверие, которое оказали к честности опекуна закон и добрые люди. —Христианин! особенно вдовье и сиротское да будет для тебя неприкосновенным. Как одну щепку бросить уделить на двор бедной вдовы есть уже добро: так и отнять оттуда не более как щепку зло.

Притеснение дорожного человека платою

«Пришельца не притесняй и не угнетай его (Исх.22, 21). О древних мытарях известно, что они притесняли народ излишними поборами на мостах и на прочих пунктах сообщения. И вот ныне не лучше того такие мытарства! —Извозчики (ямщики) в непогоду или же в случае недостатка запасных подвод назначают дорожному человеку за проезд двойную и тройную плату и, назначив так, не хотят даже и продолжать разговора; содержатели подвод трактовых за определенную уже плату и на определенном пространстве и места притязательно стерегут и требуют, чтобы никто - и самый малосостоятельный человек — не обходил их, все бы брали только у них подводы, сколько бы ни дорого было платить им: иначе они и экипаж с посторонними конями остановят и путника задержат; —перевозчики через реку, обязанные бесплатно переправлять по своему условно с местным или земским учреждением, не иначе поднимаются ночью для своего дела, как выслушав обещание об особом вознаграждении себе или же получив это вознаграждение вперед; а также и днем в весеннее время, когда по реке еще не устроена правильная переправа, между тем проезжему человеку нужно спешить, и днем они за какой-нибудь час своей работы полагают втрое против положенной таксы, задерживают своим вымогательством целые обозы; —капитаны на пароходах или сами хозяева пароходов требуют настоятельно и с грубостью дополнительную плату с того человека, который от ненастной или холодной ночи желал бы по слабости своих сил укрыться в каютное помещение, между тем не в состоянии сделать им новую плату и между тем помещение в каютах (классе) остается же свободным; —-прибрежные жители как бы рады случаю, когда нужно снимать чье либо судно или пароход, занесенные к ним на берег или на мель: они объявляют за свой труд плату вместо десятков рублей сотни, а вместо нескольких сотен—тысячи; —наблюдающие на пристанях за судоходством незаконно задерживают судно или плот под предлогом прописки и осмотра или прямо производят незаконный сбор с водоходцев; —кондукторы или даже сами начальники на железных дорогах привязываются к незначительной ручной поклаже пассажира, если видят малейший повод к тому, требуя особой платы за эту поклажу или же подвергая ее штрафу: лишают они иной раз удобства в низшем классе и заснут, вынуждая этим занять высший или же особый (спальный) класс; — доставители стола— съестных припасов на пароходах и при железной дороге за все полагают двойную и тройную цену; — содержатели постоялого двора, как за пищу и помещение для самого проезжего, так и за корм для его дорожного скота, а также кузнецы за поправки дорожных экипажей, — не удовлетворяются прибавлением к обыкновенной плате полтрети или трети, но назначают больше, словом—как только захотят взять содержатели номеров и гостиниц для проезжающих за один час помещения сверх суток берут как за целые сутки; самое же помещение у себя, услугу, содержание до того высоко оценивают, что попитаться их столом, подышать воздухом в их номере в продолжении одного дня равняется где, либо содержанию месячному (свечи, вода умыться и для чаю, вино, — на все чрезмерные цены). — Ужели же здесь не мытарства? ужели все это не насильственное обирательство, тяжкое для дорожного человека еще потому, что соединено бывает с горделивым взглядом на него, с сухими и грубыми ответами, с готовностью задержать его в пути за противоречие заплатить недостающий рубль или даже копейки? Надлежало бы путеводителям помнить, что положение каждого человека в дороге, есть положение частью критическое: к такому положению, напротив, надлежало бы относиться с сочувствием и снисхождением. При этом каждый дорожный человек, действительно, находится в некоторой зависимости от них. Но что для иных дорожных ничего не стоит оплачивать их высокие цены за подводы, за номера или содержание, что иные только и ищут может быть по тщеславию высоких цен, например, чтоб остановиться в самой дорогой гостинице: это не оправдание для них, когда они берут дорого или лишнее. Зачем брать те же цены и с людей менее состоятельных? Иной человек пожалуй и может быть назван состоятельным: но в дороге он истрачивает все денежные запасы. Другой же не спорит за плату ради только своего достоинства, тяготясь однако высокой платой и не имея возможности найти иное путесообщение или иную дорожную квартиру. Нет, приведенные нами примеры—настоящее мытарство и они неизвинительны в отношении даже к состоятельным людям между проезжающими, а к бедноте и нищете и преступны. (Один, например, начальник по экспедиции ссыльных обирал же препровождаемых в ссылку, а наконец сам-то был отправлен, как преступник с ссыльными) —Что же делать, чего же пожелать против этих притеснений дорожному, где они бывают? С одной стороны неприятно, да и не извинительно, невежество простолюдинов (извощиков, дворосодержателей и т.п.), которые притесняют платою дорожных людей. Нужно, значит, пожелать им образования, общительности в обхождении и умеренности в требованиях за свое добро. С другой, далеко-далеко недостаточно и одной внешней образованности, даже строгих наказов от правительства, от хозяев путей сообщения, еще и самых жалоб в газете за денежное притеснение проезжающим, — недостаточно всех этих мер, чтоб путеводители (от буфетчика на пароходе до начальника станции по железной дороги) щадили состояние дорожного человека, поступающего на известное время во власть их. Нужно главным образом этим, как и тем—первым, чтоб имели христианскую доброту сердца, чтоб поставляли самих себя в положение проезжающего или проходящего и сострадали бы дорожным.— О! если ты, читатель наш, сам из дорожных путеводителей или только часто встречаешься с ними по знакомству, —в первом случае помни про себя, а во втором— объясни другим, что притеснение ближнего в дороге платою самое бесчестное качество и грех пред Богом. За то как приятен, как любезен добрый и снисходительный в платах и приемах путеводитель! Такого путеводителя дорожный человек долго с приятностью вспоминает и сто раз готов бы принять его у себя в доме с благодарными объятиями! Благодетелем признается самарянин, поднявший с дороги избитого и бескорыстно ухаживавший за избитым. Но и гостинник, у которого он остановился с избитым; оказался очень добрым: потому что получил два серебренника, и больше не требовал (Лк.10, 35).

Повреждение путей и способов сообщения

«Опустошение и гибель на стезях их» (Ис.59, 7). Это также частью вид грабительства, когда кто по крайней небрежности не поправляет дорог, тем более с явною злонамеренностью и по своекорыстию портит их, равно как и другие способы сообщения. Так например, препятствуют проходу по тротуарам и мосткам, проезду по улицам и в поле, оставляя на указанной для всех дороге что-либо тяжелое и громоздкое; разрушают плотину или в нужное время не спускают воды, не разводит плавучих мостов, перекладывают канаты с одного берега на другой, не отводят паромных перевозов, и вот таким образом неизбежно останавливают ход судов, пароходов, плотов с деревьями; повреждают телеграф, чтоб похитить из состава его какие-либо вещи, или производят в телеграфе замешательство—замедление, чтоб успеть выполнить какой-либо преступный замысел против чьей-либо собственности, — в почтовом сообщении теряют по неосторожности, по забывчивости или умышленно простые и страховые письма, только задерживают у себя разносимые письма и пакеты, замедляют дольше указанного времени отправкой проходящей почты, отказывают в приеме и выдачи писем и посылок без уважительной причины, и притом, с грубостью, не доставляют подавателям сведений или не удовлетворяют их по случаю потерь в почте и т.п. В таких случаях оказываются напрасными те расходы и труды, которые уже употреблены и употребляются казною или обществом на пути сообщения. А затем отнимается время в путешествии, в доставке или посылке чего-либо, время, которое часто бывает дороже и денег. Что же в особенности до почты, то ей каждый из публики доверяет свое имущество и даже свое лицо, свои личные тайны. Она, как и прочие казенные транспорты, существует в силу доверия публики. Потому и чувствительны остановки, неудовлетворения, оскорбления лицам приходящим, которые отправляют или получают. Простое письмо, например, ничего не значит для посторонних, —менее чем клочок бумажки, который остается бросить или сжечь. Но оно (особенно семейное) дорого для тех, от кого и к кому отправляется.— Так, читатель, в путях и способах сообщения, которыми иные заведывают остается только исполнить и исполнить. Тут нет ничего со стороны исполнителей своего или дарственного, а все только казенное или общественное. И опять как приятны и дороги те исполнители, которые без всякой задержки и до самоотвержения встречают и провожают кого-либо или что-либо в путесообщении!

Во время неурожая или в случайной нужде чрезмерно дорогая продажа жизненных припасов

«Кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ» (Прит.11, 26). Жизненные припасы, как: хлеб, продукты из зерна и овощные, корм для скота, топливо для печей, - не предметы роскоши и не прихоть, которую можно оставить и хорошо бы оставлять. Но это такие покупки, без которых обойтись нельзя и в которых нуждается как богатый так и бедный. Поэтому торговля ими сколько чистая и честная и, так сказать, патриархальная: столько же может быть в руках иных людей или в иное время и похожею на грабительство. Иной сам-то хозяйственным образом приготовил себе или же только дешевою ценою купил хлеб, сено, осветительные материалы, а предлагает для продажи во много раз дороже и даже медлит продавать, хоть бы случился неурожай или временный недостаток в этих припасах за бездорожьем, - медлит, чтобы дождаться еще высших цен. В таком случае он не по праву берет себе лишнее, а у бедных отнимает и последние копейки, пользуясь затруднительным положением всех; он как бы рад неурожаю и случившейся для продовольствия нужде, как бы рад народному несчастью, тогда как все прочие вздыхают. Не с благодарностью Богу за свои хозяйственные запасы он предлагает их другим в продаже, но только ищет случая, как бы продать дороже. Нет; торговля жизненными припасами, как первостепенными потребностями для существования человека, всегда требует умеренности, и тогда нет честнее ее. Но если вовремя неурожая или в случайной нужде иные торговцы извлекают себе из этой торговли средство сравнительно обогатится: тогда бедность, действительно, готова проклинать их. И надобно заметить, это проклятие не похоже на то, которое произносится в одной злобе, в минуты раздражения: вызванное голодом и страданием, оно и может иметь свою разрушительную силу (Сир.4, 6). Ради чего же так поступает купец, который и не потерпел бы ущерба, если б стал продавать припасы и в половину дешевле? Но и непомерное понижение цены на жизненные припасы бывает насилием для собственности ближнего, если допускается предумышленно. Роняют цену на предметы продовольствия, которые привозятся или доставляются со стороны. И что же выходит? Эти предметы и перестают привозить, потому что очевидный убыток от их привоза. Тогда вместо избытка происходит действительный недостаток в предметах самой первой необходимости, и купцы, имеющие запас их, опять непомерно возвышают на них цену. Христианин! Если от тебя зависит и в какой ни есть мере будет зависеть: употребляй все меры и уступки от себя, чтобы удешевлены были необходимейшие припасы в жизни человеческой. Тогда ты будешь другом народа, благодетелем твоих ближних.

Вообще несоразмерные цены за товар, за службу свою или за личную какую услугу

Можно ли каждый раз определять соразмерные цены за товар, а за частную должность или за кратковременную какую услугу вознаграждение? Можно, Эта соразмерность известна каждому, кто занимается подобными делами. Товар приготовляется дома или у других покупается оптом: таким образом, прибавление на него цены сверх стоимости легко можно определить. Плату за частную какую службу, например, по постройке железной дороги, по земству или за особенную услугу кому, например, исполнить поручение, также есть возможность назначить и просить себе частью по сравнению этих занятий с трудами других лиц, частью по употреблению на эти занятия того или другого количества времени. Но вот какого-либо товара другие не держат и торгуют им (например, погребковыми винами) в каком-либо месте единицы, и продается этот товар несоразмерной ценой: не насильственное ли здесь присвоение себе чужих денег? Покупатель мог бы не брать дорогого товара: но волей и неволей берет, потому что взять его не знает где, между тем как это необходимая для него по обстоятельствам покупка. Идет он из магазина со вздохом и, может быть, с пустым кошельком, а продавец веселится и торжествует; до бедности покупателя продавцу нет дела. Или вот иной назначает и получает за свою службу многие тысячи в год, пользуясь тем обстоятельством, что приглашается служить для огромного капитального дела и что лиц, подобно ему приспособленных для этого дела найдется немного. Но не грех ли такая чрезмерная оценка самого себя, своих способностей и знаний? не пользуется ли здесь человек случаем только «нажиться, составить себе капитал»? и не часто ли его огромное вознаграждение (например, по земской службе) идет тоже в раскладку на народ, в среде которого между тем много бедных? Равным образом честно ли поступают те люди, которые, раньше не предъявив о плате им за личную какую услугу, требуют потом такой платы, которая и велика сама по себе и не по средствам ближнего, принявшего от них услугу, например, за домашние уроки? Ведь возвышать дену за товар или вознаграждение за труды при благоприятствующих обстоятельствах можно и бесконечно. —О, дорогие люди за свои товары или за личные услуги и службы, дорогие не столько по существу дела, сколько по своему корыстолюбию в самомнению! Вам все мало, сколько бы вы ни получали. Но посмотрите, как другие и не менее вас способны к делам и более еще вас трудятся, однако довольствуются за свое добро и занятие гораздо меньшим. Смотрите, чтоб после дорогих и недоступных не остаться вам совсем незанятыми ничем. Бог нередко поступает так с подобными людьми!

Казнокрадство при подрядах, а порученном хранении или расходовании казенных денег или вещей

Казна есть общее достояние государства. Пусть ограбляющий ее не видит лицом к лицу хозяина, но в отдаленном смысле хозяином ее можно назвать каждого честного члена в государстве, который непременно участвует в составлении казенных капиталов и имущество своими податями, повинностями, пошлинами и особыми пожертвованиями. Следовательно, грабитель казны отнимает достояние не у одного человека, а у множества лиц; не приметна как бы тяжесть его грабительства для других, но она верна. Отсюда следует преступность казнокрадства. Так, например, крадут казну должностные лица при подрядах. Здесь двойной грех: и деньгам казенным убыль потому что подрядчик отсчитывает особую сумму должностному лицу, производящему торги, между тем как мог оставить лишнюю сумму в казне, и вещи доставляет или постройки производит не в полной доброте; потому что взявший от него деньги не подряд боится или совестится быть требовательным к нему. А иной раз должностные люди тех мест, где производятся казенные торги, и сами на себя берут подряд от имени жены или чрез другое подставное лицо. Так люди, имеющие на руках своих казенные деньги или вещи, употребляют все это для собственной надобности (доколе не откроется недочет на них) или ссуждают других деньгами из за прибытка, равно и вещами, например, тем, которые от подрядчиков следуют к поставка. Так лицо, уполномоченное принимать и расходовать суммы и вещи казенные, либо записывает их на приход в меньшем количестве, чем действительно поступает, либо в расхода помечает, а то другому, который и должен получить их за свою работу или за службу или в виде награды, велит пометить собственноручной распиской гораздо больше, чем выдает в действительности. Казенные хлеб и соль, военные снаряды и одежды, показываются или попорченными, чтоб затем продать их с публичного торга и на торгах на себя же перевести, или числятся совсем утраченными будто бы от непредвиденных обстоятельств, чтоб без дальних вопросов обратить их в собственность. И если возможность исчислить все хищнические нападения в этом роде на казну, которой почему-то все не жалеют и которую считают неистощимою? Правда, закон гражданский строго судит за обличенное казнокрадство: но оно трудно изобличается и легко допускается там, где нет христианской совести и твердой богобоязненности. (Для поставщика например, легче иной раз отдать деньги, чем вещи и материалы, следующие по подряду в казну, и приемщик берет от него деньги—без сомнения в меньшем количестве взамен вещей, которые таким образом считаются принятыми в казну, но в казне никогда не окажутся). И так против казнокрадства вернейшее предостережете только христианская совесть и довольство положенным за службу или должность вознаграждением. Вина этого греха может быть меньшею только тогда, когда растративши или насильно присвоивши себе казенные деньги и вещи сам возвратит их вполне, притом, прежде чем открыты будут его злоупотребления. Читатели! Казна уважает же нашу личную собственность; например, она признает владения наследственные в фамилиях. Так должны и члены государства уважать ее достояния.

Угнетение должника и самое одолжение его с обдуманным раньше планом, чтоб перевести в свою собственность все остальное имущество его

«Его (должника) душил, говоря: отдай мне, что должен... Пошел и посади его в темницу» (Мф.18, 28-30). Долги в нуждах семейной жизни, а особенно в делах торговых, бывают неизбежны. Своих денежных средств недостаточно или совсем нет, а расход, а потребности иногда не терпят отлагательства, как, например, брак дочери, похороны, путешествие, разрушение какое в доме, срок платежа за товар по займу, наконец, и только исключительное время запастись какими-нибудь покупками. Тогда нельзя не прибегнуть к займу, нельзя не сделаться должником. Заем и есть законный оборот дела, равно как со стороны кредитора эта законная временная уступка другому своих денег или тратимых вещей: должник делается их хозяином и за все случаи потери их отвечает. К таким-то особенно должникам богатый заимодавец должен быть снисходительным. Чтобы оказать снисхождение, он может избрать два пути: или а) простить совсем долг или б) отсрочить уплату его. Если прощение долга бывает не вынужденное обстоятельствами, но вполне добровольное, так что кредитор мог бы по закону подвергнуть своего должника и тюремному заключению: тогда это добродетель евангельская. Тогда кредитор верующий и по вере своей так поступающий, сам удостаивается особенной милости от Бога: ему прощаются грехи, которые составляют его собственный долг Господу Богу и в которых он приносит покаяние (Мф.18, 35). И отсрочка долга в своем роде тоже милосердая мера в отношении к должнику: но она частью уже по справедливости должна быть. Богатый кредитор не потерпит от нее особенной потери, а бедный плательщик между тем успеет поправиться своими делами. Но вот иной из кредиторов, не хочет сделать ни того, ни другого, — и не прощает долга и не отсрочивает его. А, рассуждая по духовному, мог бы он совсем простить бедняку долг; потому что сам-то остается должником (Богу) десятью тысячами талантов, между тем, как должник обязан ему только сотнею динариев. В чем же, однако, вина кредитора против чужого имущества, если он теснит за долг? В том, что угнетаемый им должник для уплаты ему долга принужден продавать свои вещи за малую цену и даже может быть совсем лишиться дома. (Кредитор) то и дело посылает к должнику за долгом, а между тем знает верно, что должник рад был бы заплатить, если бы имел сколько-нибудь денег. (Вина кредитора в том) что угрожает бедному должнику и личным задержанием (арестом), наконец — действительно садит его в тюрьму. Тюремное заключение за долг (не говори уже о тревоге духа и бесчестии) отнимает у должника время, которым бы он мог воспользоваться для поправления своих дел, и еще более расстраивает его хозяйственные дела. (Мы не имеем в виду здесь злостной или беззаботной несостоятельности и не вырешенных вопросов о том: сколько, кому и от какой причины вошел в большие долги должник, — вопросов, в силу которых требуется иногда действительно задержать его). Когда же и взять с должника нечего и долг его незначителен, да притом, последовал долг не от бесчестных причин (например, ему самому изменили должники), тогда кредитор, заключая должника в тюрьму, пропитывая его там на свой счет, чего же больше хочет, как не того, чтоб только удовлетворить своей мести? В таком случай и должник, вытерпев срок тюремного заключения, который по закону должен равняться цифре его долга, уже перестает быть должником.—Еще хуже, если заимодавец раньше обдумает и убедится, что должник не в состоянии будет уплатить ему долга и что в крайности вынужден будет расстаться с последним своим имением, например, с домом, фабрикой. Находя остальное имущество его выгодным для себя, богатый заимодавец с готовностью одолжает его требуемой суммой: но при этом с первого раза так поставляет и затем в последующее время так ведет дело, чтоб остальное имущество должника легко перевести к себе в собственность. Не тонкое ля это грабительство? Можно ли тут ожидать «милости не сотворшему милости» (Иак.2, 13)? - Ты, христианин, будь милостив к должнику, который искренно говорить тебе: «потерпи на мне, я все тебе заплачу» (Мф.18, 26), который сердечно желает уплатить. Принудительные же меры на сей раз не прибавят ему возможности к уплате, не выжмут у него денег, коли их нет».

Привычка входить в долги и медленная уплата их или же совсем не платеж

> Решаться на долги нужно только в самых тесных обстоятельствах. Между тем, иные просят одолжить их деньгами или же берут вещи, материалы в долг без всякой нужды, потому только, что их одалживают; этого дня взяли они в долг, но и завтра просят одолжить; сегодня одолжили у одного, а завтра делают заем у другого, хотя, положим, без намерения еще отказаться от долга; словом — занимают до тех пор, пока их одалживают. Не обременение ли это для других и не насилие ли для чужой собственности? Отказать кредитор может быть стыдится, между тем как сам имеет нужду в наличном капитале. А чаще всего готов бы он отказать; но, дав взаймы раньше, опасается, чтобы огорченный им должник, не отперся и от прежнего долга. Затем, входить в долги нужно в такой мере, как есть надежда погасить их, и с указанием на определенный или только приблизительный для платежа их срок. Когда своевременно, а тем более до назначенного срока, должник принесет свой долг, тогда кредитор спокоен и доволен. Тогда кредитор готов снова вверить ему в долг. Иным состоятельным людям в таком случае приятна собственно честность или исполнительность должника; во имя честности то они и готовы снова одалживать. Но задержанный долг может быть заставляет самого заимодавца кредитоваться у других, «ходить и просить из-за своих денег»; лишает его самого возможности быть точным в платежах другим; делает ему потери, потому что он рассчитывал в известном случае на деньги от своего должника, как на деньги собственные и наличные, а между тем обманулся; а также наводит его на сомнение и беспокойство. И опять не насилие ли это для собственности ближнего? Напомнят должнику о долге, и он отвечает: «через неделю отдам», снова напомнят, и он назначает новый срок, и так еще несколько сроков, оправдывая разве самый последний из них. Эта медленность в платеже происходит или оттого, что займут не по средствам или же от одной беззаботности уплатить.
Наконец, входить в долги нужно без сомнения с душевным расположением заплатить их. Заем в том и состоит, чтобы занимающий возвратил своему заимодавцу денежную ли сумму в полном ее количестве (если не было договора об особенном росте) или вещи или материалы по их числу, в полноте меры или веса, словом все в равном займу количестве и качеству. Между тем, иной возьмет в долг, и по выходе от кредитора уже забывает о долге; решается на заем, и не думает когда-нибудь заплатить, даже имея у себя состояние; пользуется от своего заимодавца вовсе не предметами прихоти, которые так же в его воле было покупать или не покупать (как из магазина модные вещи и т.п.), но первейшею потребностью, или самым необходимым в жизни, как квартирование в чьем-либо доме (на улице нельзя же было бы жить), и не дорожит этим; не успевает уплатить долг и не имеет верной надежды для уплаты, а между тем продолжает жить, нисколько не ограничивая себя в излишних расходах, не увеличивает своего труда, чтоб иметь возможность хоть по частям уплачивать. Сто раз слышит напоминание о долге, много раз получает письменный счет, читает с почты письма с теми же напоминаниями, даже вынуждает самого заимодавца быть у него, приехать к нему, может быть из дальнего места. И вот то молчит, то отзывается недостатком денег, то прячется от кредитора, то совсем не признает долга, то, обличаясь в долге письменным каким документом или очевидными свидетелями, гневается на своего кредитора: дотоле все был мир, все был называем дающий в долг добрым, прекрасным человеком, а как только он стал просить себе долг, хоть бы и скромно, так и мира с ним нет, так и враг он, так и недобрый человек, будто порок собственно напоминать о долге, а не удерживать у себя чужое. Не захват ли это чужого состояния? Да; неплательщик долгов ограбляет прежде всего своего кредитора; потому что oт неустойки его вместе с подобными ему у иных совсем падают капитал –торговля. По крайней мере неплательщик вводит кредитора в очевидные убытки и делает ему тревогу: решается кредитор на новые траты, например, предъявляет ко взысканию в суд, и, однако, ничего не получает; тратит время, чтобы быть у мировых судей и в судах, однако и тут долгое время не удовлетворяется из-за уклончивости должника; много раз бранит его в душе или гласно, и не видит никакой пользы от самой брани. Неплательщик (значительных) долгов ограбляет и других, к которым по видимому уже не имеет никакого отношения. Как же ограбляет? заставляя их платить его-то кредитору излишнее за товар покупки, так как иной кредитор-купец по недостатку великодушия хочет загладить свои пропадающие в долгах деньги излишнею ценою на товары. Ужели же все это со стороны должника не подобие грабительства? и как же думает он умереть, оставляя после себя беспечные и злонамеренные долги? не узы ли это для его души большие долги? - А вот, напротив, богобоязненный христианин, если по нужде и задолжается, никогда не потерпит, чтобы к нему приходили в дом с требованием долга. Он сам заботится о своих долгах. Он даже любит платить долги; чувствует себя в особенном каком-то удовольствии и покое, когда честно рассчитывается со своими заимодавцами, потому что здесь и действительно есть для него некоторое напоминание, некоторая связь по делу его нравственных долгов. (Разумеем грехи пред Богом: эти-то долги ведь еще сильнее связывают совесть и беспокоят душу). Ты, благоразумный христианин! с Божиею помощью держись на этот раз таких правил: жить и вести свои житейские дела только наличными средствами; в случае же вынужденных долгов просить у заимодавцев извинения и снисхождения относительно платежей, при самых платежах благодарить их за одолжение и терпеливость.

Банкротство по свое вине или же совсем ложное

«Должен был десять тысяч талантов» (Мф.18, 24). Это и есть неоплатный должник, который в торговом сословии называется «банкротом», т.е. человеком до того несостоятельным, что ни капитала, ни товара, ни имущества его далеко не достало бы для пополнения всех долгов его, которые предъявлены на него или еще остаются неизвестными. По собственной вине банкротство бывает от нерадивого или, напротив, от смелого, слишком предприимчивого ведения торговых дел. Доверяет купец управление своей торговлей другим, сам же любит только пиршествовать или проводить время в общественных удовольствиях, не заботится своевременно заготовить материалы для фабрики или не пользуется лучшим временем для продажи своих произведений - и вот, таким образом, расстраивает свое состояние. А то берется за подряды не по силам, прибавляет к существующим делам в торговли, к фабричному какому производству, новые дела без запаса средств, заводит многие постройки, не выяснив себе пользы от них, за бесценок продает свои товары, чтоб только не упустить сделать обширную покупку новых: и вот вдруг делается банкротом. Разве это произвольная и бескорыстная бедность? Нет; если кто банкрот от нерадения, то значит не умел «вдати сребро... торжником» (Мф.18, 25, 27, 28); a если от излишней и смелой предприимчивости, то был алчен к составлению себе капитала. В том и другом случае, называясь «неосторожным банкротом», он карает и других. Так может быть иная вдова, желая иметь прибыток от своего наличного состояния, и последнюю сотню рублей вручила ему, как человеку по общим отзывам богатому. А он вдруг предъявляет себя несостоятельным или волей и неволей признается таким со стороны главных своих кредиторов. После этого не доводит ли он чрез себя и других до нищеты? можно ли ему доварить продолжать торговлю? И вот справедливо по закону он лишается прав торговли.
«Горе тому, кто без меры обогащает себя не своим» (Аввак.2, 6). Это уже злонамеренный банкрот. Представление себя ложно несостоятельным есть «злостное банкротство». Правда, и у такого должника далеко нет наличных денег или наличного имущества, чтоб покрыть свои долги. Но он, прежде чем предъявить себя несостоятельным, перекрепляет свое имение или передает имущество безденежно в другие руки, скрывает у себя остальной капитал, перевозит свой товар в чужие магазины, а в своих лавках или кладовых оставляет для вида только немногое и худшее: и все это он делает единственно с таким умыслом, чтоб под предлогом несчастных дел предложить в уплату вместо рубля половину или даже менее. Этого банкрота обязывают по закону подпискою, чтоб он не скрыл ничего из своего имущества: а между тем он и все дело основывает на том, чтоб «скрыть», и чтоб после легкого расчета с кредиторами завладеть их капиталами, которые по частям были доварены ему. Кредиторы волей и неволей соглашаются на половинную плату от него, а иногда и на какую ни есть. Они видят в его руках свою собственность, скрытую только на время, и не могут изобличить его; потому что все улики раньше им устранены. Но он редко действует один в настоящем случае, у него бывает друг-покровитель, который принимает на себя вид его заимодавца. Этот друг и мнимый богач-кредитор то первый уступает ему в принятии от него ничтожного платежа долгов, то сам платит за него прочим заимодавцами — во всяком случай тут же составляет себе из чужих капиталов какое либо состояние. Ужели все это не насилие собственности других? ужели не ограбление? Общественное мнение преследует злостного банкрота, как и соучастников его: потому-то, и покончив с выгодою свои дела, он боится вдруг показываться в обществе. Но еще сильнее преследует его совесть: еще большую казнь встречает он в неуспехе последующих своих дел. По суду своей совести, например, он сам себя лишает права сделать какое либо значительное пожертвование в церкви; потому что из награбленного имения жертва Богу не угодна. О, несостоятельный большими капиталами должник! Не лучше ли было бы тебе признаться пред заимодавцами в своем бессилии уплатить им долги и отдать во власть и на усмотрение их как остатки наличного своего капитала, так и все имение свое? А ты столько и стольким лицам делаешь тяжких обид! столько прогневляешь Бога обманами, напрасными клятвами, еще и добровольным, как бы тюремным заключением себя дома и праздным бездействие до решения дела о твоих долгах!

Невознаграждение ближнего за его убытки или труд, сколько требовалось вознаградить

В Ветхом Завете был закон вознаграждать человека за те убытки, какие другой кто-либо сделал ему, например, если бы у него были потравлены поле, сад или жатва, — вознаграждать или большим количеством против потраченного или вещами, лучшими по качеству (Исх.22, 5-6). Новозаветная правда христианина, без сомнения, должна преизбыточествовать перед этою правдою. Какие же могут быть убытки со стороны ближнего для нас? Они могут состоять или в деньгах, которые он потратил в нашу пользу или в имуществе его, которое мы повредили или совсем потеряли, например, нанимая у него в доме квартиру. Сюда же относятся приношения подарки нам от художника, сочинителя, ремесленника, мастерицы их благородными произведениями. Пусть это и подарки, но такого рода, что приносит их бедный или малосостоятельный, а принимает имеющий состояние; приносит по усердию и уважению, но вместе с тем, кроме личного своего труда, и сам он должен заплатить другим по какой-либо части за приносимое; —приносит, положим, без всякого вызова других или по своей ошибке, по ложной надежде на помощь, на вознаграждение, но все же тратится, теряет, делая приношение, между тем, как для принимающего ничего не стоило бы ему заплатить, а то была бы возможность и отклонить—возвратить само приношение его. Сколько бывает таких неоплачиваемых приношений в обиду и огорчение приносящим! Если вообще ближний и не требует с нас вознаграждения за убыток по своей совестливости или потому, что не может очевидно доказать понесенный потери, которые между тем не подлежат сомнению: то мы сами должны предложить ему вознаграждение, которое в его воле принять или не принять. А если он ожидает вознаграждения: в таком случае отказ с нашей стороны будет насильственным отнятием его собственности.
Равным образом, как нечестно оставить без всякого вознаграждения личный чей-либо труд или же вознаградить за него слишком скупо! (Здесь мы не имеем в виду выполнения платы по договору: коли была договорена или определенно обещана плата-награда за труд, то и остается буквально выполнить ее, как и самый труд в точности же выполнен. Но может быть предлагалась плата в таких только словах: «заплачу, не оставлю без благодарности»). За личный труд человеку, который пропитывается от своих рук, должна быть награда соразмерная тому, как подобный труд награждается в других случаях или другими лицами; таковы, например, бывают частные мелочные работы ремесленника в продолжение дня или нескольких часов; переписчика каких-либо бумаг и т.п. «Личные силы», т.е. телесные и душевные, - это есть внутренняя «коренная собственность» человека, личность его. Положим, человек тут не несет никакого убытка, не отдает от себя ничего материально или не убавляет из своего кошелька. Но не еще ли важнее его услуга, когда он служить нам не мертвым имуществом или денежным кошельком, а лично своими силами? Особенное внимание, особенная соразмерность должны быть оказаны на сей раз к услугам ближнего высшим и самым достопочтенным, в которых, т.е. более участвовали ум и сердце его, чем физические силы, как, например, услуга умного, но бедного состоянием советника в делах, священника, исправляющего церковные требы. И так «горе» тому…«кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его» (Иереем.22, 13). Ты, христианин, в настоящем случае положи себе такие правила: за понесенные уже другими траты для тебя старайся вознаградить; а если у тебя нет средств для вознаграждения или малое только вознаграждение можешь сделать, то искренно проси извинения; в таких трудах для тебя ближнего, за которые без сомнения должна быть плата, хоть и небольшая, по возможности вперед условливайся с ним, чтоб предложением ему по незнанию малой платы не оскорбить его и с мира не перейти к неприятным спорам или же, в случай недостатка твоих средств, мог бы ты отказаться совсем от его услуги.

Насильственное задержание чужого капитала или чужой собственности, которые случайно перешли в руки

«Вот тебе твое» (Мф.25, 25). Следует ли возвратить задаток денежный или имущественный после дела, которое начиналось, но не состоялось; ошибочно ли получены кем вместо известного лица деньги, по случаю ли пришел в руки полный капитал чей; переданы ли нам кем-либо при счете или плате лишние деньги; оказалось ли застроенным чужое место взамен своего; случайно ли с нашим скотом пришел из табуна во двор наш чужой скот; забыта ли будет гостем или посетителем у нас ценная вещь: все это, от тысячи рублей до чужой трости или палки, мы должны возвратить законному владельцу по первому требованию его. Как только раскроется пред нами заблуждение, что мы не законные владельцы тех денег или того имущества, которым дотоле пользовались в качествe хозяев: тотчас и должны возвратить в целости чужую собственность или в случае невозможности физического возврата—заплатить деньгами. Ни давность владения, например, каким-либо участком земли, ни привычка — привязанность к владеемым вещам или одушевленным предметам, например, к животному, не оправдывают нас на сей раз; равным образом, если б и грубо или насильственно нападал хозяин на те вещи, которые еще находятся у нас, и на которые он имеет бесспорное право, —мы не должны поставлять это поводом отказать ему в этих вещах: с его стороны тут допускаются только нетерпеливость или самоуправство. Нет; не возвращая чужого после того, как убедились мы, что оно чужое для нас, и получив заявление хозяина о принадлежащей ему собственности, мы грешим несомненно. Тяжесть греха здесь заключается, между прочим, в полной возможности поправить дело. Чужой капитал или чужая собственность сохраняются в наших руках целыми и законный владелец их, не имея может быть только внешних доказательств настоятельно требовать их от нас, просить, умоляет отдать ему: а между тем наш захват, наше противозаконное завладение остаются в прежней силе. Виновно также здесь завладение чужим ученым или художественным произведением, которое есть благороднейшая и пожизненная, собственность человека. Да; нужно всегда охранять и умственный труд ближнего, в смысле автора, переводчика, первого издателя, а не располагать, как бы своею собственностью, его трудовыми мыслями и собранными им сведениями или художественным произведением, а не воспроизводить чужой труд просто, не употребив нимало личных сил, не испросив согласия первого производителя, не указав и на источник, откуда сделано заимствование, извлекая себе отсюда денежные выгоды. (Нравственная же, душеспасительная польза здесь иное дело, — на нее и будет рад, благодарен первый производитель). Вообще насильственным, хоть бы и под благовидными предлогами, присвоением чужого связывается душа. Как же после этого человек придет к исповеди и будет просить разрешения в грехах, коли сам не разрешает себя от чужого капитала или имущества? —О, христианин! твое и мое в собственности да будет для тебя всегда самым строгим различием.

Искание чужого или непринадлежащего наследства

«Завладеем наследством его!» (Лк.21, 38). Так как наследник вступает в права умершего, которому принадлежали деньги или имение: то, прежде всего, искатель такого наследства, которое не принадлежит ему, не как наследственное, или потомственное, т.е. по наследственности кровного родства, и не как произвольное, т.е. по воле или завещанию владельца, - искатель этого рода оскорбляет память покойника. Покойник и не думал иметь его своим наследником, а он хочет получить долю в оставшемся имении или даже завладеть всем имением. Покойник прямо завещал свое имение иному лицу и прямо же может быть устранял его от наследства (на такое завещание и имеет каждый владелец полное право даже в последние минуты своей жизни): а он насильно вступается в права наследства. Скорее же может иной добровольно отказаться от наследства, которое принадлежит ему или отчислено для него, чем незаконно присвоить себе наследство.—Искатель чужого наследства вдвойне обижает законного наследника. Так, лишь только он заявит свои права считаться наследником, имущество наследуемое до решения дела подвергается запрещению: а от времени движимое имущество, обыкновенно, утрачивает свою крепость и цену. Затем, законный наследник должен напрасно тратиться, чтоб защитить от него свои права. Но если теми или иными путями он успеет в своем искании: то уже и делается полными грабителем ближнего под видом ложно примененных прав. Тем хуже, если он отнимает наследство не у лица родственного, а у благотворительного какого заведения или церкви, в пользу которых завещал покойник всю собственность или часть своего капитала. В таком случае отнятие чужого бывает и материальное и частью в смысле духовном. У богоугодного заведения или у церкви искатель захватываете себе деньги или дом, вещи и проживает их, а покойника лишает духовных плодов от пожертвования. Покойник, распределяя свое имущество по бедным людям да по церквам, хотел и еще оказать этим заслугу пред Господом Богом, желал, чтоб его поминали за упокой, как жертвователя: а тот дерзкий не дает созреть таким прекрасным плодам, посягает ради своего корыстолюбия или праздной и веселой жизни на вечную награду покойника.— О, читатель! не льстись в жизни твоей на чужие наследства. Лучше тебе оставаться под соломенной крышей, чем жить не по праву в наследственном богатом доме.

Корысть с пожара, наводнения и вообще в тревожных обстоятельствах ближнего

В правилах церковных на сей раз сказано: «время, всем угрожающее погибелью, почитать для себя временем корысти, это свойственно есть людям нечестивым и богоненавистным, дошедшим до крайней степени гнусности. Посему справедливым признается всех таковых отлучать от Церкви» (Григ.Неокес.3). Ближний и без того терпит страшные потери, может быть до последней своей одежды, например, когда горит его дом, когда водой разнесло все строение его или товар; и без того иной находится в тревоге и опасности, например, когда повозка или сани его погрузли в снегу и он оставляет все это на дороге без всякого надзора, чтоб пойти и попросить других о помощи; и без того кто либо страдает душевно и телесно, например, когда провожает на тот свет жену, и при этой-то горести забывает или не успевает затворить свои ящики с имением и вещами. Между тем бесчестные люди в это время отнимают у ближних собственность и тем еще более увеличивают их потери или душевные страдания. Едва несчастный успеет опомниться от тревоги, и—видит, что кругом его уже ничего нет (все растащили). Не грабительство ли это? Да, здесь не просто кража, хотя и тайно дело делается, но грабеж: потому что вместо собственных угроз и насилий, свойственных грабежу, вор здесь пользуется теми угрозами и насилиями, которые произвел несчастный случай. Тем хуже и тем справедливее название «нечестивых и богоненавистных» относится к таким обманщикам, которые в каком либо народном собрании вдруг кричат о пожаре, которого между тем нет, — чтоб произвести тревогу и во время этой-то тревоги грабить, рвать с испуганных людей украшения и вообще дорогие вещи.— О, наглые грабители! Нажиться во время тревожных обстоятельств ближнего, действительно, случай удобный, и вы торопливо пользуетесь этим случаем. Но кто недобр к людям в счастье их, тот может быть еще пощадит несчастного. А у вас и этого нет. Сомнительна, значит, ваша доброта к человеку в какое ни есть время. Лучше пробудите в себе доброту и честность.

Корысть с мертвого тела, особенно с поруганием для мертвеца

Это доказывает, с одной стороны, алчность к вещам, а с другой—крайнюю неуважительность к имени и лицу человека. Будто мало для ограбления других предметов и с живых лиц, если уж желательно грабить: будто грабитель мертвых сам не смертный, будто он не будет в свою очередь столь же неподвижным и беззащитными! Где же ближе каждому человеку представить себе собственную смерть и таким образом прийти бы в чувство раскаяния, как не в виду мертвеца и не под обонянием мертвого запаха? А грабитель между тем бросается на легкую корысть, —берет себе что либо с мертвого тела.— Тем страшнее этот грех, когда ограбление соединяется с поруганием для мертвеца: например, когда бросают мертвого вниз лицом; когда обнажают его совсем или до сорочки и так тo оставляют его на открытом месте, на показ людям; когда наконец, разрывают его могилу, будто знают, что он положен в хороших одеждах или с какими либо дорогими вещами. В древние времена грабительство последнего рода (в могилах) встречалось столь же нередко, как ныне бесчестные люди непременно оснимают мертвеца, когда найдут его в поле или на улице ночью. Древние гробокопатели с целью грабежа подвергались строжайшему наказанию: они отлучались от св. причастия на 10 лет, притом—с самыми строгими подвигами покаяния, например, должны были полагать каждый день по 200 поклонов и стоять на коленах (Вас.Вел.66).—О, человек—человек! зачем же трогаешь ты мертвых? И тебя самого ожидает какая-нибудь могила. Да смотри, не случилось бы так, что тебя и не примет могила, что чужая-то могила, раскапываемая тобой для грабежа, вдруг обвалится и придавит тебя!

Утаение найденной вещи, особенно когда известен ее хозяин

«Когда увидишь вола брата твоего или овцу его, заблудившихся, не оставляй их, но возврати их брату твоему; если же не близко будет к тебе брат твой, или ты не знаешь его, то прибери их в дом свой, и пусть они будут у тебя, доколе брат твой не будет искать их, и тогда возврати ему их; так поступай и с ослом его, так поступай с одеждой его, так поступай и со всякой потерянной вещью брата твоего…» (Втор.22, 1-3). Если потерянная вещь принадлежит и врагу или недоброжелателю: «заблудшего приведи» (Исх.23, 4-5). Потерять нетрудно каждому что-либо из своих вещей, а особенно деньги. Но ужели потерянная собственность перестала быть нашею собственностью потому только, что выпала из рук наших? …Нет; право человека владеть потерянным не прекращается. Но говорят: «иной раньше потерял такую же точно вещь и приблизительно такой же цены: ужели не может пополнить свою потерю этою находкою»? Не может, по смыслу церковных правил: «обольщают себя, удерживая найденную чужую собственность, вместо своей утраченной». Это значило бы делать обиду за обиду в вещах, или точнее сказать, вымещать свою потерю на собственности ближнего. Еще иной говорит: «не известно, кто потерял вещь; а не посторонняя ли это для меня забота отыскивать хозяина ее»? Если находка ничтожна (например, будет она меньше 10 рублей, в таком случай и без упрека совести может оставить ее у себя тот, кто нашел ее и не знает, чья это собственность); если, напротив, находка очень значительная: нужно объявить о ней во всеуслышанье на том месте, где она найдена, или же дать знать начальству или чрез печатное слово. Хуже, когда она будет изобличена: тогда и правилами церковными полагается епитимия. Еще виновнее утаение чужой потери, если потерявший сам объявляет о себе в газете, а кто нашел вещь и прочитал газету или получил газетное известие чрез других, молчит и молчит. Более виновна также утайка в том случай, если не предъявляет о вещи смотрителя или сторожа тех заведений или мест, где вещь потеряна: в таком случай нарушается этими людьми доверие к нам со стороны других лиц. Но доколе не явится хозяин найденной вещи (а после объявления хозяин поспешит явиться): следует хранить ее в целости. Когда же хозяин будет просить вещь: нужно возвратить ее прямо или, смотря по обстоятельствам, с посредством гражданского начальства. Словом, утаить найденное есть грех насильственного присвоения чужой собственности: ни права употребления, ни права обладания над находкою не имеет тот, кто нашел ее и думал бы воспользоваться ею под предлогом «своего счастья». Мало того: по-христиански этот человек должен возвратить находку без всякого (вознаграждения) скверностяжательства, не требуя себе доли за то, что или указал, где лежит потерянная вещь, или похранил ее, но предоставить вознаграждение за нее усердию ее хозяина. – Ты, христианин, так всегда и поступай, если случится быть в твоих руках чужой потере! Не удерживай ее и под бескорыстным каким предлогом, например, чтобы помолиться за того, кому она принадлежит.