Переводческая эквивалентность/ адекватность

Традиционно перевод рассматривается с точки зрения верности, т.е. полноты и точности передачи оригинала. Именно в этом смысле го­ворят о «хороших» или «плохих» переводах. Критики же перевода, обращаясь к оригиналу, нередко забывают о том, что оригинал не су­ществует ради самого себя, а служит средством передачи определен­ных идей, эмоциональных состояний читателю. Для того же пред­назначен и перевод. Поэтому перед оригиналом и переводом стоит одна и та же задача, а именно определенным образом повлиять, или воздействовать, на читателя. Различие заключается лишь в том, на какого читателя оказывается влияние, или воздействие. Оригинал нацелен на читателя, владеющего языком, на котором оригинал и на­писан, в то время как перевод рассчитан на реципиента, который, не владея языком оригинала, нуждается в посредничестве перевода, с помощью которого он и знакомится с оригиналом.

Таким образом, перевод представляет оригинал иноязычному чи­тателю. Говорят, что перевод репрезентирует оригинал в иноязычной культурной (в широком смысле) среде. Перевод может быть выполнен хорошо или плохо, но даже «самый плохой перевод остается " перево­дом", поскольку он предназначен для репрезентирования (полно­правной замены) текста оригинала» [Комиссаров, 1973. С. 20].

Перед тем как подробно рассмотреть собственно понятие репре­зентативности перевода, проанализируем традиционно использую­щиеся для описания процесса и результатов перевода термины «пере­водческая эквивалентность» и «переводческая адекватность».

Как уже отмечалось, одним из признаков молодости науки о перево­де является то, что некоторые, в том числе ключевые, ее термины еще не вполне устоялись и толкуются по-разному у различных исследователей. Именно таково положение дел в том, что касается названных терминов.

Итак, особенность перевода в ряду других видов языкового посредни­чества состоит в том, что он должен выступать заменой оригинала, или репрезентировать его. Вместе с тем понятно, что полного соответствия перевода оригиналу добиться невозможно. В переводе всегда остается лишь некая часть, пусть большая, пусть существенная, пусть наиболее важная для коммуникативного акта, но часть информации, содержа­щейся в оригинале, будь то в плане содержания или в плане выражения. При попытках сохранить в переводе максимально много из оригинала текст получается неоправданно громоздким и даже малопонятным.

Например, переведем с английского языка на русский предложе­ние: While I was talking to my girl friend my mobile phone rang. Если пере­водить, пытаясь передать средствами русского языка, всё или почти все, что заключено в оригинале, получится примерно следующее: Пока/ когда я был говорящим/ находился в процессе разговора с моей де­вушкой-подругой, мой мобильный телефон (за) звонил.

Действительно, прошедшее продолженное время в английском языке обозначает процесс действия, который прерывается другим действием, тоже совершенным в прошлом и выраженным прошедшим неопределенным. Отсюда вариант перевода сочетания I was talking: был говорящим или находился в процессе разговора. Разумеется, для того чтобы обо­значить протекавший в прошлом процесс действия, в русском языке есть свои средства. В данном случае мы бы перевели первую полови­ну предложения глаголом несовершенного вида говорил: Когда я гово­рил... А потому перевод был говорящим или находился в процессе разговора должен расцениваться как избыточный.

Выражение девушка-подруга тоже избыточно. По-русски доста­точно просто сказать: подруга.

Конечно же, мы исключили бы слово моей (с моей подругой), по­скольку слово подруга подразумевает, что речь идет о подруге именно говорящего. Вариант... мой мобильный телефон (за) звонил на поверку оказывается неудачным с точки зрения как идиоматики, так и синтак­сиса русского языка. Правильным русскоязычным вариантом перево­да было бы: ...у меня зазвонил мобильный телефон.

Таким образом, перевод оказался бы, например, следующим: Ког­да я говорил с подругой, у меня зазвонил мобильный телефон. Хотя неко­торые элементы первоначального английского предложения были утрачены и не попали в окончательный вариант перевода, можно утверждать, что последний не потерял ничего существенного из информации, заложенной в оригинале. Значит, цель коммуникации будет сохранена и при переводе, несмотря на утрату определенных компонентов оригинала.

Приведенный пример показывает, что абсолютной тождественности та между оригиналом и переводом нет. Это заставляет нас как-то иначе определять их соотношение, отсюда термины «эквивалентно «адекватность», включаемые в абсолютное большинство определений перевода, поскольку, как считают многие переводоведы, они отражают одну из основных особенностей перевода, а именно его тесную связь оригиналом. Дж. Кэтфорд, например, определяет перевод как «замену текстового материала на исходном языке (ИЯ) эквивалентным текстовым материалом на языке перевода (ПЯ)» (Цит. По Комиссаров, 1999а. С. 19]. Ю. Найда говорит о поиске в процессе перевода ближайшего естественного эквивалента.

Иногда в определение перевода включают не слова «эквивалентность» или «адекватность», а, например, «инвариант», но это не меняет сути дела.

Итак, особая связь, устанавливающаяся между оригиналом и переводом, прослеживается как в плане содержания, так и в плане выражения и является настолько тесной, насколько это только возможно в условиях межъязыковой коммуникации, т.е. тогда, когда дает о себе знать естественная труднопреодолимая преграда различия языков, разных способов выражения некоего содержания. Эту связь чаще всего называют «эквивалентностью» или «адекватностью».

Однако уже здесь намечаются серьезные расхождения в том, чем
наполняются эти термины у различных ученых. Немецкий исследователь В. Коллер пишет о том, что разброс значений термина Aeguivalenz. (нем.) / equivalencе (англ.) очень и очень широк. Так, под ним
подразумевают и содержательное, и текстуальное, и стилистическое,
и экспрессивное, и формальное, и динамическое, и функциональ­ное, и коммуникативное, и прагматическое сходство оригинала и перевода, а также сходство эффекта, производимого на реципиентов оригинала и перевода [Кoller. 3. 215].

Неустойчивость употребления этих терминов существует и у отечественных переводоведов. К тому же проблема эта у них усугубляется из-за использования уже не одного термина, а нескольких. Так, одни переводоведы называют способность текста перевода отражать оригинал его «адекватностью», другие — «эквивалентностью». При этом граница между терминами проводится по-разному.

Я.И. Рецкер в своей статье «О закономерных соответствиях при переводе на родной язык» (1950) под эквивалентами понимает посто­янные, «равнозначные», не зависящие от контекста соответствия между единицами ИЯ и ПЯ. А В.Н. Комиссаров [1973. С. 75] считает, что «эквивалентность перевода заключается в максимальной иден­тичности всех уровней содержания текстов оригинала и перевода», что при оценочной трактовке термина «эквивалентность», т.е. когда «хорошим», или «правильным», признается только собственно «экви­валентный» перевод, употребление термина «адекватность» становится вовсе излишним [19996. С. 118]. Совершенно очевидно, что экви­валентность провозглашается у Комиссарова более широким, чем у Рецкера, понятием и обозначает уже саму цель переводческого про­цесса, а не отдельный тип соотношений единиц ИЯ и ПЯ.

Более того, если Комиссаров предлагает избавиться от ставшего не­нужным при оценочной трактовке термина «эквивалентность», то АД, Швейцер [1973. С. 270], например, определяет адекватный перевод как «перевод, вызывающий у иноязычного получателя (переводимого сообщения - СТ.) реакцию, соответствующую коммуникативной ус­тановке отправителя». Это фактически делает достижение адекватности целью перевода, ведь именно к достижению «реакции, соответствую­щей коммуникативной установке отправителя» и стремится перевод­чик, переведя текст. Р.К. Миньяр-Белоручев [1996. С. 188] так и опреде­ляет адекватный перевод: «Адекватный перевод. Воссоздание единства содержания и формы подлинника средствами другого языка. Адекват­ный перевод является целью художественного перевода. Некоторые ав­торы предлагают употреблять вместо термина " адекватный перевод"

термин " полноценный перевод", имея в виду " исчерпывающую переда­чу смыслового содержания подлинника и полноценное функциональ­но-стилистическое соответствие ему"».

Мы осознанно не прервали цитату из книги «Теория и методы пе­ревода» Миньяра-Белоручева после его собственного определения адекватности перевода. Характерно, что он упоминает рядом со сво­им термином «адекватный перевод» термин «полноценный перевод», который употреблял А.В. Федоров. При этом два термина «мирно уживаются» у Миньяра-Белоручева, хотя очевидно, что либо один, либо другой должен быть признан избыточным, коль скоро оба значат совершенно одно и то же.

Другое дело бескомпромиссность Комиссарова [19996. С. 118—119] в следующем пассаже: «Некоторые определения перевода фактически подменяют эквивалентность (читай: «адекватность», по Швейцеру и Миньяру-Белоручеву. — С. Т.) тождественностью, утверждая, что пере­вод должен полностью сохранять содержание оригинала. Федоров, на­пример, используя вместо " эквивалентности" термин «полноценность", говорит, что эта полноценность включает " исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника"». Неприемлемость тер­мина «полноценность», понимаемого как «тождественность», объясни­ма: Комиссаров оспаривает положение о том, что содержание оригина­ла может быть передано исчерпывающе, с сохранением «неизменного плана содержания» в переводе. Непонятно, однако, почему Комисса­ров предпочитает термин «эквивалентность» термину «адекватность».

В целом Комиссаров выделяет три подхода к определению поня­тия «эквивалентность».

Первый подход к эквивалентности как к тождественности, «полноценности» (Федоров), «сохранению неизменного плана содер­жания» (Бархударов), однако, оказывается не вполне корректным, по­скольку в процессе перевода всегда требуется определенное преобразо­вание оригинала. Чаще всего это проявляется в том, что переводчик | сознательно идет на определенные потери, и перевод неизбежно утра­чивает некоторые черты оригинала. Именно в этом смысле Л.С. Барху­даров говорит о неизбежности потерь при переводе, «то есть имеет ме­сто неполная передача значений, выражаемых текстом подлинника» [Цит. по: Комиссаров, 19996. С. 119]. А если так, то определение экви­валентности, которое ставит во главу угла именно «полноценность» и «сохранение неизменного плана содержания» оригинала, должно быть признано не вполне приемлемым и требующим корректировки.

Второй подход состоит в том, что предпринимается попытка выде­лить в содержании оригинала некую инвариантную часть. Сохранение этой инвариантной части содержания оригинала признается необходимым и достаточным условием для обеспечения эквивалентности перевода в целом. Чаще всего " под инвариантной частью оригинала понимается либо функция текста оригинала, либо описанная в нем. Другими словами, если обеспечивается выполнение переводом же коммуникативной функции, которая заключена в оригинале, описывается та же ситуация, что и в оригинале, то перевод эквивалентным оригиналу. Однако, согласно Комисарову, такой подход к определению степени эквивалентности перевода не всего многообразия успешно обеспечивающих межъязыковую коммуникацию переводов.

Третий подход к определению эквивалентности перевода, по Комиссарову, — подход эмпирический. При этом подходе исследователь не закрепляет эквивалентность априори за тем или иным видом сходства перевода и оригинала. Он сопоставляет большое количество реально сделанных переводов с их оригиналами и выявляет, какой вид сходства (эквивалентности) реализуется в том или ином случае. Напрашивается что эквивалентность может проявляться на разных уровнях в (текстах—на уровне сохранения цели коммуникации, уровне ситуации, уровне способа ее описания, уровне синтаксических структур и: единиц и, наконец, на уровне наибольшей близости к оригиналу; уровне дословного перевода. Причем уровни эти словно бы накладываются друг на друга: каждый последующий включает в себя предыдущие. Последний же, включающий в себя все остальные уровни, и признается наиболее близким к оригиналу [См. там же. С. 120—132].

Многоуровневый подход к определению эквивалентности в отечественном переводоведении был, выдвинут самим Комиссаровым. При этом важно учитывать, что речь идет о лингвистической теории перевода, в рамках которой за исходный момент для оценки перевода принимается его соответствие оригиналу с точки зрения соотношения языков оригинала и перевода, сохранения объема переводимых высказываний, коммуникативной функции оригинала и т.п.

Между тем в последние десятилетия лингвоцентризм в переводоведении отступил на второй план. Хотя переводческая деятельность – это, прежде всего деятельность языковая, ученые осознали, что перевод осуществляется не только с языка на язык, но и, так сказать, с на культуру. Это породило новые трактовки терминов «эквивалентность»/ «адекватность», в которых признается вполне легитимным уход от сугубо лингвистически ориентированного сходства оригинала и его перевода (конечно, в той мере, в какой это возможно при двух языках, вовлеченных в процесс перевода). Понятно, что это еще более осложнило ситуацию с содержательной нагрузкой и без то­го размытых терминов «эквивалентность»/ «адекватность».

По этой причине нужно вернуться ad fonts (к истокам лат.) — вспомнить о том, что было вначале, чем вызвана необходимость использования данных терминов. Думается, в этом нам может помочь понятие репрезента­тивности перевода, использовавшееся Комиссаровым в его книге «Слово о переводе» (1973), но не получившее надлежащего развития в работах этого и других переводоведов.