Партийно-политическая борьба в Приднестровье 1 страница

В начале XX в. на арене общественно-политического противоборства в Приднест­ровье, как и во всей России, сформировалось три главных лагеря, состоявших из оп­ределенных слоев общества и защищающих соответственно их интересы. Правый ла­герь - черносотенцы - представлял помещиков, бюрократию, офицерство, реакцион­ное духовенство, всю самодержавную систему в целом. Либеральное течение объеди­няло буржуазию, высокооплачиваемую элиту научной и творческой интеллигенции, уме­ренно оппозиционные слои образованной части общества. Демократический лагерь со­ставляли широкие круги угнетенного населения - пролетариат, крестьянство, разно­чинцы, радикально мыслящая интеллигенция. Внутри этих политических сил функ­ционировало множество политических партий, каждая из которых была составной частью того или иного лагеря.

Монархический лагерь. На крайне правом фланге общественно-полити­ческой борьбы стояли монархисты, консервативно-охранительные силы, в состав кото- рык входили правые буржуазно-помещичьи, клерикально-монархические и черносотен­ные организации. В регионе действовали всевозможные церковно-политические круж­ки и общества хоругвеносцев, местные отделения Русского собрания и Русской монар­хической партии, «Бессарабская патриотическая лига», общество «Круп» («Кишинев­ские русские патриоты»), основанное братьями Крупенскими, и др. В 1905 г. все мес­тные черносотенные организации объединяются во всероссийскую партию Союз рус­ского народа (СРН), основателями которой стали бессарабский помещик В.М. Пуриш- кевич, кишиневский публицист П.А. Крушеван, издатель черносотенной газеты «Рус­ское знамя» А.И. Дубровин и др. В течение первых месяцев своего существования СРН достиг численности 100 тыс. человек (по всей России), поскольку в его организации играли существенную роль православные священники, записытавшие в Союз всех своих прихожан.

В ряды черносотенцев в основном вступали мелкие лавочники, лабазники, деклас­сированные элементы, необразованное мещанское население городов и местечек, мел­кие карьеристы из чиновников, уголовники, нищие, бродяги и т. д. Выступая под ста­рым славянофильским лозунгом «православие, самодержавие, народность», они не

/4 ^

ЧТ

В.М. Пуришкевич П.Н. Крупенский

признавали никаких прав за другими национальностями, кроме «православных», про­поведовали пещерный антисемитизм, отвергали любые попытки ограничения самодер­жавия и реформирования страны по западным образцам, безусловно стояли за господ­ство православной церкви и ущемление других конфессий, а в социальном плане выд­вигали очень туманные требования единения царя с народом и избавления народа от кровопийц, под которыми подразумевались евреи, поляки, японцы, международный капитал и даже министры.

Активнейшую контрреволюционную деятельность местные реакционеры развили за несколько лет до начала первой российской революции, так что в глазах обществен­ного мнения России и всего мира Прутско-Днестровские земли часто ассоциировались с контрреволюционной Вандеей благодаря величайшему злодеянию, совершенному черносотенцами в 1903 г., - Кишиневскому погрому.

В апреле 1902 г. пост министра внутренних дел и шефа жандармов империи занял В.К. Плеве - крайний реакционер, получивший возможность направлять всю полити­ку режима в русло межнациональной розни, поощрения еврейских погромов. По за­мыслу творцов такая политика могла привести, по крайней мере, к двум желанным ре­зультатам: отвлечь нараставшее в стране недовольство в сторону «инородцев», «под­сказать» пробуждающимся, но неопытным массам объект для нападения - «евреи-экс­плуататоры», якобы извечные враги православных христиан; скомпрометировать ре­волюционно-освободительное движение в России как «дело еврейских рук» и создать у всего мира впечатление, что христианские народы России (в том числе и молдаване) мстят евреям за подготавливаемую ими революцию, противную, якобы, духу и целям государства. Тем самым самодержавие выводилось из-под удара, а революция подав­лялась руками самого народа.

Города и местечки Приднестровья (как и в Бессарабии и Новороссии) представля­лись в этом отношении довольно удобным полигоном, поскольку здесь была налицо
искусственная скученность еврейского населения из-за запрета представителям этой национальности проживать в сельской местности, арендовать землю и заниматься сель­ским хозяйством. Кроме того, резкий скачок революционных настроений в регионе, который администрация традиционно рассматривала как сравнительно тихую гавань, образование в Кишиневе, Бендерах и других населенных пунктах социал-демократи­ческих, социал-революционных, бундовских, анархистских и прочих активных анти­правительственных организаций, комитетов и тайных типографий привели в беспокой­ство власти региона.

В марте 1903 г. начальник Охранного отделения в Кишиневе барон Л.Н. Левен- даль провел массовую ликвидацию революционных групп. В ночь с 13 на 14 марта 1903 г. было конфисковано более 6 пудов (около 100 кг) различных антиправительствен­ных брошюр, книг, листовок, газет («Искра», «Революционная Россия», «Вестник рус­ской революции» и др.), арестованы десятки революционеров, изъято оружие. Таким образом была пресечена даже малейшая возможность какого-либо организованного сопротивления готовившимся погромам.

Кишиневский погром, в результате которого были убиты, искалечены, изувечены сотни мирных жителей, в том числе женщины, старики и дети, разгромлено более трети (1 350) общего количества домов (4 149), стал в сознании человечества в один ряд с такими злодеяниями реакции, как дело Дрейфуса, дело Бейлиса, Сорочинская траге­дия, «мултанское жертвоприношение» и др. Он имел самый широкий мировой резо­нанс, вызвал волну общественных протестов, гнева и возмущения, в том числе запрос в английском парламенте, разрыв торгового договора между Соединенными Штатами и Россией, отказ от встречи в Риме короля Виктора Эммануила с императором Нико­лаем II. Погром гневно обличали В.Г. Короленко, Л.Н. Толстой, А.М. Горький, Шо- лом-Алейхем, многие выщающиеся общественные деятели.

Гораздо в меньшей степени известно, что Кишиневскому погрому предшествовала намечавшаяся бойня в Дубоссарах. «Вот Дубоссарское дело - это Вальпургиева ночь изуверства накануне кишиневской Варфоломеевской ночи. За декорацией шабаша ведьм и ритуальных таинств виднеются фигуры газетных агитаторов из «Бессарабца» и «Но­вого времени», - говорится в одном из первых послереволюционных исследований трагических событий начала века. - <...> Правительство видело, как на юге разгорал­ся костер, уготованный для евреев, и молчало; оно получило первую повестку о близ­кой вспышке в Дубоссарском деле, долженствовавшем служить ритуальным прологом к кишиневскому погрому, «прологом на небе» к кровавой трагедии на земле».

Суть этого дела состояла в следующем. 13 февраля 1903 г. в Дубоссарах был обна­ружен труп 14-летнего мальчика Михаила Рыбаченка, заколотого, как впоследствии вы­яснилось, на бытовой почве знакомым его матери Тимощуком. Однако по городу момен­тально распространились слухи, что ребенка убили евреи, чтобы получить кровь невин­ного христианина для изготовления мацы. Нашлись даже «свидетели», обвинявшие в данных «таинствах» несколько местных зажиточнык еврейских семейств. Восприимчи­вость темного и забитого населения к такого рода слухам была очевидной. По словам проводившего расследование прокурора Одесского окружного суда, «в Дубоссарах счи­тается 10 тысяч жителей, из коих более 7 тысяч евреев, остальные - молдаване и немно­го русских. В городе имеется два базара, где жители, по-видимому, проводят все свое время, приобретая особый характер и колорит озлобленности и цинизма, а грубость и невежество низводят огромное большинство из них до самого низкого умственного и нравственного уровня. Поэтому сплетни всякого рода, нелепые поверья, чудовищные ве­рования, знахарки, ворожеи всегда найдут здесь для себя благодатную и восприимчивую почву». Быстрое расследование уголовного преступления позволило арестовать настоя­щего убийцу, доказать его вину и предотвратить политическое преступление, кровавые
последствия которого могли быть по своим масштабам сравнимы с результатами киши­невской бойни, истинными виновниками которой являлись не только местные черносо­тенцы и администрация, но и власти центральные.

Недаром министр внутренних дел России Плеве заявил депутации кишиневских евреев, искавших у него защиту после погрома: «Передайте еврейской молодежи, ва­шим сыновьям и дочерям, передайте всей вашей интеллигенции: пусть не думают, что Россия - старый и разлагающийся организм; она одолеет и справится с революцион­ным движением. Говорят много о трусости евреев. Это неверно: евреи - самый сме­лый народ. На западе России около 0, 9 революционеров составляют евреи, а в России вообще - около 0, 4. Не скрою от вас - революционное движение беспокоит нас; мы, по временам, когда то здесь, то там устраиваются демонстрации, приходим даже в за­мешательство. Но мы справимся с этим. Знайте же, что если вы не удержите вашей молодежи от революционного движения, мы сделаем ваше положение настолько не­сносным, что вам придется уйти из России всем до последнего человека».

Характерно, что сами черносотенцы тесно увязывали Кишиневский погром и ду- боссарскую попытку погрома в единый узел причинно-следственной связи. Вот что сообщала в июле 1903 г. социал-демократическая газета «Искра»: «17 мая на стан­ции Раздельная некий еврейский юноша сделался случайным свидетелем того, как

одетый в европейское платье господин (впос­ледствии оказавшийся Прониным - одним из самых богатых людей в Кишиневе, круп­ным подрядчиком, оказывавшим денежную помощь «Бессарабцу», едва ли не самым де­ятельным после Крушевана антисемитом в Кишиневе, а по своим связям с рабочим людом - и самым опасным), окруженный почтовыми чиновниками (дело было в по­чтовом отделении), громко повествовал пос­ледним о причинах кишиневского погрома. По его словам, евреи вызвали озлобление в христианском населении тем, что убили с ритуальными целями мальчика в Дубосса­рах, а 6 и 7 апреля первыми напали на хри­стиан. Возмущенный этой ложью юноша вмешался в разговор и в завязавшемся спо­ре заявил, что погром не был вызван напа­дением евреев, а был заранее кем-то подго­товлен, так как до погрома еще были выпу­щены прокламации, призывающие христи­анское население к избиению евреев». Кста­ти, по требованию Пронина за такую «кра­молу» этот юноша был тут же арестован жандармом.

Намечавшаяся и не состоявшаяся в Ду­боссарах бойня явилась своего рода провер­кой готовности «низов» к акциям устраше­ния приближающейся революции. Тогда как Карикатура из газе™ «Киевская мысль», кишиневский погром был СЗМОЙ акцией И без

(1907 г.) н_а П. Крушев_ан_а: стеснения использовался полицейскими вла-

«Грозный признак: Крушеван скучает без дела» стями разных городов России для преду п-
реждения революционных действий. Бундовская газета «Последние известия» сообщала из Одессы: «Одна из главных причин, помешавших празднованию Первого Мая, - это Кишиневские события. Администрация грозила превратить демонстрацию в погром, если она где-либо произойдет». Из Житомира сообщалось о том же: «Кишиневская бойня всех ошеломила. Полиция усиленно распространяет слухи о том, что если будет демонстрация, то произойдут погромы». И газета Крушевана «Бессарабец» заявляла без стеснения: «Кишиневский погром является ответом христианского населения на еврейское революционное движение».

Несмотря на то что правительственный лагерь России и Приднестровья как ее ча­сти обладал огромной материальной мощью, которая шла на поддержку черносотен­цев, местных групп и организаций Союза русского народа (СРН) и других монархи­ческих партий, последние не являлись четко функционирующей системой. Они возни­кали, не скрывая своих террористических целей, распадались, появлялись под новыми названиями, более или менее стабильно существуя лишь в Бендерах и Тирасполе. В остальных населенных пунктах черносотенное движение проявляло себя весьма ред­ко, лишь в отдельных случаях (во время октябрьских погромов 1905 г., организован­ных с размахом по всей стране).

В ноябре 1905 г. СРН подчинил себе все местные «патриотические» общества и партии. В 1906 г. в России насчитывалось около двух сотен организаций Союза, а к концу 1907 г. - около 400. Из них примерно половина приходилась на губернские и уездные города, остальные - на сельскую местность. В Бендерах отдел СРН сформи­ровался из членов Общества националистов города Бендеры, созданного еще в февра­ле 1905 г., и развивал энергичную деятельность по распространению большого числа прокламаций, весьма характерных для подобных обществ Киева, Николаева, Кишине­ва, Одессы и других городов региона, типа «Воззвания к русскому народу», в котором говорилось: «Знаете ли, братцы рабочие и крестьяне, что жиды всего мира, ненавидя­щие Россию, армяне и Англия составили союз и решили разорить Россию дотла, раз­делить ее на мелкие царства и раздать ее врагам народа русского, отобрать землю у мужика, а самого его обратить в раба жидовского, попов его расстричь, а православ­ные церкви превратить в жидовские хлевы и свинарники». Руководил бендерским от­делом Союза активный черносотенец Иван Савирко, угрожавший избить городских евреев, организовать погром в случае неудачи «союзников» на выборах в Государствен­ную думу.

Бендерский отдел был известен и своей коммерческой деятельностью, которая ста­вила задачей «избавить народ от жидовской экономической кабалы, от безжалостной и бесчеловечной эксплуатации народного труда и производства и от произвольно раз­дуваемых и повышаемых цен». В 1908 г. городской отдел открыл пекарню, которая поставляла на очень выгодных условиях хлеб в казенные учреждения: полки, богадель­ни, Казачью батарею, управление бендерского воинского начальника и т.д. Население приглашалось записываться в состав членов черносотенного потребительского обще­ства и «доставать по дешевым ценам хороший товар». Однако в конечном счете не оказалось ни товара, ни пекарни - она была закрыта в 1913 г. по причине полной раз- ворованности.

Тираспольский отдел Союза русского народа, помимо некоего Мороза - сотрудни­ка крушеванской газеты «Друг», возглавлял священник отец Михаил (Вижевский). В этом не было ничего удивительного. По словам академика М.Н. Покровского, «царизм заставил верить, что религия и он - это одно и то же, что тот, кто поднимает руку на царя, поднимает руку и на бога, и он всякими средствами старался показать, что вся­кий мятежник против царя становится тем самым богоотступником». Известно, что церковь не только стояла у колыбели многих монархических и «патриотических» партий, но организовывала, вдохновляла даже такие погромные и террористические организа­ции, как Союз порядка, Народная добровольная тайная охрана царя и благоденствие Отечества и др. Возглавлять местные погромные движения для священников не только не считалось делом богопротивным, но и всячески поощрялось высшими иерархами. Так, архиепископ Кишиневский и Хотинский Серафим обратился к своей пастве в но­ябре 1908 г. (т. е. уже после подавления революции) с такими словами: «Для меня очень утешительно, что не только в Кишиневе, но и во всей Бессарабии русские люди соеди­нялись в смутные для России дни, чтобы поддержать то, что дороже для русского на­рода - православную веру, царя самодержавного... Куда нам, архипастырям и пасты­рям идти, как не в этот, повторяю, священный союз? Вот почему при первом призыве организовать Союз русского народа я первым принял на себя покровительство Союза русского народа и для этого же прибыл сюда приветствовать вас, дорогие братья и сестры».

В октябре 1905 г. черносотенцы Тирасполя устроили еврейские погромы в городе и на станции Раздельная Тираспольского уезда (убито 10 и ранено 36 человек). По­гром был организован также в селе Новопетровка Тираспольского уезда. Но в целом эти акции (по данным журнала «Право») не приняли такого широкого размаха, как в Кишиневе, Калараше, Томске, Одессе и других городах. Однако и здесь избивали ра­бочих, интеллигентов и всех казавшихся им «некоренными», «инородцами» или «сму­тьянами». Они помогали полиции в разгроме митингов и демонстраций под красным знаменем, помогали жандармам своими доносами на подозрительных «интеллигентов», запугивали и терроризировали население.

В период спада революционного движения царизм перестал нуждаться в широкой «демократической» партии своих защитников. Совет объединенного дворянства, воз­никший в 1906 г. и опиравшийся на озлобленных революцией провинциальных дво­рян-землевладельцев, стал защищать свои привилегии собственными силами, разго­варивая с самодержавием подчас языком хозяина. Власти тяготились вмешательством «плебса» в дела местного управления и государственной политики. Массовую потерю приверженцев принес монархистам уход из черносотенных организаций представите­лей мелкой буржуазии. Попытки вновь вернуть ушедших в свое лоно зачастую приво­дили к политическим казусам. И несмотря на то, что они подчас носили почти анекдо­тический характер (жандармы были вынуждены арестовывать крестьян за их «монар­хическое» рвение в составе СРН), мы остановимся несколько подробнее на подобного рода парадоксах, поскольку они более рельефно отражают противоречивость как эпо­хи в целом, так и конкретной ситуации в Приднестровье.

Дело в том, что северная часть Приднестровья входила в зону притяжения Поча- евской лавры на Волыни, которая являлась крупным центром черносотенного движе­ния. Монастыфь издавал даже собственную газету «Почаевские известия», которую редактировали архимандрит Виталий и иеромонах Илиодор и в которой велась злоб­ная разнузданная антисемитская пропаганда и пестрели призывы поскорее записываться в Союз русского народа. Кстати, даже такой убежденный монархист-черносотенец, как В. Пуришкевич, считал возглавлявшего Почаевский монастыфь Илиодора психически неполноценным, призывал в своей газете «Русское знамя» «молиться господу Богу о просветлении помутнившегося разума отца Илиодора». Стекавшихся на праздник в лав­ру богомольцев записывали в Союз, а местные священнослужители становились на ме­стах - в селах, местечках и городах - председателями и активистами Союза, о чем с гордостью писали монахи в своей газете: «Отрадно то, что крестьян ведут за собою, как это и следует, приходские батюшки».

Отношение многих церковных иерархов официального православия к черносотен­ным полубандитским формированиям было неоднозначным. Можно в связи с этим
указать на речь архиепископа Димитрия, который руководил паствой в Херсонской губернии. В декабре 1906 г. он с неодобре­нием отзывался о тех монархистах, которые «захотели опереться на веру православную русскую, но и в то же время направляют свои удары на русскую церковь, хранитель­ницу и выразительницу православия в лице высшей ее власти, в лице ее предстоятелей». При этом архиепископ Херсонский с горе­чью отметил, что церкви не впервой «вы­носить тяжесть глубоко оскорбительных недоразумений со стороны своих».

В числе наиболее активных организа­ций, установивших самые тесные отноше­ния с Почаевской лаврой, был и Союз рус­ского народа Ольгопольского уезда По­дольской губернии, разбросавший свои от­делы в Приднестровье, по словам демокра­тической газеты «Киевская мысль», «по са­мым глухим селам и деревням». «В некото­рых деревнях число примкнувших к «Со­юзу», - писала газета, - достигает 600-700 че­ловек. Идут сборы на приобретение союз­нического флага и союзнических значков. Агитаторы «Союза» рекомендуют спешить запасаться значками, обладатели которых будут-де освобождены от земских сборов и примут участие в предстоящем в самом близком будущем разделе панских земель. Спешат обзаводиться значками самые мало­имущие крестьяне, зачастую закладываю­щие последнее имущество; в особенности усердно раскупаются эти новоявленные индульгенции крестьянами, имеющими боль­шое количество сыновей: чем больше значков, тем больше наделов.»

В селах Ольгопольского и Балтского уездов Подольской губернии в результате ак­тивной агитации началась массовая запись крестьян в Союз русского народа, причем принимали их местные священники, а утверждали архимандрит Виталий и иеромонах Илиодор. Активисты Союза из крестьян ходили по селам и взимали по 2 р. 50 к. на черносотенную партию: «Собирая деньги, лица эти стали распространять слухи, что с учреждением союза не надо будет никакого начальства и земства, не будут платить налогов, а сами во всем распоряжаться, а также настаивали, чтобы к помещику ходи­ли на работу не иначе как за плату по 1 руб. в день; нарушивший же это будет выселен из села».

Карикатура писателя Аркадия Аверченко на иеромонаха Илиодора из украинского журнала «Меч» (1907)

Аресты и допросы полицией наиболее активных членов Союза показали, что бед­нейшее крестьянство по-своему трактовало монархическую пропаганду Почаевской лавры и сельских батюшек, ожидая скорого наделения их землей, как только царь со­единится с народом в едином Союзе русского народа. Арестованный крестьянин с. Соколовки Чеботарской волости Иван Яковенко, например, утверждал: «В книгах СРН написано, что Государь-император давно хотел бы крестьянам землю отдать, да паны
не позволяют, а вот когда крестьяне объединятся в СРН, окажут царю помощь, то зем­ля будет наша».

Другой крестьянин, Марин Мурзак из с. Христиц Балтского уезда, на указание полицейского урядника о необходимости сдать квартиру под наем местному торговцу ответил: «От бачты, люды, чего мы не можем ничего зробиты; начальство дало волю жидам и панам, напустыло их на нас, а воны и повзаются по нашим шиям». Священ­ник с. Севериновка на следствии в м. Каменка показал, что в Севериновке, Дмитра- шовке и Каменке осенью 1913 г. проводил агитацию какой-то субъект, объяснявший крестьянам, что они могли бы «овладеть землей», если бы сплотились, сорганизова­лись. В результате среди крестьян начались разговоры о том, что «если Государь не пойдет на выфучку крестьянам, то они, уничтожив начальство, могут постановить вы­бирать себе Государя на три года».

Наивный монархизм крестьян удивительным образом сочетался с пропагандой почаевских деятелей. Во время массовых обысков у крестьян приднестровских сел было найдено множество пропагандистских изданий черносотенцев: «Почаевские известия» и «Почаевский листок», брошюры «Союзная наука», «О ревнителях Союза русского народа», «Русский инок», «Казацкие могилы», «Катехизис Союза русского народа» и др. Каковы же были пропагандистские штампы, вызвавшие массовое возмущение кре­стьян Приднестровья и Юго-Западной Украины? Рассмотрим наиболее типичные об­разцы из книжки почаевского архимандрита Виталия «Союзная наука».

В главе «В чем сила русского народа и спасение России» сказано: «Конституцию паны завели. Значит, старая история повторяется, паны рвутся опять завести свою кон­ституцию, чтобы своевольничать и народ порабощать, а народ заводит свой русский Союз, чтоб от беды избавиться и лучшей доли добиться». В главе «Ой смотри, как бы не прозевать» эта мысль развивается: «Наш народ очень прост и доверчив, всегда у него находятся доброжелатели, которые сбивают его с пути. Так было за дедов наших, когда царь дал им волю и наделил их землею... Царь задумал такое дело, чтобы жить с народом дружно, советоваться с уполномоченными народа и своею самодержавною властью запомогать всякой беде народной. Он и зовет на это свой народ, он и просит его объединиться вокруг царского престола. Тогда скоро народ от беды и тесноты из­бавится».

Как видно из приведенных цитат, подобная «программа» не отличалась ни конк­ретностью, ни определенностью, ни ясностью. Но когда на ярмарках и базарах черно­сотенцы бесплатно раздавали «Почаевские известия» и другие аналогичные издания крестьянам, а в них говорилось: «Вас (т.е. крестьян - авт. Н.Б.) эксплуатируют жиды и паны и вы должны от этого освободиться!», то становятся понятными причины это­го феномена, т. е. массового вступления крестьян в организацию, которая рьяно высту­пала за сохранение в неприкосновенности помещичьего землевладения, сословной структуры общества и т. д. В конечном счете, крестьянские идеалы и крестьянские ин­тересы вошли в непримиримое противоречие. Так же массово, как они вступали в Союз русского народа под влиянием почаевских монахов, крестьяне северных районов При­днестровья стали выходить из этой партии, как только смогли убедиться в абсолютной антикрестьянской направленности ее политики. Начальник Подольского губернского жандармского управления Балтского уезда сообщал в мае 1914 г., что «в настоящее время деятельность Союза русского народа крайне слабая», крестьяне же говорили сле­дующее: «Мы и без союза преданы царю, а значок хлеба не даст».

Либеральный лагерь. Либеральный лагерь в Приднестровье был маломощ­ным с самого своего зарождения. Объективно он являлся выфазителем интересов сто­ронников развития капитализма. Отстаивая демократические свободы, либерализм мог
иметь поддержку лишь там, где существова­ли общественные силы, нуждающиеся в сво­боде как условии буржуазного развития. Именно этой социальной опоры буржуазный либерализм в Приднестровье и в Бессарабии не имел из-за малочисленности промышлен­ной буржуазии, которая тяготилась своим по­литическим бесправием. Здесь также не су­ществовало зрелой буржуазной интеллиген­ции, «элиты» образованного общества, име­ющей достаточно прочные традиции либе­рального вольнодумства, борьбы против са­модержавной тирании. Однако идеологи бур­жуазии терпели поражение в борьбе за пра­во возглавлять массы, так как демократичес­кие партии были сильнее и многочисленнее либеральных. А разгоревшаяся в новую эпо­ху борьба пролетариата с буржуазией, т.е. борьба революционная, отталкивала и пуга­ла идеологов буржуазии сильнее, чем само­державие.

Тем не менее в Приднестровье на этапе буржуазно-демократических революций до­вольно активно действовали либеральные партии, и прежде всего - Конституционно-де­мократическая партия народной свободы

(КДП). Как и в целом по России, местные либералы стремились утвердить свою гегемо­нию в освободительном движении, а для этого следовало учитывать реальные интересы народных масс, на основе которых можно было бы посеять конституционные иллюзии, т.е. внушить веру в то, что решить имеющиеся проблемы можно реформами «сверху». С этой целью еще в самом начале 1905 г. видный российский либерал П.Б. Струве заяв­лял, что перед конституционалистами-либералами стоит дилемма: либо они «станут во главе революции, либо они будут раздавлены революцией». Поэтому он предлагал «раз­вернуть широкую аграрную программу», чтобы «из нужды крестьян» в связи с «социа­листическим перевоспитанием рабочего класса» получилось такое движение, с которым было бы немыслимо бороться.

П.Б. Струве

Первый учредительный съезд, на котором были приняты программа и устав КДП, состоялся в Москве 12-18 октября 1905 г. Принятая, а впоследствии уточненная про­грамма кадетов провозглашала все буржуазные свободы, равенство граждан перед за­коном и упразднение сословных различий, существовавших ограничений личных и имущественных прав, а также отмену смертной казни. Идеальное политическое уст­ройство общества кадеты видели в конституционной монархии по английской моде­ли. Аграрный вопрос они собирались решать путем наделения всех безземельных и малоземельных крестьян участками, выделенными из государственных, монастырс­ких, кабинетных и удельных владений, не исключая также отчуждения части поме­щичьих земель для этой цели «по справедливой оценке». Программа кадетов была ориентирована на восьмичасовой рабочий день, вводимый постепенно, «по мере воз­можности», законодательную охрану труда, свободу организации профсоюзов, стачек, собраний. Признанными лидерами партии являлись П.Н. Милюков, С.А. Муромцев, В.Д. Набоков, И. Петрункевич и др.

П.Н. Милюков С.А. Муромцев

Кадеты отлично понимали, что самодержавие сковывает Россию и мешает ее быс­трой капиталистической эволюции. Тем не менее, учитывая твердые, как им казалось, монархические настроения народа, веками утвердившийся менталитет, кадеты счита­ли наиболее оптимальным для страны конституционно-монархическое правление. Вы­ступая против царского абсолютизма, революционные методы борьбы против него ка­деты считали неприемлемыми и собирались легальными мирными реформами доби­ваться осуществления своей программы через Думу.

На первый организационный съезд, который стал общим для двух ранее объеди­ненных и тесно связанных между собою групп - земцев-конституционалистов и Со­юза освобождения - были приглашены представители Новороссии, Бессарабии, Хер­сонской губернии, Одессы. Организационное бюро просило прислать по три предста­вителя от каждой губернии. Всеобщая стачка на железных дорогах помешала депута­там юга России приехать на съезд. Однако ЦК КДП назначил специальных уполномо­ченных для открыггия губернских и городских групп, а в тех губерниях, откуда не смогли приехать делегаты, уполномоченными объявлялись лица, на имя которых послано при­глашение: Л.Е. Сицинского - из Бессарабии, Д.К. Михальчи - Херсонской губернии, Н.И. Драго и А.И. Никольского - из Одессы. На земском съезде 6-12 ноября 1905 г. в Москве состоялось совещание центрального и местных органов партии, где началось ее структурирование.