Теоретическая часть 10 страница

бросается в пламя костра –

Но из пламенного зева

Бог поднялся, невредим,

И в его объятьях дева

К небесам взлетает с ним.

Красивая восточная легенда звучит вызовом ханжеской морали, – в этом отношении Гёте-классик не уступал Гёте-штюрмеру. Перу Гёте принадлежат и сонеты. Их лирический герой – известный человек, чей облик запечатлен в мраморе. В основном сонеты посвящены Минне Херцлиб, приемной дочери книготорговца в Иене; ей было 18 лет, когда она привлекла внимание 60-летнего Гёте. Предполагают, однако, что некоторые сонеты отражают переписку Гёте с другой девушкой, влюбленной в него, – Беттиной Брейнтано («Встреча», «Она пишет», «Шарада»).

Шарада

Два слова есть. Их слог упруг и краток.

Их звуками мы часто слух ласкаем,

Хотя отнюдь в их суть не проникаем –

Они не ткань вещей, а отпечаток.

Мы радостно огонь беспечных радуг

Из их противоборства высекаем,

Но лишь когда их вместе сопрягаем,

Душа внушает сладостный порядок.

И я не оставлю упованья

В единый звук слить жизни отголоски,

И счастья жду наперекор сединам:

Ласкать имен влюбленных сочетанье,

Две сущности прозреть в одном наброске

И заключить в объятии едином.

Давний интерес Гёте к Востоку получил новый стимул с появлением немецкого перевода стихотворений персидского поэта XIV века Гафиза, выпущенного Иозефом Гаммером в 1812–1813 гг. Восхищение личностью и творчеством Гафиза сплелось у Гёте с его новым любовным увлечением – Марианной фон Виллемер, запечатленной в образе Зулейки. Хатель, главный лирический герой, – не Гёте, и Зулейка – не портрет возлюбленной поэта. Оба – поэтические образы, в которые Гёте воплотил свое сложное видение восточной, в первую очередь персидской, культуры, духовного мира людей, свободных от условностей западного цивилизованного мира. «Диван» означает «сборник», «собрание». Первоначально Гёте хотел озаглавить свой цикл стихов «Восточный сборник (диван) западного поэта». Обращение к темам и образам Восточной поэзии дало Гёте возможность вернуться к свободной творческой манере и преодолеть некоторые сковывавшие его принципы «веймарского классицизма». «Западно-восточный диван», несомненно, представляет собой новый период в лирике Гёте. В стихотворениях отразились военные и политические бури, пережитые Европой в годы наполеоновских войн, личные переживания поэта, его непрекращающаяся борьба за духовное освобождение немецкого народа. Некоторые стихотворения являются вольными переводами из Гафиза, другие написаны по мотивам его поэзии и других восточны поэтов. «Западно-восточный диван» – поэтическая энциклопедия гуманизма Гёте, мощное выражение его жизнеутверждающей философии, объединяющей прошлое и настоящее, Запад и Восток. Цикл разделен на тематические части:

1. «Книга певца» – поэтическая декларация Гёте, объясняющая выбор тем, соотношение западных и восточных мотивов («Признание»).

Что утаить нам трудно? Пламя.

Днем на земле впадает его дым,

Ночью – зарево под небесами.

Трудно тому, кто любовью томим:

В сердце от мира утаена,

Открыто в глазах засверкает она.

Но стих утаить – трудней всего:

Не запихнешь под спуд его.

Ведь песня, что от сердца спета,

Владеет всей душой поэта.

Стихи напишет гладко он,

Чтоб миром труд был оценен,

И рад ли встречный иль зевает,

Поэт их гордо всем читает.

2. «Книга Гафиза» (Гафиз – хранитель Корана) дает собирательный образ поэта, мудрого, уравновешенного жизнелюба. Гёте подчеркивает, что не отождествляет себя с ним, хотя и ощущает духовное родство («Прозвище», «Гафизу», «Еще Гафизу»).

Еще Гафизу

Нет, Гафиз, с тобой сравниться –

Где уж нам!

Вьется парус, точно птица,

Мчится по волнам.

Быстрый, легкий, он стремится

Ровно, в лад рулю. Если ж буря разразится –

Горе кораблю!

Огнекрылою орлицей

Взмыла песнь твоя.

Море в пламень обратится, –

Не сгорю ли я?

Ну, а вдруг да расхрабриться?

Дай-ка, стану смел!

Сам я в солнечной столице

Жил, любил и пел.

3. «Книга любви» (Образцы», «Хрестоматия», «Сокровенное»).

Хрестоматия

Хрестоматия любви –

Вот всем книгам книга.

Я читал ее прилежно:

На мильон страниц страданий

Пять страниц блаженства,

Рубежом – глава разлуки.

Крошечный раздел свиданий

Дан в отрывках. Том печали

С приложеньем объяснений,

Не имеющих конца.

О Низами! Ты, блаженный,

Верную нашел дорогу.

Кто развяжет этот узел?

Только любящие сами.

4. «Книга размышлений» (по определению самого Гёте – книга «посвящена практической морали и жизненной мудрости, согласно восточному обычаю и складу» («Пять свойств», «Чти незнакомца дружеский привет…», «К женщине снисходителен будь»).

К женщине снисходителен будь!

Она, из кривого ребра возникая,

Не получилась у Бога прямая:

Ломается, чуть начнёшь её гнуть.

Не тронешь – совсем искривится, и точка!

Да, братец Адам, дал нам Бог ангелочка!

К женщине снисходителен будь.

Ребро не ломай и не гни – в этом суть.

5. «Книга недовольства» отражает сложные отношения Гёте с публикой его времени, а также с другими представителями литературного мира («Тот французит, тот британит», «Власть вы чувствуете сами…»). 6. «Книга Тимура». По замыслу Гёте, книга должна была отразить современные мировые события. План остался неосуществленным, так как Гете не мог в полной мере высказать свое отношение к политической реакции, наступившей после разгрома Наполеона («Зулейке»).

7. «Книга Зулейки» посвящена любви Гёте к Марианне фон Виллемар («Мне и в мысли не входило…», «Высокий образ», «Ночь полнолуния»).

Ночь полнолуния

Госпожа, ты шепчешь снова?

Что и ждать от алых губок?

Шевелятся! Экий вздор!

Так пригубливают кубок,

Иль плутовка знает слово

Для приманки губ-сестер?

«Поцелуев! Поцелуев!»

Видишь, сад подобен чуду,

Все мерцает, все сверкает,

Искры сыплются во тьму.

Зыбкий мрак благоухает.

Не цветы – алмазы всюду,

Только ты чужда всему.

Я сказала: «Поцелуев!»

Он навстречу испытаньям

Шел к тебе, своей колдунье,

В горе счастья он достиг.

Вы хотели полнолунье

Встретить мысленным свиданьем,

И настал блаженный миг.

Я сказала: «Поцелуев!»

8. «Книга чашника» проникнута духом восточной «анакреонтики», утверждает жизнь, полную наслажденья не только вином, но и духовным общением с умеющими думать и чувствовать людьми («Сижу один, сам себе господин…», «От века ли существовал Коран?»).

9. «Книга притчей». Притча – иносказание, литературный вид, весьма распространенный на Востоке. Гёте различал пять разновидностей притчей: этические (нравоописательные), морализующие, аскетические (проповедующие отречение от благ), притчи о чудесах и совпадениях, мистические (подготавливающие человека к загробной жизни). Поэт представлял читателю решить, к какому типу относятся отдельные сочиненные им притчи («У шаха было два кассира»).

У шаха было два кассира,

Один для даянья, другой для взиманья.

Один не считал и давал для вниманья,

Другой не знал, где добыть полтумана.

Даятель умер. Шах был не рад:

Найти такого – нелегкое дело!

А публика и моргнуть не успела,

Как стал взиматель безмерно богат,

Стоило выплате прекратиться,

Дворец от золота начал ломиться.

И только тогда до шаха дошло,

Откуда беда, где кроется зло.

Казалось бы – случай, а пользы немало:

Даятеля место потом пустовало.

Сатира на ограбление народа государственной казной имела в виду не Восток, а современную Гёте Германию.

10. «Книга Парса». Парсы – персидские огнепоклонники, бежавшие в Индию от преследований сторонников исламской религии. Гёте было близко в их верованиях то, что их почитание богов основывалось на созерцании природы. В толковании Гёте религия огнепоклонников сближается с его собственной философией природы в последние годы жизни.

Поздняя лирика Гёте содержит многочисленные примеры его поэтической зрелости, классической ясности и силы. Лирические образы становятся символами, обретают прекрасное – метафорическое, притчевое значение. Указание поэта, что прежде всего следует изображать нечто общее, общепринятое, делиться своим жизненным опытом, побудило его к созданию «шпрухов» – стихотворных изречений, которые занимают важное место в его поздней лирике. Здесь автор следует традиции немецких пословиц, сочиняет емкие рифмованные строфы. Это меткие суждения о жизни, о морали, которые нередко преподносятся в виде коротких диалогов. Здесь сочетаются ирония и благожелательное наставление. Отдельные шпрухи становятся максимами – кратко сформулированными правилами этики и морали:

Коль вчера твое достойно –

Ты сегодня бодр и прям.

В завтра ты глядишь спокойно,

И довольно счастья там.

Наряду со шпрухами Гёте создавал большие стихотворения обобщающего созерцательного характера, говорящие о связи человека с мирозданием. В знаменитом стихотворении «Завет» прославляется бытие, вселенная, вечный космос, частицей которого является человек. В стихотворении «Одно и всё» поэт воспевает неустанное творчество человека в космическом масштабе.

Завет

Кто жил, в ничто не обратится!

Повсюду вечность шевелится.

Причастный бытию блажен!

Оно извечно; и законы

Хранят, тверды и благосклонны,

Залоги дивных перемен.

Издревле правда нам открылась,

В сердцах высоких утвердилась:

Старинной правды не забудь!

Воздай хваленья, земнородный,

Тому, кто звездам кругоходный

Торжественно наметил путь.

Теперь – всмотрись в родные недра!

Откроешь в них источник щедрый,

Залог второго бытия.

В душевную вчитайся повесть,

Поймешь, взыскательная совесть –

Светило нравственного дня.

Тогда доверься чувствам, ведай!

Обманы сменятся победой,

Коль разум бодростью дарит.

Пусть свежий мир вкушают взоры,

Пусть легкий шаг пройдет

просторы,

В которых жизнь росой горит.

Но трезво приступайте к чуду!

Да указует разум всюду,

Где жизнь благотворит живых.

В ничто прошедшее не канет,

Грядущее досрочно манит,

И вечностью заполнен миг.

Когда ж, на гребне дня земного,

Дознаньем чувств постигнешь слово:

«Лишь плодотворное цени!» –

Не уставай пытливым оком

Следить за зиждущим потоком,

К земным избранникам примкни.

Как создает, толпе незримый,

Своею волей мир родимый

И созерцатель и поэт,

Так ты, причастный благодатям,

Высокий дар доверишь братьям.

А лучшей доли смертным – нет!

Идейно-художественное своеобразие романа Гёте «Страдания юного Вертера». «Страдания юного Вертера» (1744) – эпистолярный роман (в форме писем), в котором автор обращается к современному герою. В основе этого произведения, проникнутого глубоко личным, лирическим началом, лежит реальное биографическое переживание. Летом 1774 года Гёте проходил адвокатскую практику в канцелярии имперского суда в маленьком городке Вецларе, где познакомился с секретарем Ганноверского посольства Кестнером и его невестой Шарлоттой Буфф. Уже после возвращения Гёте во Франкфурт Кестнер сообщил ему о самоубийстве их общего знакомого, молодого чиновника Иерузалема, которое глубоко потрясло его. Причиной была несчастная любовь, неудовлетворенность своим общественным положением, чувство униженности и безысходности. Гёте воспринял это событие как трагедию своего поколения. Сюжет романа не сложен. Действие развертывается в небольшом провинциальном городке. Вертер – молодой образованный человек из бюргерской среды, впечатлительный и мечтающий юноша, тонко чувствующий искусство и поэзию, – знакомится на деревенском празднике с дочерью уездного судьи Шарлоттой. Она привлекает его своей простотой, безыскусственностью, чистосердечием и добротой. Вертер горячо полюбил Лотту. Между ними возникает чувство глубокой близости. Но Лотта уже помолвлена. Ее жених Альберт – порядочный, хотя и заурядный человек. Вертер не хочет нарушать покой Лотты и уезжает. Но не только любовный конфликт, а и причины более глубокого характера заставляют Вертера покинуть этот городок. Его тяготит жизнь провинциального захолустья, бедного духовными интересами, отталкивает узость и ограниченность мещан, томит собственное бездействие. Так начинается конфликт между гуманной, внутренне богатой личностью и окружающим ее обществом. В ходе дальнейшего повествования этот конфликт углубляется все более и более и в конце приводит к трагической развязке.

В поисках полезного дела Вертер поступает служить секретарем в одном из немецких княжеств. Но он горько разочарован: его служба не приносит ему пользы. Он подает в отставку и возвращается в тот город, где оставил Лотту. Жизнь провинциального городка раскрывается ему теперь в еще более мрачном виде. Любовь к Лотте, которую снова встречает Вертер, – это единственное, что согревает его душу. Но Лотта уже замужем. Вертер должен расстаться с ней навсегда. В лице ее он теряет доброго и близкого ему человека, который мог бы разделить его чувства и страдания. И Вертер, пережив тяжелую любовную драму, кончает жизнь самоубийством.

Истинной причиной его смерти послужила не любовная драма, а неразрешенной конфликт между гуманными идеалами и уродливой обстановкой. Примириться с немецким убожеством Вертер не мог, но и путей к новой жизни он не знал. «Только немногим благородным даровано было пролить кровь свою за близких и возжечь своей смертью новую, стократную жизнь в друзьях своих», – говорит Вертер в своем последнем письме к Лотте. Осуждение затхлой, уродливой феодальной Германии пронизывает весь роман. В то же время в нем отразился кризис штюрмерских идеалов. Гёте понимает, что герой-индивидуалист, в одиночку борющийся против существующего общества, не может победить. Еще раз вернемся к главному герою. Итак, он бюргер по происхождению. Автор ничего не сообщает о его родителях, кроме некоторых упоминаний о матери. Молодого человека недолюбливает местная знать, завидуя его талантам, которые, как думается ей, даны ему не по праву. Местную знать бесят также независимые взгляды Вертера, его равнодушие и пренебрежительное отношение к титулам. В своих письмах Вертер отзывается об этих людях нелестно. Гёте очень скупо говорит о внешней обстановке, окружающей Вертера. Все его внимание обращено на духовный мир молодого героя. Герой чувствителен, немного сентиментален. Он счастлив, он любит жизнь. «Душа моя озарена неземной радостью, как эти чудесные утра, которыми я любуюсь от всего сердца», – пишет он своему другу. Вертер

любит природу до самозабвения: «Когда вокруг от милой моей долины поднимается пар, и полдневное солнце стоит над непроницаемой чащей темного леса, и лишь редкий луч проскальзывает в его святые святых, я лежу в высокой траве у быстрого ручья и, прильнув к земле, вижу тысячи всевозможных былинок и чувствую, что снуёт между стебельками…когда взор мой туманится в вечном блаженстве и все вокруг меня и небо надо мной запечатлены в моей душе, точно образ возлюбленной, – тогда, дорогой друг, меня часто томит мысль! Ох!. Как бы выразить, как бы вдохнуть в рисунок то, что так полно, так трепетно живет во мне». Вертер носит с собой томик поэм Гомера и на лоне природы читает и перечитывает их. Он восхищается наивным мировоззрением, безыскусственной простотой и непосредственностью чувств великого поэта. В последних письмах Вертер мрачен, уныние и мысли о смерти приходят ему на ум, и от Гомера он переходит к Оссиану. Вертер ведет жизнь созерцательную. Наблюдения влекут за собой печальные размышления. «Удел рода человеческого повсюду один! В большинстве своем люди трудятся почти без устали, лишь бы прожить, а если остается у них немножко свободы, они до того пугаются ее, что ищут, каким бы способом от нее избавиться. Вот оно – назначение человека!» Верный последователь Руссо, Вертер любит простых людей, живущих на лоне природы. Он общается с крестьянами, с их детьми и находит в этом большую радость для себя. Подобно штюрмерам, он протестует против филистерского понимания жизни (филистер – человек с узким, обывательским кругозором и ханжеским поведением). «Ах вы, разумники – с улыбкой произнес я. – Страсть! Опьянение! Помешательство! А вы, благородные люди, стоите невозмутим и безучастно в стороне и хулите пьяниц, презираете безумцев и проходите мимо, подобно священнику, и, подобно фарисею, благодарите бога, что он не создал вас подобными одному из них. Я не раз бывал пьян, страсти мои всегда были на грани безумия, и я не раскаиваюсь ни в том, ни в другом, ибо в меру своего разумения я постиг то, почему всех выдающихся людей, совершивших нечто великое, нечто с виду непостижимое, издавна объявляют пьяными и помешанными. Но и в обыденной жизни несносно слышать, как вслед всякому, кто отважился на мало-мальски смелый, честный, непредусмотрительный поступок, непременно кричат: «Да он пьян! Да он рехнулся!» Стыдитесь, вы, трезвые люди, стыдитесь, мудрецы!» (Фарисей – лицемер и ханжа).

Подобно штюрмерам, Вертер – противник рационализма и противопоставляет рассудку чувство и страсть: «Человек всегда остается человеком, и та крупица разума, которой он, быть может, владеет, почти или вовсе не имеет значения, когда свирепствует страсть и ему становится тесно в рамках человеческой природы». В литературе были попытки отождествить Гёте с его героем, Вертером. Однако поэт в своем романе изображал не самого себя (хотя некоторые автобиографические черты нашли здесь отражение), а настроения и чувства, типичные для молодежи его времени. В Вертере он изобразил тех молодых людей Германии, которые искали нового, но не нашли ни четких принципов, ни ясных идей, ни достаточной воли, чтобы их осуществить. Книга произвела впечатление сенсации. Она приобрела сразу же мировое значение. Переведена на все европейские языки. Молодой Наполеон перечитывал ее неоднократно и брал с собою как Библию в Египетский поход. Роман вызвал моду на любовные страдания, даже на самоубийство из-за любви.

Идейно-художественное своеобразие трагедии Гёте «Фауст». Трагедия «Фауст» – самый значительный памятник немецкой литературы конца XVIII – начала XIX века, своеобразный художественный и философский итог немецкого Просвещения. А. С. Пушкин сравнивал это величайшее, по его мнению, создание поэтического духа с гомеровским эпосом, считая, что «Фауст» служит представителем новейшей поэзии, точно как «Илиада» служит памятником классической древности. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» В. Г. Белинский писал: «Фауст есть полное отражение всей жизни современного ему немецкого общества. В нем выразилось все философское движение Германии в конце прошлого и начале настоящего столетия». Сам Гёте придавал исключительное значение этому произведению, считая его делом всей своей жизни. Между тем временем, когда набрасывались первые сцены трагедии (1773 г.), и июлем 1831 года, когда был закончен «Фауст», протекла почти вся сознательная жизнь Гёте, целых шестьдесят лет, на протяжении которых поэт снова и снова обращался к сюжету, глубоко захватившему его со времен юности.

История создания произведения. Так как Гете работал над произведением почти всю жизнь, то будет уместно выделить основные стадии работы над произведением. Начальный период (1768–1775) – постепенное возникновение замысла и первый вариант драмы – так называемый «про-Фауст», написанный в 1773–1775гг.). Второй период (1788–1790) – Гёте возвращается в Веймар из Италии и пишет целый ряд сцен, отсутствовавших в «про-Фаусте». Третий период (1797–1808) – Гёте завершает первую часть «Фауста». Она напечатана. 1800 год – возникает зерно второй части «Фауста» – Елена. Четвертый период (1825–1832). После долгого перерыва Гёте работает над второй частью, которая закончена в 1831 году. Легенда о Фаусте была немецкой народной легендой, возникшей в XVI веке, в эпоху Реформации и Крестьянской войны, в эпоху начавшегося кризиса средневековой идеологии. Сохранилось несколько документов, касающихся реально существовавшего Фауста. Он родился около 1485 года. По-видимому, Фауст учился в нескольких университетах, как это было принято в Германии, и получил степень бакалавра в Гейдельберге. Он странствовал по стране, общался с гуманистами, занимался магией и астрологией. Он умер около 1540 года. Сейчас трудно сказать, был ли он только шарлатаном или в какой-то мере близок к титанам Возрождения, овеянным авантюрным духом того времени. Но вскоре вокруг его имени стала складываться легенда; какие бы формы она ни принимала, в ней неизменно выступало на первый план удивление перед необыкновенной личностью человека, который держался независимо, верил в магическую силу своих знаний и про которого стали говорить, в соответствии с предрассудками того времени, что он смело пошел на договор с самим дьяволом. В дальнейшем история «знаменитого чернокнижника и чародея» послужила основой для нескольких изданий, одно из которых, по-видимому, попало в руки юноши Гёте. Итак, в основу «Фауста» легла немецкая легенда XVI века о маге и чернокнижнике, заключившем договор с дьяволом. Но старинный сюжет был для автора лишь поводом для того, чтобы запечатлеть свои раздумья над жгучими вопросами современности. В этом смысле «Фауст» – произведение, характерное по своему художественному методу для литературы Просвещения. Это притча о Человеке, о его долге, призвании, его ответственности перед другими людьми.

Роль вступлений в замысле автора. Гёте предваряет «Фауста» тремя вводными частями. Сначала перед нами стихотворении «Посвящение». В нем поэт вспоминает о том, как возник его замысел, сюжет, как распался круг его первых читателей, и обращается к новому поколению читателей не вполне уверенный, поймут ли они его. Своим «Посвящением» Гёте напоминает, что «Фауст» – создание одного человека. Автор хочет, чтобы читатели не забывали, что это именно его произведение, в котором он при всем своем стремлении к объективности выражает свой, личный взгляд на мир. «Театральное вступление» или «Пролог на театре» дает читателю пояснение о характере произведения. В беседе директора театра, комического актера и поэта выясняется, что всё дальнейшее – плод творчества тех, кто создает зрелище. Директору важно, чтобы оно привлекло больше публики и принесло доход. Поэту претит такой подход к искусству, а комический актер стремится примирить обе точки зрения. Публике нужно занимательное зрелище, но в него следует вложить глубокий смысл.

«Пролог на небе» имеет важное значение, так как в нем определяется тема произведения. «Пролог» начинает собой историю героя, давая ключ к пониманию идейного смысла трагедии. В «Прологе» Гёте пользуется традиционными образами христианской мифологии, но вкладывает в них совершенно иное – гуманистическое, просветительское содержание. В торжественных песнопениях архангелов восхваляются красота и совершенство мира. Но появляется Мефистофель и разрушает эту идеальную картину, говоря, что на земле есть люди, которые далеки от совершенства. Мефистофель утверждает, что человеческая жизнь – маята: хотя человек и мнит себя «божком вселенной», т. е. господь наделил его разумом, но толку от этого нет, так как разумом он пользуется лишь для того, чтобы стать хуже всех скотов. Мефистофелю возражает Господь; признавая, что людям свойственны слабости и заблуждения, Господь выражает убеждение, что люди в конце концов способны к совершенствованию и добру. Господь спрашивает у Мефистофеля, знает ли он Фауста. Тот отвечает, что хотя он и отличается от других, но также неразумен. В глазах Мефистофеля он безумец, желающий невозможного. Господь же думает иначе: Фаустом движут благие побуждения. Мефистофель берется доказать, что искания Фауста – благо и его легко «совратить». Он просит у Господа разрешения увести Фауста с пути искания истины. Бог позволяет, так как уверен, что настоящий человек при всей смутности своих стремлений сумеет найти верный путь. Почему же Господь разрешает дьяволу испытать человека? На это дают ответ слова Господа:

Слаб человек, покорствуя уделу,

Он рад искать покоя, – потому

Дам беспокойного я спутника ему.

Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу!

Так в «Прологе» Гёте дает завязку борьбы вокруг Фауста и предсказывает оптимистическое ее разрешение.

История Фауста. Из предыстории Фауста по ходу действия мы узнаем, что его отец был врачом, привил сыну любовь к науке и воспитал стремление служить людям. Пройдя долгий жизненный путь, герой пришел к выводу, что годы были потрачены зря и все его усилия познать истину оказались бесплодными. Он решает покончить жизнь самоубийством, но в этот момент до него доносится песнопение молящихся в храме, и кубок с ядом выпадает из рук Фауста. Молитва верующих напоминает, что людям нужна помощь в их многотрудной жизни. Фауст остается жить, чтобы искать решения тех вопросов, которые стоят перед всем человечеством. Его решимость крепнет от сознания того, что люди верят ему и ждут от него добра. Раскрывая отношение Фауста к науке, Гёте противопоставляет ему другой тип ученого – Вагнера, для которого существует только книжное знание. По-своему он тоже предан науке, но он кабинетный ученый, далекий от жизни и боящийся ее. В отличие от него Фауст приходит к выводу, что смысл жизни можно постигнуть, только приняв в ней самое деятельное участие. Разочаровавшись в науке, Фауст пробовал было обратиться к магии, но она не помогла. И тогда перед ним появился Мефистофель, предложивший союз. Любое желание будет исполнено, но за это должна быть продана дьяволу душа. В народной книге о Фаусте ученый заключил договор с дьяволом на определенный срок – на 24 года. За этот срок Фауст мог насладиться всеми благами жизни, после чего наступала расплата – черт уносил его душу в ад. Фауст Гёте заключает договор с Мефистофелем не для того, чтобы предаться безудержным наслаждениям. На совет Мефистофеля предаться радостям жизни Фауст отвечает:

Нет, право, мы не подражаем

О радостях и речи нет –

Скорей о буре, урагане,

Угаре страсти разговор.

С тех пор как я остыл к познанью,

Я людям руки распростер. Я грудь печалям их открою

И радостям – всему, всему,

И всё их бремя роковое,

Все беды на себя возьму.

Убедившись, что книжное знание не дает глубокого понимания жизни, Фауст отворачивается от него. Он жаждет погрузиться в подлинную жизнь, испытать все радости и горести людей. Знаком полного удовлетворения в жизни должны быть слова: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Цель Фауста велика и безгранична. Под силу ли она одному человеку? Этим вопросом он не задается. Фауст – человек огромной духовной мощи, подлинный титан мысли. Он смело берется за задачу, решения которой не добились все мудрецы за много веков. Мятежный дух Фауста получает яркое воплощение в его страстной речи:

«Смиряй себя!» – вот мудрость прописная,

Извечный, нескончаемый припев,

Которым с детства прожужжали уши,

Нравоучительною этой сушью.

Таков герой, созданный Гёте, – человек смелой мысли, стремящийся

любой ценой понять смысл жизни.

Мефистофель – антипод Фауста. После Фауста второе главное действующее лицо – Мефистофель. Он воплощает полное отрицание всех ценностей человеческой жизни и достоинства человека вообще. Фауст и Мефистофель – два антипода. Первый жаждет, второй насыщен, первый алчен, второй сыт по горло, первый рвется по-монтеневски au dela («за пределы»), второй знает, что там нет ничего, там пустота. Мефистофель играет с Фаустом как с неразумным мальчиком, смотря на все его порывы как на капризы, и весело им потакает – ведь у него, Мефистофеля, договор с самим Богом. Черт был популярным персонажем средневековых мистерий, где он выступал то в смешном виде, то представал перед испуганным зрителем со всеми атрибутами своей адской профессии. В «Народной книге о докторе Фаусте» действует именно такой, обыкновенный средневековый дьявол, «враг рода человеческого», за «грехи» забирающий душу Фауста. Мефистофель у Гёте не похож на традиционного средневекового черта. Скептик и остроумец, он словно вышел из литературного салона XVIII века. Недаром ведьма его не сразу узнает. Цивилизация велит идти вперед:

Теперь прогресс с собой и черта двинул. Про призрак северный забыл везде народ,

И, видишь, я рога, и хвост, и когти кинул...

В трагедии Гёте Мефистофель играет сложную и противоречивую роль. Циник и человеконенавистник, как он заявил о себе в «Прологе на небесах», Мефистофель на протяжении всей трагедии противостоит Фаусту, соблазняет, отвлекает его от высоких целей, оглушает волшебным напитком («Да, этим зельем я тебя поддену. Любую бабу примешь за Елену»), сводничает, заставляет лжесвидетельствовать (в истории с Мартой), вывозит его на шабаш ведьм, вовлекает в бесконечные приключения во второй части.

Но зло у Гёте не метафизически противостоит добру. В этом плане следует понимать автохарактеристику Мефистофеля:

Часть вечной силы я,

Всегда желавшей зла, творившей лишь благое.

Злодейские замыслы не являются простой профессиональной потребностью Мефистофеля. Его поступки часто только оборотная сторона деяний Фауста. Мефистофель циничен, но тем самым он оказывается часто трезвее, реалистичнее Фауста. Фауст сам в себе несет два начала («ах, две души живут в груди моей») в борьбе с цинизмом Мефистофелями, и вместе с тем с помощью этого трезвого и беспокойного спутника он пытается разрешить это противоречие.