Картина 4. Терраса в доме Мурзавецкой.

Мурзавецкая и Чугунова.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Ну, добро, Евлампия Николаевна! Моего племянника, самого Мурзавецкого, собаками травит!? Что же это такое, Вукола, а?

ЧУГУНОВА: Насмешка.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Над кем? Говорю, не дразни! Костылем ведь я тебя!

ЧУГУНОВА: Спасибо скажете, а не то, что костылем.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Ну, ведьма воплощенная, что у тебя за каверзы, говори!

ЧУГУНОВА: (вынимая бумагу) А вот покажите-ка ей, пусть посмотрит!

МУРЗАВЕЦКАЯ: (взяв бумагу) Что это? Письмо к Аполлону.

ЧУГУНОВА: Извольте прочитать.

МУРЗАВЕЦКАЯ: (читает) «Милостивый государь Аполлон Викторович! По делам моим с покойным родителем вашим, остался я должен ему в разное время тысяч до тридцати, что вы можете усмотреть из контрольных книг и счетов, если таковые сохранились. Но весьма может быть, что, по известной небрежности вашего родителя не осталось никаких следов моего долга. Я нисколько не желаю скрывать оный и лишать вас удовлетворения, на каковой конец и прилагаю при сем узаконенной формы документы…» Так ты вот что придумала! А про Сибирь ты забыла?

ЧУГУНОВА: Да что за пропасть! Только и слышу от вас, что Сибирь да Сибирь.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Дела твои, милая, такие; оттого и слышать тебе часто приходиться.

ЧУГУНОВА: (вынув из кармана векселя) Вот и векселя!

МУРЗАВЕЦКАЯ: Готово уж? Нет, Вукола, в тебе дьявол сидит. Как вас, скариотов, земля терпит? А что за книга это у тебя?

ЧУГУНОВА: Конторская старая; тут и счеты есть. Из кладовой мы ее достали, отсырела она, пятнышками пошла. Векселя у меня в ней всю ночь лежали, да и теперь пусть лежат, да выцветают, а то свежи чернила-то!

МУРЗАВЕЦКАЯ: Что глядеть-то? Дьявол тебе помогает.

ЧУГУНОВА: Только это и слышу от вас. (Кладет векселя в книгу.)

Горецкий, наблюдавший всю эту сцену из-за колонны, подходит с наглым видом, заложив руки в карманы.

ГОРЕЦКИЙ: Я имею поручение от Евлампии Николаевны Купавиной. Дело-то не очень важное.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Как не важное? Нет, это она напрасно так думает.

ГОРЕЦКИЙ: Что касается до долга ее мужа вашему племяннику, так не известно признавал ли господин Купавин этот долг.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Признавал. Письмо есть. (Показывает)

ГОРЕЦКИЙ: Послушайте. Меропа Давыдовна, и вы этому верите?

МУРЗАВЕЦКАЯ: Да как не верить, когда все документы у меня налицо. Вот!

ГОРЕЦКИЙ: Ай-ай-ай! Этакую даму почтенную видеть на скамье подсудимых! Вся губерния будет смотреть!

МУРЗАВЕЦКАЯ: Как, на скамье подсудимых?

ГОРЕЦКИЙ: Я вас сейчас объясню: скрывать незачем, завтра дойдет до прокурора, начнется следствие.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Да что такое, что?

ГОРЕЦКИЙ: Евлампия Николаевна с Анфусой Тихоновной сейчас будут здесь. А документы (выхватывает бумаги у Чугуновой) я сожгу после помолвки. Поняла, тетушка? А вот и гости дорогие!

Входит Купавина в сопровождении Анфусы.

КУПАВИНА: Здравствуйте. Меропа Давыдовна. Господин Лыняев и Глафира Алексеевна сказали, что вы меня хотели видеть.

МУРЗАВЕЦКАЯ: И хорошо сделала, что приехала, родная моя. Старших уважай.

КУПАВИНА: Я очень жалею, Меропа Давыдовна, что подала вам повод к неудовольствию.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Кто старое помянет, тому глаз вон.

ГОРЕЦКИЙ: Евлампия Николаевна, я ваше поручение исполнил.

КУПАВИНА: Благодарю вас.

ГОРЕЦКИЙ: Меропа Давыдовна и племянник ее считают себя совершенно удовлетворенными и никаких претензий на вас более не имеют. Так ли, Меропа Давыдовна?

МУРЗАВЕЦКАЯ: Он правду говорит, правду. Посылай таких адвокатов, так всегда из воды суха выйдешь.

КУПАВИНА: Значит, я все обязана вам. Сколько же я вам должна?

ГОРЕЦКИЙ: Сочтемся после, Евлампия Николаевна.

МУРЗАВЕЦКАЯ: (Горецкому) Пошел бы ты, закусил что-нибудь. Времени-то много; чай, с утра из усадьбы-то? Поди-ка, мать Анфуса, похозяйничай за меня! Мы сейчас придем.

АНФУСА: Да. уж… С дороги-то… и я уж…

Горецкий и Анфуса уходят.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Извини меня, друг мой, что я строго так обошлась с тобой! Я ведь любя.

КУПАВИНА: Я не понимаю, чем я виновата. Вы делаете такие угрозы…

МУРЗАВЕЦКАЯ: И всегда буду делать угрозы, и всегда… Нет, ты виновата, виновата, у меня сердце болит глядеть на тебя. Еще не так тебя надо пугнуть.

КУПАВИНА: Да чем я виновата?

МУРЗАВЕЦКАЯ: Зачем живешь одна? Отчего замуж не выходишь? Что хорошего! Только дела запутываешь да имение расстраиваешь. На Чугунову-то плохая надежда.

КУПАВИНА: Да ведь вы сами ее рекомендовали.

МУРЗАВЕЦКАЯ: А разве в них влезешь? она вот плутовка. оказывается изрядная.

КУПАВИНА: (подумав) Нет, как хотите, я за него не пойду; я не чувствую к нему никакого расположения.

МУРЗАВЕЦКАЯ: К кому?

КУПАВИНА: К Аполлону Викторовичу, племяннику вашему.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Да кто тебя неволит! Я думала, что ты его любишь; а нет. Так и не надо. Твоя воля, выбирай любого!

КУПАВИНА: Право: не знаю, что вам сказать.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Да чего стыдиться-то. Мне-то ты скажи! Замуж хочется?

КУПАВИНА: Да отчего ж?... Я бы с удовольствием.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Вот и ладно. (громко) Клавдий, поди сюда! (Входит Горецкий) Клавдий, целуй ручку у Евлампии Николаевны!

ГОРЕЦКИЙ: Готов всегда с величайшим удовольствием!

МУРЗАВЕЦКАЯ: Бог вас благословит!

ГОРЕЦКИЙ: Что значат эти слова ваши, Меропа Давыдовна?

МУРЗАВЕЦКАЯ: А то, что я тебя женить хочу. Что живешь, только небо коптишь!

ГОРЕЦКИЙ: Уж очень много власти вы берете надо мной, Меропа Давыдовна.

МУРЗАВЕЦКАЯ: Извини, голубчик! Вижу я сиротство твое, родных у тебя нет, - надо и об тебе кому-нибудь позаботиться.

ГОРЕЦКИЙ: Хорошо, Меропа Давыдовна, что я люблю Евлампию Николаевну, и люблю давно; а если б не так, вы бы поставили нас в затруднительное положение.