Дорога к заповеднику.

Слово об участниках.

Александр Свешников – наше объединяющее начало, кинорежиссёр, создатель нескольких десятков игровых и документальных фильмов.
Виктор Федченков – кинооператор, практик конструктивных идей, заведующий хозяйством.
Виктор Михайленко – ассистент режиссера, автор этих строк.

Подготовка шла своим ходом, но главным для меня, да и для ребят, оставалась реальность нагрузок, связанных с подъёмом в горы и с волоком на реку Унью. Болячек хватало у каждого. Кроме того, раньше мы не поднимались по рекам вверх и не знали, потянет ли мотор мощностью в 3, 3кВт две резиновые лодки с грузом примерно в 700 кг.
Сам маршрут разрешал при необходимости отказаться от той части, которая была связана с волоком.

Дорога к заповеднику.

19 июня. Рано утром мы выезжаем из Москвы, вечером на спидометре 812 км. Позади Московская, Владимирская, Нижегородская области. Ночевка в Кировской, недалеко от лесного озера. В лесу хорошо, после прошедшего дождика столько запахов! Вокруг сосны, березы, цветут шиповник, брусника. На открытых местах у шоссе попадаются уже спелые ягоды земляники.
20 июня. За окном машины – сглаженно-холмистая местность. Леса, перелески, поля… Немало их пустует и здесь, и по всей России. Зато, как грибы после дождя, повылезали бесконечные харчевни, закусочные, пункты торговли всевозможными товарами. Что осталось от колхозных хозяйств, от исконно крестьянской страны?
Заезжаем в Киров (Вятку). По пути не видим в городе ни храмов, ни интересной архитектуры, ни реки. Нет и особых впечатлений.
Вечером, уже в Республике Коми, в 100 метрах от дороги у края леса увидели двух молодых лосей. Остановили машину – не уходят. Когда все было готово для съемки, лоси, не спеша, скрылись за деревьями. Проехали около 500км.

21 июня. К полудню мы в Сыктывкаре. Тут радуют просторные чистые улицы и красивые дома, большинство из которых со своим рисунком в оформлении и архитектурным своеобразием. Приятна была и доброжелательность людей, к которым мы обращались. В центральном книжном магазине Саша покупает совсем недорогие листы карт по городу и республике, а я маленькую книжечку Романа Ласукова «Звери и их следы», изданную в Москве. В школьные годы можно было лишь мечтать о чем - либо подобном.
И дороги в Коми в ухоженном состоянии - со всеми необходимыми знаками, указателями и даже пожеланием «жить долго». Это к месту – по трассе десятки памятников разбившимся шоферам.
При въезде в Ухту – тоже памятник – большой, каменный, со сквозной выемкой в нем в форме православного
креста и надписью, гласящей: «Прохожий, поклонись праху невинно убиенных в годы политических репрессий».
В 30 – 40 годах в Коми было отправлено несколько десятков тысяч спецпереселенцев.

В самой Ухте, в основном, старые каменные здания. Но приятного впечатления от города, как от Сыктывкара, не возникает. Ближе к железнодорожному вокзалу чувствуется запах нефти, на путях стоят несколько составов с цистернами. Что ж, это край, где добывают нефть и газ.
Вдоль песчаной дороги Ухта – Троицко–Печорск по обеим сторонам тянется газопровод. Трубы идут через лес, болота, они на деревянных опорах, которые со временем подгнивают, и трубы прогибаются под своей тяжестью. На ряде участков сырых верховых болот прогиб их таков, что местами они ушли глубоко в торф. А если в этих местах прорыв, как к ним подобраться?

22 июня. Сегодня по пути предстала такая картина: недалеко от дороги поднимается черный коптящий дым над большой огражденной территорией, внутри которой почерневшие строения и вышки. Первая мысль – сгоревшая зона заключения. Подходим ближе, через дым различаю специальные сооружения для какого – то технологического процесса. Оказывается - сажевый завод. На сотни метров вокруг на всем лежит сажа, и растительность приобрела грязно-серый цвет. Черная язва на зеленом теле лесов.

В Троицко-Печорске пополняем запас продуктов. Это райцентр. Дома, в основном, деревянные. В магазинах есть всё необходимое. В поселке свои хлебопекарни. Пробегаю глазами по страницам двух купленных номеров местной районной газеты «Заря». Районку люблю, она живее, да и к жизни поближе, хотя, конечно, это зависит от людей. В «Заре» с этим всё нормально. Здесь и хорошие очерки о людях, и местные новости, и сводки с цифрами лесозаготовок по леспромхозам: основное производство тут связано с лесом.
От Троицка-Печорска стали встречаться кедры. Доезжаем до Комсомольска-на-Печоре. Река недалеко, но с дороги ее не видно. Последняя на пути автозаправка. Заправщик лет 30 -35-ти словоохотлив, поверх вопросов рассказывает:
- Лето в этом году длиннее будет -тепло раньше пришло. Ягода хорошая должна быть. Грибы уже попадаются, подосиновики. Они у нас трех цветов: сейчас пошел белый, луговой; тот, что в бору растёт - со шляпкой под цвет коры сосен да выцветших иголок; а ещё есть, который во мху – он ярко-оранжевый. Хариуса здесь мало, он выше. Таймень – большая редкость. В верховьях еще есть сиг и налим. В лесу, на луговинах, марьин корень растет, мы чай с ним пьем - силу дает.
Лес повсюду рубят, леспромхоз к самому заповеднику подобрался. На отведенных площадях вырезают всё, оставляя только кедр - его рубить запрещено. Но один он жить не может… Медведей много, но никого не трогают - ни человека, ни скотину...
Вечером мы в поселке Якша на берегу Печоры. До встречи думалось: «Какая она - Печора?». Читал о ней в описании, по карте видел ее путь, знал, что берет свое начало в Уральских горах и за 1800 км. несет свои воды к океану. Но почувствовать реку можно, лишь пройдя перекаты, изучив повороты и рукава, пропитавшись её запахами. А в этот первый вечер перед нами открылась речная гладь, под которой чувствовались течение и сила.

Территория заповедника состоит из двух участков: небольшого Якшинского в 15, 8 тыс. га и Уральского в 705, 5 тыс.га, лежащего восточнее, в междуречье верховья Печоры и ее крупного правого притока – Илыча. Восточная граница заповедника вытянута вдоль главного Уральского хребта, называемого Коренным Поясовым Камнем. За ним - уже Азия. Схему Печоро-Илычского заповедника можно посмотреть тут.

Якша

23 июня. Узнали, что директор заповедника будет через три дня. Ребята определяются с местом стоянки. Располагаемся на лужке у самого берега. Рядом – огороженная усадьба, деревянный дом, в котором, как узнаём, живёт заведующая музеем заповедника Ирина Николаевна Сивоха. Вечером, после разбора и подготовки вещей к маршруту, мы в ее доме. Знакомимся с ней и ее мужем Сергеем. А дальше - живое общение.
Ирина Николаевна в заповедник приехала с низовья Оби, из города Салехарда, где она жила с родителями. Окончила звероводческий техникум. Хотелось интересной работы. Тогда и написала письмо в заповедник.
- В то время, а я работаю здесь уже двадцать лет, - говорит Ирина, - писем с просьбой принять на работу порой даже в любой должности за небольшую плату приходило до 600 в месяц. Почему – то ответили и предложили работу мне. Работала на созданной здесь единственной в стране лосеферме.
Опыт такой работы, наблюдения и изучения лося в одомашненных условиях в дальнейшем позволили Ирине Николаевне за научную работу получить «Грант».
Ее муж Сергей приехал сюда из Калининграда. На вопрос: «Что позвало?», отвечает:
- Романтиком был.
Сейчас у них свой дом, хозяйство, дочь в этом году закончила школу. Но видится, что романтиками они остались до сих пор.
- Люди сейчас, - продолжает Ирина Николаевна, - работают не из-за романтики, а из-за денег (а как ещё выжить в новых условиях, когда во главу угла поставлены эти самые деньги и все мы в зависимости от них. – примеч. автора). Интерес, конечно, тоже есть. У кого больше, у кого меньше.
- А что за человек директор? – спрашивает Саша. – С ним можно нормально поговорить?
- И поговорить и вопросы решать с ним можно. Директором он давно, с 1966 года. Но мое мнение: если человек долго находится у власти - это не лучшим образом влияет на его личность. С другой стороны – назначат нам другого – неизвестно еще, что мы тут запоем.
- Кроме управления заповедником в Якше давно существует леспромхоз. Как местные жители относятся к сотрудникам заповедника?
- Преобладает мнение, что заповедник – вотчина его сотрудников. Судят так: «одним что-то можно, а другим - нельзя». Не объяснишь ведь: то, чем пользуешься, полностью отрабатываешь.
К слову сказать, зарплата у Ирины Николаевны по высшему разряду составляет 1200 рублей.
- А поселок Якша давно существует?
- Заселение верхней Печоры началось приблизительно 300 лет назад и было вызвано тем, что здесь пересекались торговые пути. С верхнекамского (Чердынского) края на Печору доставляли хлеб, обратно везли рыбу, пушнину… По одним сведениям основание Якшинской пристани относят к 1770-му, по другим – к 1784-му году. О происхождении названия Якша ничего найти не удалось. Возможно, оно от слова «якшаться» - разговаривать. Но я предложила другую версию: название могло произойти от имени купца, одного из основателей пристани. Как раньше от имени давались названия? Кирилл – Кирша, Яков – Якша…

За разговором Ирина Николаевна угощает нас чаем со смородиновым вареньем. Мы спрашиваем обо всём интересном, что может встретиться нам на маршруте, о людях на кордоне, о зверях в тайге… О последних Ирина с Сергеем могут рассказать немало. О том же лосе, например:
- Лосята, родившиеся в лесу и непосредственно на лосеферме, значительно отличаются по своей приручаемости. Другого рода наблюдение: стоит лось и подолгу вдыхает запах нефти, а то и весь измазывается в ней. Почему? Оказывается, у него в носоглотке и на теле живут паразиты, от которых он может избавиться только так.
- А как с хищниками, волков хватает?
- Зимой, бывает, и на дорогах встречают, машиной даже сбивают. Волки не любят ходить по целине, отворачивать с нахоженной дороги в снег. Как-то недавно троим подросткам пришлось от стаи волков на деревья забраться, тем и спаслись. Осенью и зимой они в поселок приходят и, бывает, прямо с цепей уносят собак или уводят, если собака бегает без привязи, как случилось с нашей собакой в 94 году…
Пса, а у нас лаечка была, зимой мы не отпускаем. А тут как-то стал вдруг проситься на волю - пищит, пищит... Ну мы его и отвязали на ночь - на берегу у него смотровая площадка на реку, где он подходы к дому охранял.
На следующий день его дозваться не можем. Решили, что он загулял, а значит – может придти и через неделю. Проходит день, другой, и тут научный сотрудник заповедника Сергей Михайлович Сокольский меня спрашивает:
- Ирина, вы песика не потеряли?
А я:
- Да, где-то гуляет.
И тут он мне показывает хвостик от нашего песика и его ошейник. Ну я, естественно, как хвостик увидела, так в слезы… Оказалось, что пара волков – самец и самка, которые давно уже кружили вокруг посёлка, ночью в тот же день нашего песика позвали. Причем, волчица призывала его поиграть с ней. Он вышел к ним, спустился на речку... Мы потом все по следам просчитали. Какое-то расстояние они бежали с ним рядышком, самка с ним заигрывала. Потом они его с обеих сторон ухватили: самец с одной, самка с другой - и поволокли дальше. И только через какое-то время они его удушили (на снегу появилась кровь). Уже видно, что он не сам бежал, а его тащить стали. И так они его на кусочки разобрали, что кроме ошейника, кусочка хвоста и маленького комоча шерсти нам ничего найти не удалось...
В этот вечер услышали мы рассказ и о медведе:
- Года три назад поехали мы (я, муж и наша приятельница) за ягодой, собирали бруснику в бору-беломошнике. Вдруг слышим хруст, чувствую - кто-то тяжелый. Подумала – лось. И тут я вижу лица моих спутников: глаза у них большие-большие и, как говорится, челюсти отвисли. Поворачиваю голову – метрах в сорока от нас медведица с тремя медвежатами, а у нас ни оружия, ничего... Стучать, так ведра и те капроновые. И все, не сговаривясь, свистеть и кричать начали, а медведица уже выпад в нашу сторону сделала – огромный такой прыжок... Медвежата за ней стоят, смотрят. Тут мы завыли и закричали еще больше. И тогда медвежата, дрогнув, побежали назад, и медведица, глядя, что ее детеныши испугались, тоже стала с ними отбегать. Но буквально через каждые десять метров поворачивалась, вставая на задние лапы, чтобы удостовериться, что мы ее не догоняем. Так они и удалились. После этого у нас началась трясучка. У всех. А в тот момент мы только кричать могли...
Знаете, говорят, что бежать вообще нельзя: это провоцирует зверя. Можно отступать потихонечку. Но еще неизвестно, как зверь себя поведет, он непредсказуем. В литературе сколько раз этот вопрос обсуждался! Некоторые предлагают: когда зверь совсем агрессивен - тут же упасть, закрыть голову руками и притвориться мертвым. Бывали случаи, когда медведь просто зарывал человека мхом - мол, ты тут тухни, а я потом приду и тебя съем…

24 июня. Сегодня мы в музее заповедника. В его светлых комнатах собран богатейший материал по истории края. Десятки томов научных трудов с описанием того, что человек увидел, открыл, изучил в жизни ещё не изменённой им природы. Этот материал представлен и в многочисленных фильмах, фотографиях, рисунках, картах, схемах, гербариях, чучелах животных и птиц – всего не перечислить.Труд сотен людей!
Ребята снимают, записывают рассказ Ирины Николаевны, а я, слушая, приоткрываю для себя жизнь заповедной Печоры.

25 июня. Утром идем на лосеферму, где живёт теперь только одна взрослая лосиха. А сколько же их было, и вообще, с чего все начиналось? Почему возникла сама идея одомашнивания лося?
- В прошлом было немало примеров жизни этого животного рядом с человеком. У нас в стране в 30-х годах было положено начало практики одомашнивания лося, но именно здесь, в Печоро-Илычском заповеднике, в 1949 году был начат многолетний эксперимент по изучению лося в новых для него условиях, - слушаем мы рассказ заведующего лосефермой Михаила Вениаминовича Кожухова – ветеринарного врача по профессии, работающего в заповеднике с 1957 года. Но все это немного позже, а пока Михаил Вениаминович, собирая охапки травы, говорит, что лосиха здесь, он ее выведет во двор, и что нам не надо прятаться. Животному спокойнее, если человек ведет себя открыто и естественно.
Вчера мы приходили на лосеферму, но лосиха к обычному для себя времени не пришла. Стоят жаркие дни и в лесу ей легче - она и воду там найдет, и прохладу, и насекомых меньше.

Лосихе Андюге 21 год. Заметив нас, она пугается, смотрит очень настороженно но, видя, что мы разговариваем с тем, кого она с рождения знает, успокаивается и ложится у бревенчатой стены фермы, жует траву. Нещадно едят ее оводы. Мы наблюдаем за Андюгой и слушаем рассказ Михаила Вениаминовича:
- За 50 лет здесь на ручном вскармливании выращено свыше 520 лосей, среди которых есть животные шестого поколения. За столь длительный срок наблюдения за конкретными животными (единственный в мировой практике) мы накопили уникальные данные по продолжительности жизни, а также по изменению плодовитости, молочной и мясной продуктивности вида. Изучали лося и в качестве тягловой силы.
- Признаться, я не слышал, чтобы лось мог служить человеку, как лошадь!
- Так в тайге он гораздо проходимее лошади. И дорогу через то же болото безошибочно найдет, и легко перейдет через него за счет особого строения копыт, - добавляет Михаил Вениаминович. – Лось действительно служит человеку. Служит всем. Уникально по целебным свойствам молоко лосихи, применяемое при лечении лучевой болезни и язвенной болезни желудочно-кишечного тракта.
- А с чего вы начинали?
- Отлавливали в лесу недавно родившихся лосят. Первые дни у них еще нет страха перед человеком...

Лосят мы тоже увидели. Правда, они не первых дней, а постарше, и живут уже отдельно от мамы Андюги. Любопытные, пугливые. И хочется, чтобы выросли они с доверием к человеку, которое бы их не погубило. Слишком уж они беззащитны перед браконьерами.
Вспоминая случай с одним из них, Михаил Вениаминович сетует:
- И факты есть, и браконьерство доказано, а он отделался небольшим штрафом! Оружие - и то не смогли отобрать. А ведь кто-то вообще считает себя достойным охотником, если на его счету несколько десятков убитых лосей.

Наверное, чтобы переключиться от тяжелых мыслей, Михаил Вениаминович рассказывает нам один забавный случай:
- Приехал в заповедник один из уральских корреспондентов. Сидим мы у кого-то в доме, разговариваем, анекдоты рассказываем… И корреспондент просит рассказать случай встречи человека со зверем - написать ему об этом хотелось. А окна в доме открыты – лето на дворе и уже темно, но я-то видел, что один из наших лосей возле дома ходит, он и раньше иной раз в окно заглядывал: может, хозяева чем угостят... Вот я и говорю этому корреспонденту: «А вон, выгляни сам в окно – тут за случаями далеко ходить не надо». И этот самый корреспондент вдруг нос к носу видит перед собой рогатую морду! От неожиданности он дар речи потерял...
А был еще рассказ, как одна лосиха, чтобы добраться на лосеферму, переплыла Печору при 20-ти градусном морозе, когда по реке несло ледяную шугу. Видели мы и интереснейшие фотографии: лось с грузом на себе идет с людьми по тайге, или лось, запряженный в санную упряжку…
К сожалению, когда я пишу эти строки, Михаила Вениаминовича уже нет в живых, зимой он умер. Уходят последние. Кто и когда продолжит их дело, используя уникальный опыт?

26 июня. Корнелия Оттовича Мегалинского – директора заповедника, мы увидели еще вчера вечером: около своего дома он окучивал картошку. Спокойный, внимательный взгляд. На вид даю ему лет 55. Отмечаю темные редеющие волосы и ничего лишнего в теле (подвижная работа к тому не располагает). Поздоровались, договорились о встрече на завтра.
И вот мы в его кабинете. Он просторный, обит вагонкой в елочку. Здесь карта заповедника, отсюда осуществляется ежедневная связь с его кордонами по рации.
Разговор наш сам собой выходит на проблемы заповедников.
- Заповедная система в целом продолжает худо-бедно жить - 100 российских заповедников в стране есть. Существуют они все по-разному, большая часть - трудно. И никто не может сказать, что завтра будет лучше... Нашему заповеднику в какой-то степени повезло: республика далеко не безразлична к его судьбе. Были выделены деньги от Всемирного Фонда Дикой Природы, так как в 1995 году заповедник был внесен в почетный список Всемирного природного наследия ЮНЕСКО, как часть объекта «Девственные леса Коми». На эти средства мы выплачивали зарплату сотрудникам, строили избы в поселке и на кордонах, приобретали лодочные моторы… Но проблемы, конечно, остаются. В заповеднике есть еще и научный отдел, в который сегодня найти специалиста чрезвычайно сложно. Мы идем на разные уступки, предлагая аспирантам, научным сотрудникам соответствующих институтов на договорных условиях приезжать и работать в заповеднике хотя бы на полевые сезоны.
В науке, к примеру, у нас нет ихтиолога, хотя рек предостаточно и ситуация со всеми водными объектами довольно сложная. Когда я сюда приехал (в 1966г. – прим. автора), у нас семга была в изобилии, здесь ее лучшие нерестилища. Сейчас же семги – единицы, за сезон вообще можно не увидеть ни одного всплеска этой рыбы!
- А в чём причины?
- Воинствующее коммерческое браконьерство в низовьях Печоры. Та, что заходит с моря, сюда не доходит.
- И защитить зверя и рыбу мы не можем?
- Ну, я бы сказал, что не очень стараемся. Эта система, когда все схвачено - она тут действует, как нигде! Можно эту проблему решать, но она затратна. Это и транспорт, и, главное - люди, которые были бы свободны от всякой возможности сделки. Если мы сегодня инспектору рыбоохраны платим 1000 рублей, конечно, ему очень сложно устоять против всяческих соблазнов, быть независимым, по крайней мере. Я не говорю, что он прямо как-то способствует браконьерству, но когда ему говорят: «Слушай, парень, вот бочка бензина, она стоит практически двух твоих зарплат!», сомнение возникает... Поэтому здесь без серьёзного вмешательства государства не обойтись.
Сейчас такая общая ситуация, когда масса людей свободных, без денег - не знает, куда приложить свои силы. Кто раньше не то что ружья – удочки в руках никогда не держал, сейчас идет на реку, в лес, потому что надо как-то жить. У нас поселок по численности изменился мало, а вот падение заготовок в леспромхозе сократилось на порядок, люди остались без работы… Проблема и с сохранением лесов от пожаров. А сегодня еще и непонятно, как решится вопрос с реорганизацией природоохранных структур в стране.

Вообще, за 70 лет существования у заповедника было много трудных периодов. Нелегкий груз на плечах директора... Но он болеет за свое дело, преодолевает трудности и надеется, что люди должны сохранить природу, ее неповторимую красоту, нетронутость, богатства - хотя бы в заповедных уголках...

Нам выписан пропуск в заповедник, на некоторые участки маршрута отпечатали 2-х километровку. Последние инструкции, оплата разрешения и машины, и мы готовимся к выезду.