Вверх по Печоре

28 июня. Утром, пока ребята еще спят, ухожу посмотреть места вдоль правого берега. Он песчаный, обрывистый. Кое-где у воды скольжу по глине. По ходу встречаю не везде распространенные в средней полосе кровохлебку и чемерицу Лобеля. Вижу ягодные кустарники: черную и красную смородину, шиповник, жимолость; в подлеске – черемуху, иву, ольху, а в верхнем ярусе одиночные, огромные ели – все это на низинном участке берега, а где он повыше – сосняк-черничник.
Саша в это утро на галечниковом участке берега нашел кусок окаменевшей ракушки (или ее четкий впечатанный след на куске горной породы).
Еще до нашего похода, читая «Печорский дневник» Феликса Вибе, побывавшего в этих местах в 1978 году, встретил запись за 16 июля: «Подплыл к лагерю геологов из Коми филиала Академии наук СССР (Это между устьем реки Елмы и кордоном Шежим –прим. автора). Как я понял из разговора с лаборантом Виктором, ему 21 год, образование – 1-ый курс, партия исследует нечто палеонтологическое: ищут ракушки, отпечатки древних рыб. Виктор показал нам одну такую находку: окаменевшую ракушку, каких много на берегу моря. «Ей триста миллионов лет», - сказал он.
«Как же эти находки могли оказаться здесь, в предгорном районе Урала», - размышлял я. «Только в случае, если когда-то здесь было море. Или, если ледник принес их сюда от побережья океана».
Уже после нашей экспедиции, изучая научную литературу по Уралу, я попытался приоткрыть картинку в геологическое прошлое этого района. Указанные ниже периоды времени взяты из принятой в науке геохронологической шкалы. «570 – 550 миллионов лет назад в Кембрии вся территория Урала в результате усилившихся поднятий превратилась в сушу. Но его западная мегазона (куда сегодня входят горная и немалая доля предгорной части территории заповедника – здесь и далее прим. автора) весь палеозой (570 млн. лет н. – 285 млн. лет н.) и до конца верхней Перми (ок. 250 млн. лет н.) представляла обширный предгорный прогиб, занятый морским бассейном. Там, наряду с другими, шло накопление известняковых отложений, с которыми связаны ископаемые остатки раковинной фауны». Значит, море и его отложения – ракушки здесь были.
Конечно, за последующие сотни миллионов лет, когда уже здесь не было моря, известняковые толщи оказались глубоко перекрытыми другими и наши ракушки вроде бы должны находиться на десятки и сотни метров в глубь. Но в силу особенностей горообразования на Урале структурные блоки, плиты и сами платформы взаимодействовали друг с другом таким образом, что в процессе складкообразования глубоколежащие слои горных пород были подняты, а где-то и вышли на саму поверхность Земли.
В частности, «на территории заповедника есть выходы пород девонской системы (410 – 350 млн. лет н.). А это – различные сланцы, кварцевые песчаники, доломиты, кремнистые и рифовые известняки, занимающие полосу в междуречье Илыча и Печоры восточнее долин рек Большой Шежим и Шежим – ю».
Кроме того, Урал - древняя складчатая система, претерпевшая значительные разрушения. Эти горы, по оценкам специалистов, по крайней мере, раза в два были выше. Таким образом, ракушка могла сформироваться здесь и много позднее оказаться на поверхности земли.
Теперь о том, что связано с возможностью переноса древней ракушечной фауны от моря наступавшими ледниками. Но сначала о природе самих ледников, их образовании.
«На определенной высоте над уровнем моря вершины гор покрыты вечными снегами.
Рыхлый снег, сдуваемый с вершин гор в ущелья и горные долины, накапливается там и уплотняется под собственной тяжестью. Подтаивая днем на солнышке, снежинки ночью, застывая, превращаются в зерно. Собственно, этому процессу способствует и выделение тепла при испарении снега, а также талые воды, проникающие в теплое время года. В результате за тысячи лет рыхлый снег превращается в зернистый – фирн, который в семь раз тяжелее обычного. В дальнейшем, в силу указанных причин и все большего уплотнения, фирн превращается в белый фирновый лед. Последний, сильно сдавленный вышележащими массами, перекристаллизовывается в прозрачный голубой глетчерный лед, состоящий из крупного зерна (от 0, 5 до 50 см.). Благодаря своей пластичности, оставаясь в твердом состоянии, глетчер выползает из под фирнового, двигаясь сплошной ледяной рекой. Скорость его движения – от нескольких сантиметров до нескольких десятков сантиметров в сутки. Ледники разделяют на горные, полупокровные и покровные (щиты). Первые преимущественно сползают по долинам гор. Полупокровные образуются в горах с платообразными вершинами. Покровные, отличающиеся большой мощностью и площадью - на материках и группах островов. Лед из центра выпуклого щита стекает во все стороны.
«Территория Северного Урала испытывала оледенения. Это Днепровско – Самаровское оледенение (примерно 200 тыс. лет назад) и Московско – Тазовское (прим. 150 тыс. лет назад), при значительном влиянии которого и образовался современный рельеф заповедной территории». Ледник наступал сюда с Новой Земли, а значит, тащил с собой осадочный материал и с морских побережий. Приведу выдержку из геологического очерка книги «Земля девственных лесов», посвященной Печоро-Илычскому заповеднику:
«На территории заповедника осадки нижних толщ четвертичной системы (…ок. 2 млн. лет н. и до наших дней), наполнены ледниковыми и водно – ледниковыми отложениями. В первых из них, наряду с обломками местных пород, присутствуют обломки пород дальнего переноса, в которых встречаются остатки диатомовых водорослей, распространенных только в средних и высоких широтах Мирового океана и палеозойские (570 -230 млн. лет назад) окаменелые раковины».
Получается, что нашу ракушку вполне мог принести сюда ледник. Конечно, интересно было бы узнать: какая из версий – реальность?

Вечером частично загружаем лодки. Моя резиновая лодка «Ока -2НД», как и большинство резиновых, сделана из тонкой ткани. Поэтому дома по простейшей, но далеко не лучшей конструкции я сделал для нее чехол из тезы, добавив тем самым вес примерно в 5 кг, зато днище, бока, корма и нос стали защищены от острых камней, да и просто от потертостей. Кроме того, за счет стяжки шнуром чехол сам хорошо держится на лодке и удерживает ее днище от растяжения и возможного при большой загрузке отрыва днища от бортов.

29 июня. Утром полная загрузка – это более 600 кг. вместе с нами. Американский мотор «Evinrude Jhonson» мощностью 3, 3кВт. Течение - примерно 0, 6 м/сек., на перекатах – 0, 8 – 0, 9 м/сек. Лодки пошли, но движение за счет заноса моей привязанной лодки и разворота всей конструкции все время шло по выраженному зигзагу. Управляющему мотором практически невозможно было учитывать моменты инерции нашей связки...
Двигаемся со скоростью 2 – 2, 5 км/час, на перекатах еле вытягиваем, а где-то идем впроводку. Сапоги мои, нарощеные от колен тезой, в местах прошивки и склейки с успехом текут, благо, что жара, и «водяное охлаждение» к месту.
Вечером километрах в 17-ти выше Усть-Уньи видим необычную картину: по обоим берегам Печоры на площади примерно в один на полкилометра – сплошь сломанные, вывороченные с корнем, поваленные деревья. Я не сразу понимаю, что это работа ветра. Ели, а корни у них расположены близко к поверхности земли, вывернуло с корнями, березы тоже полностью согнуло до земли и повалило, немало было и сломанных. Так и остались удручающе торчать безжизненные части стволов.

Через три недели в устье реки Большой Порожной мы встретили группу лесоводов. Они изучали это явление и объяснили, что это результат сильного ветра. В плотной тайге один ряд наваливается на другой - и пошла волна… В разговоре с Мегалинским мы касались этого вопроса. И, если мне не изменяет память, он говорил, что в районе деревни Бердыш по Унье на площади в один квадратный километр повален весь лес. Есть космические снимки этого и других районов на Урале. Это тоже проблема, которую, говоря словами лесоводов, изучают, но серьезно противопоставить что-то стихии пока не могут…
К концу дня на перекатах несколько раз винт мотора ударяет по камням, хорошо, что он из гибкого пластика.
На одном из островков встречаю фиалку трехцветную, знакомую мне по средней полосе, а на месте выбранной стоянки, по берегу – ятрышник с характерными продолговатыми пятнистыми листьями – охраняемое ценное лекарственное растение…
Уже в ночной тишине неожиданно доносится лай собаки. Откуда? До первого кордона около 7 км. Но это по реке, а напрямую - около четырех. Звуки, особенно идущие с возвышенностей, далеко разносятся в ночной тишине.

30 июня. Утром прохожу выше вдоль правого берега. Он высокий, крутой и песчаный. В нижней его толще у воды песок буквально спрессован, в нем небольшое количество мелкого камушка. Встречаю ключ, выходящий из-под берега у самой кромки реки. Вглубь берега – среднего возраста сосняк, стволами играющий на солнце. Контрастом этому неожиданно – несколько мертвых горелых стволов и следы огня на трех - четырех соснах. Это от молнии. Хорошо - не было ветра, а возможно, что и дождь не дал распространиться огню.
После трех часов нашего движения по левому берегу видим две лодки. Ближе к ним на высоком берегу уже заметны изба, хозяйственные постройки и деревянные ступеньки, ведущие к ним от реки. Причаливаем, поднимаемся к избе. Сверху прекрасный обзор на три стороны горизонта - для кордона это важно, отсюда по реке начинается огромнейший Уральский участок заповедника. Название кордона – Полой. Знакомимся с его инспектором – Пал Палычем. Садимся под небольшой крышей – навесом. Под ней печка, стол, скамьи. С весны до осени здесь и готовить удобно, и река, как на ладони. Павел отмечает наши пропуска и угощает меня чаем, ребята готовят аппаратуру для съёмок, а я слушаю хозяина кордона.
- На кордоне я с 79 - го года. Три года поработал, ушел в бригаду по добыче нефти: скважины бурили. Семь лет там, потом опять сюда вернулся.
- Ну, и как здесь лесная жизнь?
- Дак ничего. Все самому делать надо: и хлеб испечь, и огород обработать. Летом забот побольше: кого вверх поднять, кого вниз по реке сплавить, смотреть, чтоб кто без разрешения не прошел, чтоб не было пожара. Ну, и обходы...
- Большие?
- За неделю не обойдешь. Штаты сократили...
- В обход вы один идёте?
- Нет, мы только по двое ходим, положено по технике безопасности, напарник с другого кордона приезжает.
- А избу-то эту кто ставил?
- Лесники
- А раньше тут что было?
- Кордоны – бывшие деревни. Людей повыселяли, когда заповедник образовался, такое время было...
- Получается, больше со зверями общаетесь? Мишки не заходят в гости?
Павел сделал паузу, видно вспомнив какой-то случай:
- Бывает. Вот года 4 назад… Я в доме сидел, чай пил с лесничим, а медведь до этого еще приходил, окно сломал – я тогда все досками позаколотил и сеном заложил, чтобы вшей не было... Мы чай попили, сидим, болтаем. Слышим, стук. Я сразу понял, что это он обратно пришел и заколоченную палку отрывает. Эти два окна он вышибал, приходил и уходил через окно. Второй раз пришел, все замки поотрывал, двери и третье окно добил, а в них – двойные рамы. Я когда пришел, снега в хате - выше головы. Дверь вместе с частью косяка вылетела. Это он был голодный, больше месяца ходил, не залег вовремя. Первый раз он у меня тут хорошо пожил. Мука была, крупа, хариус замороженный, глухари, сахар в кастрюле двухведерной. Где-то с килограмма полтора съел. Понравилось, пришел ещё, подкормка-то нужна. Я тогда в отпуске был. Он в сарае доски выбил, в баню зашел, там окна из полиэтилена. Краску нашел. Она пахнет, он банку смял, разорвал. Еще бензин, солярка были, так он пробки на резьбе не откручивал – вырывал. В такое время шатун опасен - есть нечего, мороз за 40... Но он потом понял, что у меня уже все съел - пошел на другой кордон.
Еще в Якше от Ирины Николаевны я услышал, что у Павла здесь на кордоне медвежонок жил. Поэтому спрашиваю, как он тут его воспитывал.
- Три года назад дело было. Речка только вскрылась. Я на лодке сеть в старице проверил, взял кое-чего, поставил ее обратно. Потом вернулся уже, стал рыбу на уху чистить, слышу - какой-то шум. А бывает, норка заходит, она хулиганит тут в сарае - кишки ворует. Я рыбу почистил, иду за солью в сарай, перед входом нагибаюсь, открываю полиэтилен – он у меня вместо двери после того ещё медведя, смотрю – собака. Потом уже вижу – медвежонок: маленький такой клоп, сидит на скамейке и меня пугает. Я зашел с другой стороны сарая, вытолкал его.
- А не испугались? Мысли не было, что мать где-то рядом?
- Да вот в том и дело. Я его поэтому побыстрее оттуда и вытолкал: если она придет, то сарай разнесет! Медвежонок ушел, дал кругаля и обратно вдоль берега идет: он же голодный, еще молочный. Ну куда его?.. Собачьего корма ему наложил, а он все-таки боится, не ест. Я хоть 20 лет охочусь уже, а жалко, что умрёт, тем более дома.
- Малыш.
- Да - ребенок. В конце концов он поел, в конуру лег и лежит. Наутро приплыли с Усть-Уньи - молоко мне привезли. Я товарищу и говорю: «Давай поймаем его, только ружье заряжу». Он его поймал, тот верещит. Я говорю: «Случае чего, под гору падай, а то нам мать кое-чего спустит». Ну, его мордой потыкали в молоко – сразу стал есть. И собачий корм. Причём с тех пор еду стал просить по часам. Ел из собачьей миски, одной лапой её придерживает – другой обороняется… Потом я ему сахару насыпал в чугунную сковородку – чтобы не переворачивал, так он с ней, как циркач: с одной стороны лизнёт – там сахар, с другой – там нет, крутит её и глазёнки таращит, не понимает. Я ему конфеты в хлеб запихивал... Десять дней он у меня прожил.
- А мама-то как?
- А я тогда приклад делал для ружья, солнце было, и тут тень промелькнула, и собака залаяла. Ну, понял: значит, мать: все-таки где-то его поджидала. И вечером смотрю – корм, который я ему насыпал – нетронутый стоит. Видно, мать пришла, поймала его, и он ушел.
Такая вот история. Да, большей частью человек здесь один, наедине с природой, со своими мыслями…
Не успели поговорить с Павлом, сверху по реке спускается лодка. К нашему навесу поднимается А. Бобрецов – заместитель директора заповедника по научной работе. Мы уже встречались с ним в управлении. Сходу короткое интервью. Его научный интерес – грызуны, поэтому и спрашиваю о них.
- Это важное звено в цепи млекопитающих. Ими питаются хищники семейства куньих, а также хищные птицы– совы, коршуны, скопа. Численность грызунов в разные годы сильно меняется.
- А каковы причины?
- Они во многом еще не изучены. На мой взгляд, у нас главную роль играют кормовые условия. Когда грызунов становится очень много, вступают в роль внутрипопуляционные факторы уменьшения их численности. Нельзя сбрасывать и роль погодных условий. В прошлом году весна запоздала на два месяца, в июле в горах лежал снег – это сильно повлияло на землероек-белозубок. Смертность среди них была процентов на 80. Они погибли не только от холода - не было насекомых, которыми они питаются…
Но вот и пора прощаться. Пока я делаю, как говориться, снимок на память, Саша уже внизу у лодки успевает просмотреть только что отснятый видеоматериал и очень расстроен: контрастное освещение во время съёмок не дало возможности сделать желаемую картинку, не помогло и использование специальных отражателей...

Километрах в двух выше кордона в толще левого обрывистого песчаного берега хорошо виден более темный слой, толщиной сантиметров в 30, тянущийся примерно метров на 300 (возможно и больше). На одном участке слой имеет заметный изгиб, приближаясь к поверхности толщи.
Слой этот, насколько я рассмотрел, по составу глинистый, точнее - суглинок. Он более плотный, одной толщины на всем протяжении. Вероятнее всего когда-то здесь существовала старица (пойменное озеро), коих немало встречается вдоль русла Печоры. Интересно их образование.

«Русла рек редко бывают прямыми. Как правило, они образуют серии извилистых изгибов (очень характерно для Печоры и, в частности, для данного участка). Такие изогнутые участки русла (меандры) имеют тенденцию к большему изгибу за счёт размыва внешнего берега и отложению материала на внутреннем. Начав формироваться, а причиной может быть турбулентное движение струй, обвал, оползень, выносы бокового притока и др. – меандры увеличиваются и приобретают большую кривизну до тех пор, пока не образуется серия петель, разделенных узкими перешейками. В конце концов река может прорезать узкий перешеек и покинуть часть своего прежнего русла. Осадки, накапливающиеся рядом с главным руслом у концов покинутой меандры, закупоривают оба ее конца и образуется старица».

Интересующий меня участок является внешним берегом, где Печора делает заметный поворот. Возможность образования здесь в прошлом старицы понятна. Кажется понятным и то, что, просуществовав какой-то период, в течение которого и был отложен глинистый слой, старицы как таковой не стало. И скорее всего – по причине наносов в половодье речных отложений. Таким образом, глинистый слой мог оказаться внутри песчаной толщи. А далее за сотни, а то и тысячи лет, река, размывая внешний берег и приближаясь своим руслом к существовавшей ранее старице, обнажила толщу отложений со старичным глинистым слоем. Его мы сейчас и видим. Что касается изгиба слоя в толще, то он показывает линию рельефа во время существования старицы… Интересно, что по данному поводу сказали бы специалисты?
Из глубины времени и береговой толщи вернусь к нашему дню. Поздно вечером мы доходим до устья реки Кедровки – правого притока Печоры. Наша ночевка – на длинном участке мелкого галечника. На полоске песка - следы самых разных животных.

1 июля. О завалах на ямах по Кедровке Бобрецов говорил Павлу: «Ни подойти, ни распилить, вверх по воде не подняться».
Мы с Сашей решили попытаться пройти к ближайшей такой яме, а заодно и половить на ней хариуса. В устье Кедровки в проводку на ручейника была всего одна поклевка.
Кедровка сейчас - небольшая, мелкая речушка. Поднимаемся лесом, вдоль берега. Видим старые следы лосей, огромного паука с пойманной жертвой на берёзе... Но вскоре мы вынуждены повернуть назад: туча мошки яростно (перед дождем) атакует нас, проникая под заправленную одежду, к тому же Саша без москитной сетки. Возвращаемся – начинается хороший летний дождь.
С нашего берега ребята ещё утром видели кружащего большого коршуна, а мы с Витей – судя по всему – хорька около устья. Витя нашел бусинку из камня, обточенную в правильную продолговатую форму. Мне кажется, что она - часть украшения, которые люди сами изготавливали в старину.

Вечером на нашем берегу пополнение. Снизу подошла лодка с тремя мужиками – братья Воронины из Якши. У них здесь покос. Кто-то для покоса поднимается и выше, даже за двести с лишним километров. В тайге, на севере заготовить сено - дело непростое, используется каждый кусочек луговинки. Сплавляют сено по реке, а у кого покос повыше – осенью по большой воде. Из сухостоя делают плоты, ставят на него мотор, а то и два, и стог поплыл – только смотри, чтобы на отмель не сесть… Воронины несколько навеселе. На лицах у них крупноячеистые – луковица пройдет - сетки, смазанные такой жидкостью от насекомых, от которой лицо горит. И одежда, и рубахи «навыпуск» - чтобы обдувало. Все это от мошки, как они говорят:
- Любая заправка – только хуже, туда и лезет.
Младшего, Алексея, братья отправили поставить сеточку на рыбу, старший, Андрей – в заботах о палатке и костре. Мы же расспрашиваем среднего, Александра, о том, что встретим выше и какими рукавами реки лучше идти. Эти мужики здесь каждый камушек знают: не раз поднимались по реке ночью, ориентируясь по макушкам деревьев на фоне неба. Александр раньше водил по Печоре катера, тянувшие плоты с лесом.

2 июля. Утром Воронины угощают нас ухой из щуки, окуня и двух сигов. В разговоре узнаем, что сейчас они работают в леспромхозе.
- Раньше объемы заготовок леса в десять раз больше были, - рассказывают Воронины. – Но рубка была сплошная. Сейчас предприятие в частных руках и за нарушения частник платит из своего кармана. Между делянками уже оставляют полосу метров восемь, а ширина делянки берется из такого расчета, чтобы гусеничная техника могла развернуться два раза. Если мы, рабочие, нарушаем правила, то платим уже мы. Только мы-то сами хотим сохранить, что можно. Бригадир, бывает, кричит: «Прямо давай!», но всё равно объезжаем, зачем поросль губить? Или птица на гнезде сидит - ездим, огибаем, - ничего, не улетает, выводит птенцов.
Александр продолжает:
- Раньше березу заставляли сплавлять. Но она же двести метров проплывает и на дно. Сколько ее там гниет?! Боры-беломошники шли под пилу, к самому заповеднику подобрались. Спасибо Мегалинскому - отстоял территорию между Печорой и Уньей. Сейчас это охранная буферная зона. Или еще: раньше для сбора живицы разрешалась химическая подсочка, использующая серную кислоту, но после этого дерево необходимо было вырубить в течение года, иначе оно погибало. При обычной подсочке этот срок увеличивается до пяти лет.
А вырубать и вывозить не успевали, поэтому химическую запретили. А те деревья, на которых её применили, потом японцы выбирали. Дерево-то погибает, а в его комле и корнях много смолы остается. Из нее перегонкой получают канифоль, которую используют в военном производстве.
Мы уже начали грузиться, как вдруг наши соседи предложили подбросить нас на своей лодке с десяток километров вверх. Как говорится: от добра добра не ищут.

Как легко идет их лодка вверх, а ведь в ней груза килограммов семьсот! В прозрачной воде далеко вперед видны камни на дне и, случается, уплывающие рыбины. Появляются первые скалистые берега, обрывающиеся к реке. На одну из скал по левому берегу показывает Андрей.
- Там наверху похоронены рядом два человека, муж и жена. Они прожили в этих местах долгую жизнь, умерли в один день. Просили похоронить их вместе на этой скале.
Вскоре мы подплываем к месту, где Печора раздваивается. По правому рукаву, в километре выше – второй кордон заповедника – Собинская Заостровка. Его инспектора Николая мы видим на лодке, но здесь не задерживаемся, а делаем остановку несколько выше по реке у большой скалы, на которую и взбираемся. На ней находится грот со сквозным проходом, а с вершины открывается захватывающий обзор окрестностей: тайга до горизонта и в десятке километров большой лесистой шапкой выделяется небольшая гора. Ее вершина на 100 метров выше, чем уровень воды в Печоре. За горой, в устье правого притока Печоры Большой Шайтановки – третий кордон заповедника с одноименным названием. Через пару километров проплываем Канинскую пещеру и ещё через километр встаем напротив скалы Канин нос.
Набегает туча, проливая сильным коротким дождём. Мы с Сашей в плащах, остальные – под поставленной в наклон резиновой лодкой. К людям жмется и собака. Кончается дождь, и мы прощаемся с Ворониными. Дальше сами. Но на первом же повороте видим группу людей и палатки. Это студенты, о которых говорил Павел. Подплываем, здороваемся. Ребята с Курского университета, географы. Без защитных сеток, в прокусываемой комарами одежде, но радостные, живущие с шуткой. Готовят на костре. Палатки поставлены на гальке, низко у воды, а это чревато, если серьезный дождь. Рассказали о встрече с годовалым мишкой-пестуном. А, вообще, они здесь со своим научным руководителем изучают растительность, почвы, горные породы, реки…

Чем же характерен в этом плане почти пройденный нами по Печоре равнинный район заповедника?
Это «район сосновых лесов и сфагновых болот. Почвы под сосняками песчаные, сухие и бедные. Немного и видов растений в них: брусника, водяника, иногда толокнянка. В более влажных зеленых мхах – черника. На болотах еще и голубика с багульником. Ель, в основном, встречается в долинах небольших речек, ручьев. Березы немного, как и везде, но она распределяется равномерно».

Километра через четыре встаем на ночевку на большом песчано-галечниковом участке, приподнятом от реки, чуть ниже делящийся на рукава. Правый, узкий, делает дугу чуть ли не в противоположном течению направлении. К его берегу подступает еловый лес, а у нашей палатки – заболоченный молодняк, перед которым полоской идет сырая луговина, где вижу знакомые донник, ромашку, иван-чай, полынь...

Но вот внимание привлекает незнакомое растение: множество мелких цветов и сильно изрезанные по краям листья, сидящие на стебле. На одном из них капелька. Не высохла еще. Но почему от нее никак не может оторваться божья коровка? Переворачиваю лист – капля неподвижна. Вот, значит, как растение ловит насекомых. А, может, это по другой причине оно выделяет какие-то вещества? На растение-хищник вроде не похоже…

3 июля. Утром долго лежим, восстанавливаем силы. У Вити лицо опухло от укусов насекомых. Вечером пробуем ловить на мушку хариуса. Снасть своеобразная - я перенял ее от рыбаков, когда жил на Байкале. Используется спиннинг с катушкой. К концу основной лески привязывается длинный деревянный под конус поплавок, на толстом конце которого набивается свинцовая пластина с расчетом, чтобы в воде поплавок стоял, высовываясь примерно на треть. Остальное видно из рисунка. После заброса, наматывая леску на катушку, заставляем мушки скользить по поверхности воды.

Делаю первый заброс, и сразу хватает хариус. Потом еще и еще. У Саши тоже. Но на поводках стоит леска 0, 2- 0, 24 мм. Тех, которые покрупнее, она не выдерживает, и за два часа у нас в прямом смысле уплывает половинный запас мушек. Саша подмечает: солнышко из-за облаков – хариус перестает брать. Видимо, при этом и мы, и леска ему хорошо видны.

4 июля. Подъем в шесть часов, отплываем в десять. Километра через четыре мы – перед устьем реки Большая Шайтановка. Здесь для ориентира стоит для нас знак, оставленный Борисом – инспектором этого кордона, хотя мы встречаем и его самого чуть выше устья у тропы к дому и говорим, не выходя из лодок.
- Отсюда, да и с Печоры, кордона не видно, не зная можно промахнуть.
- Да, он за деревьями, метров триста отсюда.
- И как тут?
- Нормально, – смеется. - Если б не комары и мошки, то совсем бы хорошо.
- А давно вы здесь? Не из местных?
- Я сначала на Собиновском десять лет жил. Потом здесь. Сам из Томской области, жил и в Кировской. После армии решил поездить, посмотреть разные места, на одном-то сидеть не интересно.
- Вы девочек в Усть-Унье встречали, это ваши племянницы?
- Да. Летом и внуки приезжают.
- А вы с женой их молочком балуете, у вас тут стожки на берегу.
- Сейчас - козьим. Раньше корову держали.
- Река, лес - тоже ведь подспорье?
- Да, рыба по осени, грибочки, ягода...
- С медведями в лесу не встречались?
- А вот, – Борис показывает на мальчика, который с ним в лодке, – двоюродного брата его в прошлом году… Ну, буквально три метра до него осталось. А хорошо у меня жена-то была рядом - обернулась, как закричит! Медведица-то опешила, не поняла в чем дело. Хорошо, малый не испугался – так спокойно на неё смотрит. А у медведицы двое медвежат, уж не знаю, за кого она его приняла, он в серенькой куртке был: сидит, копошится, морошку собирает. А когда поняла, то молча рванула, и маленькие за ней убежали…
- Пойдемте к дому, - предлагает Борис, - чайку попьем.
Поднимаемся по тропе. Открывается вид на дом, гору – шапку, ту, что мы видели со скалы. Вокруг поодаль сосны.
- Я думал, что здесь уже сосна кончается, по берегам, в основном, елка пошла.
- По Шайтановке - больше сосна, ее клин с запада сюда заходит, а дальше - уже ель. Пихта, кедр попадается...

У калитки усадьбы чем-то недовольная коза начинает бодать Витю - на свою территорию пускать не хочет, но у них неравная весовая категория, поэтому Витя ее слегка передвигает.
Перед нами добротный дом с цветами перед ним, рядом огород, где растут овощи и зелень. Чуть ближе – стол, скамейки. Нас угощают чаем с вкуснейшим черничным вареньем и своей выпечкой. Жена Бориса стесняется нашей компании и особенно предложения сфотографироваться. А тут еще видеокамера…
От Ирины Николаевны я слышал, что она - человек городской. Но, как она сама говорит, «Если человек природу любит, то будет жить здесь».
- У вас чистейшая и вкусная вода.
- А здесь некому ее грязнить-то. По Шайтановке и Кедровке много ручьев, ключей. Один раз двое ботаников приехали с фильтром «Родник», думали, что пригодится... Тут как-то гидрологи на пробу воду брали. «У вас, - говорят, - вода, мы такой вкусной и не пили!»...
- Тут уже и скалы кое-где встречаются.
- И скалы, и пещеры. По Шайтановке их немало...
Саша заключает:
- Здесь жизнь и работа – одно целое. В Москве - по-другому, и душа городского жителя сопротивляется этому.
Пора в путь. Саша фотографирует семейство Бориса возле дома, и мы прощаемся.

До стоянки проходим километров 13, где-то протаскиваем лодки по камешкам. Незадолго до стоянки по правому берегу замечаю какое-то животное. Смотрю в бинокль. Быстрее догадываюсь, чем различаю – кто-то из копытных. С приближением лодок вижу: лось, точнее лосиха. Она стоит в воде и долго смотрит на нас, затем спокойно выбирается на берег и скрывается в лесу.
Лосей под берегом реки я встречал и раньше. А здесь, на Печоре, я услышал, что они в воде достают корни растений и тогда, порой, можно наблюдать, как за этим занятием вся морда у них в воде, только уши торчат.
Только встали на стоянку, хватаем спиннинги и бежим ловить хариуса. Азарт, спешка. Рыба срывается, уходит из садка, сами мокрые, но в эти минуты забываешь обо всём… Где-то в полночь, а она в это время как светлые сумерки, Саша улавливает чье-то движение на противоположном берегу. Какой-то зверь. Но кто? Он то надолго замирает за деревом, будто его и нет, то, крадучись, плавно проходит до другого места…
По повадкам, что описаны в книжке «Следы зверей», а в дальнейшем и по рассказам лесников, думаем, что это была росомаха - хищник семейства куньих, достигающий в весе 17 килограммов. В поисках пищи, особенно зимой, кочует, проходя в сутки до 80 км. Росомаха хорошо лазает по деревьям, всеядна, охотится за грызунами, зайцами, птицами. Нападает на косулю, северного оленя, молодого кабана, лося.
Тайга, тишина, звери - все говорит о том, что человек здесь уже редкий гость. Мы вступаем в предгорный район заповедника. Перед нами возвышенность Высокая Парма, простирающаяся в меридиональном направлении. «От ее склонов предгорный район тянется на восток до подножия Уральских гор, поднимаясь увалами до 250 – 350 м. над уровнем моря. Высокая Парма сложена песчаниками и сланцами и покрыта лесом. Почвообразующие породы здесь – легкие щебнистые суглинки».

5 июля. Подъем по реке начали в 16.30. До стоянки прошли 7 км., встав на повороте реки, откуда в километре выше виден скалистый берег. Вглубь от него – последний кордон заповедника Шежим.
Поздним вечером от кордона спускается лодка, причаливает к нам. Знакомимся – инспектор охраны заповедника Виктор Кудрявцев. На вид даю ему 30 с небольшим. В Якше говорили, что на кордоне он живет с женой. Из разговора узнаем, что Виктор из этих мест, от заповедника направлялся на учебу в техникум по специальности «Рыбоводство и ихтиология», служил в Москве в бригаде охраны. Служба, говоря его словами, была нервная, все время дергали.
- Дергали меня, дергал я. (Я понял, что был он командиром отделения.) Только здесь нервная система и отошла. Здесь в лесу я отдыхаю, знаю, что тут один.
- Ну, не совсем один: тут свое население. Тот же мишка, может, рядышком.
- Бывает. Увидел одного как-то метрах в тридцати. Меня поджидал… Зимой было. Дожди сильные шли, потом резкое потепление. Медведи к тому времени уже спать легли и их из берлог повыдавило, они голодные все ходили. Это уже в декабре, по-моему, было. И вот один за елочкой меня караулил. Спрятался и стоит. А я иду, у меня руки нагруженные были. Подхожу, а следы-то передо мной свежие, думаю: «Ну, наверное, ушел». По тропе-то прохожу, смотрю вперед – а он из-за елочки выглядывает, прямо на тропе. Ну, я тут все, что было в руках, бросил, он увидел, что я его заметил, испугался и побежал в лес. А так хотел, наверное, меня… Вообще-то медведей здесь много. Никто не пугает.
- А с рыбой как? С семгой?
- Семга идет сюда на нерест из океана. За время подъема по реке она почти ничего не ест. После нереста самки сразу возвращаются к морю. Большинство самцов погибает. Молодь здесь, в верховье (а ниже Шайтановки ее нет), подрастает до 2-3 лет, затем скатывается в океан, где живет лет 10 и потом уже взрослой поднимается сюда на нерест. Но доходит сюда 2-3 десятка, не более.
А так хариус здесь, налим попадает, мелкая – много ее – это гольян. Я сейчас ниже спущусь - там сети ставлю, смотрю, какая рыба и сколько попадает, хотите – поплыли. Там изба есть, можно ночевать. Орлана увидите. На гнезде еще.
Мы благодарим, но отказываемся.

6 июля. Утром Виктор возвращается на кордон. В его лодке огромная щука, язь, несколько сигов.
Через час – полтора от Шежима спускается лодка. В ней целая семья. Понимаем, что это Лызловы: Григорий – инспектор-лесник кордона, его жена Ольга и дети. Они знают, что мы поднимаемся по Печоре, и уже ждут нас. А пока плывут половить рыбу: в гости ожидаются шведские учёные.
К полудню, когда уже вернулись Лызловы, а потом и мои ребята уплыли на кордон, снизу подошла лодка. В ней двое с грузом. Старшему на вид лет 60. Другому лет 25. Смотрят внимательно, изучающе. Поздоровались, представились: инспекторы рыбоохраны - а у меня на виду спиннинг и ящичек со снастями. Ловим мы для еды, но в заповеднике-то ловить нельзя. Мужики все видят, но не придираются. Узнают, кто мы и зачем здесь, спрашивают о Григории. Я, не подумав, его словами и говорю:
- Ловит рыбу для шведов.
- Вот сейчас и будем составлять на него акт. Сети расставлены...
На Григория у них еще давний «зуб». Когда-то он обвинил их в пропаже своего ружья.
- Якобы, мы взяли, хотя сам под деревом где-нибудь отдыхал, может, выпил, да забыл.
Я узнаю, что мои собеседники поднимаются от деревни Курья, а до нее добирались транспортом из Троицко-Печорска. Собираются дойти до устья Ёлмы – «Выше не пройти». На обратном пути, насколько возможно, поднимутся по Унье. Смотрят, чтобы не вылавливали рыбу в заповеднике, не браконьерничали в буферных зонах. Особое внимание к ценным породам – семге, хариусу, сигу.
- Мы в верховьях Печоры нередко обнаруживаем кучки рыбьих косточек. Пермяки приспособились летать на вертолетах. Вылавливают все подряд и вообще варварски ко всему живому относятся.
В разговоре о разном мы вспомнили о тех студентах из Курского университета, что стоят лагерем недалеко от скалы Канин Нос. Затем от пожилого инспектора я услышал рассказ об одной студентке. Ее однокурсники, проходившие практику в заповеднике, к определенному сроку должны были выйти по Унье к волоку на Ёлму. И была у них с этой девушкой договоренность, что и она к этому сроку выйдет туда же. Но это легко сказать, не зная пути и условий. И вот она с рюкзаком в 20 (!) килограммов пробирается по тайге, по нехоженым дорогам, ночуя одна, несет ребятам продукты. Где-то от Шежима ее немного подняли на лодке. Не знаю, сколько она от кордона к кордону прошла, сколько на лодке ей помогли. Даже если и до устья Елмы довезли, то по Елме надо еще тайгой 15 километров пробраться, в нужном месте от нее свернуть и идти по волоку, то есть по тайге, еще 10 километров до реки Уньи.
Ее спросили:
- Зверя не боишься? Одна ведь...
Она отвечает:
- А я лесом иду, в ямке переночую, зверь меня и не увидит. Да и чего ему нападать? Еды ему сейчас хватает.
- И ведь дошла с таким рюкзаком до Уньи. Только ребят там не дождалась, так обратно и выходила на Печору. Позднее, когда я спрашивал об этом случае Григория с Кудрявцевым, то услышал от них:
- Она странная была, поначалу от звука моторок шарахалась...
Уже после они ее, сколько вода позволяла, подняли по Печоре, провели к избе на Яны (стационар заповедника перед хребтом Яныпупунёр), показали интересные места.
На Сашу, которому я позже рассказал об этой девушке, история произвела сильное впечатление, и он написал стихотворение, посвященное любви...

7 июля. Сегодня все плывем на кордон. Рядом с ним - устье правого притока Печоры с одноименным названием. По Большому Шежиму раньше поднимались до 42-го километра, а дальше вела местами заболоченная семикилометровая тропа к реке Шежим-ю, до устья которой на Илыче остается примерно километров двадцать. Сейчас на Шежиме завалы на 9-ом и 11-ом км.
Избы на кордоне, понятно, из ели. Стоят они долго, а покосившимися становятся, думаю, из-за перемещения грунта в почве. Есть еще одна болезнь у них – жучок, от него дерево, как я слышал, пропитывают авиационным керосином.
К слову о дереве. Вспомнились слова Ирины Николаевны об избе, в которой пол был из кедра. Изба со временем разрушилась, а вот настил пола до сих пор стоит. А еще у кого-то из якшинских она увидела доску для разделки рыбы, вырезанную из кедра. На ней был выбит и год изготовления доски. Получалось – двести лет назад…
На Шежиме живут три семьи. Старшие Лызловы – Поликарп Григорьевич с женой Анисьей Диевной, их сын Григорий с женой Ольгой и детьми и Виктор Кудрявцев с женой.
Поликарп Григорьевич оделся в форму лесника (мои ребята будут снимать). Идти ему трудновато, в руках палочка.
- Это, чтоб шибко мне не разгоняться, - подшучивает он.
Вообще-то ему 82. Голова и борода с косичкой до пояса давно белые, на глазах очки с толстыми линзами, но сильна таёжная закалка – сам еще на моторке ездит рыбу половить.
Рассказывает Анисья Диевна:
- Мы здесь с 35 года. Отец приехал из деревни Пачгино (в 40 километрах ниже Усть – Уньи). В 41-ом его на фронт забрали, и мы опять перебрались в Пачгино. Я в 14 лет пошла на общие работы в заповедник. Сюда вот на кордон за сеном поднимались толкачём в лодке: с Усть – Уньи с шестами за три дня. Здесь сушняк рубили на плоты, счаливали по 25 бревен в две плитки - на каждую по три тонны сена - и сплавляли. Поселок дровами обеспечивали. Работали одни девушки и женщины. Мы с Поликарпом Григорьевичем с одной древни. В 38-м его взяли, через три года только мобилизоваться – тут война, и его часть на Дальний Восток отправили. Два раза письмо Сталину писал, чтобы послали на передовую. В армии выучился на стрелка – радиста, потом летал, несколько раз выбрасывался из подбитых самолетов… В 46-м мы поженились. Два года в Пачгино - и сюда. Так всю жизнь здесь и прожили. А особенно сейчас никуда и не хочется. Бог бы привел здесь помереть…Свой огород, коров, овец держали, рыбу ловили. До войны рожь сеяли – она здесь хорошо родила. Но при Сталине ничего нельзя было: обыски, все сдай - 12кг. масла с коровы, 37 кг. мяса, 70 штук яиц, даже если не держишь скотину. На трудодни в колхозе ничего не оставалось. Пихту ели. Народ бедствовал, бёг за Урал, там, говорят, жизнь лучше была. Отец здесь всё же рожь посеял и удалось её спрятать под полом. А кожу поросячью для обуви – под навозной кучей в бочках.
Вместе с нами слушает Лызловых супружеская пара из Швеции. Женщина – русская, она спрашивает:
- А какая у вас вера?
- У нас старообрядческая религия. Поликарп Григорьевич у нас один религию соблюдает, все посты. Каждый день на молитву встает.
- А в чем разница с православной верой?
Поликарп Григорьевич почесал бороду:
- Разница-то какая. Мы попу-то не веруем, одному Богу, в церковь не ходим. Ещё крестимся двумя пальцами – не щепотью. Дак а в чем ещё? Одна вера и есть у нас тут. По стране-то - там несколько, но я уже не знаю какие там сейчас. Католическая – та другая уже...
- Старообрядческая откололась от православной. А откуда она к вам пришла?
- Здесь внизу по Печоре монастырь был - туда с Соловецкого монастыря приезжали. Оттуда, наверное, она и пришла, эта вера... Разница? Как объяснить-то, не знаем...
Анисья Диевна:
- И родители наши были старообрядцами. Мы детям наказываем, чтобы сохранили книги старообрядческие и иконы.

Здесь бы все сохранить! Нам показывают старые вещи, предметы домашнего обихода. Вот пояс охотника манси: на нем медвежьи клыки, квадратики, ромбики и другие знаки, каждый из которых что-то обозначает. А вот широкие камусные лыжи, обтянутые лосиной шкурой так, чтобы ворс не давал им проскальзывать, а в местах под обувью набиты медные пластинки от намерзания льда.

Григорий, смеясь, приносит из дома старое ружье – самоделку, куда пуля закладывается прямо в ствол.
- Ну, что, дед, охотился ты с ним? Сколько ему лет?
- Лет 150, наверное, будет. Я-то с ним не охотился. Но охотники раньше были не в пример сегодняшним - без промаха медведя били. Даже случай был: присел охотник по нужде. Тут медведь. Он берет ружье, стреляет и продолжает свое дело.
Сам Поликарп Григорьевич году в 78-м здесь на кордоне медведя уложил.
Мы рассматриваем лоскутное одеяло, сшитое из отдельных разноцветных кусочков, вышитые кружева на белом полотне, которым украшают убранную постель, плетеные коврики, самодельную обувь…
- А с волками тут у вас как? – звучит наш очередной вопрос.
- Году в 68-м, - рассказывает Григорий, - численность лося возросла и, естественно, появился волк, причём не только местный, но и тундровой. Здесь организовали тогда облавную охоту с флажками - взяли хорошо. Потом был спад численности волка. Лет 20, наверное, его не было. Да, дед? – спрашивает Григорий отца.
- Да, лет 15, наверное.
- Потом опять по возрастающей численность лося подпрыгнула и волк снова появился. В прошлом году было девять штук, а в этом году уже 12. Ну, естественно, они всех подряд… Причём, лося много – волки сытые, они его даже целиком не съедают, а отъедают буквально килограмм 5-7 и следующего через 3-4 километра давят…
С высоты кордона просматривается часть реки. Слышен её постоянный говор.
- А как высоко бывает подъём воды в Печоре? – спрашиваю я.
- По-моему, в 66-ом, - отвечает Григорий, - Шежим заливало. Были сильные дожди, и они вызвали таяние снегов.
Я прикидываю: дома от обычного уровня воды в Печоре подняты метров на 9…

А вот о какой происшедшей в этих местах трагедии рассказала Анисья Диевна:
- Здесь, по Шежиму, в семи километрах выше есть ручей Якова Рассоха. Дядя мой по маме там с семьей жил.
Они охотились, пушнину заготовляли - за нее хорошо платили, золотом. Но как-то двое которжных бежали. Встретили в лесу дядю и убили. Потом жену его под страхом смерти заставили показать, где золото. Она повела их к пню, где было спрятано золото в мешочке из-под дроби, они убили и её, а дом с детьми, дети-то небольшие были, запечатали и сожгли…

Я смотрю на детей Григория и Ольги - они спокойны и самостоятельны. Присматриваюсь и к гостям – шведам. Их трое. Из рассказа русской женщины из Швеции узнаю, что они изучают девственные леса. Дело в том, что в самой Швеции таких лесов давно нет, а существуют леса паркового типа, где уже нет ряда экологических звеньев дикой природы. К примеру, в парках, естественно, нет бурелома, валежника, старых сухих деревьев, а значит, нет массы личинок жучков, короедов, всего того, что составляет корм многих птиц. Другая цепочка – нет заметно увлажненных и переувлажненных участков с их растительностью, болотцами и другими частями подобного сообщества – нет и присущих им комаров, мошек, а значит, лягушек и тех земноводных и птиц, для которых составляют корм квакши… В девственных лесах – многообразие и полноценность таких цепочек, то есть сама система устойчива, способна к самоочищению и самовозобновлению…

Вечером нам приготовлена самая настоящая русская баня в срубе, где пахнет смолой деревьев, где пар и березовый веник. А потом чай с душистым вареньем, свежей выпечкой и подарок в дорогу – большая буханка черного хлеба, выпеченного Анисьей Диевной.

8 июля. Утром попрощались со всеми на Шежиме и в путь. С подъемом вверх заметно укорачиваются плесовые участки реки и чаще идут перекаты и деления русла на рукава, поэтому, в основном, протаскиваем лодки в проводку. На пути встречаем человека на маленькой лодочке недалеко от избы. Расспрашиваю его. Приехал на лето из Николаевской области, здесь уже не первый раз. Как-то прочитал он в журнале «Охота и охотничье хозяйство» о Поликарпе Григорьевиче Лызлове, где была помещена и фотография Шежимского лесника. Понравился ему старик да здешние места, и написал он в заповедник письмо с просьбой разрешить ему приехать сюда на лето, пожить и пользу принести, поскольку сам он охотник, рыбак, раньше жил на Колыме. Ему ответили. Теперь, когда есть возможность - приезжает сюда, помогая кому-то из научных сотрудников разделить быт в тайге…

За день проходим километров двенадцать. Стоянка около устья речки Сага и горы Гаревский Носок с отметкой 189, 1 м. По прежнему стоит настоящая жара. Еще при подходе к стоянке видели большую хищную птицу. Потом, по описанию, Григорий сказал, что это была скопа.

9июля. Утром мимо нас на лодках проплывают Григорий, Виктор и Павел со шведами. Поднимаются к логу Иорданского показать пещеры. А мы сегодня отдыхаем. Около устья Саги обнаруживаю следы лося и, по-моему, бобра. Здесь скалистый обрывистый берег, и мы пробуем ловить рыбу. Напротив палатки в воде у берега плотные стаи гольянов. Я их снимаю.

10 июля. Пройдя километров пять, в месте, откуда начинается тропа к логу Иорданского, делаем стоянку.
«В 1926 году геолог Н.Н.Иорданский открыл на правом берегу Печоры в 16 километрах выше Большого Шежима выходящий к реке узкий карстовый лог. Беспорядочное нагромождение обступивших его светло-серых скал и останцев достигает в высоту 40 метров. По левой стороне на расстоянии нескольких десятков метров находятся входы в три пещеры». Но все это от нас пока скрыто, как и то, что «в междуречье Большого Шежима и Большой Порожной проходят две известняковые гряды. Это карстовый район, где встречается немало пещер, гротов, карстовых ям, поноров, в которых исчезают даже реки (Малый Шежим, Горевка). В полутора километрах от устья Большого Шежима вверх по нему на глубине 20 метров от поверхности земли находится Шежимская пещера. В нее ведет вертикальный колодец, представляющий собой расширенную эрозией трещину.»
Мы поднимаемся по тропе. Выше она заболочена. В одном месте по упавшим деревьям переходим ручей, а рядом, будто кто нарочно перегородил его: дерево в воде, куча веток с землей... Ну, конечно, кто же это как не бобры. Вот и следы их зубов на комлях готовых упасть берез и осин. Вскоре мы у подножия скалы. На тропе под мохом или тонким слоем почвы чувствуешь каменистую основу. И здесь на склонах скалы я впервые в дикой природе встречаю марьин корень, по научному – пион уклоняющийся. У него мощное клубневое корневище с характерным резким запахом. Растение занесено в Красную книгу.

Первая по ходу пещера оказалась со стороны частично разрушенной скалы с валунами и массой скалистых обломков и, как предположил Саша, была Ледяной. Название, видимо, дано по обилию льда и сосулек в ней. Это немножко приоткрылось нам из кадров фильма, показанного Григорием. Сейчас вход в пещеру закрыт. Тропа по склону скалы приводит ко второй пещере – Туфовой, в лабиринт которой и устремляется Саша с веревкой и фонарем. Проходы в пещере оказались узкими, и новый камуфляжный костюм Саши на выходе заиграл новыми красками. Зато наросты, натёки карбонатных пород и их узоры - где в виде инея, где капельками, как потом сравнил Саша, здесь оказались интереснее.

11 июля. Утром, бродя по берегу, присматриваюсь к травам, цветам. Местами попадается дикий лук, от жары он уже жёсткий. Вижу, как сверху по реке спускаются на резиновых лодках люди. Их вид и разговор неприятны. Теперь понятно, кто вчера вечером кричал в полутора километрах выше от нас. За час мимо проплыло 11 лодок этой компании. Спускались они от реки Большой Порожной, где их высадил вертолет. Как потом мы узнали, прилетели они с Перми, выгружались пьяными, буквально вываливались из вертолёта и сразу пустились сплавляться. Следы этих «любителей природы» в виде банок, бутылок, мусора и кострищ мы не раз увидим на пути. К этим «друзьям» я еще вернусь, а сегодня мы снова выдвигаемся к пещерам и будем обследовать самую большую - Медвежью. Вчера мы до нее только дошли и немного осмотрели вход. Впечатляет в ней все. Из описаний этой пещеры: «Медвежья – самая крупная из пещер Печорского Урала. Общая длина исследованных ходов составляет около 480 м. Входной грот вытянут вглубь массива на 38 метров. В нем в 1960 г. была открыта первая из наиболее северных в мире палеолитических стоянок древнего человека.
Кроме того, пещера представляет собой уникальное место по обилию костей плейстоценовых животных, тут были найдены кости пещерного медведя, тигрольва, северного оленя, овцебыка, лошади, сайги, мелких млекопитающих и птиц. В результате многолетней работы археологов здесь обнаружены следы сооружений культового характера, собрана обширная коллекция каменных изделий. По современным данным возраст стоянки насчитывает более 18 тыс. лет».

Саша забирается в пещеру, насколько дают ходы, снимает там на видео и выносит на поверхность вместе с камерой большого размера… кость, которая поедет уже с нами домой в качестве сувенира.
Чуть ниже входа в пещеру – бывший колодец, сделанный здесь археологами и представляющий из себя вогнанные по кругу в щели между камнями мощные жерди. Они не дают камням, что выше колодца, его заваливать… Место колодца углублено и, думаю, было расчищено от множества больших и малых камней. Толща воды в колодце – сантиметров 30. На дне лежит старая листва. Трогаю ее прутиком и обнаруживаю под ней лед.
Я прохожу по низу до конца лога, присматриваюсь к растениям, снимаю скалы, общий вид. Действительно, необычное место.

12 июля. Еще на Шежиме мы услышали от Григория, что сегодня у них будет вертолет. Прилетает Шаров с командой из 12 человек. Шаров – спонсор заповедника, директор акционерного общества «Темп». Григорий рассказал, что он в свое время сам прошел хорошую школу лесоруба. Все приходилось делать, тех же сучков немало порубить. Также мы услышали, что Шаров с кордона собирается слетать в горы, поэтому попросили Григория передать ему нашу просьбу: захватить с собой одного человека (понятно, Сашу) с аппаратурой, чтобы снять Урал с высоты. И сами сегодня были готовы на этот случай.
К полудню слышим звук мотора. Вскоре над рекой и над нами пролетает МИ-8, мы ему машем, но он уходит вниз по реке, как мы думаем, на Шежим, но через некоторое время машина возвращается, зависает над нашим островом и, выбрав место, садится. Шум при этом для заповедных мест невероятный. Вода в реке кипит от движения винтов, трава и листья трепещут, как в бурю. Ребята с аппаратурой бегут к машине, я снимаю эту картину, но после переговоров с экипажем почему-то возвращаются обратно. Оказывается – вертолет, да не тот. Этот собирает проплывшую вчера мимо нас компанию, и пилоты подумали, что мы из ее числа.
А с Шежима все же другой вертолет летал сегодня в горы, но наши желания в его планы не вписались. А «рыбачки», оснащенные лодочными моторами, средствами лова рыбы и изрядным количеством спиртного до Шежима не доплыли, Григорий их у себя не видел. Это и понятно. Он потом просил выслать фотографии, на которых снят вертолет и виден его номер. Я обещал, но высылать не стал, поскольку Григорий считал, что они прилетали без разрешения, но позднее я узнал, что Мегалинский, которому доложили о поведении этой компании, сказал, что больше им разрешения не даст...
После спокойно пролетевшей мимо нас мечты мы решаем продвинуться вверх, сколько получится. И не стоит огорчаться, тем более что по берегу своими голубыми глазками на нас смотрит незабудка, и вовсю цветет иван-чай.
Пройдя километра три, ребята обнаруживают прокол в днище лодки. Пропороли, когда протаскивали на участке у скалистого берега - там было много острых камней на дне. Значит, стоянка, и завтра ребятам клеить очередную заплату. На днище лодки их вообще-то уже штук девять. Добавится ещё и Печорская. Можно бы на них подписать – где, когда и как… Место стоянки – низкая галечниковая пойма, недалеко ключ с ледяной хрустальной водой, а выше по берегу, где я собираю сухие ветки для костра, нахожу сброшенный олений рог.
В упомянутой раньше книжице Романа Ласукова «Звери и их следы», приобретенной в Сыктывкаре, читаю: «…ветвистые рога (до 8 кг.) самцы сбрасывают в марте-апреле. С годами рога становятся все более мощными, но жесткой зависимости между числом отростков, их массой и возрастом - нет».

13 июля. Посмотрев на карте район нашей стоянки, я решил обследовать место выше и вглубь левого берега Печоры. Иду вдоль реки. Здесь ельник, реже береза, ближе к воде - ольха. Богатый подлесок: черемуха, рябина, кусты малины, жимолости, шиповника, красной смородины с только поспевшей кисловатой ягодой; черничник, брусничник. Из травянистых – марьин корень, чемерица Лобеля, крапива, княженика, где повлажнее – хвощ. Захожу вглубь леса. На разреженном от ельника месте растут несколько мощных старых кедров. Под ними нахожу кедровые шишки. Конечно, их сбили и частично поклевали кедровки. Под чешуйками видны орешки, внутри их белый нежный плод. Интересно, что упавшие по осени и перезимовавшие шишки прекрасно сохраняют свои орехи. Мы их пробовали… За полосой сплошного леса характер растительности меняется, появляются верховые болотца, где господствует зеленый мох сфагнум. Где-то – это ковер с осокой, где-то – с березками и отдельными соснами. Наконец, выхожу на большое болото. Типичный верховик Северо-Запада - с мохом, черничником, морошником, кустами голубики, только вместо чахлых сосенок - низкорослый, тонкий кедр. Я собираю ягоду. Морошка еще твердоватая, красная, но она полежит и дойдет, станет янтарной. Рядом вспархивают крупные птицы, за деревцами не могу их рассмотреть… По возвращении делюсь всем увиденным с ребятами.

14 июля. После четырех километров подъема по Печоре мы перед островом. Правый рукав - узкий со стремительным течением, левый - широкий, но мелкий и с протоками. Осматриваем проходы, а я заодно и левый берег, где на ели нахожу старый большой капкан. Он прикреплен проволокой к дереву, поржавел от времени. На острове ребята обнаруживают избу с низким входом. Пол в ней, судя по всему, затапливается не только в весеннее половодье. Только начинаем движение после острова на моторе, на левый берег из-за прибрежного ивняка выходит олень. Расстояние метров 80. Он почти сразу замечает нас. Постоял, внимательно посмотрел в нашу сторону и спокойно скрылся за деревцами. Кажется, все мы впервые в живой природе встретили это красивое создание.
Справа по ходу гора с отметкой 300, 1 м. Мы на рубеже, где проходит восточная, более возвышенная, гряда предгорного района, и непосредственно перед нами ее массив – Манзские болваны, вытянутый, как и вся гряда, в меридиональном направлении. Сложена она кварцитами и кристаллическими сланцами. Почвообразующими породами в основном являются моренные суглинки.
А мы все чаще на перекатах тянем лодки за собой. Хотя и здесь встречается довольно длинный и глубокий (до 4-х метров) плесовый участок. Как хорошо при солнышке рассматривать его дно, где каждый камешек играет. Ловлю себя на желании плюхнуться в прозрачность воды и раствориться в этой стихии. А еще – смотреть бы и смотреть на все это творение Божие.
В конце плесового участка – устье долгожданной Елмы. Сейчас речка мелковата. Если придется идти по ней, то, думаю, только впроводку. Следов огромных медвежьих лап, как и деятельности партии старателей, мы здесь не обнаружили, а вот стекла разбитых бутылок и гильзы от патронов видели.
Ночевку устраиваем в двух километрах выше устья Елмы на низком галечниковом берегу.

15июля. Утром недалеко от нашей стоянки делаем лабаз, где оставляем большую часть вещей и продуктов. Витя спрашивает:
- На сколько дней нужно брать еды? Я взял на десять.
Тяжелой головой пытаюсь понять: «Хватит ли?» Чувствую: по моим темпам для похода в горы это маловато, но ничего не говорю. Позиция, конечно, неправильная...
Движение по реке начали в 16.30. При движении на моторе у меня все внимание на дно реки. Чуть вперед и с боков смотрю на глубину, большие камни в воде и подаю сигналы. Ребятам с помощью мотора непросто лавировать нашей жесткой спаркой: не успел увернуться от одного валуна, в вилку берет уже другой. Хватает сегодня и проводки.
По правому берегу (соответственно слева по ходу нашего движения) гора Кузь-Чугра с отметкой 471, 8 м. Верхушка ее – камни без растительности. Саша снимает сначала гору, а потом и оленя, вышедшего к реке метрах в ста выше нас и за шумом реки неслышавшего звук мотора. Он попил воду, спокойно перешел Печору и скрылся в лесу у подножия Кузь-Чугры. Для съемки далековато и, если снимать из лодки, то видеокамера дёргается. Минут через двадцать к реке выходит еще один олень – самец, и гораздо ближе к нам. Мы не двигаемся, только руки ребят плавно достают аппаратуру, а мои удерживают на течении лодки. Олень вышел на середину реки, остановился, чуть присел по надобности. Тут пошел хороший дождь. В одном месте олень поскользнулся, у берега отряхнулся от дождя и скрылся в густой мокрой чаще. Сильный дождь нам помог: его пелена закрыла нас, и зверь вел себя совершенно спокойно. А после дождя от реки над лесом поднялся пар и его «облачка» на фоне горы создавали особенную, фантастическую картинку.
К концу дня я чувствовал истощенность (ночью плохо спал) и тянул лодки по инерции. Стоянку выбрали после 22 часов.

16 июля. День отдыха. Всем необходимо восстановить силы. Мы стоим на острове. За дровами переправляюсь на правый берег, затем на костре варим с Сашей обед. Немецкий примус, используемый «Бундесвером», с таким же успехом отказал, как бывает и с нашими туристскими «Шмелями». Часто купаемся. Вот уже три недели температура днем под 30. Ничего себе – Северный Урал!
Рано утром я успел побросать мушки в рукаве с сильным течением. Ничего. Зато еще в утреннем тумане сфотографировал открывшуюся впереди часть высокой горы. Это уже отроги Урала - видимо, гора Медвежья с отметкой 747 метров.
Вечером ловлю выше, в желобе - на входе реки в перекат. Даже не ожидал, что так будет брать. А он, хариус, здесь как раз и стоит.

17 июля. Подъем в 7 часов. По нашим расчётам остается один переход, а это двенадцать километров вверх, где в русле Печоры до 20 приличных островов, а значит, почти постоянные перекаты. До обеда я еще никакой. При нагрузках у меня быстро истощается нервная система – результат полученного осложнения после гриппа, поэтому в наших походах мне необходимы дни отдыха, да и по ходу движения иногда беру тайм-аут. Со стороны это непонятно, поэтому раздражает. Витя порой срывается идти дальше, а я не готов, торможу. Саша чувствует мою ситуацию и меня бережет...
Этот участок реки очень красив, впереди открываются горы. Берега Печоры местами скалистые, чуть ли не обрывистые. Протоки, рукава с сильным течением и стоячей волной, все возрастающее количество больших камней и валунов, торчащих из воды, уровень которой заставляет постоянно как визуально пытаться определить лучший по наполнению рукав впереди, так и непосредственно лавировать между препятствиями.
В узком рукаве, на стремнине, вместе с маленькими харюзками попадается незнакомая рыбка с крапинками и в радужном окрасе. Не сразу соображаю, что это и есть знаменитая печорская семга. Зову Сашу. Он снимает, и я отпускаю красавицу в свою стихию. Дай бог ей вырасти до возможных 38 килограммов.
На другой мощной стремнине проявляю непослушание. Саша готовится снимать и нужно взаимодействовать, а я забрасываю мушки. Неожиданно мощный всплеск, и я чувствую необычную тяжесть на спиннинге. С усилием кручу катушку и веду сразу двух хариусов! Один – граммов на 700. Таких я здесь еще не ловил.
На нашем последнем, как мы рассчитываем, переходе до устья Большой Порожной в русле реки два участка, где острова тянутся один за одним на протяжении 2-3 километров. Бывает, сразу два или даже три острова разбивают русло на рукава. В одном из них мое внимание привлекает что-то необычное на дне. Присматриваюсь – предмет с красной и серой окраской, и руками достаю… коловорот с надетым и завязанным чехлом. В голове крутится догадка: кто-то прилетал сюда по весне на лов рыбы, да и утопил ненароком. Позднее, уже на обратном пути, на Шежиме, Григорий рассказал, как здесь было дело:
- В прошлом году в конце апреля из Перми нелегально прилетал вертолет с любителями поживиться рыбкой. Эти любители наловили килограммов 80 хариуса. Время специально выбрали – инспекторы ни на лодке, ни на «Буране» не проедут – только возможный подъём уровня воды в реке не рассчитали. А где-то в горах таяние снегов пошло быстрее, и их вещи стало быстро затапливать. Кроме того, начался ледоход, и этих горе-рыбачков вертолет потом снимал с торосов, а те, кто был на берегу – спасались, залезая на деревья. У них не только вещи и снасти, но и все ружья утонули...
Нам остается подняться с километр. Впереди во всем величии и полноте просматривается гора Медвежья. А в полукилометре выше по реке – как будто кто Печору перегородил камнями. Они, конечно, на разном уровне, но их много, поэтому издали они сливаются в одну сплошную полосу. Идем впроводку, обходя камни, между ними местами по пояс. Уже сумерки. Наконец, выходим к галечнику по левому берегу. Метрах в трехстах впереди – костер: кто-то стоит на Большой Порожной.
Все. Дошли. Уставшие, мокрые по пояс, пожимаем друг другу руки. Три недели со всеми препятствиями, остановками и встречами мы поднимались эти 116 километров. Теперь нам предстоит поход в горы...

18 июля. Хотя ночью и спал, но после вчерашней нагрузки уходят сутки, чтобы более-менее уравновеситься. Хочется только сидеть. И я сижу, перебирая в воде мелкие камушки, а среди них такое разнообразие формы, красоты и состава, что невольно залюбуешься. Ребята утром ходили к соседям у устья Большой Порожной. Саша сказал, что там стоят лесоводы из Екатеринбурга.

В горы

19 июля. Сегодня начинаем поход в горы. Наш путь – к интереснейшим каменным останцам хребта Маньпупунёр и к истоку Печоры. Лодки и кое-что из вещей будем оставлять в лагере лесоводов. Наши рюкзаки заполнены. У ребят они объемнее и тяжелее. Нужно еще вместить палатку и брать ее нужно мне, но я себя жалею, в голове мысль: «А на сколько меня с этим грузом хватит?» Дополнительный «багаж» берет недовольный Витя.
Протаскиваю лодку с грузом к палаткам лесоводов, знакомлюсь с ними. Юрий Алесенков (фамилию узнаю позднее) – старший группы, его жена Наташа, почвовед, и их дочь - пятилетняя Саша. Ещё с ними Николай – лесовод примерно моего возраста, и молодой парень Володя, только что закончивший биофак пединститута.
У палаток вижу мешочки с образцами почв, несколько отобранных камешков – кварцитов и сланцев, компактную легкую бензопилу (могут же так делать!), прибор для каких-то измерений… На вопрос: что именно они изучают, ребята рассказывают, что здесь, в заповеднике, это – девственный лес, а точнее – его участок на склоне Медвежьей горы.
- Просчитываем плотность леса, видовой состав, количество упавших от ветра деревьев, их в