Возвращение

30 июля. Сегодня начинаем сплав и наш обратный путь. Взглядом прощаюсь с горами, со всем, что здесь вижу. Мысленно - с тем, что здесь прожито. Прибывшая вода без задержек несет мою лодку. Вите с Сашей вначале ещё приходится идти впроводку – киль задевает камни, но ниже на перекатах мы уже, в основном, несемся по ускорившейся после дождей реке. На плесовых участках я из интереса пробую использовать для движения ветер, для чего растягиваю полиэтиленовую плёнку. На быстрине успеваю вытащить четырех хариусов. Через 13-14 километров – мы у нашей стоянки, что примерно в двух километрах выше устья реки Елмы. Тут у нас лабаз. Только причаливаем к берегу, как начинается сильнейший ливень часа на полтора без перерыва с громом и молниями, а потом надолго - дождь. И никаких просветов. Ощущение, что обложило весь Урал. Разбирать лабаз, грузить всё и плыть дальше нет смысла: ночевать придется здесь. Наш берег только на 10 сантиметров выше уровня реки, противоположный – до 40, но вода явно прибывает. Пока я здесь развожу костер (пришлось четыре раза ветки обливать бензином) и кипячу воду, ребята переправляются на тот берег и ставят палатку. От воды она метрах в 17. Переправляюсь с кипятком и я. Быстрый ужин из заваренной вермишели, чая и даже сгущенного какао с сухарями – целое богатство! После ужина сразу забрались в палатку. А утром…

31 июля. Ребята вскочили часа в три ночи и что-то засуетились. Я сначала не понял, в чём дело, только чувствую, что мягко лежать стало - обычно камни и через походный коврик ощущаешь. Ребята что-то говорят, и до меня, наконец, доходит, что под палаткой вода. Рука непроизвольно отмечает – сантиметров 10. Часть вещей уже намокла. Витя крикнул:
- Лодки!
Сашка, выглянув, не увидел большую лодку с мотором. Кинулись искать. Ее отнесло ниже, к счастью, не далеко. Моя же неприкаянно дрожала на сильном потоке почти на середине вдвое расширившейся реки, хорошо, что надежно привязал ее за камень. Мы начинаем выбрасывать из палатки все вещи наружу. Саша облегченно вздыхает:
- Повезло, что я не вынул из мешков (непромокаемых) и ящиков аппаратуру. Как чувствовал.
Зрелище, конечно, мы представляли преинтересное, соответствуя картине стихийного художника Печорского «Приплыли». Подстать ей и возгласы:
- Второй сапог не нашел!
- Унесло, наверное!
Вообще-то мы читали, а здесь от кого-то из местных слышали, что уровень Уральских рек за сутки может подниматься до трёх метров. Всё зависит от длительности и интенсивности дождей в горах, особенно в периоды таяния снегов. В нашем случае уровень воды за 4-5 часов поднялся на полметра. Выше он не пошел.
Постепенно, всё собрав, мы перебрались к месту с лабазом, забрали его и, вооружившись байдарочными веслами, буквально полетели по реке и километра через 4 встали на острове. Тут мы развернули целый лагерь из просушиваемых вещей - погода все-таки пару часиков нам выделила. К тому же и сухих дров нарубили из толстых чурок, кои вместе со старой и низкой избой обнаружили неподалёку. Витя где-то на острове нашел и принес веточку с ягодами. Я узнал волчье лыко, которое весной встречаю в Подмосковье. Зацветает оно рано, когда в лесу еще кое-где лежит снег, цветы розовато-сиреневые на голом стебле. Ягоды, потом уже красные, прямо на стебле сидят. Есть в нем своя красота, но только для глаза, растение сильно ядовито.

1 августа. С утра - дела обычные. Отплыли в 12 часов. Вода постепенно спадает, течение несёт помедленнее, хотя тут сказывается и то, что мы удаляемся от гор. Неизменен пейзаж - река и тайга. Перед одним из изгибов Печоры по левому берегу вижу участок разреженного леса со старыми соснами. Чувствую: там черничник с ягодой. Вылезаю из лодки, минут за 25 набираю литр черники и спешу догонять ребят. Они ждут меня в месте нашей бывшей стоянки, где я нашел олений рог, которому теперь уже место в рюкзаке. Перекусываем солеными хариусами. Удивительная рыба! Никогда не надоедает - вкусна в любом виде. И вообще, выручает в плане еды. А сейчас к тому же и вся ягода созрела - год на нее урожайный.
Стоянку делаем на правом берегу в красивом месте, чуть выше которого Печора разбивается на три рукава, а на левом, напротив нас – почти отвесная двадцатиметровая скала. А под самым обрывом – омут глубиной до четырёх метров. Рыба здесь не брала, только Саша со стороны слышал, как плюхнулось что-то большое. Затем, когда мы уже легли спать, это «большое» плюхнулось уже возле наших лодок. Витя выходил рано утром и видел следы, которые тянулись из воды почти до палатки: наше появление обеспокоило живущих тут бобров.

2 августа. Спал хорошо, встал рано... Беру спиннинг, фотоаппарат и иду вдоль берега. Рядом тянется чуть заметная дорожка, возможно, зимой на «Буранах» проезжали. По ходу бросаю мушки, но везде тишина. Дохожу до острова, где правый рукав Печоры соединяется с узкой, в 3 метра, бурлящей протокой. Захожу на протоку повыше - здесь мельче (иначе не устоять) и начинаю отпускать леску с мушками. И когда они метров в двадцати от меня, я натягиваю леску и почти сразу слышу всплеск и чувствую сопротивление рыбы. Веду с усилием и подвожу в подсачек первого красавца-хариуса. Там же хватает второй, а ниже по протоке метров на семь – ещё два. И трёх вылавливаю, где протока соединяется с рукавами. Потом зацеп. Пока отцеплял, думал, распугаю всю рыбу, но рядом в нескольких метрах берутся сразу ещё два хариуса. Полчаса - как мгновение, про все забываешь. Затем вспоминаешь и даже удивляешься: со мной ли это было?
Возвращаясь к палатке по берегу, замечаю фиалку трёхцветную, рву для еды дикий лук, а потом мы втроём стоим у костра, а сверху (все деревья от нас далеко) точно к нашим ногам падает кедровая шишка. Смеёмся: кедровка себе несла, да по закону гостеприимства решила нас угостить.
После завтрака ребята уплыли поснимать скалу и виды сверху высокого обрывистого берега. Я тоже уже собрался все это посмотреть, но тут неожиданно увидел лодку, спускающуюся сверху. В ней двое. Подплыли к берегу, здороваемся, узнаём друг о друге. Собеседники мои из Первоуральска, что по ту сторону Главного Хребта. Оттуда и путь держат. Пожилому где-то под 60, молодому 20 с небольшим. Скорее, отец и сын. Разместились в маленькой резиновой лодочке, один на корме с коротким веслом, второй на носу, свесив ноги в сапогах в воду, гребет лопатками. Всё это у них самодельное, изготовленное, очевидно, на месте. Всех вещей – по небольшому рюкзаку: брали минимум. Даже теплой одежды маловато. Мёрзнут. На мои слова об одежде отшучиваются:
- У нас грелка – вёсла.
Всё становится понятным, когда узнаю их путь: от Первоуральска до Вижая автобусом, дальше сколько-то попутной машиной по бывшей лесовозной дороге, проложенной зэками («сейчас там зон нет»). Остальной путь – 80 километров пешком по тайге. Поясовой Камень пересекали через перевал Дятлова.
- Там хорошая тропа. И сверху видно всё как на ладони, где какой исток…
Жалеют, что не смогли поснимать: что-то случилось с фотоаппаратом. Вспомнили фильм Михаила Заплатина «Унья - красавица». Хотят посмотреть Унью «вживую». Узнав, что мы были на Янах, что мои ребята снимают, спросили о Николае Дмитриевиче. (Н.Д. Нейфельд – старший научный сотрудник заповедника.) К избе на Янах они тоже поднимались.
- Рыбу-то ловили? – спрашиваю я.
- Да мы как-то не приспособились: на удочки не брало, спиннинга не было. А сколько здесь до Усть-Уньи? Хлеб там можно купить?..
Когда мы уже попрощались, и их лодка уже была на расстоянии, я спохватился: люди-то голодные, а я им ничего не предложил…
Я задумался: вот эти люди перемахнули через Урал, мёрзли, скудно питались, но они забудут эти тяготы, а останется другое, как осталась раньше в их памяти речка Унья в Заплатинском фильме…
Я заметил, что имя Михаила Заплатина в разговорах разных людей вспоминалось здесь не раз. И всегда очень уважительно. И в Якше, и в Шежиме… Он был дружен с Поликарпом Григорьевичем. Сближало их, конечно, и то, что оба фронтовики, оба служили в авиации. Михаил Заплатин после войны закончил институт кинематографии в Москве, а здесь, на Урале, исходив его вдоль и поперек, создал до полутора десятков фильмов о неповторимой заповедной природе этого края. А ещё книги очерков, непосредственных живых впечатлений. Вот только увидят ли это всё люди сейчас?
Григорий на Большой Порожной рассказал, что после смерти Заплатина права на его фильмы были приобретены каким-то шведом. Не знаю, так это или нет (дай Бог, чтобы нет), да только наше сегодняшнее телевидение, пропитанное духом коммерции, «страшно далеко» от истинно ценного.
На той стороне, где лесистый крутой берег, у ручья видел белку. Прошел вглубь от берега – отдельные огромные старые сосны. Скала же наша из каких-то тонкослоистых, не очень твёрдых пород. Потому-то, видимо, в её трещинках кое-где то трава, то цветы растут (колокольчики). Уже с лодки, уносимой течением, пытаюсь их заснять.
Ниже нашей стоянки по реке заметно больше луговин. В пяти километрах – луг, где косят Виктор Кудрявцев с приехавшей к нему в отпуск сестрой. На береговом откосе среди других трав вижу кровохлёбку и очиток – заячью капусту.
Мы перебрасываемся несколькими фразами. Виктор недоволен, что незамеченной прошла чья-то резиновая лодка.
- Григорий акт на них составит, - слышим его слова.
К вечеру мы в полутора километрах от Шежима. Стоянка на вытянутом галечниковом полуостровке. За сбором сушняка отпиливаю сухую берёзу – два столбика из её ствола вбиваю у кострища, делаю перекладину сверху – и можно сидеть. Когда собирал сушняк, на старой иве обнаружил осиное гнездо. Снизу его закрывали нанесенные водой сухие ветки и трава – очень хорошая маскировка. В потемневшей, уже не белой, ночи горит костер. Тихо. Природа в предчувствии осени.

3 августа. Утром прохожу вверх вдоль правого берега. Попадаются дебри ивняка в воде, частью обгрызанные бобрами, участок с высохшим папоротником, лабазником. Выше, по руслам ручьёв - красная и черная смородина. В ивняке я нахожу старую вершу, а в лесу у тропы приспособление для отлова белок, тоже старое. В заповеднике есть сотрудники, много лет следящие за её популяцией. Возвращаясь, фотографирую на воде у кустов большую шапку из пены, что собирается обычно на реках после порогов и перекатов.
Вечером мы вновь в гостях у Лызловых на Шежиме. На лугу за большим столом беседуем с Григорием (разговор записывается и для фильма). Говорим, конечно, о том, что ребята увидели в горах. Григорий этот район хорошо знает, походить-то пришлось.
- А есть ли легенды и предания, связанные с останцами? - спрашивает Саша.
- Да, легенда существует… С той стороны Урала жили вогулы (нынешняя народность ханты). Они поклонялись солнцу. А шаманы (манси), жившие по эту сторону, решили покорить вогульский народ. Они считали себя великанами, поклонялись идолам и были очень злыми, поэтому и вышли войной на вогулов. И когда они поднялись на Маньпупунёр, взошедшее из-за Койпа солнце своими лучами осветило их, и они окаменели, превратившись в останцы. А чуть южнее на плато Маньпупунёр есть круглый камень – это их бубен. То есть, когда они увидели солнце, этот бубен покатился и тоже там окаменел...
- А что ещё в этом районе есть необычного?
- На юго-западных склонах Яныпупунёра интересные ручьи. Например, Бобровый ручей - с водопадами, каньонами, очень красивый. И вот как раз в районе Бобрового ручья находится старое мансийское захоронение. У них там и олений могильник был - когда шел забой оленей, они складировали там рога. Ну, и захоронение предков. Манси через какой-то определенный период туда на поклонение приходят. У нас вот есть река Шайтановка, а у них - Шайтан-гора, то есть их мансийский бог. Я не знаю, сохранились эти захоронения или нет, лет шесть уже не был там. Они представляют из себя домовицы на столбиках на высоте где-то полутора метров. Причём, как династия умирала – так вот рядами их домовицы и стоят...
- А что известно о трагедии в районе перевала Дятлова?
- Под перевалом Дятлова тоже есть священная гора - Шайтан-гора с могильниками, захоронениями, деревянными идолами, как у нас на Янах. И, якобы, студентов этих манси Вишерские предупреждали, чтоб они там ничего не трогали. Но тут всё уже одно к одному пошло. Ребята вроде бы посмеялись над этим: что, мол, может случиться, ничего страшного….

У них было две палатки... В общем, палатки эти были вспороты через верх. То есть, выходили они в каком-то шоке или панике - не через выход, и поздним вечером, потому что спальники были уже разложены... Полураздетые они разбежались в разные стороны, а была уже зима - много не походишь. Один паренёк от перевала вышел под Отортен, выскочил на речку Выдерью и не дошел до избы, до зимовья, буквально метров 100 - замерз под елкой. Был он в трико и в тонких носках. Видимо, уже сил не было, сел и замерз… Но, скорее всего, там было какое-то испытание.
- Военное?
- Да. Затем в этом районе оцепление поставили, с радиометрами работали в течение месяца и всячески уходили от всех наводящих вопросов в сторону. А что там было на самом деле – до сих пор никто не знает…
После разговора на лугу мы идем в баню, где вместе с паром вдыхаем душистый аромат березовых веников и сосновой смолы, и где поет не только тело, но и душа. А потом чай с вареньем и ещё тёплым черным хлебом: буханка в два раза больше магазинной, её пекла Диевна.
Мы сидим на кухне в доме Григория. Везде радует порядок. Покрашенные и оклеенные обоями стены, скромные украшения. Оля показывает нам ветку красной смородины с необычно крупными спелыми ягодами. А в комнатах на стенах – небольшой музей местной фауны: чучела птиц (знакомы только глухарка и рябчик), огромные оленьи рога, шкурки пушных зверей с мордочками и лапками – выдры, соболей, росомах. Разговор, конечно, заходит о зверях.
- Олень, лось, - рассказывает Оля, - не могут убежать от медведя. Да и силища у него… По следам от когтей на дереве и на земле в одном месте, например, мы поняли, что он левой лапой обхватил ствол, а другой удерживал взрослого лося…
- Оля, у вас дети замечательные.
- Да, они очень самостоятельны.
У Оли с Григорием две девочки: 7-и и 10-и лет, и мужчина целых 5-и годов. Учебный год девочки находятся в интернате в Знаменке, недалеко от Якши. На взгляд городского человека дети удивительно спокойны. Им чужды и непонятны капризы, требования повышенного внимания к себе. И в то же время, они естественны и радостны.
Здесь, в условиях отдаленного предгорно-таёжного района, вся жизнь человека строго подчинена законам природы. Она неизбежно накладывает отпечаток на характер, поведение человека, его мировосприятие.

4 августа. Утром, снявшись со стоянки, еще раз заходим на кордон попрощаться и забрать заряжавшийся здесь аккумулятор. Хорошо и просто чувствуешь себя среди этих людей. О них и о Шежиме не раз потом я буду вспоминать. Доброе, хорошее остается…
Рассказ Григория о гибели студентов послужил в дальнейшем поиску более точной и подробной информации о случившейся трагедии. А тогда он напомнил мне еще в юности увиденное в каком-то журнале короткое сообщение о ней. Перед нашей экспедицией я прочитал книгу Николая Рундквиста «Сто дней по Уралу», где он также кратко касается этих событий. Но о причинах гибели студентов я всё же ничего не знал и воспринимал случившееся отдаленно. Теперь же мы были здесь, поднимались на хребты Урала, наш маршрут проходил всего в 30-ти километрах от горы Отортен – района гибели ребят. Живой рассказ Григория, а он сам водил в горы группы туристов, знал перевал Дятлова, названного по имени командира погибшей группы, давали возможность представить эту местность и в условиях того трагического зимнего похода. Теперь гибель ребят звучала во мне вопросом: что же все-таки тогда произошло?
Рассказ Григория имел свое продолжение. После нашего возвращения в Москву как-то в библиотеке на одной из обложек журнала «Урал» мой взгляд отметил название: «Перевал Дятлова». Автор - Анна Матвеева. Это была документально-художественная повесть о событиях зимы 1959 года на Урале. Автором было собрано множество фактов, заключений и версий случившегося. При всей огромнейшей работе по сбору материала, аналитической его переработке и всем представленным версиям (с обоснованием и вероятностью), автор говорит:
«Передо мной не стояла цель раскрыть страшную тайну Горы Мертвецов, я лишь старалась сделать все, чтобы облегчить решение этой задачи читателю».
Мне хочется, чтобы эту повесть люди прочли, и не только потому, что речь в ней идет об указанных событиях, но и потому, что автор действительно талантлива. Я же хочу коснуться последней версии в повести, на мой взгляд, объясняющей причины гибели студентов и реальность ситуации, в которой они оказались (предвидеть подобное было невозможно) и которую до конца пытались преодолеть.
Сама версия заключается в происшедшем взрыве в районе нахождения группы, связанным с испытанием оружия – скорее всего ракеты. Версия может объяснить, почему трое из группы получают тяжелейшие ранения, характерные для воздействия ударной волны. («...в момент взрыва находились вне палатки и были отброшены на скальные выступы склона. Находящиеся же в палатке испытали воздействие меньшее по силе …»). При взрыве ракеты образуются пары несгоревшего топлива, которые поражают органы дыхания и зрения. Поэтому ребята экстренно оставляют палатку через разрезанное в ее боку отверстие и полураздетые, необутые, в 20-ти-градусный мороз в темноте, подхватывая своих раненых товарищей, устремляются по склону вниз, в лощину. Потом в месте обнаружения троих из группы, пытавшихся доползти до палатки, снег был со следами крови (поражение органов дыхания). А двое, разводившие в лощине сигнальный костёр, судя по их действиям, испытали поражающее действие на глаза. Данная версия объясняет, почему радиологическая экспертиза, исследовавшая одежду ребят, выявила повышенное загрязнение отдельных ее участков. Это при том, что данная одежда находилась в проточной воде в течение порядка 15-ти дней: двое из группы были обнаружены в начале мая в русле ручья под толстым слоем снега, и радиактивные вещества вымывались…
В повести представлены не только различные версии трагических событий, но и документы, в которых раскрываются мысли, чувства и поступки разных людей, прямо или косвенно связанных с событиями.

Мы продолжаем сплав. Навстречу нам открываются уже знакомые места. Понемногу пейзаж меняется, но уже в обратной последовательности. И вот – незнакомый, узкий и быстрый, правый рукав (мы поднимались левым). Высматриваем большой кедр, на котором гнездо орлана-белохвоста. Григорий нам сказал, что птенцы подросли и недавно покинули гнездо. Кедр стоит метрах в 80-ти от берега за кустами и деревьями, поэтому не выделяется издали. К тому же это не тот кедр, что в тайге тянется ввысь, прямой и стройный. Подойдя ближе, вижу старое в два обхвата разлапистое дерево без привычной макушки. Мощные верхне-кроновые ветви, сходящиеся в основании, сами создали условия для огромного (2-х - метрового в диаметре) чашеобразного гнезда. Интересно, что, как отмечают ученые, орланы свои гнездовые постройки устраивают только на старых живых кедрах. Обычно они размещаются на высоте более 20 метров и практически недоступны для хищника или человека. Неожиданным для меня оказалось, что емкость гнезда была до краёв заполнена старыми ветками, травой, комочками земли и пометом. На этом «постаменте» я спокойно стоял и перемещался. Конечно же, орланы выбирают место с хорошим обзором, поэтому отсюда можно было поснимать и даль, и участок реки, и шишки, растущие на самом кедре и не успевшие достаться кедровкам. (Этот подарок я увожу с собой…)
Мы уже прошли рукав – моя лодка шла метров на 50 впереди – как неожиданно сзади у берега раздался сильный всплеск, точно чурбак сбросили в воду. Оглядываюсь – ничего не вижу из-за солнечных бликов на воде, но догадываюсь, что это бобр. Ребята тоже поняли, в чем дело, поэтому видеокамера уже включена и готова. Вот новый всплеск (от сильного удара мощного хвоста по воде). Бобр всплывает рядом с лодкой ребят и какое-то время так и плывет. Редкая возможность заснять, и Саша эту удачу не упускает. В стороне раздается всплеск второго бобра. И всё, тишина. Как будто их и не было. Я не сразу понимаю, почему бобр плыл так близко к лодке, но Саша потом верно подметил, что так он уводил непрошеных гостей от своей хатки. Наблюдали же мы, как ведет себя птица, если мы проходили рядом с её гнездом.
Стоянка наша у добротного сруба с узорчатыми наличниками на окнах и террасе. Рядом на выкошенном лужке стоит почти готовый навес для просушки сена. На кострище для готовки приспособлена плита от печки – очень удобно. К тому же здесь есть даже стол и стулья. От Шежима мы спустились километров на 15.

5 августа. Утром из палатки хорошо слышны веселые голоса птиц, их порхания. Снизу подплывает моторка. Как оказалось, это – хозяева избы и с ними главный хирург республики, они поднимаются до Шежима. Это кстати. Там парень, кажется, племянник Григория, мучается с опухшим пальцем.
Хирург ловит на кораблик, но, увидев, как ловим хариуса мы, очень заинтересовывается и даже фотографирует нашу снасть.
В 12 часов мы отплываем. Остановка в устье Большой Шайтановки. Отсюда видим, как снизу поднимается катамаран. Странным кажется то, что тянет его один человек, а остальная группа или сидит на плавсредстве, или проходит участки реки по берегу. Вскоре мы разговариваем. Их 6 человек, все они из Москвы. Трое мужчин где-то 45, 27 и 14 лет, остальные, понятно – женская половина команды. Старшая из них – художница. Вблизи стало понятно, почему катамаран тянет один – сапоги только у него, остальные путешествуют в ботинках. На Урале уже были - в 500-ах километрах севернее, кажется, на Косью и ещё на какой-то реке. Маршрут включал 35-ти километровый волок и проходил через район горы Сабли. Отметили, что в начале, как только сошли с поезда – сразу появился лесник и милиционер с автоматом. Выяснилось, что они на территории национального парка - пришлось приобретать пропуска. В зональном отношении местность, по которой шли, представляла собой приполярную тундру. Встречали золотой корень, с восхищением вспомнили и о тех красивейших участках реки, на дне которых лежали мраморные плиты разных оттенков.
Интересно, что за все время общения, да и потом, меня не покидало чувство, что этих людей я где-то встречал, и это где-то ассоциировалось с походной обстановкой – возможно, на Селигере или на днях авторской песни города Москвы, проходивших в 1984 году в районе реки Яхромы…
Наша стоянка напротив Канинской пещеры на скошенной прибрежной луговинке.

6 августа. С утра состояние «без сил». Сегодня съёмки в пещере. Хорошо, что ничего не надо говорить, выражать мимикой. Пробираемся с Сашей внутрь пещеры по ходам, куда возможно протиснуться. Свет фонаря вылавливает интересные, порой причудливые очертания сводов. В пещере прохладно, сыровато. Ходы пещеры расположены в верхней части скалы, поэтому здесь местами вверху видны тонкие корешки растений. Я пробую пальцами мягкий и влажный материал, о котором пишут, что он карбонатной породы, растворимой в воде. За счет него и образуются карстовые пещеры. А вот и что-то живое – большая куколка. Она шевелится. Беру её с собой, и в закрытой баночке она потом еще две недели сохраняет признаки жизни.
В дальнем зале пещеры с помощью бересты и свечей создаём освещение, и Саша всё успешно снимает. Правда, копоть быстро ухудшает видимость. Но всё сделано.
К вечеру несколько «отошел» и решил побросать блесну. Здесь уже встречается привычная для средней полосы водяная трава. Вскоре две щуки у нас на берегу.

7 августа. Погода «несъёмочная», хмарь, желания двигаться не ощущаю, но лучше все-таки плыть. По ходу бросаю блесну. На одной стремнине два раза хватают хариусы, но оба раза срыв. Хорошая блесна, да тройник великоват. И все-таки одного красавца я вытаскиваю. Около Собиновского кордона увидел в небе стрижей, выше по реке их не встречал. Видимо, существование здесь обрывистых песчаных берегов даёт им возможность строить гнезда. А вообще из-за более высокого уровня воды есть ощущение, что мы сплавляемся уже по другой реке.
По пути в бору я пособирал чернику, бруснику, а Саша в стороне под елочкой нашел несколько подосиновиков и подберезовиков.
Стоянка в знакомом месте – в устье Кедровки.

8 августа. Что-то вновь не спится ночью. Тут или мне брать тайм-аут, или начинать нам сплав на моторе. Витя принимает решение ставить мотор. Я заготавливаю несколько жердин для жесткой связки лодок, и вскоре винт мотора заменяет нам весла. Через пару часов мы у первого кордона заповедника - Полой. Разговариваем с Павлом, делаем фото на память и прощаемся с ним, а также с главной территорией заповедника. Обратный путь быстрее. Сидишь или работаешь веслами в какой-то задумчивости и только отмечаешь: река стала пошире, больше плесовых участков, обрывистых песчаных берегов, выше ростом стали ольха, ива, всё мельче размером галечник… Ниже с воды взлетают утки.
Стоянка километрах в 12 от Усть-Уньи. Здесь покос, сено с которого потом возят в деревню на лошадях.

9 августа. Утром из палатки слышно, как рябчики что-то клюют на столе, но стоит пошевелиться, как птицы вспархивают и улетают...
В Усть-Унье покупаем у местной жительницы буханку черного хлеба (в магазине его нет). Буханка в полтора раза больше обычной. У Евдокии Тороповой – она работает связной в заповеднике - получаем оставленную канистру с бензином. Спрашиваем, можно ли купить хлеб.
- Хлеб мы печем сами, но на продажу сейчас нет. Вообще, если будут ездить коммерческие машины (сейчас приезжают один раз в месяц из города Ухты), будем с мукой, а так – не знаю...
Евдокия приносит белый полотняный мешочек и отдает мне больше килограмма белых сухарей. Это она для внуков готовила, они летом приезжают, но отдает всё нам. От денег отказывается и тихо произносит:
- Ради Христа…
Усть-Унья. Отсюда мы начинали подъём по реке. С высоты деревни видно, как Печора здесь своим левым рукавом в километре ниже соединяется с Уньёй. Как же не взглянуть на «Унью-красавицу»? До впадения Уньи в Печору мы проходим мощный перекат и после этого река успокаивается и становится похожей на равнинную. Вот уже и большая заводь с зарослями травы и хвоща, через которые даже не могу провести блесну. Стоянка наша на излучине реки. Чуть в глубине – высокий обрывистый берег с соснами наверху. Бегу покидать спиннинг. В километре выше слышен работающий двигатель трактора. Берег порос хвощом и местами заболочен. Широкая полоса водных зарослей мешает забросам. Но вот зацеп уже не за траву. Натягиваю леску и вижу, что здесь стоит сетка. Скоро на лодке появляется и её хозяин - это он из деревни приехал сюда на тракторе. Спрашиваю о рыбе.
- Да плохо. Сетка два дня стоит, а только одна щучка попалась.
Где же рыба? В сумерках из травы поднимается масса мошки. Всё - только бежать в палатку.

10 августа. С утра пораньше рыбацкая натура не даёт покоя. Мечта – надергать на удочку, но где взять наживку, кругом песчаная почва? Иду тропой от берега. Под старыми трухлявыми и покрытыми мхом лежащими деревьями нахожу целое богатство – два десятка червей. С ними бегу к берегу, а там на все мои ожидания - «крупняк» размером с поплавок. Нет, тогда уж интереснее лес поизучать. Ведёрко под грибы и ягоды - и вперёд. По возвышению вглубь от нас – бор. По краю склона тропа, с которой хорошо просматриваются болота, сухостойные участки, влажная луговина. В бору ягоды мало. Нашел несколько грибов и рядом с палаткой красивый, уже частью поспевший, шиповник.
Отплыли в 12.30. Вскоре по правому берегу деревня Кустово в 6-7 дворов, жители – пожилые да старики. Молодёжь уехала. Раньше совхоз был, а теперь, как и в основном по России – своё хозяйство, требующее немало сил. У кого-то еще корова, а в основном из скотины держат овец, коз и гусей. Света нет - дизель не работает.
Еще около десяти километров по реке, и на правом приподнятом берегу привольно раскинулась двумя десятками дворов деревня Пачгино. От воды до домов обнажилась широкая песчаная полоса. В стороне пасется стадо коров и овец. На берегу пожилая женщина с тазиком стеклянных банок. Здороваюсь. Она приветлива и охотно рассказывает о здешнем житье:
- С 94-го года не стало совхоза. Кто похитрее - тот кое-что из техники имеет (видимо, получил, как пай от совхозного имущества). Электричества сейчас нет. От Ухты числятся двое дизелистов, зарплату получают, а делать не делают, да кто с них спросит? Молодежь в деревне есть, а работы нет. Живёт даже одна молодая семья, у них девочки учатся в интернате в Знаменке. Есть и молодые ребята - не уезжают, а наоборот, строятся. Раньше была работа – рубили лес. По старым делянкам сейчас зимой на санях в Курью (20 километров) за мукой ездим. Дорога-то есть и на Якшу, да плохая, мосты поразрушились. Коммерсанты как-то приехали на машине, да потом 10 дней выехать не могли - больше не едут. Поэтому живем своим хозяйством. У меня шестеро детей - с сеном помогают…
Поднимаемся с Витей на бугор, где видим на лавочке несколько бабулек, а в сарае рядом что-то мастерит мужчина. Заходит общий разговор. Подходит издали и дедуля, происходит обмен новостями. Поняв нужду в хлебе, дедуля выносит из избы буханку. Витя расстегивает сумку на поясе, но тот останавливает:
- Убери. Не тряси мошной.
Тут издревле закон таков: делиться с тем, кто в пути. Нам советуют - у кого ещё можно спросить овощей и хлеба – знают, кто сегодня пёк. По совету мы и обращаемся. Хозяйка, еще молодая женщина, накопала нам картошки, дала луку, чеснока, капусты, отказавшись от денег. А пока она всё это готовила, мы успели поговорить с её братом. Поскольку у людей здесь постоянного заработка нет, разговор зашел о том, кто и как пытается зарабатывать. Понятно, что люди охотятся, только есть и браконьеры.
- Волков в округе нет, потому что нет лося. А его зимой выбивают: догоняют на «Буранах» по вырубкам. Я в лесу раза два на макушках деревьев кишки лосиные находил. Сначала не понял, почему они там. Оказывается, на вертолетах «охотнички» прилетали - били лося с карабина, втаскивали его в машину, тут же в воздухе разделывали, а требуху на деревья выбрасывали, чтоб на земле следов не оставлять… Олени уже года два, как сюда не заходят. Медведи есть - их не стреляют. Приезжал как-то коммерсант - скупал шкурки куньих. Норка - 50 рублей, росомаха - 150 рублей, выдра – до 1000 рублей. Интересовался рысью, но ее здесь нет, только проходная...
Мы возвращаемся к лодке. К берегу подплывает несколько парней. У них в лодке - заготовленные жерди. Я понимаю, что это те молодые ребята, которые после армии не уезжает из деревни, а строятся здесь. Хотя зимой и кому-то из них в поисках заработка приходится уезжать в Москву на стройку.
- Как с рыбой, ловится? – спрашиваю я.
Некоторое время нас внимательно изучают.
- Мало ее стало. За лето одну семгу поймали. Раньше на блесну тут… А сейчас и ершей не видно. Если только сиг по осени зайдет.
- Почему же рыба исчезла?
Для ребят это тоже вопрос. В чем же все-таки причина? Так перегораживают реку в низовье, что не доходит она сюда, не может отложить икру, возобновить потомство? В словах ребят чувствую горечь. Не только за рыбу, а за все произошедшие разрушительные перемены.
С косогора подходит к нам уже знакомая женщина - та, с которой мы разговаривали на берегу. Она сходила к дому, набрала огурцов и принесла нам. Я рассказываю о разных людях, с которыми встречались в пути. Женщина кивает:
- Люди наши добрые, да деревни бедные. Только свое хозяйство и кормит…

11 августа. Утром, как обычно, прохожу вдоль берега. Встречаю скошенные луговинки, ем спелую черемуху, под соснами набираю немного маслят. Потом, когда все мы у палатки, наблюдаем картину: сокол, или кто-то из этого семейства, догнав над рекой маленькую птичку, старается её ударить. Она всячески пытается увернуться на открытом пространстве и дотянуть до леса, что к счастью ей и удаётся.
Часа через полтора нашего движения по реке мы в большой деревне Курья. Здесь более оживленно. Кто-то на лодках сплавляет сено, кто-то грузит его. На берегу стоят трактор, старый 157-й ЗИЛ. Идем к магазину. Он частный - в срубе, рядом с домом хозяйки. Продукты сюда завозят из Ухты, но дорога разбита тяжелым транспортом, поэтому проехать трудно. Зимой легче - дорогу расчищают. Из продуктов видим крупы: рис, гречку, ячку, перловку. На полках – сахар, мука, сгущенное молоко, тушенка. Узнаю у хозяйки, что в Курье школа, но только 4-х - летка. Был детский сад, но закрыли - помещение большое, для отопления не хватало дров…
В одном дворе женщина продает мне буханку хлеба, испеченную из разных сортов муки. По пути к лодке со мной здоровается пожилой мужчина. За разговором узнаю, что бывал он и на Большой Порожной, и на Шежиме, что знает Поликарпа Григорьевича. Я коротко рассказываю ему о нашем путешествии.
Вид следующей на реке деревни печален. Пожалуй, только пятая часть домов обитаема. Остальные - немые, полуразрушенные, с пустыми глазницами окон. За деревней видно, что тут было какое-то производство, связанное с лесозаготовкой. Сегодняшняя картина – запустение.
Наша стоянка в 5-и километрах выше деревни Волосница и в пятистах метрах ниже устья притока с одноименным названием.

12 августа. Рано утром пробую ловить в устье Волосницы. Несколько окуньков попадает на удочку, один - на блесну. Затем кидаю спиннинг у зарослей травы и наблюдаю, как в трех метрах от меня из зарослей показывается щука и хватает мою блесну. Я пытаюсь подсечь, но не могу – что-то случилось с лесоукладывателем катушки. Блесна останавливается, и рыба теряет к ней интерес. Делаю еще один заброс – всё повторяется. Как говорится: «Близок локоть, да не укусишь». Надо неисправность устранять. Зато днем по верху обрывистого берега набираю на солнечных полянках поспевшую бруснику.
Вечером к нашей стоянке причаливает моторка. В ней четверо мужиков в состоянии «навеселе». Выясняется, что один из них видел нас в музее в Якше, откуда они и поднимаются до своих покосов, чтобы сплавлять обратно сено. За чаем узнаем, что мужички работают в Якшинском леспромхозе.
- Денег получаем мало. Раньше и премии давали, а сейчас мы - никто. Без своего хозяйства не обойтись. А, значит, и корова, и сено...
Заходит разговор, конечно, и о том, почему рыбы в реке стало мало.
- Из-за молевого сплава. Сорок лет вплоть до 94-го сплавляли. Гнали и березу, и осину, которые через 500 метров тонут.
А я подумал: почему же тогда в Карелии - на том же Сегозере, на реке Воломе, где мы были, да и во многих других местах, где длительное время был молевой сплав, рыбы не стало меньше? И местные люди даже отмечали, что рыбы поубавилось с прекращением сплава.
Мужики дарят нам подстреленную утку, с условием, что мы ее не выбросим, а приготовим и съедим. Это уже по Витиной части. По мне – лучше бы она плавала.
После гостей выползает из палатки Сашка. У него в эти дни сильные головные боли. У костра за ужином заходит разговор о съемках, о кино. Саша вспоминает, как снимали «Самолет» - фильм по мотивам произведений А. Экзюпери… Как исполнительница главной женской роли в последний момент отказалась от съемок; как после того, когда большая часть фильма была отснята, вдруг выяснилось, что пленка имеет брак, и кто-то из команды тогда ушёл… Но руки не опустили. Не коммерция двигала людьми. А какой это был труд, я могу представить, картину видел. И Саша благодарен Вите за то, что вместе делили тяготы.

13 августа. Утром иду смотреть лес вглубь правого берега. Есть ощущение, что недалеко должно быть болото. Действительно, где-то через километр к нему и выхожу. Меня встречают потревоженные тетерева. Присматриваюсь к растениям. Они – те же, что и в средней полосе, только здесь на болоте вместе с сосенками такие же небольшие кедры. Болото клюквенное, но ягоде еще не срок, а вот брусника по кочкам поспела.
После обеда от нашей стоянки тропой прохожу вдоль берега в направлении деревни Волосница. Появились грибы. Заполняю небольшое ведерко подосиновиками с тройкой белых впридачу. Километра через два встречаю следы коров.
Вечером у нас заходит разговор о разном отношении к природе и человеку людей, с которыми мы соприкоснулись здесь и в Карелии, где бывали несколько раз. Саша вспомнил, как на одном из Карельских озер, что встречаются в течении реки Воломы, встав на ночевку, они услышали в свой адрес недовольные голоса с другого берега:
- Приехали на наше озеро. Пусть уезжают!
Печально даже не то, что люди сказали обидную фразу совершенно не мешающим им киношникам, а понимание, что это собственническое чувство ничего общего с заботой о природе не имеет.
Уже на Сегозере, куда впадает та же река Волома, точнее, на одной из ламбушек (маленькое озерко) я увидел напрасно срубленные для костра живые сосны - а ведь недалеко был сухостой. И никогда не забыть нам горелые леса по берегам Сегозера, где к тому же Саша обнаружил труп человека с признаками насильственной смерти... А один раз на наших глазах рядом, километрах в 10-и, загорелся береговой лес, где находилась пьяная команда с катера, на котором «рыбачки» с раннего утра сетями вели запрещенный лов сёмги.
И вспомнилось ещё равнодушное отношение ко всему этому главы администрации поселка Паданы, когда мы пришли к нему за помощью. Как сказал Саша: «Да на Печоре всех бы на уши подняли, если б человек пропал!».
Наш разговор - не обобщение, разные люди есть везде. Но среди местных подобного отношения мы не видели.

14 августа. Отплываем в 11 часов. Через полчаса деревня Волосница. Здесь домов до 30-ти, но в разговоре с местными пожилыми людьми узнаём, что живут лишь в 5-ти – 6-ти домах. Люди приезжают на лето, чтобы вырастить картошку, заготовить сено, а потом сплавить его на лодке или на понтоне, если будет место.
- Раньше здесь жизнь была. Лес сплавляли. Катера один за другим ходили. Сейчас ни связи, ни света. – говорит нам пожилая женщина.
Еще две женщины дали нам по буханке хлеба, лук и морковь.
Мы благодарим людей, слушаем обсуждаемые ими новости (вспомнили, у кого из какой деревни сыновья из армии не вернулись…). Прощаясь, желаем им выжить.
- В деревне выжить легче, - слышим в ответ.
Вскоре мы вплываем вновь на территорию заповедника (Якшинский участок). Здесь большая красивая старица. А в 2-х – 3-х километрах ниже видим что-то необычное – «островок» у правого берега. Если бы не знать, что здесь затонувшая баржа, можно и проплыть.
Баржа затонула в 60-ом. А построена была ещё до революции, основательно. Сохранилось немало металлических частей, внушительны и размеры. На ней еще русские купцы товар возили. Но купцы–то, видно, лоцию реки знали лучше, рассчитывали уровень воды в паводок и межень. А в 60-ом явно что-то не учли, или уже время пробило свои бреши.
Вечером по берегу видим тетерок. Проплываем рядом - не улетают: ходят да щиплют траву, как курицы. Саша снимает их с довольно близкого расстояния.
Стоянка на небольшом каменистом участке прибрежной полосы. Рядом заводина, вдающаяся в берег. Так и хочется покидать блесну, да снасти уже уложены. Вглубь берега - крутой склон, по верху которого растут великолепные сосны. Утром я поднимусь к ним, похожу по верховику, собирая чернику с брусникой, а пока, после всех приготовлений, Саша читает свои стихи. Одиннадцать стихотворений, написанных за время похода. В своих строчках он умеет передать настроение и чувства, которые человек испытывает. Особенно на душу ложится то, что написано в его дневнике. Мысленно окидываешь пройденный путь…

15 августа. До Якши остаётся километров 18. Пару часов хода…
И вот мы снова у знакомого спуска к реке, что рядом с домом Ирины и Сергея. Вроде всё то же, но ощущение какое-то другое. Видимо, это понимание: «путь пройден». Но пройден он каждым и внутренне. Значит, что-то изменилось и в нас…
Мы оставляем эти места. Но не случайно нам дано было пройти их, что-то узнать, открыть, понять…
Выгрузка, разбор, укладка вещей. Потом ребята едут в управление заповедника – отметить документы, переговорить, попрощаться, после чего слушаю Сашу.
- Встретили нас словами: «Ну, рассказывайте, что вы там натворили?»
Оказывается, это такая манера спрашивать. Хотя я понимаю и подоплёку слова «натворили». Она - в моей просьбе к Алесенкову сообщить в управление на тот случай, если к определённому числу мы не прибудем на Шежим. Что ж, места глухие, всякое может быть. Саше рассказали, что в заповеднике пропал художник Жуков из Москвы: он один на катамаране с мотором поднимался к горам по Илычу. Долго везде искали, но даже следов нигде не обнаружили.
- Интересовались, как вели себя медведи при встречах. Кто-то сказал, что это сейчас они мирные и уходят, а в сентябре зверь может вести себя как бешеный. Поговорили и с Мегалинским. Умеет он и выслушать, и расположить к себе, и сочувствие вызвать (к проблемам заповедника).
Я еще раз подумал: действительно, ох как непросто быть сейчас руководителем большого хозяйства…

А вечером у нас настоящая баня. Правда, жар я подвыпустил, поскольку мылся первым, а у меня болел зуб и я не вникал в тонкости парного процесса. Витя только спросил меня:
- Ты знаешь, что и зачем там готовится?..

Сергей и Ирина дали нам ключ от соседней с ними квартиры. Хозяин два года, как уехал куда-то в Подмосковье. Работал здесь лесником. Жена его какое-то время работала на лосеферме. В доме у них - целый музей: тут и чучела животных и птиц, даже череп медведя, немало научных книг о дикой природе и животных, есть и свои записи - наблюдения о природе. Глядя на сделанные их руками вещи - короба, туески из бересты, плетения с узорами из соломки и многое другое - чувствуешь умельцев и рукодельников, влюблённых в родной край.
Поразил нас горный хрусталь: 5-6 камней белого кварцита величиной в полкулака, найденные в горах заповедника, сказочно играющие на солнце всеми своими прозрачными гранями…
Эту игру мы пытаемся с Сашей утром заснять в воде.

16 августа. Второй день в доме. Вечером мы рассказываем Сергею и Ирине о нашем путешествии. Слушаем и впечатления Ирины - она со старшеклассниками, отобранными по конкурсу, совершила поход на Чусовское озеро в Чердынь, по пути древнего тракта на Печору с южных земель. Об этом районная газета «Заря» (Троицко-Печерский район) за 3 –е августа поместила заметку:

«На месте взрывов»
«Экологическое исследование на месте ядерного взрыва провели члены Ассоциации следопытов Республики Коми во время своего недавнего путешествия по Пермской области.
Выводы, к которым пришли 14 юных следопытов – учащихся Гимназии искусств при главе РК – во время исследований на Чусовском озере, где в 1971 году проводились ядерные испытания, довольно утешительные. По их мнению, уровень радиации там не превышает допустимую норму. Хотя, как передал слова местных жителей председатель Ассоциации Сергей Таскаев, в первые годы после взрыва в лесах области ягоды начали расти крупнее, а среди населения отмечался рост числа раковых заболеваний. По официальной версии, причиной раковой «вспышки» стал алкоголизм. По словам С. Таскаева, этот взрыв должен был стать первым в серии взрывов, с помощью которых предполагалось создать искусственное русло между реками Печора и Кама.
Благоприятный итог исследований на Чусовском озере, считают следопыты, важен для Коми не меньше, чем для Пермской области, так как зараженный радиацией воздух мог бы с северо-восточным ветром «по-соседски» переместиться и в республику. Чусовское озеро – не единственное место в области, которое посетили скауты во время экспедиции «Торговые пути из Чердыни (Пермская область) в Печорский край». В общей сложности они разными способами – пешком, на катере, автобусе, машине – проделали путь в 600 километров. В Чердыни следопыты встречались со старожилами – выходцами из Коми. По заданию Национального музея РК посетили городской музей, где также искали материалы о республике, просматривая старые книги, архивы, экспозиции»...

Не знаю, могут ли быть утешительными ситуации в районах ядерных взрывов в принципе, если у ряда радиактивных элементов, того же стронция, периоды полураспада составляют сотни, а у отдельных и тысячи лет. И потом у меня большие сомнения, что ребята были оснащены приборами для измерения всех видов альфа, бета и гамма излучений. (Наверняка не все перечислил.)
Страшно ядерное оружие, но ещё страшнее человек в своих страстях, своей гордыне, возомнивший, что он может повелевать, в данном случае - природе. Сколько, к примеру, сил было потрачено, чтобы остановить воплощение проекта о переброске северных рек. Но кое-кто и сегодня ведёт разговоры об этом.
Ирина делится впечатлениями о походе:
- Город Чердынь – русская старина. Люди спокойны, доброжелательны, сидят на лавочках, щелкают семечки, рады поговорить, расспросить. И природа – всего 60 километров южнее, а леса уже не те, больше лиственных пород. В лесах есть клещ. (У нас в заповеднике его нет.) У меня там одного вытаскивали. Медсестра очень переживала: нужно было вводить иммуноглобулин, а она не знала, как он на меня подействует.
После впечатлений о походах Ирина говорит о сегодняшнем, о своём. У неё есть давнее желание: приехать в Москву и посмотреть, как на киностудии создается художественный фильм. Наверное, это желание из детства. А вообще, Ирина хочет уехать работать в другое место, дочь школу уже закончила... Сергей, правда, настроен более консервативно: он хотел бы вернуться в родной город Калининград – там у него родители.
Как мы узнали позднее, Ирина с дочерью уехала в Салехард, где она родилась и училась. Сергей же пока в Якше…

17 августа. Отъезд. Последний взгляд на Печору… Дорогой складываются какие-то строчки. Записываю, меняю, в конце концов остается:

К истоку

Я стихи писать перестал.
Не хотелось, устал, не мог.
Я уехал. Всё плыл да шагал
В том краю, где Печоры исток.

Меня немощь нередко била,
Связка с третьим куда-то шла вбок,
Но ведущим началом было -
Нужность этих дальних дорог.

Где реки рукава, острова,
Горы, камни, тайга без троп.
Я мечтою давно шел сюда
Где, как в сказке, прозрачность вод.

Их исток в горах – наш исток.
Там душа спасена, где чиста.
И из множества в жизни дорог
Выбираем одну неспроста.

Если ты терпел, хоть устал,
Трудность честно с собратом делил
И хоть чуточку лучше стал,
Значит, путь не напрасным был.

И я вспомню в час трудный свой
Не о сытом спокойствии лет -
Вел к истоку нас путь непростой.
Он дарил мне тепло и свет.

Не знаю, стал ли я лучше, но то, что этот край и его люди помогают сохранять лучшее в нас – уверен. И я благодарен судьбе и ребятам за пройденный путь.

Москва – Якша – р. Печора – Урал – Москва 2000 -2003 г.г.

Список использованной литературы:

1. Иванова М.Ф. «Общая геология с основами исторической геологии» М.: Высшая школа, 1980
2. «Земля девственных лесов» (Печоро-Илычский биосферный заповедник).Под редакцией В. Ануфриева 2000
3. Борисов П. А. «О чём говорят камни Карелии» Изд. «Карелия». Петрозаводск, 1973
4. Добровольский В. В. Геология. Учебник для ВУЗов. М.: Владос, 2001
5. Ильина Л., Грохов А. Н. «Реки Севера». Ленинград. Гидрометеоиздат, 1987
6. Кеммерих А. О., Гринева Е. К.., Руф Л. В., Штюрмер Ю. А. и др. «Север», ФИС, 1975

МИХАЙЛЕНКО Виктор Павлович
«В краю заповедной Печоры»
(Путевые и дневниковые записи по экспедиции 2000 года)

Фотографии:
СВЕШНИКОВ А.Ю.
МИХАЙЛЕНКО В.П.