Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Зацвела картошка
Трамвай № 12 прежде ходил в Пущу-Водицу около часа в одинконец и почти все лесом. А едет он быстро, этаким экспрессомнесясь по бесконечному зеленому туннелю соснового бора, иветки орешника хлещут по окнам. Чтобы пройти этот путь пешком по шпалам, нам с дедомпонадобился почти целый день. Рельсы были ржавые, междушпалами буйно росла трава, качались головки ромашек ивасильков. Иногда навстречу попадались расстроенные люди иговорили: -- Не ходите, у детского санатория все отбирают. И правда, у детского туберкулезного санатория сидели подсосной трое полицаев; возле них высилась куча узелков, бидончиков, мешков. И здесь установили пост. Все дороги наКиев были перекрыты, и грабеж был вполне законный, Давным-давно когда-то дед поработал и на мельнице вПуще-Водице, тут проходила его молодость, тут они с бабкойжили первый год после женитьбы, и дед хорошо знал окрестности. -- Вот холеры проклятые, -- сказал он озабоченно, -- но язнаю тропинки, мы их лесом обойдем. А ноги у нас здорово гудели, когда мы к вечеру добрались дочетырнадцатой линии. Там есть пруд с плотиной, и у плотиныторчали почерневшие сваи, на которых некогда стояла мельница; дед постоял и задумчиво посмотрел на них. В мешках за плечамимы несли на обмен бабкины вещи: юбки, кофты, высокие ботинкисо шнурками. За прудом, в селе Горенка, мы ночевали в пустом сарае устарого лесника, еще помнившего деда. Вышли на рассвете поросе и опять топали целый день глухими лесными дорогами исовсем свалились с ног от усталости и голода, когда показаласьрека Ирпень и деревня с таким же названием. Дед рассчитывал зайти дальше, но мы устали и принялисьменять здесь. Ходили от хаты к хате, стучали, будоражилисобак. Больше суток мы ходили по деревням, пока набрали две торбымуки, кукурузы и фасоли. Обратный же путь мне не забыть досемой смерти. Шли мы медленно и тяжко, через каждые полкилометра садилисьотдыхать; мешки казались набитыми булыжниками Дед стонал, охали иногда плакал: как-никак ему было семьдесят два года. Надобыло перейти речку по кладкам, это были жерди высоко надводой, они качались. Я храбро перебежал, а дед остановился --и никак. Я перенес мешок, а дед, долго, испуганно цепляясь заменя и за жерди, перелезал на четвереньках. Кто бы взглянул --помер со смеху. Ночевали в стоге сена. Утром спину, руки и ноги здороволомило и жгло. Опять поперли, шли немного -- садились; подниматься же -- ну никаких сил; ты встаешь, а тело неслушается. А вокруг леса, леса, иногда прогалины у хуторов с буйноцветущей картошкой, но я видел все это как сквозь туман. Дед, учитывая КП у детского санатория, решил обходитьПущу-Водицу с запада, и мы вышли на довольно широкую, твердуюдорогу. Вдруг сзади послышался мотор, и, обдав нас пылью, проехал грузовик с двумя немцами в кабине. Он резкозатормозил, шофер высунулся и смотрел, как мы подходим. Сердцеу меня упало. -- Битте, -- сказал шофер, указывая на кузов. --Ехать-ехать! Было не похоже, что он собирается грабить. Что ж, была небыла, мы залезли, машина помчалась по дороге. Я подставилветру лицо и наслаждался, отдыхая. И так мы проехали столько, сколько не прошли бы пешком и до ночи. Показался город, мыпоняли, что объезжаем его с запада и выедем куда-то наБрест-Литовское шоссе. Дед забарабанил в кабину. Машина остановилась среди поля.Мы слезли, дед протянул узелок муки -- плату за проезд. Шофер посмотрел на нас, качнул головой: -- Нэт, нэт. Стареньки, маленьки. Нэт. Мы стояли, не веря Шофер усмехнулся и тронул. -- Данке! Спасибо! -- закричал я. Он помахал рукой. Дед кланялся в пояс вслед машине. Мывзвалили мешки на плечи и пошли че рез поле к видневшимсякрышам Куреневки. Долго шли переулками, петляли и вышлинаконец по Белецкой улице прямо к нашему мосту, откуда до домабыло три минуты ходьбы. Плеч и ног мы уже не чувствовали, тащились, как марафонцы на финише, И вот тут-то нас остановилидва полицая. -- Далеко несете? -- иронически спросил один. Мы стояли имолчали, потому что это было невероятно, этого не могло быть. -- Скидай, -- сказал другой и стал деловито помогать дедуснимать мешок. -- Голубчики, -- прошептал ошарашенный дед, -- голубчики... -- Идите, идите, -- сказал первый полицейский. -- Голубчики, миленькие! -- Дед был готов упасть на колени. Полицаи, не обращая внимания, понесли наши мешки к столбу, где уже лежало несколько кошелок. Оказывается, они устроилиновое КП и здесь, на подходе к базару. Я потянул деда зарукав, он совсем обезумел. Я его с трудом дотащил домой, а самзавалится отдыхать и отсыпаться, потому что утром надо было наработу. Садовник по дружбе с дедом отпустил меня втихаряпрогуляться на обмен. Ну вот, значит, я прогулялся. Делается это очень просто. Кошелка загружается разнойкартошкой, морковкой, сверху кладутся пол-буханки хлеба икусочек сала, все это покрывается газетой. Затем мать береттебя за руку и ведет в управу. Входить в нее жутковато, этоместо, где решается все: человеческая жизнь, еда, работа, смерть, -- откуда отправляют в Германию или могутрекомендовать в Яр. Немцев нет, за столами сидят фольксдойчи или " щирые" украинские дядьки в вышитых сорочках, с усами; этих необдуришь, как немцев, эти свой народ знают. И все они пишутповестки, составляют списки, и расхаживает плотная, энергичнаяженщина с мужскими ухватками, одетая в строгий серый жакет исерую юбку, с холодным взглядом и безапелляционным голосом: -- Если вы не хотите работать, мы можем вас передать вгестапо... В случае невыполнения вами займется гестапо... Мать подводит тебя к столу какой-то тетки, у которой вруках твоя судьба. Ставит кошелку к ножке стола и сдвигаетгазету так, чтобы из-под нее выглядывали хлеб и уголок сала, крохотный кусочек сала, как спичечный коробок, но из-подгазеты не видно, какой он, видно лишь, что сало. Униженно склонившись, мать объясняет, что тебе грозиттуберкулез, тяжело работать на огородах, несет прочую ересь, аты в это время тоже не стоишь без дела и, сгорбившись, изовсех сил напускаешь на себя несчастный вид. Тетка окидывает тебя взглядом, недовольно сопит, молчароется в списках, находит твою фамилию, вычеркивает, вписываетв другой список и говорит: -- Завтра к семи на проходную консервного. Ты изображаешь счастье, мать благодарит и кланяется ипоскорее уводит тебя, забыв под столом кошелку. На консервном заводе кислый, острый запах въедается в нос, как ввинчивается. Но тут останется голодным лишь тот, ктосовсем дурак. На широкий двор прибывали длинные грузовики с тыквами, инаша мальчишеская бригада их разгружала. Попадались тыквырасколотые, а нет -- мы сами разбивали их, запускали руки, выгребали белые скользкие семечки и набивали ими рты. Отнынедома я ничего не ел, целый день питался семечками, Случилосьнесчастье: я зазевался, на меня открылся борт машины, иобвалом посыпались тыквы. Набило шишек, отломился кусок зуба, но полежал под стенкой и отошел. Больше всего я ненавидел, когда нас ставили на погрузкуповидла. Оно было в полупудовых запечатанных жестяных банках, носишь его, вот оно, под руками, а не поживишься. Это немцамего жрать. Цеха сильно охранялись, но однажды, нагрузив очереднуюмашину, мы увидели, что вахтер отлучился, и вдвоем с одниммальчишкой кинулись в цех. Там было полутемно и жарко, вкотлах булькало и кипело. Мы кинулись к первой попавшейсяработнице в замусоленном халате; -- Теть, повидла! -- Ой, бедняги, сюда, скорей! -- Она затолкала нас куда-топод сплетение железных стоек, отлучилась и вернулась с помятойкоробкой, до половины наполненной горячим тыквенным повидлом.Ух, и повезло! Наш рабочий день продолжался двенадцать часов. Потом насстроили, вели к проходной и тщательно обыскивали, выпуская поодному. Все было законно, и я считал, что мне все-таки везетбольше, чем не везет, хвастался дома и рассказывал деду пробогатства на консервном заводе, про то, как я наедаюсь. Ноон-то был свирепо голодный и поэтому держался другого мнения.Он злился, что я ничего не ношу домой. -- Тут есть один жук, -- сказал он однажды. -- Делаетколбасу втихаря, без патента, ищет помощника, тольконадежного, чтоб не болтал. Давай я тебя устрою, а он обещаеткормить и костями платить. -- Кости -- это надо, -- сказал я. -- А как же мне с работыуволиться? Я в списках. -- Неси кошелку, -- сказал дед. -- Не подмажешь -- непоедешь. Я еще некоторое время работал на заводе, потом решился.Отнес кошелку. Подмазал. Поехал.
Данная страница нарушает авторские права?