Шли массы людей

⇐ ПредыдущаяСтр 36 из 45Следующая ⇒

Последнее печатное общение оккупантов с городом Киевом: +------------------------------------------------------------+| УКРАИНСКИЙ НАРОД! || МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ! || После двухлетнего восстановления на местах война снова||приблизилась. Германское командование желает сохранить свои||силы и потому не боится оставлять определенные районы. || Советское командование, наоборот, совершенно не жалеет||командиров и бойцов, легкомысленно рассчитывая на якобы||неисчерпаемые людские резервы. || Поэтому немцы со своими резервами выдержат дольше, а это||имеет решающее значение для окончательной победы. || Вы теперь понимаете, что германское командование||вынуждено принимать меры, иногда тяжело ущемляющие отдельных||лиц с их личной жизни. || Но это есть война!.. || Поэтому работайте старательно и добровольно, когда вас||призывают немецкие учреждения. || ГЕРМАНСКИЙ КОМАНДУЮЩИЙ|+------------------------------------------------------------+ (" Новое украинское слово", 30 сентября 1943 г., после чегогазета навсегда перестала существовать.) В жизни это выглядело так. Войска начали с дальних окраин. Прикладами, побоями, сострельбой в воздух выгоняли на улицы всех, кто мог и не могходить, -- на сборы давалась минута, и было объявлено: городКиев эвакуируется в Германию, города больше не будет. (Цифры стали известны потом. До войны в Киеве было 900тысяч населения. К концу немецкой оккупации в нем оставалось180 тысяч, то есть меньше, чем лежало мертвых в одном толькоБабьем Яре. За время оккупации был убит каждый третий жительКиева, но если прибавить умерших от голода, не вернувшихся изГермании и т. п., то получится, что погиб каждый второй.) Это было до ужаса похоже на шествие евреев в 1941 году. Шлимассы людей -- с ревущими детьми, со стариками и больными.Перехваченные веревками узлы, обшарпанные фанерные чемоданы, кошелки, ящики с инструментами... Какая-то бабка несла веноклука, перекинутый через шею. Грудных детей везли по несколькув коляске, больных несли на закорках. Транспорта, кроме тачеки детских колясок, не было. На Кирилловской уже былостолпотворение. Люди с узлами, двуколки, коляски -- все этостояло, потом двигалось немного, снова стояло; был сильный гултолпы, и было похоже на фантастическую демонстрацию нищих.Провожающих не было: уходили все. Мы с матерью смотрели в окошко на это шествие. Появлениетрамваев было феерическим: никогда в жизни не видел такоймрачной череды трамваев. Оккупанты их пустили, чтобы ускорить вывоз. Они сделаликольцо по Петропавловской площади, пустили большиепульмановские вагоны шестнадцатой линии, ходившие до войны покрутой улице Кирова. Беженцы загонялись в них. Стоял вой и плач. Лезли в двери, подавали вещи в окна, подсаживали детей. Все это прямо переднашим окошком. Полицай иронически говорил: -- Хотели большевиков встретить? Давайте, давайте, лезьте! Не ожидая, пока нас погонят собаками, мы взяли узелки ивышли на улицу. Вовремя, потому что подгонялись последниетолпы. Метрах в ста, у школы, улицу перегораживала плечо вплечо серо-зеленая цепь солдат, и за ней была пустота, полноебезлюдье. Мы подошли к трамваю. -- Пойдем в следующий, -- сказала мать, -- там свободнее. Подошли к нему. -- Пойдем в следующий, -- сказала мать, Цепь трамваев тронулась, продвинулась немного иостановилась. Мы бежали от одного трамвая к другому, никак нерешаясь сесть. Немцы уже не кричали, не стреляли -- простотерпеливо ждали. Мать схватила меня за руку и потащила обратно к халупе, мывскочили во двор. Все двери распахнуты, ни души. Мы кинулись вкаморку, закрылись на крючок. Мать села на пол, глядя ив менястрашными глазами с огромными черными зрачками. Мы сидели, недвигаясь, пока не отчалил последний пульмановский вагон. За окном темнело, изредка стучали сапоги. Петропавловскаяплощадь была абсолютно пуста, усыпана бумажками и тряпьем.Метрах в пяти от окна стоял на тротуаре немец-часовой савтоматом, я мог видеть его, только глядя наискось, прижавшиськ стенке; я замирал, как звереныш, и переставал дышать, когдаон поворачивался. На следующий день прогоняли группки выловленных людей, прочесывали, а часовые, сменяясь, все стояли возле нашегоокна, и именно это нас спасло; так спасаются утки, которыеиногда безопасно живут под самым гнездом ястреба. Мы понятия не имели, что будет дальше и что теперь с нашимдедом, живой ли он вообще. Но план я выработал такой. Если наснайдут, то, пожалуй, в комнате стрелять не будут, а выведут водвор; там мы должны прыгать в разные стороны и бежать, тольконе на улицу, а в глубь двора, дальше по огородам к насыпи; онадлинная, поросшая кустами, без собаки искать трудно, но, поскольку собаки будут, надо бежать дальше -- на луг, быстробежать и петлять, на лугу же кидаться в болото, в камыши исидеть там в воде, в случае чего нырять и дышать черезкамышину, я читал, что так делали на Руси, спасаясь от татар.Тогда будет полная, прекрасная безопасность. Я шепотом рассказал матери все это и предложил гранату. Отгранаты она отмахнулась, насчет болота задумалась. Мы неговорили, не шевелились. Вокруг была полнейшая тишина. (Немцы посадили население Киева в товарные поезда и повезлина Запад, но основные массы расползлись и разбежались вЗападной Украине и Польше, многие в этом пути погибли, частьоказалась в Германии, некоторые попали даже во Францию.)

" ВОИНА МИРОВ"

Когда у нас кончилась вода и не стало еды, а часового снялии город стал абсолютно пуст и мертв, мы вылезли, раздвинуликолючую проволоку под самой табличкой " За пребывание --расстрел" и пошли домой через сквер. Соображали: в этой зонеменьше шансов на прочесывание. В сквере прежде всего были клумбы и детская площадка скачелями, и можно ли было подумать, что придется красться тут, отвечая жизнью! Мы перебегали, пригибаясь, зорко озирались, готовые в любой момент упасть на землю, но площадь была пуста, и нигде ни звука. Мама только руками всплеснула, когда увидела нашу хату.Ворота раскрыты, двери разбиты и сорваны с петель, окновыбито, повсюду валялись книжки, битая посуда, разные моифотопринадлежности, Немцы были в доме на постое: а комнатахполно соломы, журналы, консервные банки, из шкафа вырваныдверцы, прострелено цинковое корыто. Под стенкой сарая валялась икона, которую, я точно помнил, дед прятал в погреб. Мы кинулись в сарай. Они не нашли люка, апросто отгребли землю и ломами продолбили дыру в погреб, в нейповисли разные лоскутки материи, лежала старая облезлая лисьягоржетка с оторванным хвостом. Мама заломила руки изаголосила. Я полез в дыру, пошарил, нашел пустой чемодан и лом, которым долбили. Иконы валялись по сараю. Тут за хламом раздался отчаянный кошачий вой. Когда мыпришли, Тит, видимо, затаился -- и лишь теперь узнал. Онвылез, изо всех сил протискиваясь, с вытаращенными глазами, голося жалобным басом, рассказывая, как ему тут было плохо, одиноко, как он боялся и прятался. Он прыгнул мне на грудь, уцепился когтями, лез мордой в рот, стукался лбом -- словом, всячески изливал свою радость. Я сам очень обрадовался, что он такой сообразительный, чтовсе время, пока стояли немцы, он ни разу не попался им в руки.Нам стало веселее, и мы взялись за уборку. Под водосточной трубой стояла бочка, полная воды, -- уже отжажды не пропадем. Порылись в огороде, выкопали несколькозабытых картошек. По огородам прыгали одичавшие кролики, быстрые, как зайцы, но их никак не поймать. Топить мать нерешилась: виден дым из трубы. Она поставила рядом два кирпичана земле и развела огонь между ними. Соседние дома были распотрошены, окна побиты, двериоткрыты, там на улице лежала табуретка, там книга, ведра, мусор. Я решил обследовать окрестности и направился в домЭнгстремов. Вошел, натыкаясь на катающиеся по полу банки и кастрюли, тщательно осмотрел полки буфета, шкафчика, заглядывал подкровати -- и не ошибся, нашел завалявшийся сухарь. Это меня вдохновило, я перескочил забор и пошел дальше. Всоседнем доме был такой же погром, даже кто-то нагадил наполу. Я обследовал погреб. Спичек у меня не было, я шарил втемноте, натыкался на скользкие доски и нашел то, что искал: там была кучка старой, порченой картошки, а также несколькоморковок. Это уже было грандиозно! Возвращаясь со своей добычей домой, я по дороге зашел вхату нашей соседки Мишуры, помня, что и у нее был погреб. Ксожалению, ее погреб уже был обчищен, только на дне бочкиоставалось несколько сплюснутых старых огурцов. Я сталдоставать их в укропе и плесени, вытирал о штаны и грыз. Сиделсебе в темном сыром углу погреба, хрупал огурцами и думал, чтовот стало как в " Войне миров" Уэллса, когда на землю пришлимарсиане, потом сами стали вымирать; все разорено, все пусто, и людей нет.

⇐ Предыдущая 31 32 33 34 353637 38 39 40 Следующая ⇒

Данная страница нарушает авторские права?

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.006 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал