Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Бабий ЯР. Финал
Всех заключенных концлагеря Бабий Яр 13 августа 1943 годавыстроили на центральном плацу. Въехали военные грузовики, сних стали спрыгивать эсэсовцы в касках, с собаками. Все поняли, что это -- начало конца. На днях лагерь бомбили советские самолеты. Бомбы леглиточно по периметру -- ясно, была цель разрушить заграждения.Проволока была повреждена только в одном месте, ее быстропочинили, но фашисты, видимо, поняли, что лагерь пораликвидировать. Вынесли стол, ведомости, картотеки, выстроили всех вочередь, которая стала двигаться мимо стола. Ридер смотрел всписки -- и отправлял одних заключенных налево, другихнаправо. Сперва отобрали ровно сто человек особо опасныхполитических. Эсэсовцы закричали: " Вперед! Бистро! Бистро! " --посыпались удары, залаяли собаки, и сотня вышла за ворота. -- У нас там в землянках вещи! -- кричали они. -- Вам ничего не надо, -- отвечали немцы. За воротами приказали разуться. Обувь оставили и дальшепошли босиком вниз. Давыдов оказался в этой сотне, он шел впервых рядах и подумал: " Ну вот, пришло наконец..." От обвалов в Яру образовались террасы, поросшие густойтравой. По узкой тропинке сотня спустилась на первую террасу.Здесь была новая, только что выстроенная землянка. В Яру было шумно и многолюдно, немцы буквально кишеливокруг, много эсэсовцев с бляхами, офицеры в орденах, заехалидаже автомобили, лежали кучи разных инструментов. Сотню остановили и спросили: " Есть здесь слесари, кузнецы? " Кое-кто назвался, их отделили и увели за невысокий землянойвал. Сотню поделили на пятерки и тоже стали частями уводить заэтот вал. Никакой стрельбы не было. У Давыдова появилась надежда, что это еще не расстрел. Онсмотрел вокруг во все глаза, но ничего не понимал. Наконец повели и его за вал. Там стояли наковальни, лежаливороха цепей, и всех заковывали в цепи. Сидел у наковальнитучный, флегматичный немец среди кузнецов-заключенных, тожезаклепывал. Давыдов попал к нему. Цепь была примерно такая, как в колодцах. Немец обернул ее вокруг щиколоток, наделхомутики и заклепал. Давыдов пошел, делая маленькие шаги. Цепь причиняла боль.Потом она сильно разбивала ноги, и кто подкладывал под неетряпки, кто подвязывал шпагатом к поясу, чтоб не волочилась поземле. Когда все были закованы, вдруг объявили обед и дали оченьплотно поесть. Суп был настоящий, жирный, сытный. Всем выдали лопаты. Звенящую цепями колонну привели в узкийотрог оврага и велели копать. Копали долго, до самого вечера, выкопали большой неровныйров, точно не зная, зачем он, но было похоже, что немцы что-тоищут; все время следили, не докопались ли до чего-нибудь. Нони до чего не докопались, На ночь сотню загнали в землянку. Там была кромешная тьма, только снаружи слышались голоса очень сильной охраны. Передвходом в землянку фашисты соорудили вышку, установили дисковыйпулемет и нацелили на вход. Утром следующего дня опять вывели в овраг. Было так жемноголюдно, стояли крик и ругань. Высокий, стройный, элегантный офицер со стеком истерическикричал. Ему было лет тридцать пять, его называли Топайде, и, прислушиваясь, Давыдов изумленно понял, что именно Топайдеруководил первыми расстрелами в 1941 году. Вчера Топайде не было, он только прислал план карьеров сзахоронениями, но здешние немцы в нем не разобрались инапутали. Он истерически кричал, что все балбесы, не умеютразбираться в планах, не там начали копать. Он бегал и топалногой: -- Здесь! Здесь! Стали копать там, где он показывал. Уже через полчасапоказались первые трупы. К Топайде немцы обращались почтительно, а между собой то ливсерьез, то ли иронически называли его " инженер порасстрелам". Теперь он стал инженером по раскопкам. Весь деньон носился по оврагу, указывал, командовал, объяснял. Его лицовремя от времени передергивала сильная и неприятная гримаса, какой-то нервный тик, и весь он казался сгустком сплошныхнервов, пределом истеричности. Он не мог прожить минуты, чтобыне кричать, не метаться, не бить. Видно, его " инженерство" такпросто не обошлось даже ему самому. Работа закипела. Вокруг оврага немцы спешно строили щиты имаскировали их ветками, в других местах делали большиеискусственные насаждения. Ясно было, что происходящее здесь --глубочайшая тайна. Дорога из города к Яру была перекрыта. Приезжали грузовикис материалами, немецкие шоферы сходили далеко от оврага, заруль садились охранники и вводили машины в Яр. На грузовикахвезли рельсы, каменные глыбы, дрова, бочки нефти. Так начался заключительный этап Бабьего Яра, попыткавычеркнуть его из истории. Сначала дело не клеилось, Топайдеметался, неистовствовал, и все немцы нервничали, заключенныхотчаянно били, несколько человек пристрелили. Из лагеря поступали новые партии на подмогу; черезнесколько дней заключенных стало триста, потом еще больше; онибыли разбиты на бригады, и их размеренная, продуктивная работаявляла собой образец немецкого порядка и методичности. Давыдов побывал в разных бригадах. Сначала от страшногозапаха, от всей этой возни с трупами он чуть не терялсознание, потом привык. ЗЕМЛЕКОПЫ раскапывали ямы, обнажая залежи трупов, которыебыли сизо-серого цвета, слежались, утрамбовались ипереплелись. Вытаскивать их было сущее мучение. От смраданемцы зажимали носы, некоторым становилось дурно. Охранникисидели на склонах оврага, и между сапог у каждого из нихстояла воткнутая в песок бутылка водки, время от времени ониприкладывались к ней, поэтому все немцы в овраге былипостоянно пьяны. Землекопы водки не получали, им было трудно, но, как ужесказано, постепенно привыкли, работали, позвякивая цепями. КРЮЧНИКИ вырывали трупы и волокли их к печам. Им выдалиспециально выкованные металлические стержни с рукояткой наодном конце и крюком на другом. Они были, кстати, сделаны порисунку Топайде. Топайде же после многих экспериментов разработал системувытаскивания трупа, чтобы он не разрывался на части. Для этогоследовало втыкать хрюк под подбородок и тянуть за нижнюючелюсть, тогда шел он целиком, и так его волокли до места.Иногда трупы так крепко слипались, что на крюк налегалидва-три человека. Нередко приходилось рубить топорами, анижние пласты несколько раз подрывали. ЗОЛОТОИСКАТЕЛИ - " ГОЛЬД3УХЕРЫ" имели клещи, которымивыдергивали золотые коронки; они осматривали каждый труп подороге к печи, снимали кольца, серьги, у одетых искали вкарманах монеты, ценности, и так за день эта бригада набиралаодно-два ведра золота. Над каждым из них стоял часовой иприсматривал, чтобы они золото не воровали или не выбрасывалив песок. СТРОИТЕЛИ занимались сооружением печей. Под сильной охранойони ходили через весь овраг на противоположную сторону -- наеврейское кладбище, где немцы указывали, какие гранитныепамятники ломать. Заключенные разбирали памятники, несли в овраг, Плитывыкладывались рядами. На них, опять под руководством Топайде, строилась продуманная и технически совершенная, полутораметровой высоты печь с трубами для тяги, сложнымиходами, решетками. Она набивалась дровами, сверху на решеткуклались тела головами наружу. Второй ряд укладывался дляперевязки накрест, затем следовал слой дров и так далее, покане вырастал штабель высотой в три метра и со стороной в шестьметров. В штабель входило примерно две тысячи убитых. Чтобы ихукладывать, ставили трапы, как на стройках, и носили по ним.Готовое сооружение обливалось из шланга нефтью, которую избочек нагнетал специально поставленный компрессор. КОЧЕГАРЫ разводили огонь снизу, а также подносили факелы крядам торчавших наружу голов. Политые нефтью волосы сразу ярковоспламенялись -- для этого и клали головами наружу. Штабельпревращался в сплошной гигантский костер. Жар от него шелневыносимый; в овраге и далеко вокруг стоял сильный духпаленых волос и жареного мяса. Кочегары шуровали длиннымикочергами, какие бывают у металлургов, потом сгребали жар изолу, а когда печь остывала, они ее чистили, зановоперебирали, меняли прогоревшие решетки и снова подготавливалик загрузке. ТРАМБОВЩИКИ имели дело уже с золой. На гранитных плитах складбища они обыкновенными трамбовками должны были размельчатьнедогоревшие кости, затем кучи золы просеивались сквозь сита, чтобы опять же таки найти золото. ОГОРОДНИКИ назывались так потому, что, нагрузив золу наносилки, под конвоем разносили ее по окрестностям Бабьего Яраи рассеивали по огородам. Этим было лучше, чем другим: онимогли нарыть на огородах картошки, приносили ее в Яр и пекли вконсервных банках на жару, оставшемся после сожжения. А обычные расстрелы в Бабьем Яру шли своим чередом, как ираньше, но убитых уже не закапывали, а сразу бросали в печь.Иного " доходягу" из заключенных, который уже не мог работать, тоже бросали. Живым. Немцы очень торопились, только и слышно было: " Бистро! Бистро! Шнель! " Но трупов была тьма. Давыдову пришлосьработать на разгрузке ямы, в которой было ровно четыреста техсамых заложников, которых расстреляли по приказу Эбергардта.Раскапывал он ямы с сотней, с тремя сотнями заложников. Всебыло в точности, и все знал Топайде, он показывал места, онабсолютно все помнил. (Фамилия Топайде никогда не упоминалась среди осужденныхфашистских преступников. Возможно, он погиб, хотя тыловыегестаповцы, как правило, умели спасаться и скрываться. Поэтомуне исключено, что он и жив... Избавился ли он от своегонервного тика? Вообще конкретно за Бабий Яр никто не былосужден, судьба немецкой и русской администрации лагеря БабийЯр во главе с Радомским и Ридером неизвестна.) Из города часто приезжали газенвагены с живыми людьми, ониподъезжали прямо к печам, и только здесь включался газ. Изкузова неслись глухие крики, потом бешеный стук в дверь, затемвсе затихало, немцы открывали дверь, и заключенные принималисьразгружать. Люди были теплые, мокрые от пота, может, полуживые. Их клали в костер. Давыдов помнит, как некоторых вогне корчило, они вскидывались, как живые. Однажды прибыла душегубка с женщинами. После обычнойпроцедуры, когда утихли крики и стуки, открыли дверь, из неевышел легкий дымок, и оказалось, что машина битком набитаголыми молодыми девушками. Их было больше ста, буквальноспрессованных, сидящих на коленях друг у друга. У всех волосыбыли завязаны косынками, как это делают женщины, идя в баню.Может, их сажали в машину, говоря, что везут в баню? Пьяныенемцы смеялись и объясняли, что это официантки из киевскихкабаре. Возможно, они знали слишком много. Когда Давыдов носилих и укладывал в штабель, изо ртов выходил воздух с легкимхрапом, и тоже казалось, что они живые. Приезжали какие-то очень важные чины на шикарных машинах.Кричали на работавших в Яре немцев, что дело медленноподвигается. Людей не хватало, и несколько раз прибывших вдушегубке выпускали, тут же ставили на работу. Стали водить за пределы оврага, в соседний противотанковыйров метров двести длиной. Он оказался доверху набитым трупамикомандиров Красной Армии -- это заключенные поняли по форме, полевым сумкам, биноклям. Их было, наверное, тысяч двадцатьпять -- тридцать. Посылали раскапывать ямы и в Кирилловскойбольнице. В Бабьем Яру была слышна отдаленная канонада из-за Днепра.Заключенные знали, что последний костер будет зажжен для них.Немцы их вообще всерьез за людей не принимали и на утреннемпостроении докладывали: " Триста двадцать пять труповпостроены". Это был их юмор. Заключенные не брились, им не давали воды, многие едвастояли на ногах, были покрыты ранами, гарью и трупной гнилью.Долгими ночами все они думали одно: можно ли убежать? Был там один человек, по имени Федор Ершов, бывшийпартийный работник. Именно он и начал серьезную подготовкувосстания. Просто он говорил с теми, кто работал рядом, образовались группки заговорщиков, при всяком удобном случаеобсуждали варианты побега. Одни предлагали прямо среди дня броситься на охранников, выхватить автоматы и, отстреливаясь, уходить врассыпную. ФедорЕршов был против этого варианта: все в цепях и слишком слабыпротив дюжих немцев. Среди заключенных были бывшие шоферы. Один из них, ВладимирКукля, предлагал захватить пару машин, которые привозят дрова, а то и прямо душегубку -- и пробиваться на них сквозь охрану.Это был почти фантастический план: слишком долго пришлось быехать по Яру и дальше по городу среди немцев и полиции. Этобыло бы просто героическое самоубийство. Группа, которую гоняли в Кирилловку, попросила разрешениябежать самостоятельно: у них там была относительно малаяохрана. Возможно, им это и удалось бы, но Ершов сказал: " Выубежите и подведете остальных. Нет, подниматься всем в одновремя". Однако в дальнем углу землянки сговорились молодые парни и, ни с кем не советуясь, начали отчаянно рыть подкоп, чтобыночью удрать. За ночь они не успели сделать, а днем охранникивсе открыли и сейчас же расстреляли весь тот угол, семнадцатьмолодых ребят. Был одиночка, который совершил прямо днем чрезвычайнодерзкий побег. Никто не знал его фамилии. Он работал всторонке, вдруг прыгнул в овраг, побежал и скрылся в одном изотрогов, ведущих к кладбищу. Поднялась стрельба, тревога, работы были прекращены, десятки немцев побежали за ним -- и ненашли. Очевидно, он расцепил кандалы и потому смог быстроубежать. В ярости немцы убили в этот день двенадцатьзаключенных и расстреляли собственного офицера, начальникакараула, ответственного за охрану бежавшего. По отрогам оврагарасставили пулеметы. Варианты побега отпадали один за другим, наконец былопринято предложение Федора Ершова: вырваться из землянки инаброситься на охрану ночью. Дело было тоже очень рискованное, но темнота по крайней мере давала надежду, что хоть некоторыеуйдут. Землянка была глубоким бункером с узеньким ходом крутовниз. На этот вход в упор нацелен пулемет с вышки. Вокругземлянки по ночам охрана до шестидесяти человек. Землянка неимела окон, поэтому единственная дверь была решетчатая, чтобыпроходил воздух и люди не задохнулись. Часовые время отвремени светили сквозь нее фонариками, проверяя, все ли вземлянке спокойно. Решетчатая дверь запиралась огромнымвисячим амбарным замком. Пьяной охране было скучно простаивать ночи, и случалось, что вдруг заключенных поднимали, выводили наверх и при светепрожекторов устраивали инсценировку расстрела. Страшная этобыла " шутка". Люди верили всерьез. Потом охранники смеялись изагоняли всех обратно. Ночи были темные, сырые и туманные... Кто-то настойчиво предлагал дождаться очередной шутки и, сорвав кандалы, наброситься на охрану. Но ведь цепи быстро неснимешь, для этого надо их подготовить, чтоб едва держались. Акак знать, будет ли в эту ночь шутка? Уму непостижимо, но в этой землянке среди обреченныхоказался свой предатель. Это был какой-то бывший начальникполиции из Фастова. В Яр он попал за какие-то чрезвычайныедела, лебезил перед немцами, настороженно прислушивался кразговорам, и не исключено, что гибель семнадцати парней былаего работой. Если бы он узнал о плане побега, он сейчас жевыдал бы. Могли быть и другие, которым не стоило доверять, ипотому Федор Ершов был очень осторожен. Вот почему в план побега было до времени посвящено всегочеловек пятьдесят. Уже одно это помешало бы провести дружновосстание во время очередной шутки. -- Надо открыть любой ценой замок, -- говорил Ершов. --Затем всем объявить, подготовиться, снять цепи и только тогдавырываться. Спасемся, ребята! Пусть спасется половина, четверть, пять человек, но кто-то должен выйти, пробиться кнашим и рассказать, что здесь делалось, Работы в овраге уже напоминали большое строительство. Немцыпригнали строительные машины: экскаватор, бульдозер. Онистрекотали целыми днями, вскрывая рвы и заравнивая, когда ониопорожнялись. (Бабий Яр под именем " Баукомпани" (" Строительная компания")числился у немецких властей в документации, имел счет в банке, потому что все эти материалы, нефть, дрова, машины должны быликак-то финансироваться. Скрупулезные немцы были верны себе.) Здесь нужно обратить внимание на одно важноеобстоятельство. Заключенные находили много разных инеожиданных предметов, особенно среди тел убитых в сорокпервом году -- ведь те люди собирались уезжать. Поэтому уразных мастеровых были при себе инструменты, с которыми они нерасстались до самого рва, у женщин -- ножницы, шпильки ипрочее. Попадались перочинные ножи, пилки для ногтей, стамески. Кто-то однажды нашел флакон одеколона " КраснаяМосква", он хотел выпить, но его уговорили побрызгать вземлянке. В карманах убитых часто были и ключи: от квартир, сараев, кладовых, иногда целые связки ключей. Всех посвященных в план Ершов разбил на десятки, и каждыйдесяток готовил свою часть восстания. Группа, которой былпоручен замок, собирала ключи. Перебрали десятки и сотниключей. И вот один из заключенных, по имени Яков Капер, нашелключ от амбарного замка. Какой-то смертник 1941 года принесего в кармане в Бабий Яр, не подозревая, что в 1943 годублагодаря ему спасутся другие смертники. Ключ был подходящимпо величине, входил в замок, но не открывал его. Днем заключенных загоняли в землянку на обед, и дверь приэтом не запирали. Кто-нибудь заслонял собой замок, а ВладимирКукля быстро пробовал ключ. Это делалось так быстро, что самизаключенные не замечали. Среди заключенных не было воров, для которых подогнать кзамку ключ было бы плевым делом. Тут был все честный народ, и, хотя достали напильник, Владимир Кукля чрезвычайно долгомучился и подтачивал, горюя, что никогда не занимался этимделом раньше. И все-таки он подогнал. Об этом знали нескольколюдей. Тем временем другие десятки собирали, проносили в землянкуи прятали в стенах все, что мало-мальски могло помочь снятьцепи или служить оружием. Был там парень из Закарпатья -- Яков Стеюк, отличнообразованный, знал несколько языков, в свое время учился вБерлине. Он говорил: -- У нас получится даже лучше, чем мы думаем. Ребята, смелее! Вы не представляете, какие немцы трусливые исуеверные. Мы должны вырваться со страшным криком, визгом, свистом, и, когда мы кинемся на " ура", они испугаются, ониобалдеют, вот увидите. Ключ был готов, оружие собрано, ночь проходила за ночью, нозаключенные все выбирали удобный момент. Как назло, охранаусилилась, по ночам все время приходили, светили, проверяли.Ершов нетерпеливо предлагал: -- Сегодня! Но большинство было за завтра. Сегодня -- это значилорешиться и идти почти на верную смерть, и вот не хотелосьсегодня умирать: " Эх, а вдруг завтра выпадет случай удобнее! " Это вышло почти случайно -- совпадение дат, -- но именно 29сентября, ровно два года спустя после первого расстрела вБабьем Яру, побег состоялся. Некоторые полусуеверно надеялись, что в этот день повезет. Вернулась команда, ходившая в Кирилловскую больницу. Одиниз конвоиров ее, пожилой немец, фамилии его не знали, известнотолько, что он из Лотарингии, тихо шепнул заключенным: -- Морген капут. Неизвестно, зачем он предупредил. Просто так, по доброте? Заключенные и сами увидели, что маскировочные щиты вокруговрага снимают, инструменты складывают. На ночь доставили в землянку два больших бака с варенойкартошкой. И это тоже было необычно. Пропадала она у немцев, что ли, так они решили накормитьзаключенных напоследок? -- Все. Сегодня ночью я открываю дверь, -- сказал Кукля. Федор Ершов передал по цепочке посвященным необычнуюкоманду: " Сегодня идем, крепче нервы! " Ждали глухой ночи. Где-то часа в два Кукля просунул рукусквозь решетку, вставил ключ и стал поворачивать. Он сделалодин поворот, и замок громко щелкнул. Кукля успел выдернутьруку и отошел весь в холодном поту. Охранники услышали щелчок, забеспокоились, опустились кдвери и посветили. В землянке все лежали на нарах. Немцы ушли, разговаривали наверху, чиркали спичками. Замок открывался в два поворота. Кукля шепотом признался, что у него дрожат руки. Его подбадривали: -- Володя, давай, давай! А он бормотал: -- Ну, братцы, пусть хоть охрана сменится! А то если у меняи второй раз звякнет... Правда, охрана должна была скоро смениться. Дождалисьэтого. Кукля опять просунул руку. Очень долго открывал, изамок не звякнул. Кукля буквально упал на руки товарищей. -- Будите всех, расковываться, вооружаться! -- приказалФедор Ершов. В землянке поднялась суета. Нервы у многих не выдерживали, все заторопились, поднялся сильный шорох, звяканье, царапанье, разговоры. Все, словно обезумев, спешили разными стамесками, ножами, ножницами разжать хомутики на цепях. В тишине жеказалось: грохот поднялся. Охранники сейчас же кинулись кдверям. -- В чем дело? За всех ответил по-немецки Яков Стеюк: -- Да тут драка за вашу картошку! Все в землянке затихли. Немцы стали хохотать. Конечно, имбыло смешно, что заключенных утром стреляют, а они дерутся, чтобы набить животы картошкой. Прошло минут пятнадцать. Дверь тихо раскрыли настежь. -- Дави, ребята! -- закричал Ершов. И в узкий ход по десяти ступенькам ринулась толпа с дикимревом, визгом и свистом. Стеюк оказался прав. Первые несколько секунд не раздавалосьни выстрела. Немцы оторопели. Наверх успели выскочить десяткизаключенных, когда наконец застрочил пулемет. Только собакинабросились сразу. Была темнота и туман. Ничего невозможно было разобрать, гдечто делается: кто рвал руками собак, кто бил немца молотком поголове, катались по земле сцепившиеся. Немцам трудно было стрелять: они не видели, где свой, гдечужой. Пулемет не удалось захватить. В небо полетели ракеты.По всему Бабьему Яру понеслась стрельба. Заключенные побежаливрассыпную. Стрельба стояла, как на фронте. По дорогам итропкам помчались мотоциклисты. Давыдов обежал землянку, столкнулся с одним, другим немцем, кинулся в темноту -- и сослепу уперся прямо в лагерь. Оншарахнулся в сторону, на огородах встретил еще одногозаключенного, и они побежали по направлению к каким-то хатам.Уже начинался рассвет, стрельба продолжалась, где-то ездилимашины, мотоциклы, неслись крики, ругань. Давыдов с товарищем увидели женщину, что-то делавшую удома. -- Тетя, спрячьте нас! Она посмотрела, ей плохо стало. -- Господи! Вы с Яра! У меня дети, меня расстреляют! Выбежала ее сестра. -- Идите в курятник под солому! Они залезли под солому, спрашивают: -- А вы не выдадите? -- Нет, хлопцы, мы вам не сделаем плохого. Потом она пошла, сварила борщ, принесла им целую кастрюлю -- настоящего, пахучего, украинского борща. (Имена этих сестер -- Наталья и Антонина Петренко. Давыдовпотом навещал их на Куреневке на улице Тираспольской, где они, кажется, живут и сейчас.)
" ГОРОДА БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ"
Данная страница нарушает авторские права?