ОДИННАДЦАТЬ 6 страница. — Ты получил их, защищая меня.

— Ты получил их, защищая меня.

— Я получил их, чтобы выдержать полевые испытания, — пошутил он. — Не волнуйся за меня.

И тут это произошло.

Я увидела, как Лисса оказалась во власти сочувствия и непреодолимого желания помочь, которое так часто переполняло ее. Для нее было невыносимо смотреть на страдания, просто сидеть сложа руки, если она могла сделать что-то. Я почувствовала, как сила поднимается в ней — великолепное, головокружительное ощущение, от которого, как иголочками, покалывало кончики пальцев. Мне уже приходилось испытывать, как эта сила воздействует на нее: огонь и несказанное блаженство, опьянение в своем роде. Она дотронулась до лица Эдди...

И отметины исчезли.

Лисса уронила руку. Эйфория духа начала постепенно покидать нас обеих.

— Вот это да! — пробормотал Адриан. — Ты и впрямь не шутила насчет этого. — Он уставился на щеку Эдди. — Черт побери, ни малейшего следа!

Лисса откинула голову на спинку кушетки и закрыла глаза.

— Получилось! Я по-прежнему могу делать это.

— Конечно, можешь! — Адриан махнул рукой. — Теперь давай покажи мне, как это делать.

Она открыла глаза.

— Не так-то это легко.

— А-а, понимаю, — многозначительно произнес он. — Ты терзаешь меня, точно сумасшедшая, расспрашивая о том, как видеть ауры и проникать во сны, а теперь не желаешь раскрывать свои секреты.

— Дело не в «нежелании», — возразила она. — Я не могу.

— Ну, кузина, попытайся.

Внезапно он с такой силой расцарапал собственное лицо, что потекла кровь.

— Господи! — воскликнула я. — Ты в своем уме? Ничего себе шуточки!

Лисса дотронулась до его кожи... и исцелила ее, в точности как прежде. Ее переполняла бурная радость, но мое настроение внезапно упало безо всякой видимой причины.

Эти двое затеяли дискуссию, которую я практически не понимала, поскольку они использовали не только стандартные магические термины, но также изобретенные прямо тут, на месте. Судя по выражению лица Кристиана, он тоже не врубался. Вскоре стало ясно, что в своем желании постигнуть таинства духа Адриан и Лисса начисто забыли о нас.

В конце концов, Кристиан встал со скучающим видом.

— Пошли, Роза. Ощущение, будто на уроке сидишь. Я голоден.

Лисса подняла на него взгляд.

— Обед через полтора часа.

— Я еще сегодня не «кормился», — ответил он.

Он чмокнул Лиссу в щеку и ушел, я последовала за ним. Снова начался снегопад. Снежинки порхали вокруг, я провожала их сердитым взглядом. Когда в начале декабря впервые выпал снег, я была вне себя от радости. Теперь же эта бесконечная белизна жутко приелась. Однако, как и несколько ночей назад, резкий холод подействовал благотворно на мое настроение. С каждым шагом я чувствовала, что успокаиваюсь.

«Кормильцами» мы называем людей, которые добровольно снабжают мороев своей кровью. В отличие от стригоев, убивающих свои жертвы, чтобы напиться крови, морои берут ее совсем понемногу каждый день и, соответственно, не убивают донора. Укус вампира дает «кормильцу» ощущение кайфа, и они рады жить такой жизнью даже вдали от нормального человеческого сообщества. Дико, конечно, но морои без этого не могут. В ночные часы школа обычно имеет одного-двух «кормильцев» в спальных корпусах мороев, но в основном студенты «кормятся» в дневное время, ежедневно.

Я шла, упиваясь зрелищем белых деревьев, белых оград и белых валунов, и вдруг что-то еще белое в ландшафте привлекло мое внимание. Ну, не совсем белое. Скорее бледное, почти бесцветное.

Я резко остановилась, широко распахнув глаза. На другой стороне внутреннего двора стоял Мейсон, почти сливаясь с деревьями.

«Нет!» — подумала я.

Мне удалось убедить себя, что с этим покончено, но вот он, тут, с грустным, призрачным лицом смотрит на меня. Он опять указывал куда-то в дальнюю часть кампуса, и опять, посмотрев в ту сторону, я не поняла, что он имеет в виду. Я замерла, чувствуя, как внутри нарастает страх.

Холодная как лед рука дотронулась до моей шеи, и я резко обернулась. Кристиан.

— Что с тобой? — спросил он.

Я посмотрела туда, где только что видела Мейсона. Он исчез, конечно. Я на мгновение зажмурилась и вздохнула. Потом снова повернулась к Кристиану и пошла дальше, бросив на ходу:

— Ничего.

Обычно Кристиан всегда щедр на остроумные замечания, когда мы вместе, но на протяжении оставшегося пути он молчал. Я была поглощена собственными мыслями и тревогами из-за Мейсона, поэтому тоже не разговаривала. Видение сохранялось всего несколько секунд. Учитывая, как трудно разглядеть его на таком фоне, казалось, что это, скорее всего, обман. Всю дорогу я силилась убедить себя в этом. Только когда мы вошли в здание столовой и окунулись в тепло, до меня дошло, что с Кристианом что-то неладно.

— Ты в порядке? — спросила я, стараясь выкинуть из головы мысли о Мейсоне.

— В полном.

— То, как ты это говоришь, наводит на мысль, что нет, что-то не так.

Он не произнес ни слова, пока мы шли к комнате «кормильцев». Там было больше народу, чем я ожидала; все кабинки с «кормильцами» были заполнены мороями. Одним из них оказался Брендон Лазар. Глядя, как он «ест», я заметила на его щеке уже побледневший зеленоватый синяк и вспомнила, что так и не выяснила, кто его избил. Кристиан отметился у мороя на входе и теперь стоял, ожидая, пока его позовут. Я напряженно думала, пытаясь вычислить, отчего у него испортилось настроение.

— В чем проблема? Тебе не понравилось кино?

Молчание.

— Тебя неприятно поразил этот фокус Адриана с членовредительством?

Ставить Кристиана в затруднительное положение доставляло мне преступное удовольствие. Я могла заниматься этим всю ночь.

Молчание.

— Может, ты... Ох!

И тут до меня дошло; странно, что эта мысль не пришла в голову раньше.

— Ты расстроен из-за того, что Лисса так увлеклась разговором о магии с Адрианом?

Он пожал плечами, и мне все стало ясно.

— Перестань, она не променяла тебя на магию. Просто магия много значит для нее, понимаешь? Много лет она думала, что ни на что не способна, а потом выяснилось, что у нее есть дар — правда, странный, полностью непредсказуемый. Она просто пытается понять, что же это такое.

— Знаю, — ответил он, устремив взгляд перед собой, но явно ничего не видя. — Проблема не в этом.

— Тогда в чем... — И тут меня еще раз осенило. — Ты ревнуешь ее к Адриану?

Кристиан вперил в меня взгляд льдисто-голубых глаз, и я поняла, что попала в цель.

— Я не ревную. Я просто...

—...считаешь небезопасным тот факт, что твоя подружка проводит много времени с богатым и, безусловно, привлекательным парнем, которому, возможно, нравится. Это и принято называть ревностью.

Он в явном раздражении отвернулся от меня.

— Наш медовый месяц закончился, Роза. Проклятье! Почему эти люди торчат там так долго?

— Послушай. — Я сменила позу: ноги уставали оттого, что приходилось столько стоять. — Помнишь, я как-то произнесла романтическую речь о том, что сердце Лиссы отдано тебе? Или ты пропустил ее мимо ушей? Она без ума от тебя. Ты единственный, кого она хочет, и, поверь, я могу утверждать это со стопроцентной уверенностью. Если бы появился кто-то другой, я бы знала.

Тень улыбки тронула его губы.

— Ты ее лучшая подруга, так что вполне способна и покрывать ее.

Я фыркнула.

— Только не в случае, если бы она была с Адрианом. Уверяю тебя, она, слава богу, совершенно не интересуется им... по крайней мере, в романтическом смысле.

— Он может быть очень убедительным... может использовать принуждение...

— Однако на ней он его не практиковал. Я даже не знаю, возможно ли это применительно к ней. Думаю, они в состоянии свести на нет воздействие друг друга. Кроме того, ты разве не заметил? Я — незадачливый объект внимания Адриана.

— Да что ты?! — с откровенным удивлением произнес Кристиан. Парни жутко невнимательны в отношении таких вещей. — Знаю, он флиртует...

— И без приглашения проникает в мои сны. Учитывая, что оттуда мне не вырваться, он получает превосходный шанс терзать меня своим так называемым обаянием и двусмысленными намеками.

— Во сны Лиссы он тоже проникает? — с подозрением спросил Кристиан.

Черт! Не следовало упоминать о снах. Что там Адриан говорил?

— Только с целью инструктажа. Думаю, тебе не о чем беспокоиться.

— Люди воспринимают совершенно нормально, когда видят ее на какой-нибудь вечеринке с Адрианом.

— Ах, так вот в чем дело! — сказала я. — Думаешь, твое общество... ну, принижает ее?

— Что касается общения... я не так уж хорош в этом. — Редкий случай, когда Кристиан демонстрировал уязвимость. — И я думаю, у Адриана репутация несколько лучше моей.

— Шутишь?

— Брось, Роза. Пить и курить — ничто по сравнению с тем, когда тебя считают потенциальным стригоем. Я видел, как вели себя люди, когда она таскала меня на обеды и прочие сборища на лыжной базе. Я — источник неприятностей. Она — единственная представительница своей семьи. Вся ее жизнь будет связана с политикой, с налаживанием связей. В этом смысле Адриан может сделать для нее гораздо больше, чем я.

Я с трудом сдержала желание хорошенько встряхнуть его — чтобы мозги встали на место.

— Я понимаю ход твоих рассуждений, но в твоей непогрешимой логике есть один изъян. Между нею и Адрианом ничего нет.

Он отвернулся и больше не произнес ни слова. Я сильно подозревала, что его чувства выходят далеко за рамки беспокойства по поводу того, что сейчас она с другим парнем. По собственному признанию, его терзал целый клубок тревог из-за Лиссы. То, что он с ней, чудодейственным образом влияло на его положение, но в итоге не отменяло факта, что он происходит из «запятнавшей» себя семьи. И его не оставляло беспокойство, что он недостаточно хорош для нее.

— Роза права, — произнес за нашими спинами голос, слышать который мне не доставляло никакого удовольствия.

Придав взгляду самое что ни на есть злобное выражение, я обернулась и оказалась лицом к лицу с Джесси. Естественно, Ральф терся поблизости. Приставленный к Джесси новичок, Дин, остался на дозоре в дверном проеме. По-видимому, у них были весьма официальные отношения. Джесси и Ральф не стояли в очереди, когда мы пришли, но, по-видимому, болтались поблизости и слышали достаточно, чтобы в общем и целом уловить суть нашего разговора.

— Ты по-прежнему принадлежишь к королевской семье и имеешь полное право быть с Лиссой.

— Класс! Полный разворот, — сказала я. — Не вы ли, парни, говорили мне совсем недавно, что Кристиан в любой момент может стать стригоем? На вашем месте я бы поберегла свои шеи. Он выглядит опасным.

Джесси пожал плечами.

— Эй, ты же сказала, что он чист, а если кто и разбирается в стригоях, так это ты. Кроме того, мы начинаем склоняться к мнению, что на самом деле мятежная натура Озера — это хорошо.

Я подозрительно разглядывала его, предполагая, что здесь кроется какая-то хитрость. Однако вид у него был искренний, будто он действительно поверил, что Кристиан безопасен.

— Спасибо, — сказал Кристиан, и легкая усмешка искривила его губы. — Теперь, получив от тебя одобрение, я, наконец, смогу наладить свою жизнь. Это единственное, чего мне не хватало.

— Я серьезно, — заявил Джесси. — Об Озера в последнее время не слышно, но раньше они были одной из самых сильных семей. И могут стать такой снова — в особенности ты. Ты не боишься нарушать законы и условности. Нам это нравится. Если ты преодолеешь свои антиобщественные заскоки, то сможешь обзавестись подходящими друзьями и достигнуть успеха. Тебе не стоит так уж волноваться из-за Лиссы.

Мы с Кристианом обменялись взглядами.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

Джесси улыбнулся и украдкой оглянулся.

— У нас тут образовалась группа... выходцы из лучших семей, сечешь? Ситуация чрезвычайная, с этими нападениями стригоев в прошлом месяце, и люди не знают, что делать. Ходят также слухи, что пора заставить нас сражаться и придумать новые способы распределения стражей. — Он сказал это с усмешкой, словно стражи — неодушевленные предметы.

— Слишком много некоролевских мороев пытаются командовать. Ну и в чем проблема, если они предлагают хорошие идеи? — ощетинилась я.

— У них не может быть хороших идей. Они должны знать свое место. Некоторые из нас начинают задумываться, как защитить себя от этого, и ищут сторонников. Думаю, тебе понравилось бы то, что мы научились делать. В конце концов, мы должны принимать решения, а не дампиры или безродные морои. Мы — элита. Лучшие. Присоединяйся к нам, и кое в чем мы поможем тебе с Лиссой.

Я не смогла сдержаться и рассмеялась. Взгляд Кристиана выражал отвращение.

— Беру назад сказанное раньше, — заявил он. — Именно этого я и ждал всю свою жизнь. Приглашения вступить в ваш клуб тупоголовых.

Вперед выступил Ральф, крупный и неуклюжий.

— Не шути с нами. Это серьезно.

Кристиан вздохнул.

— Тогда не шутите со мной. Если вы и впрямь вообразили, будто я захочу ошиваться среди вас и пытаться еще больше облегчить жизнь мороям, и без того испорченным и эгоистичным, то вы даже тупее, чем я думал.

Гнев и смятение вспыхнули на физиономиях Джесси и Ральфа, но, по счастью, тут вызвали Кристиана. Похоже, настроение у него заметно повысилось; верный способ воспринимать лучше собственную жизнь — это схлестнуться с двумя козлами наподобие Джесси и Ральфа.

В тот вечер Кристиану выделили «кормилицу» по имени Алиса, самую старшую в кампусе. Большинству мороев нравятся молодые доноры, но Кристиан, с его извращенными представлениями о жизни, предпочитал ее именно потому, что она стара. Ну, не совсем уж глубокая старуха — за пятьдесят, — но она слишком долго находилась под воздействием моройских эндорфинов, и это, безусловно, повлияло на нее.

— Роза, — она обратила на меня затуманенный взгляд голубых глаз, — обычно не ты приходишь с Кристианом. Вы что, поссорились с Василисой?

— Нет, — ответила я. — Просто небольшая смена пейзажа.

— Пейзажа... — пробормотала она, бросив взгляд на ближайшее окно. — Пейзаж всегда меняется. Ты заметила это?

Как принято у мороев, окно было затенено от света; вряд ли человек мог что-то разглядеть сквозь него.

— Только не у нас. — Кристиан сел рядом с ней. — Этот снег никогда не кончится. По крайней мере, еще несколько месяцев точно.

Она вздохнула и бросила на него раздраженный взгляд.

— Я говорю не об этом пейзаже.

Кристиан улыбнулся мне, наклонился и вонзил зубы ей в шею. Ее лицо расслабилось, всякие разговоры о пейзаже или о чем-то еще улетучивались из ее сознания по мере того, как он пил. Я так давно жила среди вампиров, что почти не вспоминала об их клыках. Большинство мороев умело скрывают их. Только в моменты вроде этого я осознавала, какой силой обладают вампиры.

Обычно, наблюдая за «кормлением», я вспоминала, как мы с Лиссой сбежали из Академии и я позволяла ей пить мою кровь. Я не достигла уровня привыкания «кормильцев», но всегда получала удовольствие от кайфа. Раньше я даже хотела этого, в чем никогда не призналась бы никому. В нашем мире только люди дают пить свою кровь. Дампиров, которые делают это, считают недостойными и презирают.

Теперь, глядя, как вампир пьет кровь, я не думала о том, насколько приятен кайф. Вместо этого перед моим внутренним взором вспыхнула та сцена в Спокане, когда захвативший нас стригой Исайя пил кровь Эдди. Картина недавнего прошлого породила отнюдь не приятные ощущения. Эдди страдал ужасно, а я не имела возможности помочь, только сидела и смотрела. Состроив гримасу, я отвернулась от Кристиана и Алисы.

Когда мы покинули помещение «кормильцев», Кристиан выглядел более энергичным и оптимистичным.

— Скоро уик-энд, Роза. Никаких уроков — и ты получишь свой выходной.

— Нет. — Надо же — я почти забыла. Проклятье! С какой стати он напомнил мне? Я уже почти отошла после инцидента со Стэном, и вот... Я вздохнула. — Мне предстоят общественные работы.

ДЕВЯТЬ

При таком множестве мороев с корнями из Восточной Европы неудивительно, что ортодоксальное христианство считалось в кампусе доминирующей религией. Другие религиозные течения тоже были представлены, но только около половины студентов регулярно посещали те или иные службы. Лисса относилась к их числу. Как человек верующий, она посещала церковь каждое воскресенье. Кристиан тоже, хотя и по другим мотивам — потому что туда ходила Лисса, а он так меньше походил на того, кто готовился стать стригоем. Поскольку ни один стригой не может ступить на освященную землю, регулярное посещение церковной службы обеспечивало ему определенную степень респектабельности.

Я же посещала церковь исключительно с целью общения. Вдобавок Лисса и другие мои друзья часто после службы затевали что-нибудь интересное, поэтому церковь стала неплохим местом встречи. Бог вроде бы не противился тому, что я воспринимала церковь как развлечение. А может, просто выжидал подходящего момента, чтобы наказать меня.

Однако после службы в это воскресенье я не смогла покинуть церковь, поскольку назначенные мне общественные работы намечались именно здесь. Когда церковь опустела, я с удивлением обнаружила, что один человек остался — Дмитрий.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Подумал, может, тебе понадобится помощь. Я слышал, что священник хочет произвести тут генеральную уборку.

— Да, но ты же не наказан. И для тебя это тоже выходной день. Мы... ну, новички... всю неделю попадали в переделки, но вы-то, стражи, участвовали в схватках постоянно.

Только сейчас я заметила и у Дмитрия пару синяков — хотя меньше, чем у Стэна. Эта неделя была долгой для всех. И подумать только — она лишь первая из шести!

— И чем еще мне заниматься сегодня?

— В голову приходит сотня других вещей, — сухо ответила я. — Например, можно посмотреть кино с Джоном Уэйном[4], которое ты еще не видел.

Он покачал головой.

— Таких нет. Я пересмотрел их все. Послушай... священник ждет нас.

Я обернулась. Так и есть. Отец Андрей стоял у входа и выжидательно разглядывал нас. Он снял богатое облачение, которое надевал во время службы, и остался в простых штанах и рубашке на пуговицах. Судя по виду, он тоже собирался работать, а ведь вроде бы воскресенье считается днем отдыха.

Мы с Дмитрием направились к нему — получить указания, что делать. По дороге я ломала голову над тем, что на самом деле заставило Дмитрия остаться здесь. Обычно он загадок мне не загадывал. Как правило, его намерения были ясны; я предположила, что и сейчас существует какое-то элементарное объяснение, просто мне оно пока неизвестно.

— Спасибо вам обоим, что вызвались помочь мне. — Отец Андрей улыбнулся нам.

Я сдержала усмешку при слове «вызвались». Священник наш — морой лет под сорок, с тонкими седыми волосами. Даже не будучи истинно верующей, я любила и уважала его.

— Ничего особенно сложного мы сегодня делать не будем. По правде говоря, это довольно скучно. Нужно, конечно, произвести обычную уборку, а потом мне хотелось бы разобрать ящики со старыми вещами, которые стоят на чердаке.

— Мы с удовольствием выполним ваши указания, — серьезно ответил Дмитрий.

Я подавила вздох и постаралась не думать о том, чем могла бы заняться действительно в свое удовольствие.

Мы приступили к делу.

Мне досталось работать шваброй, а Дмитрий вызвался протирать пыль и полировать деревянные скамьи. Он выглядел задумчивым, целеустремленным и делал все с таким видом, будто действительно получал удовлетворение от своей работы. Я продолжала рассуждать, зачем он вообще здесь. Не поймите меня неправильно, я была счастлива, что он со мной. В его присутствии я чувствовала себя лучше, и, конечно, мне всегда нравилось просто смотреть на него.

Я думала: может, он хочет вызнать что-нибудь о том, что произошло в тот день со Стэном, Кристианом и Брендоном. Или собирается раскритиковать меня за вторую промашку со Стэном, когда тот обвинил меня в том, что я вмешалась в сражение, руководствуясь эгоистичными мотивами. Эти объяснения казались наиболее вероятными, и, однако, он не произносил ни слова. Даже когда священник ушел в свой офис, Дмитрий продолжал работать молча, а ведь если бы он хотел что-нибудь спросить, то лучше всего было бы сделать это сейчас.

Когда мы закончили уборку, отец Андрей поручил нам стаскивать ящики с чердака вниз, на склад в задней части церкви. Лисса и Кристиан часто использовали чердак как место тайных встреч. Интересно, наведение порядка на чердаке поспособствует или, наоборот, воспрепятствует их романтическим интерлюдиям? Может, они на время прекратят их, и я смогу спокойно спать.

Спустив все вниз, мы втроем стали разбирать ящики. Отец Андрей объяснил нам, что оставлять, а что выбрасывать. Это было большим облегчением для меня — сидеть, после всей этой недели на ногах. Пока мы работали, он расспрашивал об уроках и других вещах. И в процессе работы у меня зародилась одна мысль. Я немало потрудилась, убеждая себя, что Мейсон был иллюзией, порожденной недосыпом, но если бы авторитетный человек заверил меня, что призраков не существует, я чувствовала бы себя лучше.

— Вы верите в призраков? — спросила я отца Андрея. — В смысле, есть ли какие-нибудь упоминания о них во... — я повела рукой вокруг, — во всем этом?

Мой вопрос явно удивил его, но он не обиделся на меня за то, что я охарактеризовала суть его профессии и дело жизни как «все это». А заодно фактически подтвердила полное свое невежество, несмотря на то что на протяжении семнадцати лет сидела на церковных службах. На его лице возникло ошеломленное выражение, он даже прекратил работать.

— Ну... это зависит от того, что ты понимаешь под словом «призрак».

Я постучала пальцем по какой-то теологической книге.

— Вся суть этого в том, что, умирая, мы попадаем в рай или в ад. Получается, что рассказы о призраках просто выдумки, верно? Ни в Библии, ни где-то еще о них ничего нет.

— И снова, — сказал он, — это зависит от определения. Согласно нашей вере, после смерти дух отделяется от тела и иногда может задержаться в этом мире.

— Что? — Пыльная чаша выпала из моих рук; по счастью, она была деревянная и не разбилась. Я быстро подняла ее. Это был не тот ответ, которого я ожидала. — Надолго? Навсегда?

— Нет-нет, конечно нет. Это бросало бы вызов идее воскрешения и спасения, что является краеугольным камнем нашей веры. Однако считается, что душа может оставаться на земле от трех до сорока дней после смерти. В конце концов, она получит «временный» приговор, который заставит ее покинуть этот мир и определит ей место в раю или в аду, хотя реально он не будет исполнен до Судного дня, когда душа и тело воссоединятся для вечной жизни.

Идея спасения ускользнула от меня, все мое внимание сосредоточилось на словах «от трех до сорока дней». Я и думать забыла о том, чем занималась.

— Да, но это правда или нет? Дух действительно бродит по земле еще сорок дней после смерти?

— Ах, Роза! Те, кто задается вопросом, истинна ли вера, возможно, еще не созрели для нее.

У меня возникло чувство, что он прав. Я вздохнула и вернулась к стоящему передо мной ящику.

— Но, — доброжелательно продолжал он, — если это поможет тебе, добавлю вот что. Народы Восточной Европы верили в существование призраков еще до распространения христианства. Традиционно считалось, что на короткое время дух после смерти остается рядом с землей — в особенности, если погибший был молод или умер насильственной смертью.

Я замерла. Все, чего мне удалось добиться, убеждая себя, будто Мейсон — порождение моего стресса, мгновенно свелось к нулю. «Молод или умер насильственной смертью».

— Зачем? — спросила я упавшим голосом. — Зачем они остаются? Ради... ради мести?

— Некоторые считают, что по этой причине, а другие — что душе трудно сразу обрести мир после тяжких испытаний.

— А вы что думаете? — спросила я.

Он улыбнулся.

— Я верю, что душа отделяется от тела, в точности как учит наш Отец, но время ее пребывания на земле недоступно нашему восприятию. Это не как в кино, где призраки обитают в домах или посещают тех, кого знали. Я представляю себе эти духи, дожидающиеся перехода и обретения мира, скорее как разлитую вокруг энергию, как что-то недоступное нашему восприятию. В конечном счете имеет значение то, что происходит за пределами земли, когда мы обретаем жизнь вечную, выкупленную для нас Спасителем ценой Его величайшей жертвы. Вот что важно.

Я подумала: был бы отец Андрей так скор в своих суждениях, если бы видел то же, что и я?

«Молод или умер насильственной смертью». И то и другое применимо к Мейсону, и сорока дней с момента его смерти не прошло. Это бесконечно печальное лицо снова возникло перед моим внутренним взором, и я задумалась, что оно выражает. Месть? Или, возможно, он поистине никак не обретет мир и покой?

И как теологические идеи отца Андрея относительно рая и ада вписываются в то, что произошло со мной, умершей и возвращенной к жизни? Виктор Дашков говорил, что я побывала в мире смерти и вернулась, исцеленная Лиссой. В каком мире смерти? В раю или в аду? Или имелось в виду именно то промежуточное состояние пребывания на земле, о котором говорит отец Андрей?

После этого я замолчала, поскольку идея ищущего мести Мейсона устрашала. Отец Андрей почувствовал изменение моего настроения, но, конечно, не понимал его причины. Он попытался отвлечь меня.

— Я получил от знакомого в другом приходе кое-какие новые книги. Очень интересные рассказы о святом Владимире. Ты все еще интересуешься им и Анной?

Теоретически да. До встречи с Адрианом мы знали о существовании лишь двух наделенных духом. Одна была наша бывшая учительница, госпожа Карп, которая под воздействием духа полностью сошла с ума и, чтобы избавиться от безумия, стала стригоем. Другим человеком был святой Владимир, именем его названа наша Академия. Он жил много столетий назад и вернул к жизни свою умершую женщину-стража Анну — в точности как Лисса меня. В результате Анна стала «поцелованной тьмой», и между ними также возникла связь.

В обычных обстоятельствах мы с Лиссой пытались разузнать об Анне и Владимире все, что можно, чтобы лучше понимать самих себя. Но прямо сейчас у меня были проблемы серьезнее, чем неизменно присутствующая, загадочная психическая связь между Лиссой и мной. Ее отодвинул на задний план призрак, который, возможно, был в ярости из-за моей роли в его преждевременной смерти.

— Да... — уклончиво ответила я, отводя взгляд. — Интересуюсь... но, думаю, в ближайшее время мне будет не до этого. Я очень занята со всеми этими... ну, вы знаете, полевыми испытаниями.

Я снова впала в молчание. Он понял намек и больше не пытался меня разговорить. За все это время Дмитрий не произнес ни слова. Когда мы, в конце концов, закончили разборку, отец Андрей сообщил, что нам осталось выполнить еще одну задачу. Он указал на некоторые ящики, которые мы упаковали заново.

— Отнесите их в кампус начальной школы, — сказал он, — и оставьте около спального корпуса мороев. Может, госпоже Дэвис, которая преподает в воскресной школе, что-нибудь из этого пригодится.

Кампус начальной школы находится довольно далеко, и было ясно, что нам с Дмитрием придется сделать, по крайней мере, две ходки. И все же это был еще один шаг на пути к свободе.

— Почему тебя так заинтересовали призраки? — спросил Дмитрий во время первого захода.

— Просто чтобы поддержать разговор.

— В данный момент я не могу видеть твое лицо, но у меня такое чувство, что ты опять лжешь.

— Черт побери! В последнее время все думают обо мне плохо. Стэн обвинил меня в том, что я жажду славы.

— Я слышал об этом. — Мы как раз завернули за угол, и вдали показались здания кампуса начальной школы. — Это немного несправедливо с его стороны.

— Немного? Ха! Ну, спасибо, но я начала терять веру в эти полевые испытания. А временами и вообще в Академию.

Признание Дмитрия, конечно, приятно взволновало меня, но злость на Стэна не уменьшилась. Снова ожило темное, «брюзжащее» чувство, терзавшее меня в последнее время.

— Ты на самом деле так думаешь? — поинтересовался наставник.

— Не знаю. Такое впечатление, будто школа в плену правил и установок, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я видела, как все происходит на самом деле, товарищ. Я угодила прямо в логово монстра. И в каком-то смысле... Не знаю, способны ли эти испытания подготовить нас к реальным ситуациям.

Я ожидала, что он начнет спорить, но, к моему удивлению, он сказал:

— Иногда я готов с этим согласиться.

Мы как раз входили в спальный корпус, и я едва не споткнулась. Вестибюль мало чем отличался от тех, что у нас, в кампусе средней школы.

— Неужели?

— Именно так. — Легкая улыбка скользнула по его лицу. — В смысле, я не согласен, чтобы новичков выпускали в мир в возрасте десяти лет или где-то около, но иногда мне кажется, что полевые испытания должны протекать действительно в полевых условиях. Первый год службы стражем дал мне больше с точки зрения знаний, чем все годы обучения. Ну... может, не все. Но это абсолютно другая ситуация.

Мы обменялись взглядами, довольные общим согласием. Что-то теплое разлилось внутри, и злость начала стихать. Дмитрий понимал мое недовольство системой обучения, но, если уж на то пошло, он понимал меня. Наставник оглянулся, однако за стойкой никого не оказалось. В вестибюле были только несколько учащихся чуть старше десяти. Они занимались или болтали.