Возвращение. лу перебралась к нам окончательно, хотя и стеснялась жутко

лу перебралась к нам окончательно, хотя и стеснялась жутко. Но мы настаивали, уже давно свыкшись с такой обстановкой и приятной компанией – не хотелось более никаких расставаний. А тем временем дни летели, унося с собой прошлое, и принося то необычное настоящее, в котором пребывал каждый из нас. Весна уже окончательно вступила в свои права, прогревая уставшую от снега землю, из которой уже пробилась зелёная молодая травка. Почки уже давно распустились, в пригородных садах цвели яблони, груши, на полях стали появляться одуванчики и воздух, этот необычный весенний воздух, наполнился множеством чудесных ароматов, несравнимыми ни с какими духами. Природа ожила от долгой спячки и предстала во всей красе. А мы наблюдали всё это, каждый день гуляя с Алу после школы, иногда засиживаясь до темноты и радуясь этой свободе и лёгкости каждого нового шага, которому не мешал ни снег, ни тяжёлая одежда, ничего. Мы просто шли, куда глаза глядят и разговаривали, оглядываясь только на красоту вокруг.

Но пришло время сдавать экзамены. Каждый ученик мучился от первой же мысли об этом. Шанс провалиться никого не радовал, и нас в том числе, поэтому мы неторопливо готовились, чтобы летом уже не делать всё в последнюю ночь. Июнь действительно был не за горами, и Алу явно не собиралась оставаться у нас на лето. И тогда я понял, что мы можем расстаться навсегда, потерять связь между нашими семьями вновь, а ведь как судьба заставила встретиться двух старых друзей! Такой шанс не выпадает дважды, поэтому я был более чем уверен, что если мы расстанемся, то, скорее всего, навсегда…

- Всё! Последний экзамен сдан – свобода! Юху! – счастью Фоксера не было придела. Впрочем, я тоже готов был кричать от радости. Такое дело мы решили отметить – сходить в городской парк, пострелять в тире, встретиться со знакомыми и одноклассниками. Время проходило за разговором, и скоро должен был подтянуться весь наш народ. Сейчас мы шли по мостику, который расположился над водной гладью паркового пруда, и разговаривали. Решительные вопросы друга заставили меня смутиться.

- Ну, и что, Ромео, всё встречаешься со своей старой подругой?

Я усмехнулся, но промолчал. Разговор этот меня не радовал, местами даже смущал, даже не знаю, с чего бы это?

- Да, особа приятная во всех отношениях, и умная, и красивая, и с характером, – не останавливался Фоксер.

Знаете, меня не интересовало, как это выглядело со стороны. Я ни в коем случае не мог сказать, что встречаюсь с Алу, ведь мы просто были друзьями, друзьями детства. Какими бы не были наши прогулки романтичными, как бы мы много не проводили времени вместе, но мне всего лишь казалось, что вдвоём мы просто можем всё, и от этого мне было приятно находиться рядом со старым другом. Мы не виделись уже очень много лет, но то странное, необычное умение наших характеров соединяться в единое целое, умение понимать друг друга с полуслова, делало нас сплочённее, давало нам уверенности, благодаря которой нам вместе было проще жить и радоваться жизни. А может быть я и не прав, может это что–то большее, чем просто дружба, может, это какое–то своеобразное счастье, может, это даже судьба, и хотя я ещё не знаю, что это, но определённо собираюсь это выяснить.

- Да мы просто друзья, друзья детства, как это обычно бывает. Не отрицаю, что мы очень близки друг другу, но между нами ничего нет и быть не может… - начал я усталым голосом, которым обычно отвечают очень надоедливому собеседнику. Но Фоксер моего намёка не понял и только больше вошёл во вкус.

- Да ладно тебе! – усмехнулся он, – С тех пор, как новенькая в классе появилась, ты ж прямо расцвёл, заговорили даже о вас.

- Но мы не виделись..

- Да знаю я, сколько вы не виделись, – продолжал он шутить.

Я уже было хотел начать контратаку в разговоре, сказать что-нибудь о нём с Джуни, но спасение в виде толпы знакомых остановило меня, да и Фоксер сам не стал бы говорить об этом при посторонних – не их это дело, и на том ему спасибо.

Так, постепенно, собралась большая толпа народу, и все, как обычно, разделились на небольшие компании, и пошли бродить по городу, разговаривая о прошлом, о будущем, и просто и беззаботно смеясь над настоящим. Так же и я, Алу, Джуни, Фоксер и ещё несколько наших одноклассников проводили вечер вот такой компанией. То тут, то там по улицам шли счастливые выпускники. И наши одиннадцать лет совместной жизни даровали нам много важного и тёплого, чего нигде кроме школы получить нельзя. Конец учебного года в нашей стране снова открыл много новых дорог для юных путников. Кто знает, куда занесёт их теперь ветер странствий. Надеюсь, что дорога большинства, тех, кто заслужил чудесной жизни стараниями и трудом, не пойдёт под откос.

Главное – заслужить… Но ведь не столько сами старания надобно приложить к делу, сколько вложить в него душу свою. Не то сейчас время для этого: время быстрой жизни, огромного потока информаций и массовых инноваций. Меньше, гораздо меньше сейчас мастеров, что выполняют работу с толком и с изюминкой, словно тульский Левша. А те самые Егоры Полушкины, которые не могут делать наспех, а делают только по совести, кто они? Работяги с большой буквы, но не только. Почти все они ещё и люди с большой буквы, с большой душой, с большим сердцем. А чем чаще ты работаешь, вкладывая в работу душу, тем чаще ты работаешь и над своей душой. Просто тогда она становится таким же органом творения, как и руки. И такой работник, как говорят в народе, работает на совесть.

Всё чаще ручной труд заменяется машинным, но совестливые работники остаются. Никто не знает, какие интриги подкинет судьба, но всегда следует помнить про совесть, ту самую совесть, что ограничивает весь этот огромный мир от полной анархии. На совести держится не просто личность, по совести проходит узкая грань между нравственным и безнравственным. Но, все мы знаем, что безнравственности нет на нашем свете, а всё почему? Потому что нет ещё бессовестного человека. И чем быстрее совесть будет реагировать на происходящее вокруг Вас, чем быстрее она будет мешать Вам сделать что-то непоправимое и злое, то тем более вы становитесь нравственными. А нравственность, как и в нашей жизни, так и в жизни этих персонажей сыграет ещё свою роль, вот увидите!

Что ж, за всё время путешествий, что мы совершили по городу, каждый получил море хороших эмоций, которые ещё долго будут будоражить наши воспоминания. Пускай я и не любил какие-то сборы, но всё же и в них есть свои прелести. Особенно это зависит от компании, в которой ты присутствуешь. Нет, среди нас не было чистых и безупречных, таких и вовсе не бывает, но всё же было приятно быть среди просто хороших друзей и знакомых. Так вот и проходил наш день. Закат мы встретили в парке на большой горе, возле памятника, и сердца каждого завораживал этот необыкновенный вид сверху на заходящее солнце.

Глубокой ночью мы возвращались домой вдвоём с Алу, и она решила позвонить родным, ведь у них ещё день был в разгаре. Этот разговор я слушал, затаив дыхание, чувствуя сильное биение своего сердца. Я как будто перешёл за грани реальности и совершил что–то невозможное. Тишина ожидания ответа была загадочна. Так интересно и захватывающе было ожидать знакомого голоса!

- Привет, мамочка! – с девичьей лаской произнесла Алу, – Я так соскучилась!... Да, да, всё отлично, всё сдали, да, а у вас как дела, что там нового?... Ясно, это хорошо, как там все?... Отлично, да и мы тут нормально…

А я с детским любопытством всё стоял и слушал рядом с трубкой, сдерживая смех, представляя, как выгляжу сейчас со стороны. А тем временем разговор продолжался.

- Ага, да, да, я всё помню, да… ага, что – что?...

Глаза подруги взблеснули в ночной темноте, лицо озарилось радостью, она подмигнула мне, и сделала победный взмах рукой, даже не представляя, что заставила моё сердце колотиться ещё сильнее, хотя, наверное, Алу слышала его сумасшедший стук другим ухом.

- Ага, всё, отлично мам, я очень рада, приедем, спасибо тебе большое, как папа придёт, передай ему огромный привет от всех нас, всё, целую, удачи, пока!

Алу только было собралась положить трубку, как в неё шумно закричали.

- Алё!

- Привет, сестрёнка! – хором раздалось из трубки.

- Привет!

- Приезжай скорее, и *** захвати! – даже я слышал, что говорили, а Алу даже немного отодвинула ухо от динамика.

- Обязательно захвачу! Никуда он не денется! – Алу состроила пристальную гримасу и погрозила шутливо мне пальцем. – Ну всё, родные мои! Целую, удачи, пока!

Алу положила трубку и кинулась ко мне на шею с радостью:

- Представляешь, как повезло! До Аляски можно долететь почти за бесплатно, там отца знакомые помогут, но это не главное. Во-первых, место не одно свободное, а во-вторых родители приглашают тебя к нам, в Ном, к нам домой! Бегом до тебя, только бы твои отпустили! Самолёт через несколько дней вылетает неподалёку от города, побежали к тебе быстрей!

И подруга потянула меня в сторону дома со скоростью света, так, что деревья, стоящие по обеим сторонам тротуара, рябили в глазах, ноги еле поспевали шагать, а сердце всё так же колотилось, да ещё не только от бега, но и от волнения. Куда уж мне там, за волчицей-то поспеть!

Итак, мы засуетились и начали собираться уже на следующий день, это был вторник, а в четверг уже вылетал самолёт. Как читатель уже понял, родители дали «Добро», и теперь они сами были на связи с Аляской, обсуждая настоящее и вспоминая с мистером и миссис былые времена. Алу побежала покупать сувенирчики, а как же без этого! Я тоже стал веселее и ждал четверга с нетерпением. Чувства переполняли меня, на душе становилось уютнее и теплее, и, как всегда в такие дни ожидания, время течёт медленно и скучно, и рассказать об этих двух днях мне было абсолютно нечего. Целыми днями я фантазировал о том, каким будет моё появление в Номе: что я увижу, и как меня встретят. Как я не пытался, я не смог придумать своей речи, не знал, что скажу тем, кого не видел больше десяти лет. Но это не сильно тревожило меня, ведь я чувствовал, как много приключений меня ожидает.

В среду вечером мы уже собрали сумки, сидели за одним столом за ужином. Мои родители провожали нас, давая напутственную речь. Рано утром мы, стоя коридоре, с сумками в руках, прощались. Мама крепко нас поцеловала, отец пожал мне руку, обнял Алу, и мы вышли. Лишь Алу обернулась, и даже замерла на несколько секунд. Тогда впервые я увидел какую-то тяжесть в глазах её, которой не видел доселе. Что она чувствовала в тот момент я не знал, но я, честно признаться, даже не обернулся, лишь ещё раз мимоходом бросил взгляд на маму с папой, они помахали мне, и я шагнул ниже по ступенькам, пока пролёт не скрыл от меня их лица.

Мы вышли на улицу. Прохлада, такая летняя прохлада, которую знает, пожалуй, каждый, кому доводилось вставать рано утром, в ожидании огромных событий начинающегося дня. Эта сырая прохлада не пронизывала до костей, хотя ноги немели, когда мы с Алу шли по безлюдным улицам. Озноб этот был от эмоций. Сердце уходило куда-то в пятки, и там остывало, в чём помогал ему утренний холодец. Мы молча шли к остановке.

- Не робей! – увидала Алу моё взволнованное лицо. Она подмигнула мне наиграно, но ласково. – Поверь, я знаю, что ты испытываешь.

- Пожалуй, - улыбнулся я.

- Всё сбудется… - сказала о чём-то Алу. Она взглянула куда-то вперёд, постаралась улыбнуться, но у неё ничего не получилось. Лицо её приняло огорчённый вид, и она замолчала до самой остановки. Странная она сегодня, подруга моя.

От этого я сначала тоже расстроился, не понимая её печали. А ещё я боялся показывать своё волнение, но потом мне стало легче, и теперь моё волнение было, скорее, торжественным. Просто я осознал, что Алу поймёт мои переживания. Она ведь прочувствовала это на своей шкуре, когда ехала к нам, в Россию.

Страшно. Страшно человеку показаться иным, страшно, что время изменило тебя в худшую сторону. Мы клевещем на время, но не на себя. Да мы клевещем на всё: на судьбу, на погоду, на обстоятельства, на других, но только не на себя. Каждый из нас – Солнце, вокруг которого крутятся другие – маленькие люди-планеты. Нельзя Солнцу упасть, нельзя, ведь без него не будет ничего того, что мы привыкли видеть. Для нас – землян, всё зависит от Солнца, вот оно и сваливает всю вину на других, мол, улетит астероид из системы, а система останется. Но что будет, если из этой системы вылетит всё, а останется только одно Солнце? Темнота… Не нужно больше Солнце, и нечего больше освещать ему, некого ему согревать, да и грело ли оно кого-то, с таким отношением к своей системе? Так и живёт тот мир, в масштабах которого мы привыкли мечтать, но масштабов которого не хотим добиваться. И в этом мире, среди миллиардов звёзд всем наплевать на это Солнце, лишь какая-то звёздочка подмигнёт ему, издалека, невзначай, а Солнце уже и светит ярче, и мигает в ответ, и бурлит пуще прежнего. Подмигивать нужно чаще, и тогда тебя запомнят, запомнит эта вселенная звёзд, не только как крупинку мира, но как великую часть теплоты, что несёт звезда твоя в этот мир. А человеку всё страшнее показаться иным в глазах других. Это естественно, но печально, ведь мы так часто надеваем маску не только перед чужими людьми, но и перед близкими. Не нужно казаться хорошим – нужно делать себя таким. Все мы не безгрешны, но именно доверие и умение прощать помогает искупить нам грехи наши. Изменить себя не просто, но и я постараюсь, дорогой мой читатель. И рядом с тобой я готов вступить в мир терпения и нравственности. Дай мне руку, и мы вместе сможем пройти этот путь. Вместе – всегда проще, всегда надёжнее, всегда интереснее. Теперь всё зависит от тебя, дорогой читатель, протянешь ли ты руку, или нет. И какое бы Вы не приняли бы решение, я готов поддержать Вас. Если протянете руку, то мы нога в ногу пойдём дальше, по нашему пути в жизнь, а коли нет, то мы пойдём параллельными путями, которые, я уверен, ещё не раз пересекутся. Не все мы готовы к новой жизни, но, зачастую, мы сами не сознаём, как меняем её в лучшую сторону, совершая добрые поступки. А главное в этих поступках – искренность, и только искренняя доброта, от всего сердца, меняет нас, и делает лучше.

Но тем временем, мы уже сели в автобус, который увозил меня с подругой всё дальше и дальше за город. Ещё не было душно в пыльном ПаЗ’ике, ещё не высохли лужи от вчерашнего дождя. Утреннее солнце, ещё не горячее, но яркое, светило нам в глаза, и мы смотрели в окна в предвкушении будущего.

Мы прибыли к небольшому аэродрому, находящемуся у какой-то деревушки. Алу нашла знакомого своего отца, сообщила ему о прибытии, и теперь до вылета оставалось чуть больше часа. Да уж, прибыли рано, но другого выхода не было, ведь автобусы в такие далёкие уголки ходят лишь несколько раз в день. Но мы не растерялись. Мы много разговаривали и любовались замечательными лугами, которые пестрели от столь разного количества полевых цветов и трав, которые наполняли воздух столь чудесным, насыщенным, и сладостным запахом, что голова кружилась от дурманящего аромата. Мы прошли в другую сторону, и там увидели небольшую рощу с освежающим теньком. Птицы тоже укрылись в тени, и только доносились их протяжные песни из окружающих нас кустов. Воздух в роще ещё не успел прогреться так, как на поле, и здесь стояла влажная прохлада, наполненная резким запахом сырой древесной коры. Свежескошенная трава вокруг аэродрома, уже мёртвая, но ещё зелёная, была, как и живая, покрыта большими каплями росы, гроздьями, лежавшими на стеблях. На эту траву уже не прилетят пчёлы и бабочки, она уже не будет наполнять воздух своей свежестью, но сейчас эти дивные запахи скошенной травы, окружающего её луга и рощи позади нас создавали столь дивную смесь ароматов, что сложно было бы различить здесь хоть какой-то конкретный запах, а мысли все вмиг убегали куда-то, и оставалось просто наслаждаться спокойствием и красотой русской природы.

Так мы и просидели оставшееся время на лугу и любовались восходящим солнцем, пока не пришлось садиться в самолёт. Вся эта красота осталась здесь, и даже было бы сложно с нею расстаться, если бы я не осознавал, что нас ждёт столь манящий и долгожданный путь, на котором под нами расстилались такие же манящие пейзажи, как и здесь. Жаль, что мы почти не видим всей этой красоты под нами, ведь этой безграничной красотой России можно любоваться вечно! Под нами мелькали и поля, и горы, и реки, а потом осталась лишь синяя гладь океана.

Самолёт, на котором мы летели, был грузовым, и пассажирских мест было немного. Два из них заняли мы, на остальных сидели другие люди из помощников пилота и ещё несколько, скорее всего таких же, как и мы, попутчиков.

Путь был долгим, но наконец под крылом уже была твёрдая земля и самолёт начинал опускаться. Мы готовились к посадке. Самолёт всё снижался и снижался, пока мы не увидели горы совсем рядом, зелёную хвою вдали и не очень большой городок под нами. Приземлились. Мы искренне отблагодарили пилота (деньги были отданы ещё перед взлётом) и вышли из самолёта на свежий воздух. Он был действительно свежий: пахло хвоей, рыбой и свежесрубленной древесиной. Ветер разносил освежающую прохладу, птицы пели уже по-другому, и солнце радовало глаз. Чудесно!

Городок, в котором мы очутились, был скромный и уютный. Алу предупредила меня, что хочет уйти куда-то, чтобы узнать, когда в Ном поедет хотя бы какой-нибудь транспорт. Я остался на улице, и решил прогуляться по городу. Он мне напоминал тот самый Ном: не слишком высокие дома с маленькими двориками, широкие улицы очень удобно расположены, так что заблудиться тут невозможно. Но городок был определённо побольше Нома, так что конца главной улицы не было видно. Дорога местами была прохудившейся, на некоторых улицах не лежало асфальта. Народу в городке было достаточно много, если сравнивать с Номом, а лица, как мне казалось, у всех были достаточно приветливы и улыбчивы.

Но вот, моя спутница подбежала ко мне и, схватив сумку, заставила бежать бегом за ней к машине, которая вот-вот уедет. Я схватил остальные её сумки вместе со своими и ринулся за ней. Через минуту мы уже были во дворе почтовой станции и закидывали наши сумки под брезентовый кузов грузовика. Мы сели в салон уже заведённой машины и тронулись. Почту развозили не часто, ведь интернет появился уже почти в каждом доме, но письма продолжали писать по старинке. Из-за жары почту приходилось развозить вечером, так что мы прибыли как раз вовремя. Я крайне удивился, что на Аляске бывает жара, неужели, и здесь сейчас потепление?

Водитель наш был приветливым и улыбчивым человеком, уже в летах, но в волосах его ещё не было седины, а даже наоборот – волосы были насыщенного светлого оттенка и выглядывали клочьями из под коричневой кожаной кепки. Глаза его были карие, большие, нос тоже большой картошкой, а рот закрывали густые, светлые усы. Он был горазд поболтать, и мы добродушно разговаривали и посмеивались. Он олицетворял приветливость всего этого края, где прошло моё детство, его простоту и открытость души, как просторы гор, наполненные сильным ветром и открывающими тебе бесконечные замечательные виды со своих вершин. Мужчина приветствовал нас так же, как и приветствовала нас Аляска. Когда дорога стала очень плохой, водитель приостановил разговор и сосредоточился на кочках и грязи, Алу положила голову ко мне на плечо, а я, уже уставший говорить, смотрел вперёд, и с каждым километром всё сильнее и сильнее волновался и радовался.

Прошло несколько часов. Машина начала подъём в гору. Я помнил этот высокий холм, и улыбка появилась у меня на лице. Наконец мы оказались на вершине холма, и нам открылся чудесный вид на Ном. Вот он! Почти у самого подножия холма находился небольшой, казалось бы, забытый Богом городишко, но этот город был, поистине, кладовой моих воспоминаний. Слева, почти невидимый за холмами, шумел океан, справа находился большой и бесконечный лес, а прямо перед нами возвышались те самые горы, всплывавшие в моей памяти несколько месяцев назад. Они были покрыты деревьями, а с вершин ещё даже не везде сошёл снег. Какая красота! Алу уже тоже подняла голову и смотрела на этот замечательный вид. Мы переглянулись и улыбнулись, шофёр заговорчески подмигнул нам, и все повеселели.

Машина спустилась с холма, и в минуту очутилась в городе. Мы ехали по главной улице, широкой, но достаточно короткой, и ещё через минутку уже остановились возле здания почты. Глаза мои горели, хотелось смеяться и прыгать от тех необычных чувств, которые кипели во мне, в моём разуме, в душе моей. Да что там, тело тоже кипело, будто сердце вот-вот вырвется из его объятий! Я приобнял Алу от счастья, а она засмеялась и выскочила из автомобиля. Я вылетел следом, а потом мы с подругой попытались дать водителю денег в знак благодарности, но он никак не соглашался. И тогда мы его ещё раз искренне отблагодарили и Алу повела меня в сторону дома. И вот мы вышли из-за последнего, крайнего дома на улице, в котором я когда-то жил вместе с родителями. Я засмотрелся на старенький дом, который, казалось, совсем вошёл в землю и прохудился. Но Алу уверенно тянула меня за собой, так что у меня не было другого выхода, кроме как повиноваться ей, ибо растянуться на асфальте с сумками мне совсем не хотелось. Ну, а о доме своём я расскажу немного позже, ведь всё ещё только начинается, а сейчас во мне крутятся–вертятся чувства, и в глазах всё рябит, и сложно сосредоточиться на чём-то конкретном, когда хочется прикоснуться к каждому воспоминанию, к каждой вещи одновременно, как жадный до историй и памятников турист. И вот, из-за моего старого дома показалось сначала старое, прогнившее от времени и упавшее на бок судно, лежащее на берегу озера, а потом большое двухэтажное здание, которое и являлось родным домом для моей спутницы, домом, где она прожила всю свою жизнь и никогда не покидала его на столь долгий срок. Теперь же она вернулась к себе на Родину, вот только и я не был здесь гостем.

О, Господи, родные мои! – вскрикнула миссис Дженна и, расплывшись в счастливой улыбке, обняла нас, еле успевших переступить порог. Какими же крепкими были эти объятия! Мне казалось, что мы втроём вот-вот задавим друг друга, но от этого на душе становилось только радостнее! Слёзы так и наворачивались, но я сдерживался и просто смеялся, радуясь каждому мгновению.

- Тётя! – произнёс я громко, но нежно, а она лишь поцеловала нас обоих, не выпуская из своих объятий.

Быстро-быстро затопали ноги по лестнице и комнатам. Позади миссис уже начала собираться небольшая толпа, которая заставила широкий коридор показаться маленьким. Миссис Дженна улыбалась и улыбалась с нами в обнимку, и даже плакала, пока Алу тихо и ласково, будто жалеючи, не произнесла: «Ну хватит, мам!» - и нас не начали «окружать по флангам». Теперь моя спутница пропала из виду, я видел только, что она, в отличие от меня, быстрее всех приветствует, а я всё равно остаюсь в центре внимания. Меня это очень смущало, но мало того, я был в сумасшедшем восторге от встречи! Я сам был готов расплакаться! Эмоции переполняли меня от и до, и тепло, которое окутало меня, ударило в самое сердце, до краёв заполнив его чашу горячими чувствами.

Ну, а вот и они, мои друзья! Стоят передо мной, как и десятилетие назад, но совсем уже другие. Какие же они все взрослые! А какие красивые! Красивые не только потому, что все они были нарядными, но и потому, что они, будучи моими ровесниками, были в самом рассвете сил и всей жизни в целом. Жаль только, что Кодиака и Сабы здесь не было! Уверен, что они не отстали от своих братьев и сестёр!

У всех детей, кроме Алу, как и у миссис Дженны была почти красная шерсть. У Коди и Кионы она была тёмной, бурой, почти бордовой. От самого носа по нижней челюсти, шее, груди и животу проходила широкая полоса белой шерсти. Шерсть эта была настолько белая, что, казалось, она искриться и режет глаза своей белизной. Эта белая полоса красовалась на каждом из них, только у Кионы нижняя челюсть почти вся была бурой, как и сама Киона, и только ниже, почти на самой шее, начиналась белая шёрстка. Ребята были такие разные, но такие одинаково близкие для меня, что я хотел бы обнять их всех сразу, но рук мне на это явно не хватит.

После того, как нас отпустила миссис Дженна, мне протянул лапу Дакота. Высокий, мускулистый, красивый - с него бы портреты рисовать! По праву самый сильный среди братьев и сестёр! На лице его сияла обаятельная, теперь уже мужская улыбка. Глаза его, голубые и выразительные, блестели в лучах немного тусклого света. У него был большой широкий нос, казалось, слегка красноватый, как и его окрас. Шерсть на голове и на носу его, как и всегда, была взъерошена, и никакие расчёски никогда ему не помогали, уж это я помню!

-Здорово, брат! – произнёс он и пожал мне руку. – Ну, ты и вымахал! Мужик уже! И слова поперек не скажешь!

Я, хоть и не качал мышцы, но силы в руках у меня всегда было много. Да и ростом я тоже мало уступал Дакоте.

-На себя посмотри! – с улыбкой произнёс я.

Мы рассмеялись и обнялись, после чего Дакота пропустил меня вперёд к остальным, развернувшись и провожая меня радостной улыбкой.

-Динго! – раскинул я руки и обнял старинного друга.

-Привет! – почти одновременно со мной произнёс он.

Его телосложение не было таким мощным, как у Дакоты, скорее даже наоборот, да и сам Динго был мягок натурой. Лицо его ни сколько не походило на лицо брата, с которым я уже поздоровался. Нос у него был не такой большой, но длинный и узкий, и голова была поменьше. Карие глаза его были улыбчивы, как у отца, а просто белоснежные зубы делали его ещё более лучезарным, когда он улыбался. А улыбался Динго почти всегда.

-Ну, как ты, как родители? Как здоровье их, а твоё-то как? Как доехали? – начал он. Динго очень любил поговорить, а иногда он говорил так быстро, что никто не успевал переварить информацию.

-Всё, всё расскажу.

-Ой, привет, привет братик ты мой! – кинулась на шею Киона. Она, встретив меня и сестру, плыла от счастья, выплёскивая море эмоций, которые разрядили серьёзную обстановку в комнате. Маленькая, с небольшой грустинкой на лице, Киона казалась очень милой и застенчивой, как дитя. Шёрстка её была, по-моему, самой пушистой во всей семье, а окрас её был несколько темнее, чем у других, и постоянно переливался, из-за чего создавалось чувство, что она просто летит по воздуху и расплывается в глазах.

Киона не дала мне даже ничего сказать, разжала руки, посмотрела мне в глаза и, улыбнувшись, отошла. У неё были поразительные глаза, бездонные словно океан. Толи синие, толи чёрные, они были столь необычны, но при этом совершенно подходили к её робкому личику. Да и, к тому же, нанесённый чёрный макияж с блёстками на веках сделал глаза её ещё более глубокими и выразительными.

А потом я прошёл дальше и увидел того самого «дядю», который уделял мне внимания не меньше, чем своим детям. Именно он когда-то кружил меня над землёй в своих руках, постоянно улыбался мне и называл «сынком». Тот самый мужчина с добрым-добрым лицом стоял передо мной. И вот, как в каком-то художественном фильме, все уже поздоровались с Алу и обратили взоры свои на стоящих друг перед другом меня и него.

-Здравствуйте, … - не успел я договорить, как он перебил меня, предсказав мои мысли.

-Нет, ***, зови меня как раньше, Балто, или просто дядя. Я же как-никак твой крёстный отец! – улыбнулся он и мы обнялись, заливаясь смехам, от чего всё вокруг зашумело и зашевелилось.

- Приехал всё-таки, мы ведь так долго ждали! Ой, какой ты вымахал! Ну просто кавалер! – оборвала тишину тётя Дженна, которая сложила на груди руки, любуясь на меня и мужа своими счастливыми глазами, даже забыв про полотенце в своих руках. – Столько лет прошло, а ведь не зря надеялись! Переживали, что ты не приедешь… Ну что ж, стол почти накрыт, так что можешь пока что подняться, осмотреть дом, я уверена, тебе будет приятно освежить воспоминания, – улыбнулась она. – Алу пока что свои вещи в комнату занесёт, а мы придумаем, куда тебя расположить после ужина. Пускай твои вещи тут постоят пока, ладно?

- Может, я домой? Ну, в смысле, в свой старый дом? Тут-то пара минут доскочить, я это, чтобы не мешать…

- Да что ты! – удивилась тётя. – Не скромничай! Всё хорошо! Всё будет в лучшем виде!

И все зашевелились. Налево от выхода – на кухню, потянулись хозяйка дома вместе с Динго и Кионой. Алу уже и след простыл, она была наверху, Дакота ждал меня на лестнице, а Балто, перед входом на кухню, посмотрел на меня, улыбчиво подмигнул и вышел.

-Пойдём, покажу, как тут всё теперь…эм, поменялось, – улыбнулся смущённый Дакота и повёл меня из коридора прямо наверх по лестнице, что располагалась напротив входа в дом, - Но сначала давай, рассказывай…

И я почувствовал столько тепла от близких мне друзей, что с первых же минут этот дом стал для меня родным. Как будто бы это я возвратился домой после долгого расставания, а не Алу. Хотелось верить, что эта теплота никогда больше не покинет моё сердце и душу. Думаю, что так оно и останется, ведь я, наконец-таки вернулся в Ном!