Глава 9. На следующий день рано утром к нам позвонили в квартиру.

На следующий день рано утром к нам позвонили в квартиру.

- Кого там ещё нелёгкая принесла? - недовольно спросила старушка и, держась за стену, направилась к двери.

Я за ней. На пороге стояли взрослая женщина и маленькая девочка лет пяти-шести.

- Бабушка, - тихо произнесла женщина, - извините ради Бога. Мы – погорельцы. Помогите, чем можете.

- Ой, милочка, - тяжело вздохнула Полина Фотеевна. – Да чем же я тебе помогу? Сама как голь перекатная.

- Любой помощи буду рада, бабулечка, - женщина едва не плакала. – Ни денег, ни еды, ни одежды, ничего не осталось.

- Ну, погоди, - сказала старуха и, так же, придерживаясь за стену, направилась в спальню.

Гостьи внимательно разглядывали меня. Девчонка хотела даже погладить, но мать остановила её:

- Не надо, Катюша. Чужих собак гладить нельзя. Это опасно.

- Мама, посмотри, она добрая, - возразила девочка.

- Кто его знает, что у неё на уме. Не надо.

Катя повиновалась. Через несколько минут вернулась Полина Фотеевна и протянула женщине две купюры по сто рублей:

- На вот, возьми, милая, двести рублей. Больше не могу дать, извини. Проверь, не ошиблась ли, а то я ведь слепая, ничего не вижу.

Женщина вздрогнула и, отстранив руку старушки, тихо произнесла:

- Ой, простите, пожалуйста, простите нас. Я не знала. Извините…

- Да ладно тебе, - повысила голос Полина Фотеевна, - бери уже. Чего уж там…

- Нет-нет, извините, бабушка, - смутилась женщина, - мы пойдём. Ещё раз простите, ради Бога. Я не могу взять у инвалида деньги.

- Бери, - потребовала старушка, - а то обижусь! Инвалид не человек, что ли? Я что, не имею права помочь нуждающемуся? Бери, сказала!

Женщина растерялась. Она стояла как вкопанная и, видимо, соображала, как поступить в такой непростой ситуации.

- Ну чего думаешь? – спросила Полина Фотеевна.

Гостья всё-таки взяла деньги и, обняв мою старушку, поцеловала её.

- Вы не подумайте, что мы какие-то обманщики, - всхлипнула женщина. – Прижало так, что мочи нет. Муж погиб, а я вот с дочкой осталась одна. Говорят, должны помочь, но какие-то там бумажки ещё нужно собрать… Понимаете…

- Да не оправдывайся ты, милая, - махнула рукой старуха, - я всё понимаю.

Гости ушли, а Полина Фотеевна долго-долго сидела молча, время от времени, смахивая слезы со щёк.

Вечером к нам в гости приехала сестра Полины Фотеевны. Между прочим, они так похожи друг на дружку. Узнав о случившемся, сестра принялась ругать мою подопечную:

- Сама с копейки на копейку перебиваешься, ещё и благотворительностью занялась.

- Ты что, Ир, - хмыкнула Полина Фотеевна, - отказала бы?

- Ты знаешь, сколько сейчас аферистов всяких ходит? Откуда ты знаешь, на что она их потратит. Может, пропьёт, или ещё чего хуже…

- Да мне, Ирина, в общем-то, всё равно, - говорит Полина Фотеевна, - на что она их там потратит.

- Как это? – удивилась сестра.

- Главное, не на что она их потратит, а на что я дала. Бог всё видит. О своей душе пусть она сама заботится, а я поступила, как мне совесть подсказала.

Вот какая у меня подопечная! И ведь она права. Я оставил сестёр на кухне, а сам прилёг в коридоре на подстилку и занялся воспоминаниями.

Я частенько вспоминаю своих первых подопечных, Ивана Савельевича и Сашку. С Иваном Савельевичем я вообще начинал свою работу поводырём. Помню свой самый первый день самостоятельной работы. Признаюсь теперь: страшно было очень. Думаю, как бы не подвести человека. Одно дело в школе, под присмотром инструктора, другое – вот она твоя настоящая работа. Уже никто не подскажет, не поругает, не похвалит. Правда, Иван Савельевич хвалил, не так чтобы часто, но, как говорится, редко, да метко. И почти не ругался. Так, бурчал иногда, но сильно не ругался, даже когда я его случайно в лужу завёл. Знаете, у нас бывают такие случаи, о которых в школе инструкторы даже не предполагают. Тут уже самому нужно соображать.

Идём как-то после дождя с Савельевичем в аптеку. Вроде, и маршрут знакомый, не сложный, а лужи как чёрные квадраты на шахматной доске, ну я туда-сюда, туда-сюда. Иван Савельевич посмеивается.

- Трисон, - говорит, - ты как медведь в цирке. Ты был хоть раз в цирке?

Дед мой, как ляпнет что-нибудь, хоть стой хоть падай. Я мысленно ему отвечаю: «Ага, из Купавны каждый день возили в Москву на медведей посмотреть!»

У старика было очень хорошее чутьё, я хоть и мысленно ему отвечал, но он всегда, словно слышал мои ответы. Не знаю, может, и в самом деле у него какой-то внутренний слух был. Отвечает на мою мысль:

- Да ладно тебе, я же шучу. Кто ж вас в цирк-то поведёт. Там зверья и без вас хватает. Ничего, выберем время, я, может, сам тебя свожу. Посмотришь на слонов да тигров. Там клоуны такие смешные, акробаты…

«Делать мне нечего, на слонов и тигров смотреть. Я их по телевизору насмотрелся. И слоны, и жирафы, и зебры, и барсы разные. Чего мне на них смотреть. Мне бы вон в лужу тебя не завести. Идёшь, болтаешь всякую ерунду. Совсем запутал меня…»

Тут понимаете, какое дело. Я же смотрю за дорогой, за деревьями, за пешеходами, а заодно прислушиваюсь, что там говорит мой подопечный – вдруг какая команда поступит. А он тараторит и тараторит, ну я вконец забегался по этой «шахматной доске», а тут как назло двое пешеходов прут на нас прямо: то ли не поняли, что я со слепым иду, то ли им просто всё равно. В общем, как ни пытался я увильнуть (и вправо, и влево лужи), остановился резко, а Иван Савельевич моё движение не допонял и решил чуть в сторону ступнуть, да хрясь в лужу. Бог ты мой, да такая лужа попалась, хоть плавай в ней. Стоим с ним посреди этого шахматного озера, вокруг вода. Я и растерялся – так стыдно стало. Хотя и он хорош. Для чего тебе шлейка. Куда летишь? Раз я остановился, вставай и ты как вкопанный. Завёл себе поводыря, прислушивайся. Но всё равно думаю: сейчас влетит мне от старика. А мы знакомы тогда были без году неделю, да и по лужам ещё не ходили ни разу.

Среди незрячих ведь тоже разные люди бывают – и добрые, и злые. Я глаза зажмурил, жду: огреет тростью по башке или нет? А он стоял-стоял да как рассмеется:

- Эй, Трисон! Ты куда это меня привёл? Я ж тебя просил в аптеку, а не в бассейн. Ты ничего не перепутал?

«Ой, - думаю, - пронесло. Извини, дорогой Иван Савельевич, ну вот так получилось! Сейчас исправим!»

Рванул я чуть наискосок, там вроде помельче было. Затем и полностью вывел подопечного на сушу. Сам отряхнулся, слышу, а у старика в ботинках чавкает. Я от обиды даже вскульнул немного. Надо ж так опозориться.

- Да ладно тебе, - говорит Иван Савельевич, - не скули, чего уж теперь. Всяко бывает. Давай, увеличивай скорость, быстро в аптеку и домой, сушиться будем.

Я поднажал, благо, аптека была уже недалеко. Пришли домой, Иван Савельевич, пристроил свои ботинки, помыл мне лапы, сел возле меня и говорит:

- Ничего, собака, переживём, не расстраивайся. По-моему, это я виноват - и сам нырнул и тебя затащил.

Я лизнул его в щёку, он прижался ко мне. И мы так просидели с ним часа два. Именно после этого случая мы и стали настоящими друзьями. А я уже осмелел и стал порешительнее водить, да и старик стал мне больше доверять, прислушиваться к моим движениям.

С Сашкой у меня тоже однажды произошло недоразумение. Конечно, я мог бы и не рассказывать о том случае, но я же правдивая собака. Верно? Не всё время хвастаться. Были и у меня промахи.

Вышли мы с ним как-то на прогулку. Маршрут знакомый, лёгкий. Я уже потом с годами понял, что каким бы лёгким не казался маршрут, бдительность нельзя терять ни на секунду. Ничего не предвещало беды. Идём спокойно, парень стучит по тротуару тросточкой, насвистывает какие-то мелодии. И вдруг вижу, на газоне собака играет с котом. Кот такой пушистый, нападает на пуделя, а тот обороняется, потом пудель нападает на кота. Так это выглядело смешно. Я ещё тогда подумал: вот люди употребляют такое выражение «как кошка с собакой», вкладывая в него отрицательный смысл. А ведь, если кошка и собака живут в одной семье, они становятся, как родные и тут впору применить другой фразеологизм «друзья – не разлей вода». Согласен, по началу всяко бывает: одни шипят, другие рычат. Но так ведь и у людей не сразу отношения складываются. Пока присмотрятся, прислушаются, могут и повздорить. А уже потом становятся закадычными друзьями.

Словом, дофилософствовался я в тот день. Засмотрелся на этих «газонных борцов» и не заметил обломленную ветку на дереве. В результате мой Санька набил шишку. Я как увидел, чуть в обморок не упал. Думаю, видел бы меня сейчас мой инструктор, со стыда бы сгорел за своего воспитанника. Вы не представляете, что мы, поводыри, чувствуем, когда допускаем вот такие проколы.

Но Санька тоже не ругался. Стукнулся о сучок, стал и трёт лоб.

- Ну, Триша, ты даёшь! – рассмеялся парень. – Ты зачем мне шишку набил?

Прости, мой дорогой, ну, хочешь, стукни меня тросточкой по башке. Проглядел, прости, друг! Я в таких случаях потихоньку скулю. А как ещё попросишь извинения? Сашка присел рядом со мной на корточки, погладил меня и говорит:

- Ладно-ладно, не плач! Бывает. Пойдём, Триш пойдём в парк.