Привлекательно потерянный

В cвоём доме на Голливудских Холмах осенью 1992 года Курт начал творить то, что не давалось ему так легко, как музыка и художественные проекты, он вызвал в воображении всю свою жизнь: теперь он создавал семью. Как и многие дети развода, он относился к отцовству и браку чрезвычайно серьезно и обещал, что поступит лучше, чем его собственные родители. Сперва это означало научиться менять подгузники, вдобавок стараться, чтобы у Фрэнсис были идеальные игрушки, автомобильные сиденья и ползунки. И хотя Курт действительно менял подгузники, Кобэйны также наняли няню на двадцать четыре часа в сутки, которая помогала, когда напряжения отцовства и рок-славы сталкивались.

То, что Курт стал отцом, изменило его представление о самом себе и его внутренний диалог. Его всегда переполняла неуверенность в себе, которая увеличилась с рождением дочери, поскольку он размышлял, является ли он подходящим отцом. Однако иногда отцовство имело позитивный эффект, помогая успокоить его страхи и давая ему редкий оптимизм по поводу мира. Хотя он всегда был чутким в своей любви к животным, у него не было особого опыта в отношении детей, кроме недолгой урочной работы в Абердинской Молодёжной Христианской Организации. Он гордился Фрэнсис Бин, и иногда в равной степени гордился, что он способен к такому воспитанию. «Я изо всех сил стараюсь напоминать ей, что я люблю её больше, чем самого себя, - написал он в своём дневнике. - Не потому, что это - отцовский долг, а потому, что я хочу этого из любви». Сам язык этой записи демонстрировал изменение в том, как Курт говорил с собой, и прямоту, которая отсутствовала до рождения его дочери.

В более позднем интервью «Kerrang» Курт говорил о том влиянии, которое Фрэнсис оказывала на его настроение. «Я всегда был хронически депрессивным, или по крайней мере пессимистичным, почти каждый день, - сказал он. - Теперь мне нужно лишь в течении десяти минут посмотреть на Фрэнсис, и моё настроение поднимается так высоко, что я чувствую себя другим человеком».

Хотя его депрессия долгое время не проходила, его дочь дала его жизни весьма необходимую дозу смысла, отсутствие которого он часто ощущал с детства.

Помимо этого в своих переполненных дневниках Курт нечасто вёл хронику собственной жизни с личными фотографиями, но с рождением Фрэнсис он стал меньше писать в своём дневнике и, вместо этого, фотографировать и снимать на плёнку свою семью. Он сделал фотографии, полароидные снимки и видео первого купания,

[СПРАВА. Курт сделал эту фотографию своих кед и Фрэнсис в детском манеже в ногах своей кровати. Он намазал волосы своей дочери гелем. Изображение на стене - плакат, выпущенный оружейным магазином для учебной стрельбы; на лацкан человека Курт добавил едва различимый логотип «K Records»].

первый шаг и первое Рождество ребёнка. У Фрэнсис были изумительные отцовские голубые глаза, и она была восхитительным и фотогеничным ребёнком. Эти семейные фотографии также зафиксировали то, что раньше можно было редко увидеть у Курта: полуулыбку.

Фрэнсис также вдохновляла Курта на картины - он сделал для неё несколько рисунков и даже украсил её стул для кормления. «Он соорудил перед ним такой экран, - вспоминала Пэтти Скимел, у которой была комната в доме на Альта-Лома. - Он соорудил такой похожий на робота держатель, который поддерживал её бутылочку под прямым углом, чтобы она из неё пила. Это было очень изобретательно, и он потратил на это много времени».

То, что Курт был отцом и мужем, также изменило то, как он писал песни. Песни на «Nevermind» были о юности, его друзьях, подружках, или о том, что он читал в газете, но все его тексты 1993 года были о его внутренней жизни. «Frances Farmer Will Have Her Revenge On Seattle», например, возможно, ссылалась на эту знаменитую актрису в своём названии, но строчка: «Я теряю покой, печалясь» взята непосредственно из дневника Курта. А текст: «Она вернётся в образе огня / и сожжёт всех лжецов» был также, конечно, выражением личного разочарования Курта тем, как пресса отнеслась к его семье. Когда группа начала серьёзно работать над продолжением к «Nevermind», на одной из двух предальбомных сессий Курт записал версию «Rape Me», которая включала крики Фрэнсис Бин. Она была не только частью его жизни; она также была частью «Нирваны».

Что касается нового альбома, план Курта состоял в том, чтобы создать звук таким сырым, чтобы он отпугивал любого, кто приобрёл «Nevermind», думая, что это очередная модная игрушка. Всё, что касалось его ранней

[СВЕРХУ СЛЕВА. Как только Кобэйны уехали из Лос-Анджелеса, они провели несколько месяцев в гостиницах Сиэтла, включая «Сорренто», где был сделан этот снимок. Ланч, поданный обслуживанием номеров, находится на переднем плане, нетронутый, поскольку Курт был явно занят Фрэнсис.

ВНИЗУ СЛЕВА. Курт и Кортни играют с Фрэнсис и любимыми игрушечными обезьянами. Волосы Курта были выкрашены в красный цвет большую часть 1992 года, в то время как Кортни велели не красить волосы, пока она беременна. Как только родилась Фрэнсис, Кортни покрасилась в рыжий цвет, а Курт, так же быстро, вернул своим волосам естественный белокурый оттенок.

ВВЕРХУ. Фрэнсис, возможно, была единственным ребёнком в истории, который учился ходить рядом с гитарой «Nixon Now» и анатомически правильным скелетом, одетым в черепаший панцирь; Курт сделал эту фотографию полароидом).

frances farmer will have her revenge on Seattle

+Heart shaped coffin

9 month media blackout (diet girl)

Macro Antibiotic

+Rape me

+penny royal tea

+La LA LA LA

Verse chorus verse

+Sappy (поменять название)

+Dumb

Talk to me (поменять название)

What am I to be

(Even if you want to be [поме] (название)

(I miss the comfort)

(moist vagina) then she blew him like he's never been blown brains stuck all over the wall

(Serve the servants)

(Seasons in the Sun)

(She waits)

fast punk song

It's A Good Idea

formula

12 notes 6 strings and 30 years

I HATE MYSELF and I want

to Die

С ВНЕШНЕЙ СТОРОНЫ ОТВОРОТА. Ранний рабочий порядок «In Utero», который Курт тогда назвал «I Hate Myself and I Want to Die». Некоторые из песен этом альбоме прошли через смену названий, включая «Heart-Shaped Box» («Шкатулка В Форме Сердца»), которую Курт первоначально назвал «Heart-Shaped Coffin» («Гроб В Форме Сердца»). У Курта была песня под названием «Formula», и он обдумывал это название и строчку «двадцать четыре ноты, шесть струн, и тридцать лет» как потенциальные названия для альбома, прежде чем остановиться на «In Utero».

ВНУТРИ ОТВОРОТА И СПРАВА. Маленькая подборка из личной коллекции кассет Курта. Он часто записывал демо песен на плёнки с другими группами и часто украшал свои кассетные обложки. В этой куче есть очень ранние плёнки, такие, как оригинальное демо «Fecal Matter» и акустические демо, записанные в 1993 году.

CD. Наряду с музыкой Курт записал сотни часов монологов, иногда включавшие звуковые эффекты или музыкальные риффы, а иногда просто используя свой голос. По крайней мере, дважды его выступления со своими монологами передавали по радиостанции Олимпии «KAOS». Он назвал один из этих экспериментов «Montage of Heck» («Дьявольский Монтаж»), еще одно из многих названий, которые он обдумывал для своей группы. Прилагающаяся восьмиминутная подборка на этом CD-сингле - одна из наиболее прямых из записей монологов Курта, в которой он комментирует один из своих комиксов, «Плаксу Джеркинса», и смеётся, когда читает отрывки из своих дневников. На обложке этого CD изображён этот комикс «Плакса Джеркинс». Второй трек на CD - интервью автора, Чарлза Р. Кросса, и Марси Силлман с радио «KUOW» о дневниках Курта Кобэйна, записях и создании этой книги

Трек 1 [только два отрывка, которые уже публиковались, разобрать остальные удалось только частично, поэтому приводить их здесь не берусь – Прим. пер.].

Шеф-повар Бойярди скупее самца гориллы. Он приходит ко мне ночью. Специально открывая замки и сгибая решётки на моём окне. Обходясь мне в жуткие суммы денег за консультации по поводу домашних ночных вторжений. Он приходит ко мне в мою спальню. Голый, бритый и пьяный. Покрытая гусиной кожей толстая чёрная рука волосы встают дыбом на его коже. Стоя в накопителе жира для пиццы. Блюя мукой. Она попадает в мои лёгкие. Я кашляю. Он смеется. Он взбирается на меня. Я бы хотел пнуть его горячо воняющую… Господи боже…. Это так глупо…

Что касается моего имени, не обращаю внимания на твоё предложение, которое, возможно, сбило тебя с мысли или завело тебя. Я мог только быть таким дураком, чтобы скромно думать, как бы думал Бог, как мог кто-то с силой ветра высасывать так много толстых кишок знаменитостей, в надеждах уповая на пра.. празднование такого размаха продвинутости. Могу ли я отказаться от своей продвинутости? Я бабахнулся. Я хромал. Я хромал не хуже многих других. Я теперь пришёл к выводу, что долгое время я был сбит с толку, и теперь долгое время люблю, и многих-многих из них я люблю, тех, кого я так незаслуженно обвинял в том, что они были продвинутыми. Те, кто пришёл, чтобы отпраздновать друг с другом только из-за дружеских отношений, которые они должным образом разделяют. Они разделяют одно и то же. Они ищут остальных. Так хреново. В мире я с самим собой. Ты хороший.

Трек 2.

Марси Силлман: - Ну, Чарли, спасибо, что ты уделил мне время, чтобы поговорить об этой книге.

Чарлз Кросс: - С удовольствием.

МС: - Мне любопытно, потому что ты написал одну вызвавшую шумное одобрение биографию о Курте Кобэйне. Что ты использовал из того, что не было раньше… это не совсем биография, в некоторой степени, непохожая на другое произведение.

ЧК: - Да, это так, и я отчасти думаю об этой книге, что…тогда как «Тяжелее Небес» - это на самом деле история жизни Курта Кобэйна, это – биография его творческой жизни, и она другая. И… так сказать, я – обстоятельный писатель, и в «Тяжелее Небес», в некотором смысле, было сто восемьдесят тысяч слов, когда она вышла, а первоначально в этой книге было триста тысяч слов. Поэтому я многое вырезал, чтобы их изготовить. Так что там есть несколько частей истории, которые я был неспособен рассказать, чтобы она вписалась в то основное, что я мог бы рассказать. Но самым большим расстройством было то, что когда пишешь серьёзную биографию, ты пишешь массу других слов, которые у тебя набрались за десять с половиной лет, и ты выпускаешь 16 фотографий. И все они чёрно-белые, они не могут быть цветными независимо от того, насколько эти фотографии великолепны в цвете. И поэтому когда я смотрю на жизнь этого человека длиной в 27 лет и должен выбрать 16 фотографий, и все они должны визуально зафиксировать, какой была его жизнь. И я был очень расстроен. Когда я начинал работу над «Тяжелее Небес», я знал, что Курт был художником и нарисовал много работ. Я знал, что он писал в дневнике, я знал, что он был очень оригинальным в художественном плане, но я понятия не имел о масштабе этого материала. И меня постоянно нервировало, когда люди постоянно говорили, что в детстве Курт нарисовал множество картин, ты их увидишь, и я увидел больше, и так получилось, что я…так сказать, в конце концов, я понял, что это очень существенное собрание работ, люди гордятся тем, что они у них есть. Я понял это, и я начал разговаривать с Кортни Лав, и это важно, я думаю, чтобы люди понимали, потому что когда вышла «Тяжелее Небес», я был не уверен, что они понимают, но я писал это произведение полностью независимо от Кортни Лав. Она не читала моего текста и ей не нравилось многое из материала в этой книге, но имело место несколько разговоров, которые у меня с ней были, когда я работал над этой книгой, и я дошёл до такого момента, когда я знал о её покойном муже столько же, сколько и она, или больше, потому что никто, кто за кем-то замужем, не проводит несколько лет в поиске переживаний неполной средней школы его детства, и поэтому мы с Кортни начали несколько разговоров, в ходе которых она говорила то, что говорил Курт, и я сказал, что знаю, так сказать, в неполной средней школе, но он говорил это, и они стали очень долгими, многие из них буквально были шестичасовыми телефонными разговорами. И в ходе одного из этих разговоров она сказала: если ты на самом деле хочешь понять Курта, тебе нужно прочитать его дневники и просмотреть его вещи. И я сказал: конечно, и …. Она сказала, что кому-то позвонит, и спустя две недели я полетел в Лос-Анджелес и остался один в доме с большой спортивной сумкой с дневниками Курта Кобэйна. Их было значительное количество, и их не открывали с тех пор, как он умер. И это было огромное количество материала, и я абсолютно уверен, что Кортни Лав и никто не хотел за это браться. До этого они нигде не показывались или не фильтровались, так сказать, но для биографа это было абсолютно здорово за всё время быть способным увидеть этот материал, и там было много изобразительных материалов, и это было началом разговора, когда я сказал, что хочу увидеть все прочие изобразительные материалы, которые были помещены на хранение на склад.

МС: - Ты упомянул, что сказал в этой книге, что… так сказать, что он был коллекционером, и все рассказывали тебе, что он был коллекционером. Что мы увидим в этой книге кроме твоего текста, и рисунки, и картины, и коллажи, которые он делал, фотографии коллекций и в фотографиях это история, этот текст – её половина, эти картины, иллюстрации с картинами – это целое, это не просто 16 фотографий в смысле иллюстраций, это содержимое, в этом смысле, важная порция.

ЧК: - Да, и, как ты сказала, он не только на самом деле творил эти картины, он не только разбирался в коллекционировании, и самое забавное, когда мы говорим об этом теперь, в 2008 году, «eBay» стал популярен десять-двенадцать лет. Курт коллекционировал все эти вещи, и ещё до «eBay», и они довольно существенны. В его [скрытой] личной коллекции множество вещей, которые и в «eBay» очень-очень трудно найти для коллекционирования даже сегодня. Но он [одержимо] разыскивал этот материал, и несколькими из тех вещей, которые он коллекционировал, были самые известные анатомические модели, он проезжал по нескольку миль, он заказывал вещи по почте, у него были люди в разных городах, которые отслеживали их, он был одержим теми вещами, которыми он был одержим, и покупал сотни этих предметов.

МС: - Как эта одержимость, эта страсть к коллекционированию и визуальный аспект того, кем он был, возможно, изменит то, как мы, кто знает его по музыке, на самом деле видим этого человека?

ЧК: - Ну, я заметил это, когда писал о других музыкантах, когда писал биографию о Джими Хендриксе и писал биографии нескольких других музыкантов в своей карьере. Я думаю, что у нас есть такая нечувствительная вещь по поводу того, что создал Джим во всём этом, встречались только мелкие частицы - хорошо, я – музыкант. И почти во всём том, что я близко анализировал, Джим был не единственным в одной отдельно взятой форме и за что обычно становятся известными. И в некотором смысле Хендрикс, Боб Дилан, Джони Митчелл и Курт Кобэйн, все эти личности были очень талантливы в визуальном отношении, и я думаю, та же… так сказать, мотивация творить заставляла этих людей хотеть писать песни также влияет на то, как они думали о том, какие они в визуальном отношении, и не то чтобы хотели отсечь это. Но мы, потому что мы знаем их музыку, мы с трудом можем даже представить их в этом другом аспекте их жизни.

МС: - Что, первым появилось изобразительное искусство, говоришь?

ЧК: - Да, это так и не так, и я озвучил один из самых интересных аспектов, рассказывая о его юности, когда Курт был подростком в Абердине, был известен всем в сообществе как злодей, тусовался с группой «Melvins», как художник, не как музыкант, и в этой книге есть одна фотография…так сказать, в этой книге много фотографий, просто изумительных, одна фотография меня буквально сразила, где Курт за мольбертом, ему около восьми лет, и у него книга комиксов «Истории Оборотня-Гиганта», и он срисовывает эту книгу комиксов и я не видел эту фотографию, пока я не начал работать над этой книгой, но потрясающе то, что когда я писал «Тяжелее Небес», я познакомился с одним парнем, который ходил в один детский сад и сидел рядом с Куртом, и он рассказал мне эту историю, когда он сказал - да, Курт просто изумительно сел и нарисовал Оборотня, выглядящего один к одному, и тогда я услышал эту историю, потом увидел эту фотографию, которая доказывает, что эта история – правда, и это в некотором смысле тронуло меня, и к этому я не был готов, приступая к этому проекту.

МС: - Я хочу вернуться к той большой спортивной сумке, которую ты обнаружил, в которой были… ну, те, кто видел «Тяжелее Небес», знают те дневники, полные рисунков и каракулей, и трудно провести грань, где он также и писатель, и у него было часто очень богатое воображение… воображаемое ощущение о самом себе, но вот ты получил эту большую спортивную сумку с его дневниками, фотографиями, что на самом деле было в них?

ЧК: - Всё это больше, это всё – от того, что превращалось в тексты Курта Кобэйна, медицинские карты, до любовных записок Кортни и маленьких посланий, до выцветших факсов, до странных вещей, которые он писал на оборотах конвертов. У Курта был интересный подход к бумаге. Он писал на оборотах всего, чего угодно – конвертов, в этой книге была одна фотография, она изумительная, где он решил написать на обороте куска разбитой гитары – на всём плоском. Это стало, так сказать, то, что он чувствовал, было написано на всём, включая стены в его различных квартирах. В этой книге было мало фотографий, которые довольно изумительны, надо видеть эти стены. У меня была возможность, работая над своей биографией, увидеть эти квартиры после того, как там уже побывал Курт. И я не мог бы увидеть это злодейство, потому что теперь они были закрашены, но ты возвращаешься и смотришь назад, не удивительно, что он никогда не причинял ущерб, который надо возвращать…

МС смеётся

ЧК: - … потому что он творил на каждой поверхности в каждой квартире, где бы он ни был.

МС: - Ты сказал, что Кортни дала тебе свободный доступ к этому материалу, она не стояла у тебя над душой. Сколько самоконтроля над тем, что ты пишешь, ты чувствовал как биограф?

ЧК: - Ну, я не знаю, ощущал ли я большое количество самоконтроля, я… так сказать, мы здесь говорим о человеке, который писал в дневниках о своей наркозависимости, писал о своих суицидальных приступах, писал о своих мучительных ощущениях от своей собственной растущей сексуальности, и он писал в своих дневниках не только о тех вещах в своих песнях, которые он записывал на альбомах и которые продавались миллионными тиражами, и за все эти годы везде, от «New York Times» до моего журнала «Rocket» он говорил очень откровенно об этом материале. Это не тот, кто стоит у двери и говорит - не входи, если будешь говорить о моей личной жизни, то есть, так сказать, ты вспоминаешь первую строчку «In Utero»: «Юношеские страхи хорошо проданы». Вот кто-то, кто явно очень разумный и очень разбирается в самом себе. И, так сказать, в некоторой степени там не было ничего, что я мог бы написать о нём, что сам Курт не написал об этом, о чём мы говорили. Сколько бы ни было военного времени просто в качестве играющего человека, не биографа, когда я держал атаку, меня просто сражало, когда я получал эмоциональный отклик. Я очень мало что не сохранил из этой книги, из-за [скрытого такта]. Это был тот парень, который много о чём писал... так сказать, и свою первую группу он назвал «Fecal Matter» («Фекалии»), так что если вам нравится эта группа, тебе приходится исключать всё то, что слегка чересчур критическое, и в то же время, так сказать, там конечно были вещи, к которым я прикасался или дотрагивался, которые просто меня сражали, когда я дотрагивался до страницы с кровью Курта, он буквально порезался и запачкал своей кровью. Или приклеил кукле, что он делал много раз, зуб, и я не знаю, чей это был зуб, его ли, он его потерял, он нашёл собачий зуб, и там было множество кукол, фарфоровых кукол, на которые он приклеивал свои собственные, я полагаю, цветные локоны человеческих волос этим куклам. И держать в руках эти работы было просто изумительно. И большинство из этого изображено в этой новой книге. Так сказать, я скажу, есть очень мало вещей, которые не имеют смысла как часть этой истории, одна - это предсмертная записка Курта, и она размещена в Интернете, что стыдно, я не уверен, что это когда-либо случится, я сам бы никогда её бы не опубликовал, но тем не менее, эмоциональная реакция от того, что я держу её в руках, и вижу настоящую записку, какое это какое тяжелое впечатление на бумаге. Я должен сказать, что это самый страшный момент в моей карьере писателя и, возможно, в моей жизни. Но лучше было не помещать её в эту книгу, лучше, в некотором смысле… я рассказывал о ней в «Тяжелее Небес», но… так сказать, эта мрачность здесь, в некотором смысле, я хочу, чтобы в этой книге было больше о творчестве, и меньше об этой мрачности.

МС: - Я думаю, что касается меня и я не знаю, это из-за того, что я женщина и мать, но среди самых трогательных вещах в этой книге - фотографии малышки Фрэнсис Бин, очень юной, новорождённой, я думаю, и я не думаю, что я видела так много фотографий Курта, опубликованных в одном издании.

ЧК: - Конечно. Огромное большинство фотографий в этой книге никогда не было нигде опубликовано, и что меня очень удивило, было увидеть, сколько фотографий сделал сам Курт. Теперь я знал, что он - художник и писатель, но я не знал, как интересен он был как фотограф – и значительное число количество фотографий в этой книге сделано самим Куртом Кобэйном или Кортни Лав - Курт и Фрэнсис на новый год. Так сказать, он также любил полароид …я знаю, я думаю, с Куртом много всего случилось в мире, и полароид недавно стал не у дел, и заставило меня говорить за Курта Кобэйна, который умер ещё в тёмные времена, потому что он любил полароид, он сделал много фотографий полароидом, и когда он что-то делал, он просто не мог оставить в покое полароид, он поступал хитрее, чем многие ученики художественных школ, манипулируя образами, которые были слишком дурацкими. Поэтому здесь существенное количество полароидных снимков из его собственной коллекции, и одна из этой фотографий очень изменила то, что я думал об этой книге в эмоциональном отношении – это фотография Курта, сидящего на кровати, а Фрэнсис в ногах кровати, и Фрэнсис в детском манеже, и она в такой момент, возможно, так сказать, ей не больше года от роду, и на этой фотографии ноги Курта, и он подправил волосы Фрэнсис, нанеся какой-то мусс, что-то такое сильное. И… так он подправил её волосы, но изумительно то, что эта фотография, и я полагаю, в этой книге, это то, что ты видишь его дочь с его точки зрения, а не глазами стороннего фотографа за кулисами концерта.

МС: - Среди этих фотографий, которые я на самом деле считаю трогательными, помимо фотографий маленького Курта и ребёнка-малыша, там есть фотографии Кортни Лав… господствует мнение о… так сказать, плохое для Курта, и… среди этих фотографий есть те снимки, которые он сделал с любовью, на мой взгляд.

ЧК: - Ну, моя профессия – биограф, когда я работал над «Тяжелее Небес» и над этой книгой, надо было не рассказать историю того популярного мнения об отношениях Курта и Кортни, надо было рассказать историю о том, что Курт писал… в своём собственном дневнике и несмотря на общественное мнение о Кортни… что на самом деле в некотором отношении очень удивило меня, когда я стал видеть так много этих записок, ходящих туда-сюда между ними в некотором отношении до любовных записок, которые я мог бы послать девушке, в которую я был влюблён, когда мне было лет двадцать. Они были довольно юными, и они говорили о любви, признаваясь - мы известны и богаты и иногда принимаем наркотики, и в их отношении было расследование социальных служб здравоохранения штата в Лос-Анджелесе, и пережить такое для любой семьи ужасно. Но из этих записок и из этих фотографий ясно, что они любят друг друга. Эта книга, эти фотографии, которые вы видите, изображают не двоих известных людей и ребёнка. Вы видите фотографии семьи. И они выглядят точно так же, как любая другая семья, за одним или двумя исключениями - я не припоминаю, чтобы я наносил мусс на голову моего ребёнка, делая ему ирокез.

МС: - Да.

ЧК: - Или когда-либо писал слова «девочка на диете» у неё на животе, что Курт делал для Фрэнсис на фото здесь, но это на самом деле личный интимный взгляд на отношения, на семью, и какой была личная жизнь Курта. И вот почему, я думаю, это так трогательно.

МС: - Да, ты рассказывал о группе «Нирване» в то время, когда эта группа фактически играла. Ты был музыкальным журналистом большую часть всех девяностых, я думаю, большую часть ранних девяностых.

ЧК: - Тех, которые меня разбудили.

МС: - Да, тебя разбудили. И… и поэтому я предполагаю, что ты приступил к этому проекту с той точки зрения, но на этот момент времени ты исследовал, писал, изучал этого человека, изучал его музыку, изучал его жизнь немало лет. Как, прежде всего… есть достаточно других фактов, чтобы вспомнить 1991 и 92 годы, когда эта группа была такой модной, и те факты, когда ты здесь, эта музыка была такой известной, что изменила мир и был какой-то момент времени, когда тебе просто надо было записать у группы?

ЧК: - Ну, я думаю, и то, и другое верно, когда я слушаю эту музыку сейчас, я, понятное дело, теперь знаю предысторию, так сказать… понимаешь, я признаюсь, что я сделал бутлег концерта «Нирваны»…

МС: - О! Да?

ЧК: - … концерта 1992 года, который «Нирвана» играла в сиэтлском «Coliseum» я был единственным человеком, я думаю, который воспользовался магнитофоном моей матери, чтобы сделать его копию, я никогда не копирую, но кто-то в моём доме переписал мою плёнку, и она как-то просочилась. Это не очень выдающаяся копия этой плёнки. Был изумительный концерт, но если я снова прокручиваю эту плёнку теперь, это совершенно другой контекст, зная, но Курт не видел своего отца с незапамятных времён, и его отец появился на концерте, а его мать была за кулисами, и его отец и мать, которые давно были в разводе, подрались, что он только что вылечился от наркозависимости, всё это были вещи, о которых я не знал, когда я видел этот концерт. И теперь ты слушаешь его, и у него другое ощущение, однако это делает их искусство лучше в некотором отношении, зная о тех сражениях, через которые он прошёл, и что на самом деле им двигало. Так сказать, просто дало мне другую точку зрения, я только что этим утром смотрел видео, поэтому я рассказываю о заголовке этой книги. Курт Кобэйн сыграл один-единственный соло-концерт в своей жизни, и это было в сентябре 1992 года. Так сказать, это был пик его славы, он как бы ушёл от мира. Он прыгает на сцену с «Mudhoney» и «Sonic Youth» в этом [закрытом] месте в Калифорнии, и он выходит на сцену, играя песню Лидбелли, «Where Did You Sleep Last Night», которую он исполнял на «Unplugged», но я думаю, возможно, в первый раз, когда он когда-либо играл эту песню вживую. И теперь, когда я смотрел это видео сегодня утром, зная всю историю, которая за ним стоит, так сказать, как он был одержим Лидбелли, это у него другое ощущение, чем когда я впервые услышал эту песню, зная, так сказать, всё, что пережил Курт, что заслуживало преодоления теперь, и я смотрел и говорил: о боже, это просто изумительное выступление. Несмотря на все личные напасти, с которыми он боролся, он мог многое вложить в это исполнение этой песни. И несмотря на то, что я в некотором смысле устал от Курта Кобэйна до такой степени, что написал о нём так много, интересно, что качество этих картин за несколько лет описания этой группы, я впервые увидел эту группу в конце восьмидесятых, так сказать, уже 20 лет назад, я думаю, эта работа даже лучше, чем я видел с первого взгляда.

МС: - Да, я сейчас думаю о культовых музыкантах, культовых артистах, они есть у каждого поколения, это такие артисты, как «Beatles» или что они сделали для своего времени, и они делали людей откровенными для большой публики, людей, которых огромное количество, Элвис, люди, делающие какие-то перемены, «Нирвана» была одной из таких групп, они были больше [одной части] в некотором отношении, но для целого… прошло… [целых] 15 лет с тех пор, как Курт Кобэйн…

ЧК: 15 лет будет в следующем году.

МС: - …с тех пор, как умер Курт Кобэйн, и целое поколение подростков могут наткнуться на эту музыку, которую ты столько изучал, искусство, которое настолько больше… […]… может ли она говорить со следующим поколением?

ЧК: - Ну, я думаю, не только может, я думаю, что она говорит, так сказать… «Тяжелее Небес» вышла, я не знаю, сколько там – восемь лет назад – и я получаю по нескольку электронных писем каждый божий день от каких-то ребят откуда-то, которые отзываются, что прочитали эту книгу, и что потрясает, это что она распространена по всему миру, я имею в виду, буквально я получил электронное письмо от какого-то подростка из Бразилии, которое я получил вчера, 13-летнего, я думаю, это девушка, я не знаю, потому что иногда теряюсь в бразильских именах, оно начинается так: мне 13 лет, я из Сан-Паулу, из Бразилии, и ваша книга очень тронула меня, я люблю Курта Кобэйна, спасибо вам. Так сказать… я получаю эти вещи постоянно и, так сказать, удивляюсь такой степени этого продолжительного влияния этой музыки. Но в некотором роде для меня это не удивительно, потому что та музыка, на которой я рос, по-прежнему влияет на меня, имеет для меня тот же резонанс, и я почти думаю… Курт Кобэйн теперь это - даже почти не музыка, а почти [благословенный саунд]. Когда я был маленьким, каждый подросток проходит через эту фазу, и она проходят эту фазу, когда им нужно открыть искусство, которое было до них, и «Нирвана», кажется, была одним из этих ударов, который люди […]. Так сказать, те вещи, через которые я прошёл, это то, что написав эту биографию, затрагивал, так сказать, написав очень специфично о пристрастии Курта к наркотикам, говоря об этой зависимости, не стыдясь этого, множество электронных писем было также об этом. И трогательно, что пишут шестнадцатилетние ребята, которые [переживают…], или кто читал эту книгу, говоря: спасибо за то, что вы пишете об этом, никто в моей семье никогда не сказал бы об этом, а вы дали мне контекст, который способен это затронуть. И, так сказать, позволяет [залезть в шкуру] жизни Курта Кобэйна будучи их наркозависимостью, будучи их суицидальными приступами, будучи их […] и рисовал эти картины в депрессии, через которую проходит большинство, о которой не говорят. Это искусство [эпидемически общественное], и люди не хотят их обсуждать, и если это доказывает мне, что я - знаменитость, которая заставляет людей понять, чем платить до такой степени, что моя, так сказать, будет хорошим [зерном], я понимаю свою собственную жизнь, чтобы все начинали говорить о…[]…, [ потому что они не уходили], просто мы не говорим об этом.

МС: - Чарли, всегда есть какая-то… какая-то фотография или фотографии, на которые смотришь и говоришь: это Курт Кобэйн, это на самом деле даёт моему читателю отличное понимание того, каким был этот человек?

ЧК: - Ну, есть несколько фотографий, которые… которые очень трогательны, потому что они в его квартире, когда ты видишь все его вещи, и я начал эту книгу с рассказа о том, на что похожа эта квартира, но я на самом деле видел стены его квартиры, и стены его квартиры в Олимпии, той самой квартиры, где он написал «Smells Like Teen Spirit», и за ним был плакат с Михаилом Горбачёвым. Там был плакат с Прозрачным Человеком. У него были крошечные фигурки «Beatles», которые включали что-то за ними, у его ног там был альбом «Butthole Surfers». Вы можете увидеть его мир и в некотором смысле так, как вы можете увидеть все вещи, которые в конце концов создали его искусство. И для меня эти фотографии дают личный взгляд на его мир. Ты столько рассказываешь историю этой музыки, и также в этой книге есть фотография, это двустраничный [бренд], который я сделал, будучи сражённым больше всего, и поэтому я использовал это [… огромно]. На нём просто фотография кассет Курта, об этих кассетах было мало что известно, что существует более ста кассет, и вот что печально, что я чувствую, когда я смотрю на эту книгу, потому что первое: я не сделал копии всей этой музыки…

МС смеется.

ЧК: - … второе: когда ты видишь, так сказать, все акустические песни, там репетиции и прочие песни до сих пор не вышли, а многие из них, возможно, никогда не выйдут. Но это на самом деле напоминает тебе, какая это потеря также в музыкальном отношении, какую классную вещь мы потеряли как фэны, люди, которые знали Курта, потеряли его как человека, но просто как фэны мы также потеряли его музыку, но, несмотря на это то, что я знаю, что эта сокровищница по-прежнему существует, может напомнить мне: о, да, вот о чём всё это в первую очередь].

].

концепции альбома было противоположностью того, как он приблизился к тому, что он теперь называл «трусливым» попом «Nevermind». Теперь он хотел отпугнуть свою прежнюю аудиторию саундом следующего альбома. Он хотел назвать этот новый альбом «I Hate Myself and I Want to Die» («Я Ненавижу Себя и Хочу Умереть»), и первоначально он представлял его как возвращение «Нирваны» к панку. На ранней подготовительной стадии он сел и написал список некоторых песен, которые он обдумывал, и одни только их названия были предназначены для того, чтобы шокировать: «Heart-Shaped Coffin» («Гроб В Форме Сердца»), «Nine Month Media Blackout» («Девятимесячное Полное Отсутствие в СМИ»), «Macro Antibiotic» («Макро-Антибиотик»), «Dump» («Глупый») и «Moist Vagina» («Мокрое Влагалище»). К названию последней он добавил запись: «потом она взорвала его так, как его никогда не взрывали, мозги размазались по всей стене».

Однако большая часть текстов была пронизывающей, как лазер, с конечными результатами, отражающими полностью понятные песни, у которых была глубина. «Pennyroyal Tea» («Чай из Болотной Мяты») была традиционно составленной балладой, ещё одной антилюбовной песней, но на сей раз она была о растении, вызывающем аборт. Благодаря такому тексту, как «у меня очень плохая осанка», Курту удалось сделать песню и личной, и всеобщей. Текст и мелодия были такими легко запоминающимися, что слушатель мог бы быть застигнут врасплох темой этой песни. Он писал такие запоминающиеся песни и раньше о муках и насилии - теперь к этим произведениям он добавил аборт.

«Heart-Shaped Coffin» превратилась в «Heart-Shaped Box», намёк на сувениры, которые коллекционировали Курт и Кортни. Она подарила ему шкатулку в форме сердца на одном из их первых свиданий, поэтому это название имело для них романтичное значение. В музыкальном отношении Курт, наконец, придумал мелодию, которая бы подошла песеннику Леннона / МакКартни. В сочетании с таким текстом, как: «Жаль, что я не смог съесть твой рак», результат был запоминающимся, волнующим и уникальным. «Heart-Shaped Box», возможно, была самым лучшим примером дара Курта творить поп-музыку с мрачным поворотом - тем же самым удолбанным поворотом, который был в его искусстве - и стал апогеем этого нового альбома. Курт был поглощен идеей формулы рока; он даже хотел использовать название «Formula» для «Drain You». Однако, несмотря на его частую критику, что

[ВВЕРХУ СЛЕВА. Курт поёт серенаду Фрэнсис, Лос-Анджелес, 1992 год.

ВНИЗУ СЛЕВА И С КРАЮ СЛЕВА. Кобэйны провели несколько месяцев зимой 1993 года, проживая в различных пятизвёздочных гостиницах Сиэтла, включая «Фор Сизонс Олимпик».

ВВЕРХУ. Курт, Фрэнсис и Кортни в своём доме в Лос-Анджелесе, конец 1992 года. На стене позади кровати написано послание для Кортни - позвонить журналисту для запланированного интервью].

рок мёртв, ему удалось взять те же самые «двадцать четыре ноты, шесть струн и тридцать лет», которые, как он считал, задушили эту форму, и сделать с ними нечто новое и энергичное.

Однако такое написание песен было менее противоречивым, чем то, как Курт хотел записать этот альбом: он настоял, чтобы он был записан в стиле низкого качества звука, который, как он чувствовал, заставит отвернуться всех, кроме самых своих истинных фэнов. В своём дневнике он подробно выписал маркетинговый план, согласно которому альбом выпустят сначала только на виниле, кассете и восьмитрековой плёнке. После этого, как он ожидал, будут «неудовлетворительные рецензии», потом он планировал выпустить ремикшированную версию, которая будет звучать лучше на компакт-диске.

Хотя ранние демо для альбома были сделаны с продюсером Джэком Эндино в Сиэтле, был только один продюсер, который был достаточно несносным, чтобы сделать весь альбом, который хотел Курт, и это был Стив Элбини. Сам Элбини даже не называл себя продюсером и настаивал, чтобы его указывали как «Записано Элбини». Тогдашняя группа Элбини называлась «Rapeman»; в подростковом возрасте Курт видел последний концерт, который когда-либо дала более ранняя группа Элбини, «Big Black».

В 1992 году Курт часто заявлял в интервью, что Элбини будет продюсером следующего альбома «Нирваны», но Курт не потрудился на самом деле связаться с Элбини, чтобы узнать, согласится ли он. У Элбини была скаредная индивидуальность, схожая с той, которая была у Кобэйна, и он разозлился, увидев, что его имя обсуждают. Элбини выпустил пресс-релиз, утверждая, что на самом деле он не записывает следующий альбом «Нирваны». Почти как только Элбини выпустил свой релиз, с ним связались «DGC» и предложили ему гонорар в 5100 000, который он принял. Наличие двух конкурирующих пресс-релизов за одну неделю - одного, где Элбини отрицал этот проект, и другого, который сообщал о его найме - был лишь первым из многочисленных противоречий, которые обнаружатся вокруг этого альбома.

Условие Элбини для работы над этим альбомом состояло в том, чтобы группа согласилась изолироваться в сельской студии вдали от друзей, семей, и, в случае Курта, торговцев наркотиками. Группа согласилась и, в феврале 1993 года, отправилась на «Pachyderm Studio» в Кэннон Фоллз, штат Миннесота, в сорока милях за пределами

[СЛЕВА. Недавно обретённое богатство и слава Курта мало сделали для того, чтобы изменить его манеру одеваться. Здесь он одет в футболку, которую ему дали бесплатно от британского музыкального журнала «Sounds».

ВВЕРХУ. К началу 1992 года группа начала раскалываться, и хотя они всё ещё позировали для фотографий группы, этих троих членов группы редко видели тусующимися. Даже фотографии их группы демонстрировали напряжение.

ВНУТРИ. Проходка за кулисы. Курт нечасто появился в месте для приветствий за кулисами.

ОЧЕНЬ ВАЖНАЯ ПЕРСОНА

Романтичная Поза

ПОСЛЕ КОНЦЕРТА

На даму

Наклейка

НИРВАНА]

Миннеаполиса. Сессии проводились в относительной тайне, чтобы держать подальше прессу и фэнов «Нирваны»; студия зарегистрировала группу как «The Simon Ritchie Bluegrass Ensemble» («Мятликовый Ансамбль Саймона Ритчи»), намёк на настоящее имя Сида Вишеса из «Sex Pistols». Курт часто регистрировался в гостиницах как Саймон Ритчи.

В первый день Элбини предложил сыграть в пул на свой продюсерский гонорар в 100 000 $ наличными. Если выигрывает группа, он делает альбом бесплатно; если победу одерживает он, то им придётся заплатить ему вдвойне. Никто не согласился на его пари, но одно только предложение отразило иной вид отношений между продюсером и группой, чем обычно.

Сессии пошли быстро, и, что было нормальным методом записи Элбини, они сделали очень мало наложений или эффектов. В течение двух недель они записали более чем достаточно материала для целого альбома. В этом графике было мало простоя, но в один из редких выходных Курт съездил в «Молл оф Америка», чтобы поискать специальное издание моделей женских тел, которые он коллекционировал. Когда Курт не смог найти такую модель, как он хотел, его настроение стало мрачным. «Когда сессии продолжились, Курту стало чуть хуже, - рассказывал Дэйв Грол «Q». - Я думаю, что он начал принимать наркотики после того, как мы закончили записывать эту музыку».

Спустя некоторое время после этих сессий у Курта появилось новое название для альбома, то, которое не стало неожиданным, учитывая его последние навязчивые идеи и его поиски в «Молл оф Америка» очередной прозрачной пластмассовой модели женщины. Он назвал этот альбом «In Utero», по-латыни «В матке».

ОСЕНЬЮ 1992 ГОДА семья Кобэйнов уехала из своего арендованного лос-анджелесского дома и начала почти кочевую жизнь, проведя следующие несколько месяцев, проживая в роскошных гостиницах. Кортни работала со своей группой, «Hole», над своим собственном альбомом, в то время как Курт был занят «Нирваной». Курт и Кортни той осенью даже гостили в Абердине, чтобы похвастаться ребенком перед семьёй Курта, и они рассматривали покупку одного из особняков в викторианском стиле в соседнем Хокуиэме, хотя они так этого не сделали.

У них было много денег, чтобы купить почти любой дом, но деньги, тем не менее, стали одной из самых больших забот Курта в том году. Будто отцовский инстинкт вызывал его страхи перед нуждой. «Я буду биться не на жизнь, а на смерть, чтобы сохранить право обеспечивать своего ребенка», - написал Курт в своём дневнике в начале 1993 года. Хотя он зарабатывал миллионы на гонорарах за альбомы и за то, что он писал песни, он также тратил большую их часть на дорогие реабилитационный центры, наркотики, счета за гостиницы и гонорары на адвокатов.

На переговорах со своей студией или со своими товарищами по группе адвокаты Курта заметили, что внезапно он стал осведомлён обо всех до единого пенни. Он даже согласился, к большому всеобщему удивлению, позволить выйти той осенью сборнику обратных сторон под названием «Incesticide», чтобы удовлетворить фэнов, ожидающих продолжения «Nevermind». Курт, возможно, согласился на «Incesticide», потому что ему обещали, что он может делать всё, что хочет, с его обложкой: он хотел использовать ещё один из своих рисунков инопланетян. Центральным персонажем было существо с длинными конечностями с марионеткой, прикреплённой к его руке; возле него росли два цветка мака. В этом было типичное искусство Курта, которое было тематически волнующим, отображающее стилистический талант и вызывающее многочисленные интерпретации, самым очевидным было то, что оно сосредоточено на зависимости.

В марте 1993 года семья переехала в арендованный дом в районе Сиэтла Лэйк-Сити, ознаменовав первый раз, когда у Курта официально появился сиэтлский адрес. Это был дом в 6 000 квадратных футов с достаточным пространством для их всевозможных нянь и для того, чтобы Курт разместил свои вещи. Одна комната стала пространством для проектов Курта, сразу же усеянным принадлежностями для рисования и различными предметами коллекционирования. Курт был по-прежнему поглощен идеей создать свой собственный фэнзин и продолжал вырезать материалы из других изданий, которые, по его мнению, он мог бы использовать как часть коллажа в своих. Несмотря на то, что он часто об этом говорил, ему так и не удалось создать своё собственное издание.

Когда Кобэйны находились в доме на Лэйк-Сити, их долгое сражение со штатом Калифорния, наконец, закончилось: 25 марта 1993 года штат прекратил свой контроль над Фрэнсис. Когда Кортни подсчитала общие издержки по этому делу - все, которые возникли из-за одной статьи в «Vanity Fair» - они потратили более чем 240 000 $ на одни только счета на адвокатов. «Нирване» также пришлось подвергнуться унижению, когда им в том году предъявила иск какая-то неизвестная группы шестидесятых, которая использовала название «Нирвана» два десятилетия назад. Дело было улажено, но издержки для Курта и его товарищей по группе перевалили далеко за 100 000 $.

Курт провел большую часть той весны, работая над проектами, связанными с «In Utero». Он настаивал, чтобы на сей раз он создавал обложку альбома, и студия сдалась. Он встретился с художественным отделом студии и принес открытку одной из многочисленных моделей строения человеческого тела, которые он коллекционировал,

[ОТВОРОТ. Курт работал над изображением для обратной стороны «In Utero» кропотливее, чем он работал над любой другой визуальной художественной работой в своей жизни, днями напролёт пытаясь точно расставить все элементы. Он методично компоновал свою коллекцию кукол, цветы и черепаховый панцирь. Как только он почувствовал, что она готова, он позвонил Чарлзу Питерсону и настоял, чтобы фотограф приехал снять это изображение в тот же день, прежде, чем цветы завянут. Одной из самых больших проблем во время съёмки было не позволять Фрэнсис играть с этой инсталляцией.

ВВЕРХУ. Курт сделал эти полароидные снимки своей инсталляции].

прозрачный анатомический женский манекен. Права на это изображение были получены, а внештатный художник впоследствии добавил к этой женской фигуре крылья. Как ни странно, эта крылатая женщина имеет сходство с фотографией обнажённой Кортни, которую сделал Курт примерно в то же время, когда он разместил её со светом под полотенцем, создав крылоподобный эффект. Он часто фотографировал свою жену обнаженной, до и после секса, возможно, находя визуальную фиксацию ещё одной её стороны их эротизма.

Для обратной стороны обложки Курт в течение нескольких недель компоновал коллаж из своих многочисленных пластмассовых кукол в своём гараже. Он назвал работу «Секс, женщина, «In Utero», влагалища, рождение и смерть». В некотором смысле, это название надлежащим образом подводило итог всех его трудов. Работа была примерно четыре на шесть футов, одно из самых больших произведений, которые когда-либо создавал Курт. Его первоначальный дизайнерский замысел состоял в том, чтобы использовать палочки от фруктового мороженого для соедининения панели большой сложенной вкладки в буклете CD. Последним штрихом Курта были цветы стоимостью 200 $, которые он добавил к произведению до того, как его сфотографировали. Чарлз Питерсон снял это изображение, а студия впоследствии изменила цвет на оранжевый оттенок. Все - Курт, Кортни и Фрэнсис - наблюдали эту фотосессию, и некоторые фотографии с того дня показывают эту семью, играющую с кукольными творениями. Многие из этих элементов не были приклеены, и композиция сдвигалась, когда Фрэнсис играла с ними. Она росла, так же привыкнув к моделям зародышей, как большинство маленьких девочек - к куклам Барби.

Задумывая этот альбом, Курт также запланировал изображение для первого сингла, которым был выбрана «Heart-Shaped Box». Он принёс студии фотографию, которую он обработал в часовой лаборатории, демонстрировавшую шкатулку в форме сердца на алюминиевой фольге и цветах. К тому времени у него с Кортни было более двух дюжин различных видов шкатулок в форме сердца - это был один из немногих коллекционируемых предметов, который они согласовали. «В том, что они коллекционировали, всегда был странный контраст, - замечала Пэтти Скимэл. - У вас были такие девчачьи вещи Лоры Эшли, которые нравились Кортни, и рядом с ними была статуэтка полковника Сэндерса, которые коллекционировал Курт. У большого количества его вещей было китчевое чувство, с сильным чувством юмора по отношению к ним». Не всё, что Курт создавал или говорил, делалось с абсолютной серьёзностью, и те, кто близко его знал, саркастически рассказывали о нём как о жутко забавном. Ирония была важной частью его юмора и его мировоззрения. «Делай шутку из иронии, и дурака из Бога», - изрёк он в одной из дневниковых записей.

[ВВЕРХУ СЛЕВА. Маленький кусочек из дневника Курта.

Дурное настроение или [злорадство] - мои единственные настоящие чувства

ВВЕРХУ И СПРАВА. И Курт, и Кортни коллекционировали шкатулки в форме сердца, и к 1994 году у них в доме их было несколько дюжин. Они часто дарили их друг другу в подарок, иногда наполняя личными вещами, такими, как волосы или записка, или в других случаях, содержащих старинные валентинки. Эта белая шёлковая шкатулка (вверху) была первым подарком, который Кортни когда-либо подарила Курту].

Курт также всесторонне запланировал видео для «Heart-Shaped Box», зайдя так далеко, что рисовал в своём дневнике кадры. Годом ранее Курт записал произведение-монолог с Уильямом С. Берроузом, и теперь он решил, что Берроуз будет идеальным актёром для его нового видео. Курт давно был фэном Берроуза, но не встречался с ним во время проекта звукозаписи - они просто обменивались плёнками - поэтому он рассматривал это видео как такую возможность. 2 августа 1993 года Курт послал Берроузу факс, спрашивая его, не снимется ли он в этом видео. «Я получил большое удовольствие от возможности записать этот диск, - писал Курт. - Это большая честь - быть изображённым рядом с вами на обратной стороне обложки». Курт хотел, чтобы Берроуз снялся в этом видео в роли человека, распятого на кресте.

В своём факсе Курт стремился заверить Берроуза, что Курт вовсе не ищет ассоциации со знаменитой героиновой зависимостью этого писателя. «Позвольте мне заверить вас, это не так, - писал Курт. - Как фэн и ученик ваших работ, я был бы воодушевлён возможностью работать непосредственно с вами. До такой степени, что, возможно, вы хотите избежать любого прямого использования вашего образа (таким образом, избегая вышеупомянутой связи, которую с жадностью проглотила бы пресса), я был бы рад сделать так, чтобы мой режиссёр изучил приёмы грима, которые могли бы скрыть вашу личность. Хотя я был бы горд сделать так, чтобы Уильям Берроуз снялся в моём видео в образе самого себя, я более заинтересован в получении возможности работать с вами, чем сообщением об этом публике (как вы пожелаете)». Что Берроуз мог получить от съёмки в видео замаскированным, так и не обрисовывалось.

Берроуз отклонил это предложение, но когда «Нирвана» отправилась на гастроли, чтобы раскручивать «In Utero», и тур привёл их в окрестности Лоренса, штат Канзас, где жил Берроуз, Курт, наконец, встретился с этим писателем. Они проговорили несколько часов, и Курт подарил Берроузу биографию Лидбелли - Курт однажды сказал, что именно цитата из Берроуза впервые вызвала в нём интерес к этому фолк-певцу. Впоследствии Берроуз рассказал одному репортёру, что Курт был «очень застенчив, очень вежлив, и явно наслаждался тем фактом, что я не был преисполнен благоговения при встрече с ним». Берроуз сказал, что, несмотря на большое количество слухов, никакие наркотики во время их визита не употреблялись, и что они говорили об искусстве. Берроуз, как и Кобэйн, считал себя художником-любителем, и он подарил Курту копию оригинальной картины с их совместной работы над монологом, дополненного следами от пуль.

Эта встреча не была концом их отношений. Несколько недель спустя Берроуз послал Курту экземпляр своей книги «Кот Внутри» со своим автографом. А в феврале 1994 года Берроуз отправил по почте подарок на двадцатисемилетие Курта. Это был акварельный коллаж, который Берроуз сделал вокруг фотографии Курта, выглядывающего из окна туалета во дворе. Берроуз впоследствии заметил: «В нём что-то было, хрупкое и привлекательно потерянное».

[ВВЕРХУ СЛЕВА. Надпись Уильяма С. Берроуза на титульном листе своей книги, «Кот Внутри», которую он подарил Курту.

Курту Кобэйну

Всего наилучшего

Уильям С. Берроуз

19 апреля 1993 года

Кот Внутри

ВВЕРХУ. Берроуз и Кобэйн в доме Берроуза в Лоренсе, штат Канзас. Курт впоследствии сказал, что они главным образом говорили о Лидбелли.

СПРАВА. Берроуз создал эту картину для Курта, надписав её «The Priest They Called Him» («Его Прозвали Священником») - название их совместной работы, а потом добавил к ней специальный штрих дыр от пуль выстрела.

ВНУТРИ. Копия факса Курта Берроузу, попытка убедить писателя сняться в видео «Heart-Shaped Box».

2 августа 1993 года

Мистеру Уильяму Берроузу

WILLIAM BURROUGHS COMUNICATIONS

Дорогой Уильям:

Это немного странно - писать тому, кого я никогда не встречал, но с кем я уже записал диск. Я действительно получил большое удовольствие от возможности записать этот диск - это большая честь - быть изображённым рядом с вами на обратной стороне обложки. Теперь я пишу вам относительно возможности того, чтобы вы снялись вместе с моей группой («Нирвана») в первом видео с нашего нового альбома, «In Utero».

Хотя я знаю, что Майкл Майзел из «Gold Mountain Entertainment» (моей управляющей компании) говорил с Джэймсом Грайерхолцем, я хотел получить возможность лично сообщить вам, почему я хотел, чтобы вы снялись в этом видео.

Самое главное, я хотел, чтобы вы знали, что эта просьба не основана на желании как-то вас использовать. Я понимаю, что материалы в прессе относительно того, что я употребляю наркотики, могут заставить вас думать, что эта просьба происходит от желания найти параллель между нашими жизнями. Позвольте мне заверить вас, что это не так. Как фэн и ученик ваших работ, я был бы воодушевлён возможностью работать непосредственно с вами. До такой степени, что, возможно, вы хотите избежать любого прямого использования вашего образа (таким образом избегая вышеупомянутой связи, которую с жадностью проглотила бы пресса), я был бы рад сделать так, чтобы мой режиссёр изучил приёмы грима, которые могли бы скрыть вашу личность. Хотя я был бы горд сделать так, чтобы Уильям Берроуз снялся в моём видео в образе самого себя, я более заинтересован в получении возможности работать с вами, чем сообщением об этом публике (как вы пожелаете).

Засим позвольте мне повторить, насколько я хотел бы сделать так, чтобы это произошло. Хотя мне удобнее позволить Майклу и Джеймсу обсудить это далее, я в вашем распоряжении, чтобы обсудить это с вами, когда вам будет удобно.

Большое вам спасибо за внимание.

С уважением.

Курт Кобэйн].

10. АНТИЗВЕЗДА

Новый альбом «Нирваны» вышел в сентябре 1993 года вместе с восторженными отзывами почти повсюду. «Блестящий, едкий, разъярённый и глубокий, большинство из этого одновременно, - говорил «Rolling Stone» об «In Utero». - Больше чем что-либо ещё, это - триумф воли». Несмотря на план Курта сотворить альбом, который заставит отвернуться его фэнов, он вошёл в чарты «Billboard» под Номером 1, и только за первую неделю было продано 180 000 экземпляров. Эта цифра была впечатляющей, особенно учитывая, что две из самых больших сетей музыкальных магазинов первоначально не продавали этот альбом. " Уол-март» и «Кей-март» возражали против иллюстрации Курта на обратной стороне обложке, находя его изображение зародышей и кукол слишком отвратительным. Обе сети также попросили, чтобы некоторые из названий песен были изменены, в особенности «Rape Me». Руководство Курта позвонило ему и предложило, чтобы они выпустили смягчённую версию этой обложки: музыка будет той же самой, но они отредактируют рисунок Курта на обратной стороне обложки, удалив зародыши и изменив название «Rape Me» на «Waif Me» («Бродяга Я»).

Чтобы предложить такой вид художественного компромисса бунтарю вроде Курта Кобэйна, должно быть, понадобилось невероятное количество мужества - соуправляющий Дэнни Голдберг сообщил, что звонил он. Но ещё более шокирующим был ответ Курта: «Когда я был маленьким, я мог ходить только в «Уол-март», сказал Курт Голдбергу. - Я хочу, чтобы ребята были в состоянии купить этот альбом. Я сделаю то, что они хотят». Объяснение Курта, какой бы ни была его мотивация, было неправдой: абердинский «Уол-март» открылся через много лет после того, как Курт уехал.

Возможно, более важно, что быстрый компромисс Курта продемонстрировал некий сдвиг. Терзаемый страхом нужды, судебными напастями и конфликтом, Курт больше не был столь же уверен в себе, как он был тогда, в своей квартире в Олимпии, когда он впервые продумывал свою карьеру. Его противоречивое искусство и музыка также стали для него источником проблем, как раз когда они принесли ему богатство и славу. Возможно, самым волнующим для него в то время был судебный процесс по поводу видео «Heart-Shaped Box». Первоначальный режиссёр был заменён и подал иск о нарушении авторских прав, утверждая, что идеи из ранней версии сценария использовались в итоговом видео. Курт был напуган, что этот иск его разорит, и он неоднократно упоминал об этом страхе тем, кто был к нему близок.

[СПРАВА. Когда пришло время раскручивать «In Utero», Курт согласился сделать лишь несколько фотосессий. Большинство было с модными фотографами, которые часто приносили замысловатый реквизит, включая, в этом случае, костюм тигра. Лак для ногтей Курта начал отслаиваться.

ВВЕРХУ. Осень 1992 года, на фотосессии для журнала «Monk». Редакторы журнала принесли снаряжение, укомплектованное бензопилой, с которой Курт согласился позировать. В какой-то момент во время съёмки Курт сказал, что хочет кофе-латте, и пошел в киоск возле фотостудии. Когда он туда добрался, он предложил поработать баристой. «Он сделал всем нам по чашке кофе», - вспоминал фотограф Чарли Хозелтон].

Были, конечно, настоящие угрозы, которые преследовали его в форме его зависимости. В том году было несколько передозировок, включая одну 9 мая 1993 года, которая была достаточно серьёзна, из-за чего вызвали скорую, и Курта увезли в больницу. Даже некоторые из наркоманов-приятелей Курта стали тревожиться из-за того, сколько героина он принимал. «Он явно принимал много наркотиков», - замечал Дилан Карлсон, лучший друг Курта. В ещё одном подпитываемом наркотиками фиаско Курт тем летом был арестован за домашнее насилие. Он по-прежнему был самой популярной рок-звездой в мире, в центре отзывов в прессе, продвигающих «In Utero», но его жизнь разваливалась.

Когда Курт был подростком, он твёрдо придерживался убеждения, что наркотики помогают подпитывать творчество, но к 1991 году он стал подвергать сомнению это убеждение. Поскольку его зависимость стала подрывать его силы, она уводила его из своей семьи, от своей группы и своего искусства. К осени 1993 года он пытался сделать небольшое количество творческих проектов, сочинив всего несколько песен, и редко писал в своём дневнике. Из небольшого количества дневниковых записей, которые он сделал, многие были о том, как тяжело завязать с наркотиками, и в какой ад они превратили его жизнь. «Эти психологические факторы появились и являются столь же разрушительными, как физические последствия, - писал он в одном трактате. - Каждый раз, когда ты бросаешь, со временем это становится более неудобным. Даже самый заядлый иглофоб может жаждать облегчения, взяв в руку шприц».

Курт по-прежнему обращался за помощью к врачам-наркологам, но он никогда не придерживался какого-то плана лечения больше нескольких дней. Его также всё время преследовали прочие медицинские напасти: желудок, депрессия, боль в спине. Строчка: «У меня очень плохая осанка» из «Pennyroyal Tea» не являлась шуткой; проблемы Курта со спиной, впервые выявленные в детстве, вызывали у него боль на протяжении многих дней. Ему сделали рентген в сентябре 1993 года, и он показал, что его позвоночник всё ещё имеет искривление, характерное для сколиоза. В своих дневниках он часто вспоминал свои подростковые годы и не раз обращался к своим болям. «Мои кости росли, и было очень больно», - писал он в одном отрывке. Его боли - одни структурные, и другие, вызванные его растущей зависимостью - всегда были с ним.

ДАВНЯЯ ТЕОРИЯ БОЛЬШИНСТВА РОК-ГРУПП, существующая со времён Бадди Холли, состояла в том, что группе нужно гастролировать, чтобы раскручивать альбом. Игра вживую была главным источником дохода для «Нирваны», и от продажи билетов, и от мерчандайзинга. Менеджер Курта приблизительно подсчитал, что можно было заработать целый миллион долларов только на мерчандайзинге в туре 1993 года. Тур также помог бы продажам «In Utero», которые немного остановились после быстрого старта.

Курт не хотел гастролировать, и именно это он говорил своим менеджерам и товарищам по группе. «Он говорил, что не хочет ехать, - вспоминала его адвокат Розмэри Кэрролл. - И честно говоря, на него давили, чтобы он поехал». Это давление исходило от его студии, его товарищей по группе, его жены и дюжины людей в команде, которые рассчитывали на «Нирвану», чтобы зарабатывать себе на жизнь. Никто не знал, что лучше - заставить резко завязавшего Курта гастролировать, или позволить ему остаться дома и всё глубже опускаться в своё наркотическое убежище.

[ВВЕРХУ. Курт страдал от проблем со спиной на протяжении своей жизни, и в мае 1993 года он разыскал одного специалиста. Этот рентген указывает, что его детский сколиоз всё ещё присутствует, и этому искривлению его позвоночника, без сомнения, способствовали годы игры на тяжёлой гитаре].

Наконец, Курт согласился отправиться в тур. Как раз перед этим туром, когда «MTV» спросило его, почему они играют на больших аренах, он дал ответ, который сказал больше о том, почему он согласился на тур, ехать в который он не хотел: «Мы далеко не так богаты, как все о нас думают».

Группа отправилась в сентябре в мировой тур, который включал свыше семидесяти запланированных концертов. Сперва настроение Курта улучшилось, поскольку создание живого концерта «In Utero» заставляло его снова стать художником. Впервые Курт придумал сложные сценические декорации, которые включали анатомическую модель в натуральную величину с обложки альбома и зловещие деревья, как из книги «Волшебник из Страны Оз». К группе была добавлена виолончелистка, и в качестве второго гитариста присоединился гитарист Пэт Смир. Эти изменения были произведены, чтобы оказывать на Курта меньше давления, и сперва они, казалось, сработали.

На второй недели тура, после концерта в Чикаго, Курт рассказывал о своём хрупком здоровье Дэвиду Фрикке из «Rolling Stone». «Моё желудочное недомогание было одним из самых больших барьеров, который мешал нам гастролировать, - сказал он. - После того, как человек испытывает хроническую боль в течение пяти лет, к тому времени, когда заканчивается пятый год, ты буквально безумен. Я ни с чем не мог справиться».

В том же самом интервью Курт упоминал, что пресса обычно пишет о нем, будто он «стервозный, жалующийся, обалдевший шизофреник, который всё время хочет покончить с собой». Фрикке спросил, действительно ли Курт хочет покончить с собой. «В течение пяти лет в то время, когда у меня была моя проблема с желудком, да, - сказал он. - Я хотел покончить с собой каждый день. Я много раз был очень близок к этому. Извините, что я так прямо об этом говорю.... Так жить нельзя. Я люблю играть музыку, но что-то было не так. И я решил пичкать себя лекарствами». Фрикке отметил, что в аудитории «Нирваны» много ребят, которые также страдают от тревоги и самоубийственных мыслей. «Это в значительной степени определяет нашу группу, - продолжал Курт. - И то, и другое - эти противоречия. Это нечто сатирическое, и в то же время серьёзное».

[ВВЕРХУ. Курт отдал этот рисунок на обложку этого EP «Sonic Youth», который первоначально вышел только на виниле в Австралии. Хотя этот EP распространялся ограниченно, Курт был чрезвычайно горд тем, что на нём его картина, и своей формальной связью с группой, которой он поклонялся.

СПРАВА. К концу 1993 года Курт редко отваживался выходить из дома без темных очков типа Боно. Если его цель состояла в том, чтобы сделать себя менее узнаваемым, эти очки имели противоположный эффект].

ВО ВТОРУЮ НЕДЕЛЮ НОЯБРЯ группа была в Нью-Йорке, и рецензия на их концерт в «New York Times» иллюстрировала сомнительное положение, в котором находился Курт. Вот отрывок из него: «Мистер Кобэйн предстал в образе поп-исполнителя поневоле (хотя сцена кажется странным местом, чтобы прятаться), и в выступлении он делает всё возможное, чтобы выступать в качестве антизвезды, по большей части стоя спокойно, и бесстрастно растягивая слова. Но от поп-механизма нет никакого спасения, и мистер Кобэйн ещё не совсем привык к этому».

Эта рецензия в «Times» повторила комментарий, который Джордж Бернард Шоу однажды высказал о T. Э. Лоуренсе, который стал легендарным Лоуренсом Аравийским, по поводу освещения в прессе. Когда Лоуренс был на середине сцены, Шоу предположил: «Когда его осветило десять прожекторов, все указали на него и сказали: «Смотрите! Он прячется. Он ненавидит славу»». Курт подобным образом хотел быть «антизвездой», в этом он искал все атрибуты звёздности - славу, деньги и силу - однако хотел производить впечатление, что ни одна из этих ве