Последний крик

Курт начал свой Новый год с некоторого оптимизма, поскольку в начале января 1994 года Курт и Кортни купили свой первый дом. Это был шикарный пятнадцатикомнатный особняк в фешенебельном районе Дэнни-Блэйн возле озера Вашингтон. Более чем в 7 000 квадратных футов, он был ещё больше, чем их предыдущий арендованный дом, и вещи Курта быстро рассредоточились, заполнив пространство, и художественные проекты заняли все углы и закоулки. Ударную установку Курта и автомат-караоке переместили в подвал, и именно туда Курт часто приходил творить.

Однако этот особняк, который был построен в 1902 году, был почти чересчур большим, и отсутствие у Кобэйнов мебели первоначально придавала ему зловещее и пещерообразное ощущение. Для пущей жути Курт не так давно приобрёл восковую фигуру Лиззи Борден* в натуральную величину. Он установил эту фигуру в угол или делал так, чтобы она выглядывала из окна, говоря Кортни, что она отпугивает злоумышленников. Дом находился рядом с общественным парком, и хотя большая его часть была огорожена, единственное, чего ему не хватало, это уединения. Курт говорил, что беспокоится по поводу грабителей, и использовал это как оправдание тому, что у него было несколько ружей.

Кобэйны заплатили за этот дом 1 130 000 $ и имели ипотеку более чем на миллион долларов. Это резко отличалось всего от нескольких предыдущих лет, когда Курт едва мог наскрести 137 $ в месяц на свою квартиру в Олимпии размером с коробку из-под обуви. Несмотря на то, что теперь на его брокерском счету Чарлза Шваба было более миллиона долларов, Курт по-прежнему беспокоился, что судебный процесс по поводу видео «Heart-Shaped Box» его разорит, и он будет вынужден отказаться от этого дома, который он только что купил.

В своём новом месте жительства Курт и Кортни продолжили свою привычку писать на стенах, хотя они действительно пытались сохранить в этом доме подобие порядка. Курт написал лист «законов имения» для их нянь, помощников, товарищей по группе и всех прочих, которые, казалось, приходили и уходили, когда вздумается, и повесил их на стену. Они назывались: «Правила. Мистер Скряга гврит: игнорирование обусловлено истинной незначительностью». Среди правил было: «Не чирикайте на стенах, за исключением измерения высоты рам». Курт также умолял всех проявлять «больше уважения к сигаретам», боясь, что кто-то устроит пожар,

[СПРАВА. Фрэнсис сопровождала Курта на нескольких ранних концертах тура «In Utero», и её присутствие делало его значительно мягче. Во время концертов Курт настаивал, чтобы она надевала очень большие защитные наушники].

оставив на полу зажжённый окурок - Кортни сдотла спалила две своих предыдущие квартиры, ещё когда жила в Портленде. Мусорный ящик считался необходимым в каждой комнате, и должны были использоваться пепельницы, а «не за диван». Ближе к концу Курт написал строчку, которая наводила на мысль, что его проблемы нужды по-прежнему свирепствовали в его новом особняке за миллион долларов: «Будьте более скупыми для повышения семейного благосостояния. Давайте возвращать непритязательность нигилизмом дня, что есть ирония. Работайте над системами, которые будут облегчать, мелкие, ненужные траты и потворство своим желаниям».

У Курта было немного времени, чтобы насладиться новым домом, потому что почти сразу же после того, как они переехали, тур «In Utero» возобновился в Европе. Курт подошёл к этому отрезку тура с ещё большим количеством отвращения, чем к американскому сегменту. До начала гастролей он уже жаловался на ангину.

ХОТЯ ПЕРВЫЙ КОНЦЕРТ В ЛИССАБОНЕ УДАЛСЯ, после всего лишь второго концерта Курт обратился к местным врачам, жалуясь на различные болезни. У него болел желудок, болело горло, и он отчаянно надеялся найти сочувствующего врача, который мог бы дать ему что-то, что помогало от ломки. Когда обращение к одному врачу было не в состоянии принести желаемый результат, он просто находил другого. В Европе наркомания рассматривалась больше как болезнь, чем как моральное падение - как многие в Америке предпочитают к ней относиться - поэтому иногда европейские доктора давали ему успокоительные средства. Наркотики больше не давали Курту кайф; они просто прекращали тошноту.

К тому времени, когда они достигли Парижа 13 февраля 1994 года, типичное меланхоличное настроение Курта стало более мрачным. На одной фотосессии он настоял, чтобы его сфотографировали с ружьём во рту. Это был не настоящий пистолет, просто бутафория, но ужасный юмор больше ничуть не казался забавным. Это был тот же самый трюк, который Курт проделывал с тех пор, как был подростком - ещё на своих первых фильмах «Super 8» он в шутку притворялся, что совершает самоубийство. Принимая во внимание, как часто он на самом деле угрожал покончить с собой, и сколько было передозировок наркотиков, эта фотография была верхом дурного тона.

Неделю спустя Курту исполнилось двадцать семь лет, а спустя всего несколько дней после этого была вторая годовщина его свадьбы. Никаких событий в туре особо не праздновалось - Курт планировал встретиться с Кортни в Италии, когда этот отрезок тура был закончен, чтобы устроить романтическое воссоединение с ней.

Поскольку тур затянулся, Курт неоднократно спрашивал, что может случиться, если они отменят остальные свои концерты. Ему сказали, что будут огромные финансовые последствия, и что промоутеры могут предъявить группе иск, если они не отыграют все запланированные концерты. Уже вовлечённый в судебный процесс по поводу видео, Курт желал избежать большего количества юридических проблем. В четырёх предыдущих турах Курту удавалось внезапно прервать концерты «Нирваны», когда он жаловался на свои проблемы со здоровьем. Все напоминали ему, что на этот раз такое поведение безмерно повредит группе и причинит Курту материальный ущерб. Хотя «In Utero» вначале быстро раскупался, он безнадёжно отставал от показателей «Nevermind»,

[Боб Бенньон Привет, Кортни

по какому-то порыву я остановилась здесь [скучая] для некоторого вдохновения, твоя дверь открыта, но я не могла ждать ответа. ещё раз Спасибо за постоянную поддержку и вдохновение - я возможно скоро перееду сюда в область музыки.

Пожалуйста позвони в ближайшее время

[подпись неразборчива]

XХООХХОО

O?!??!

ПРАВИЛА

Мистер Скряга Игнорирование

гврит: Обусловлено истинной Незначительностью

Законы этого м-м, имения, жизненно важные для его полезной прибыли и роста во стиле Джэка Уэбба (сержанта файндэя («Драгнет») и стыренное у [Андре Данкана]

Вот эти дилетантские условия:

Не позволяйте мусору выходить из-под контроля. Помогайте приносить дрова в дом. болезнь лишнего мусора используя эту доску объявлений как инструмент для сообщений на память, напоминаний. Никаких чириканий на стенах, за исключением измерения высоты рам. Мусорное ведро в каждой комнате должно использоваться постоянно, одержимо. Больше уважения к сигаретам. Делайте сознательные усилия, чтобы следить за чековыми книжками, ключами, кредитными карточками. Запирайте все двери всегда, когда мы будем обсуждать секретное скрытое место для запасных ключей.., пользуйтесь сигнализацией. Опять же, всегда запирайте двери.

Пользуйтесь пепельницами, не за диваном. Будьте более скупыми для повышения семейного благосостояния. Давайте возвращать непритязательность нигилизмом дня, что есть ирония. Работайте над системами, которые будут облегчать, мелкие, ненужные траты и потворство своим желаниям.

Сообщения: LIR Отлично

(Большой Папа).

Мусор в каждой комнате

должен всегда использоваться!

СЛЕВА. Эти «правила внутреннего распорядка» были первоначально повешены на холодильник Кобэйнов 1993 году. Записка для Кортни - от подруги из портлендской группы. Имя сверху слева - это агент Кобэйнов по недвижимости, который помог им купить особняк возле озера Вашингтон в январе 1994 года.

ВВЕРХУ. Курт и Фрэнсис, приблизительно 1993 год].

продаваясь всего примерно в половину этого темпа. Хотя Курт часто говорил прессе, что его не волнуют свои продажи, провал этого альбома был ударом, вызвавшим его страхи, что его карьера может быть недолгой.

Группа прибыла в Мюнхен 1 марта 1994 года на два концерта в заброшенном самолётном ангаре. Это было ужасное место для концерта - оно было холодным, как морозильник, и в нём была отвратительная акустика. У «Нирваны» был небольшой выбор мест в Европе, поскольку классические оперные театры не старались им угодить (из-за буйства их аудитории), а об аренах на открытом воздухе зимой не могло быть и речи.

Если во время всего тура всё было натянутым, в Мюнхене это усилилось до кульминации. Двумя днями ранее Курт спросил, будет ли смерть законным основанием для отмены остальной части тура. Перед концертом Курт позвонил Кортни, и они поссорились, что становилось всё более и более частым. Потом, поступив совершенно нехарактерно для себя, Курт позвонил своему пятидесятидвухлетнему кузену Арту Кобэйну в округ Грэйс-Харбор. Курт не был особенно близок к Арту, но он, должно быть, отчаянно пытался поговорить с кем-то, кто знал его всю его жизнь. Его кузен был рад, что он объявился, несмотря на то, что его разбудил этот телефонный звонок. «Он действительно, казалось, пытался поговорить», - впоследствии рассказывал Арт «People». Курт сказал ему, что он думает о том, чтобы бросить группу и музыкальную индустрию. Арт пригласил Курта на воссоединение семьи Кобэйнов следующим летом.

Концерт тем вечером казался обречённым с самого начала. После шестой песни пропало электричество, и на его восстановление ушло несколько минут. Голос Курта был таким хриплым, что был каким-то карканьем. «Нирвана» закончила концерт из двадцати трёх песен «Heart-Shaped Box», и когда Курт уходил со сцены, он направился прямо к своему агенту. «Вот и всё, - сказал Курт. - Отменяйте следующий концерт». Это была последний концерт, который когда-либо давала «Нирвана».

ДВА ДНЯ СПУСТЯ В РИМЕ Курт попытался покончить с собой. Предыдущим вечером они с Кортни воссоединились, и после того, как она заснула, он смешал почти три дюжины таблеток роипнола с шампанским - то, что должно было быть смертельной дозой. Он оставил предсмертную записку, в которой цитировалось то, что врач-нарколог сказал ему на то Рождество: «Как Гамлет, - писал Курт, - я должен выбрать между жизнью и смертью. Я выбираю смерть».

Когда Кортни проснулась, обнаружив его, Курт был срочно отправлен в больницу, и в нескольких информационных сообщениях преждевременно объявили, что он мёртв. Си-Эн-Эн выпустили сводку новостей с объявлением о его смерти, так же, как и информационное агентство. В одном из более странных инцидентов в более ужасной истории какой-то самозванец позвонил в звукозаписывающую компанию «Нирваны», притворившись главой студии Дэвидом Геффеном. Этот мнимый Геффен объявил, что Курт мёртв, и это нужно сообщить всем. Кристу Новоселичу, который вернулся в Сиэтл во время перерыва, позвонили от какого-то представителя студии, сказав ему, что Курт мёртв. Это было за несколько часов до того, как этот обман раскрылся.

[ВВЕРХУ. Эта раскрашенная вручную шкатулка была последней шкатулкой в форме сердца, которую Курт когда-либо подарил Кортни, в Риме в марте 1994 года.

СПРАВА. Маленькая подборка многочисленных проездных документов и квитанций, которые хранил Курт.

ДАЛЕЕ. Кортни ссылается на эту фотографию как на её единственную любимую фотографию Курта. Она была сделана у них дома в Северном Сиэтле в конце 1993 года].

Хотя Курт был в коме в течение дня, он быстро выздоровел и, после короткого пребывания в больнице, вернулся в Сиэтл. Некоторые, возможно, думали, что такой серьёзный кризис здоровья мог бы испугать Курта, но ещё до того, как он уехал из Рима, он заранее позвонил дилеру и договорился, чтобы героин ждал в кустах возле его дома. Чтобы уладить эту проблему, руководство Курта решило никому не говорить, что в Риме была попытка самоубийства, и придерживаться истории со «случайной передозировкой». Даже Кристу Новоселичу - товарищу Курта по группе на протяжении семи лет - до последнего не говорили, что это была попытка самоубийства.

Конец «Нирваны» также представлял собой гораздо большую творческую смерть для Курта, который всегда рассматривал свою группу как жизненно важную художественную отдушину. «Нирвана» даже не пыталась снова делать что-то формальное, вроде репетиций всей группой, хотя Курт на самом деле джемовал в своём подвале с Пэтом Смиром и несколькими друзьями. К марту 1994 года Курт перестал думать о каком-либо будущем с этой группой, и он больше не писал песни или не планировал ещё один альбом. Эта группа так много значила для него на протяжении стольких лет, но когда она распалась, это заставило его отказаться от своего искусства во всех аспектах: он перестал красить, рисовать и работать над многими своими коллаж-проектами. Столько лет его гитара или его кисть помогали ему создавать альтернативный мир, и они дали ему богатство и славу, о которых он не мог и мечтать. Но теперь он искал только физического бегства за счет всего остального. Даже со своими любимыми предметами коллекционирования он редко играл или прикасался к ним, а куклы, изображающие строение мужчин и женщин, покрывались пылью.

[Кэтрин Суко

От Джэкки Фэрри

Пожалуйста, внесите на мой счёт 700 $

Я работала 100 часов за 7 $ в час

(подпись)

КУРТ Д. КОБЭЙН]

Поскольку Курт становился ещё более отчаявшимся, страдали все его дела. Он медленно прекращал все свои отношения: в один день он говорил, что хочет уволить своё руководство, развестись с Кортни и распустить группу. На другой день он мог выделить один аспект своей жизни, против которого протестовал, охватывая прочие. «Он отвыкал, не от наркотиков, а от того, что он имел дело с людьми», - вспоминала его адвокат Розмэри Кэрролл. Дважды в марте месяце сиэтлскую полицию вызывали в дом во время драк между Куртом и Кортни. Во время одного из инцидентов Курт заперся в их спальне и угрожал застрелиться. Полиция конфисковала его ружья и арестовала Курта. Через несколько часов он был выпущен из тюрьмы, и его видели на улице, когда он пытался занять деньги на наркотики.

Употребление им наркотиков выросло до такой степени, что даже некоторые из наркоманов, с которыми он тусовался, считали его поведение опасным. Когда у него случилась передозировка в доме одного дилера, этот дилер вытащил Курта наружу в машину, чтобы предотвратить его смерть у него в доме. Той ночью Курт не умер, но он так опрометчиво злоупотреблял наркотиками, что заставлял нервничать своих приятелей-наркоманов. Когда один из наркоманов-друзей Курта сказал ему, что он принимает слишком много и может умереть от передозировки, Курт ответил, сказав, что вместо этого он собирается застрелиться.

ХОТЯ ОТ НЕГО НЕ ОТСТАВАЛИ, чтобы он совершил предстоящий тур Лоллапалузы, Курт отказывался говорить о будущих планах с «Нирваной». Как-то в марте того года Курт сел и написал горькое письмо, увольняющее Криста Новоселича и Дэйва Грола из «Нирваны». Это письмо, по-видимому, так и не было отправлено, поскольку оно осталось в дневнике Курта наряду с сотнями других неотправленных писем, однако его злой и решительный тон показывал, как недоволен стал Курт группой, которую он создал. Он адресовал это письмо «Крис(т)у», поскольку Новоселич недавно вернулся к первоначальному этническому написанию своего имени. Он писал: «Давным-давно всё это имело значение, а теперь не имеет. Ты иногда многое делал для меня, и главным образом ты сделал с гулькин нос. А теперь «НИРВАНА» - это препятствие. Моя душа не может это принять. Мое тело не может. Я собираюсь организовать другую группу. На самом деле я собираюсь сохранить «НИРВАНУ» и пригласить в неё других».

Он продолжил свою злую обличительную речь, утверждая, что он уже пытался сообщить эту новость Новоселичу, но Крист не слушал. Курт несколько раз упомянул о деньгах, обещая, что Крист получит свои «алименты» при их «разводе». Акцент на деньгах ясно дал понять, что эта враждебность по поводу пересмотра процента прибыли группы всё ещё терзала Курта. Курт нападал не только на Криста, но также и на других своих ранних наставников: «Меня направили сюда не для того, чтобы угождать тебе, или Баззу, или грёбаному Кэлвину Джонсону. Я научился ненавидеть саму идею этой группы с тобой и Дэйвом.... Я сказал нашим адвокатам и менеджерам, что это - моя группа, и как бы это ни было сложно делать, мне придётся сделать это».

Почерк в этом письме, что явствует из знакомых каракулей Курта, колеблется, что наводит на мысль, что Курт был под кайфом, когда это писал. По мере того, как это письмо продолжалось, он включил строчку, которая была настолько типична для странного мира Курта - картины, наполненные фантастическими созданиями и историями об отправлениях организма –

[СНАРУЖИ ОТВОРОТА. Неизвестная купюра с сессии Марка Селиджера для «Rolling Stone». Фотография, используемая в журнале, показывала большую часть его лица, но этот снимок - единственный, который Курт сохранил в своей коллекции.

ВНУТРИ ОТВОРОТА. Страница из неотправленного письма Курта без даты Кристу Новоселичу, март 1994 года. Курт написал сотни писем в течение своей жизни, которые остались в его дневнике, неоднократно переписывая одно и то же послание множество раз. В этой ядовитой тираде он сообщает на бумаге то, что он сказал в нескольких злобных разговорах: что он навсегда распускает «Нирвану». Этот вид угрозы был характерен для Курта во время того периода, когда он преодолевал мучительный процесс своей зависимости - он писал подобные письма Кортни и прочим, к кому он был близок. Однако степень злобы, выраженной здесь, удивительна, и придает правдоподобие идее, что «Нирвана» окончилась как группа ещё до смерти Курта.

СПРАВА. По мере продвижения немногочисленных последних туров «Нирваны» Курт становился более обособленным от группы, начал путешествовать отдельно и говорить о распаде группы.

Крис(т)

Давным-давно всё это имело значение, а теперь не имеет

Ты многое сделал для меня. Иногда и главным образом ты сделал с гулькин нос.

А теперь «НИРВАНА» - это препятствие, моя душа не может принять это, моё тело не может Я собираюсь организовать другую группу - на самом деле я собираюсь сохранить «НИРВАНУ» и пригласить в неё других.

Я пытался сказать тебе это вот уже дважды, но ты был слишком пьян удолбан категоричен и не хотел даже слушать. Поэтому я буду прям. Всё кончено. Ты всегда будешь богатым и ты заслуживаешь этого за то время, которое ты потратил. Но до известной степени. На протяжении многих лет я должен был молчать и слушать твои мнения о моих песнях моих идеях моей группе. Меня направили сюда не для того, чтобы угождать тебе, или Баззу, или грёбаному Кэлвину Джонсону.

Я научился ненавидеть саму идею этой группы с тобой и Дэйвом

Ясное дело, вы, парни, позвоните адвокатам, из-за его жадности, но всё кончено.

Я сказал нашим адвокатам и менеджерам

Это МОЯ ГРУППА и как бы ни было сложно это делать

Я должен это сделать]

что это письмо не могло быть задумано никем другим на земле, кроме Курта: «Ты не упустишь моих вонючих струпьев или мочи старика».

Он закончил это письмо, вновь заявив то, что он сказал ещё четыре раза на двух страницах: «Я официально заявляю в этом документе, в последний раз, ты уволен, Дэйв уволен, и я увольняюсь из этого кошмара и начинаю заново с другими».

ПОЖАЛУЙ, БЛАГОДАРЯ НЕОБУЗДАННЫМ ОБЪЯТЬЯМ СВОЕЙ ЗАВИСИМОСТИ, Курт предпочёл не только уйти из «Нирваны», но также уйти от остальной своей жизни. Когда Кортни сказала ему, что он больше не может принимать наркотики в их доме, он просто ушёл из дома и останавливался в дешевых мотелях. Его уход заставил Кортни паниковать, и она аннулировала его кредитные и банковские карточки, думая, что это может положить конец его наркотическому кутежу.

Рене Наварре был единственным человеком, который был с Куртом в течение большой части последней недели марта 1994 года. Они находились в мотеле за 18 $ за ночь, где за стойкой регистрации также продавали наркотики. «Это было так, будто мы были в городе, без мамы рядом, - вспоминал Наварре. - У нас не было денег, и мы телеграфировали моей маме по «Вестерн Юнион», а у меня не было удостоверения личности, поэтому он должен был быть на имя Курта». Когда они отправились в офис «Вестерн Юнион», один из клерков сказал Курту: «На кой чёрт вам нужны 100 $?».

Наварре продолжал убеждать Курта не звонить Кортни, но Курт продолжал набирать её номер из телефона-автомата, и каждый раз следовала новая ссора. Несмотря на этот грязный номер мотеля, Наварре думал, что Курт не казался депрессивным, но просто смирился с тем фактом, что ему нужны перемены в жизни. Он говорил о прекращении группы, разводе, а также о том, чтобы попробовать другое музыкальное направление. «Он был готов идти дальше; это было страшно, и это заставляло его чувствовать себя очень плохо, но у него были некоторые определенные идеи того, что он собирался сделать со своими деньгами, своей карьерой и своей группой», - говорил Наварре. Как и во многих из разговоров, которые были у Курта той весной, было невозможно понять, было ли то, что он говорил, безумными наркотическими речами, или представляло собой редкий момент ясности во всё более и более одурманенной опиатами голове.

Наварре вспоминал более ранний разговор, когда Курт грустно говорил о том времени, которое он провёл в Олимпии, когда его творческие силы были на подъёме: «Тогда происходило многое, что его вдохновляло, и он говорил об этом, ссылаясь на то, что это было, типа, забавно, - говорил Наварре. - С ностальгией он возвращался в то время. Он столько сделал за такое короткое время». Курт сказал Наварре, что он думает, что весело, что его любимая обезьяна, Чим-Чим, в итоге попала на фотографию на обратной стороне обложке «Nevermind». Курту это казалось крайней иронией: что это странное игрушечное создание - такое же близкое и интимное, как и всё, что когда-либо было у Курта - в итоге попало на CD, который разошёлся более чем десятимиллионным тиражом. Чим-Чим стала знаменитой.

Потерянная неделя Курта была прервана только тогда, когда Новоселичу удалось догадаться, где находится Курт, и он неожиданно приехал его спасать. «Крист сказал, что у него на заднем сиденье машины была куча инструментов, - вспоминал Наварре. - Он сказал, что они с Куртом могли бы уйти вместе, что он доставит Курта к врачу, и что Курт не должен возвращаться в этот дом». Однако Курт с презрением отверг это предложение, выпрыгнул из фургона Криста и отправился к торговцу наркотиками.

В течение следующей недели были предприняты две интервенции, и ни одна не удалась. Пэтти Скимэл была на одной и видела, каким отчаявшимся и несчастным казался Курт: «Все были внизу, а наверху с Куртом была именно я и Пэт Смир. Курт был больше озабочен тем, как он выглядит, и он не хотел, чтобы все видели его таким. Он наносил грим, пытаясь сгладить мешки под глазами. Он постоянно повторял: «Что я теперь буду делать?». У него было полное ощущение того, что он в бегах. После этого момента он убежал. Он просто забил на всё».

Курт, наконец, согласился попробовать ещё одну программу лечения, и 30 марта 1994 года он полетел в Лос-Анджелес и обратился в Восстановительный Центр «Эксодус». Он пробыл там менее сорока восьми часов, прежде чем перепрыгнул через стену, чтобы сбежать. Его попытка реабилитации казалась совершенно неискренней, если все принимали во внимание тот факт, что в тот день, когда он вылетел в Лос-Анджелес, он приобрёл двадцатикалиберную

[СЛЕВА. Курт и Фрэнсис в Сиэтле, Рождество 1993 года].

винтовку, который он оставил в тайнике своей домашней гардеробной. Ночью 1 апреля 1994 года, он успел на обратный рейс в Сиэтл.

Случайно в самолёте Курта летел Дафф МакКэган из группы «Guns N' Roses». «Он только что ушёл из реабилитационного центра, - вспоминал МакКэган. - По всем своим инстинктам я понял - что-то на так, но я знал, что я в тот день не собирался умирать. Я знал, что я не собирался пойти домой и вколоть массу героина. Я мог бы сказать, что он плохо себя чувствовал. Ты получаешь тот инстинкт от кого-то». МакКэган предложил Курту подвезти его, но Курта ждали из проката автомобилей.

За следующие три дня Курт сторонился своего особняка и снова исчез. Он останавливался в некоторых из тех же самых мотелей-клоповников, которые пользовались его благосклонностью в прошлом, но на этот раз он был один. «Он был полностью изолирован, - говорил Наварре, - и я думаю, что именно эта изоляция его погубила». Кортни были в Лос-Анджелесе и сама проходила реабилитацию. Она наняла частного детектива, чтобы разыскать Курта, хотя даже дилер Курта не знал, где он. Было сделано заявление о пропаже человека, но полиция также была не в состоянии обнаружить Курта.

[ВВЕРХУ. Курт всегда был одержим религиозными артефактами и многие из них коллекционировал. В этом чемодане из магазина подержанных вещей он собрал коллаж из осколков статуи Мадонны с тремя куклами благовещения].

В итоге Курт проскользнул незамеченным обратно в свой дом на Лэйк-Вашингтон, в котором теперь не было семьи. Все его игрушки и предметы коллекционирования по-прежнему были в своих коробках. Его картины и художественные проекты по-прежнему были упакованы в подвале; за те три месяца, что он жил в этом доме, большая часть его художественных работ не добралась до стен нового дома. Список «правил внутреннего распорядка» Курта по-прежнему был приклеен к стене. «Мелкие, ненужные траты и потворство своим желаниям», - написал он за несколько месяцев до этого, строчка, которая, возможно, появилась прямо из «Smells Like Teen Spirit». Теперь, находясь в одиночестве в своём особняке, последнее, что написал Курт, это предсмертная записка.

Впоследствии полиция нашла Курта мертвым от самопричинённой раны из винтовки в голову в своей оранжерее. Полупустая банка Рутбира «Барк» находилась рядом с ним, а также в комнате была маленькая коробка с наркотическими принадлежностями. Рядом с его телом была его последняя дневниковая запись, наколотая на ручку, прикреплённая к маленькому цветку в горшке.

Эта предсмертная записка была адресована воображаемому другу детства Курта, Бодде, который, как и Чим-Чим, был постоянным компаньоном везде, где жизнь заставала Курта. Как-то ненавязчиво, адресуя эту записку Бодде, Курт давал знать всем, кто его близко знал - своей первоначальной семье, своим самым близким друзьям и своей жене - что на сей раз он имел в виду. Это было непохоже на его прочие попытки самоубийства: это отличалось от его детского желания спрыгнуть с какого-нибудь здания, или от тех многих раз, когда он принимал достаточно наркотиков, чтобы навсегда уничтожить боль.

В своём последнем письме Курт говорил о многочисленных разочарованиях, которые у него были из-за своей карьеры, а также о том факте, что он чувствовал себя несостоятельным с художественной точки зрения: «Я не чувствовал волнения как от прослушивания, так и от создания музыки наряду с тем, что я читал и писал в течение вот уже слишком много лет». Несмотря на свои максимальные усилия, он не смог справиться с «разочарованием, чувством вины и сочувствием, которое я испытываю ко всем». Он был «слишком чувствителен», писал он, и эта чувствительность делала его «крайне, чертовски грустным». Он написал, что Кортни и Фрэнсис будет лучше без него, и что он не мог «вынести мысли о том, что его дочь станет таким же несчастным, разрушающим самого себя, гибельным рокером, каким стал я». Он закончил письмо, написав: «мир, любовь, сочувствие», подписавшись, и добавив постскриптум, в котором говорилось, что он любит свою жену и ребёнка.

Когда полиция впоследствии обследовала дом, они обнаружили, что телевизор и стереосистема по-прежнему включены. Телевизор был настроен на «MTV», хотя звук был выключен. В CD-плейере был диск «R.E.M.» «Automatic for the People».

ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ ПРЕССЕ, КОТОРОЕ КОГДА-ЛИБО ДАВАЛ КУРТ, проводил Чак Кризафулли для публикации о гитаре «Fender». Оно проводилось по телефону в середине февраля, и хотя Курт говорил недолго, он казался более искренним, чем в любом другом интервью в прошлом году, с ответами, которые были более глубокими, чем обычно. Иногда он казался почти любезным, что само по себе было ему несвойственно, когда он говорил с прессой. Когда его спросили, является ли написание песен частью его «работы», он ответил: «Сочинительство - одна часть того, что является не работой, а самовыражением». Он назвал себя «антигитарным героем», жалуясь, что не умеет играть так же, как Сеговия, но также пошутил, что Сеговия не умеет играть так, как он. Это было короткое интервью, сделанное, чтобы помочь раскрутить гитару, которую Курт сконструировал для «Fender», под названием «Jag-Stang». Когда его спросили, каким было его самое большое «бремя» в жизни, Курт сказал, что это долгие разлуки со своей семьёй. Кризафулли уточнил, спросив Курта о его семье, тема, которую большинство журналистов обычно оставляли напоследок, как раз на тот случай, если Курт обидится на этот личный вопрос, и интервью закончится преждевременно. Однако в тот день Курт, казалось, был рад ответить на этот вопрос, будто это было единственным, о чём он действительно хотел говорить. Его семья, сказал он, была «важнее всего прочего в целом мире. Играть музыку - это то, что я делаю, моя семья - это то, чем я являюсь».

Последовала короткая пауза, а потом Курт размышлял, каким, в конце концов, может быть его наследие, спустя годы, когда «In Utero» больше не будет современным альбомом, и «Нирваны» не будет на вершине чартов. Это последнее интервью проводилось 11 февраля 1994 года, но то, что сказал Курт, отразило некоторые из тем, которые он затронет спустя всего два месяца в своей предсмертной записке. «Когда все забудут о «Нирване», и я буду в каком-нибудь возрождённом туре играть на разогреве у «Temptations» и «Four Tops», Фрэнсис Бин по-прежнему будет моей дочерью, а Кортни по-прежнему будет моей женой. Для меня это значит больше, чем всё остальное».

Что касается группы, комментарии Курта были похожи на те, с которыми он обращался к Кристу Новоселичу в своем неотправленном письме. «Я чрезвычайно горжусь тем, чего мы достигли вместе, - сказал Курт. - Однако засим я не знаю, как долго мы можем продолжать как «Нирвана» без радикального изменения направления. У меня есть много идей и музыкальных планов, которые не имеют ничего общего с этой массовой концепцией «гранджа», которую навязывали покупающей альбомы публике эти последние несколько лет». Курт не намечал в общих чертах эти идеи, но он действительно сказал, что знает, что у Криста и у Дэйва также есть музыкальные амбиции, планы, которые не могли бы подойти группе.

Интервью проходило всего лишь десять минут, и хотя даже Курт не знал, что это будет его последний разговор с прессой - его гастроли были в самом разгаре, что часто означало импровизированные интервью - он казался удивительно серьёзным, как будто он хотел прояснить эту публикацию. Однако среди серьёзных ответов Курта на вопросы об опасностях славы и будущем «Нирваны» был намёк на того самого парня, который некогда жил в той вонючей квартире в Олимпии. Когда Курта спросили об испытаниях длинными турами, он пожаловался, что эти модные поставщики продуктов постоянно настаивали на том, чтобы подавать ему «прекрасную французскую еду», когда то, что он действительно хотел, и что конкретно обязывал по исполнительскому контракту его райдер, была паста из коробки, изготовленная вторым по величине пищевым конгломератом в мире, «Крафт». «Всё, что я хочу, - сказал он в последнем интервью, которое он когда-либо давал, - это макароны и сыр».

[СПРАВА. Курт Кобэйн, 1971 год].