Имейте смелость быть свиньей

Сосредоточив все свои мысли и чувства на странах Восточной Европы и бывшего СССР, Сорос все меньше занимался рутинной работой в «Квантуме». Он мог позволить себе отойти в сторону, С середины 80-х чистая стоимость активов фонда возросла на один миллиард. Сорос стал одним из богатейших американцев. Теперь он хотел больше времени уделять поддержке открытых обществ в Европе — и как можно меньше внимания заработкам.

К осени' 1988 года Соросу пришлось подобрать заместителя, способного не просто надзирать за фондом, но и взять на себя бремя принятия решений по широкому кругу вопросов. Найти такого человека и поставить его во главе фонда оказалось одной из сложнейших задач в жизни Джорджа Сороса.

Он остановил свой выбор на Стенли Дракенмиллере.

Подобно Соросу, Дракенмиллер, уроженец Филадельфии, на заре своей карьеры не привлекал внимания прессы. В инвестиционном бизнесе он был вундеркиндом, но мало кто о нем слышал. Он изучал экономику в Англии, с отличием окончил Бодуэн-колледж в штате Мэн. Он продолжал изучать экономику в университете штата Мичиган, но курс показался ему чересчур сложным и абстрактным. А главное, скучным Такая наука вряд ли хоть как-то улучшит реальный мир.

В 1977 году Дракенмиллер стал аналитиком по торговле акциями в Питсбургском национальном банке. Его жалованье составило 10800 долларов в год. Вскоре его назначили главным аналитиком по ценным бумагам с жалованьем уже 23 тысячи долларов в год. Менее чем через год он стал начальником целого отдела и получал уже 48000 долларов в год. Еще через два года, в 1980-м, 28-летний эксперт уволился из банка и основал собственную финансовую компанию. Толчком к этому послужил звонок одного из директоров брокерской фирмы, предложившего ему 10 тысяч в месяц за периодические консультации по поводу инвестиций фирмы. Дракенмиллер назвал свой фонд «Дюкен кэпитл менеджмент».

Через шесть лет банк Дрейфуса нанял Дракенмиллера в качестве директора своего инвестиционного фонда, разрешив при этом и дальше управлять деятельностью «Дюкен». В банке Дрейфуса Дракенмиллер шустрил с валютой и ценными бумагами и на понижение, и. на повышение. Его способности оценили высоко и доверили управление созданными «под него» инвестиционными фондами. Наиболее известен среди них основанный в марте 1987 года Стратегический фонд агрессивного инвестирования. В последующие 17 месяцев этот фонд добился наилучших показателей в своей сфере.

Успехи Дракенмиллера привлекли внимание Сороса. По словам Сороса, Дракенмиллер нашел его сам, увлекшись книгой «Алхимия финансов». Сорос искал наследника среди лучших, и Дракенмиллер, казалось, удовлетворял самым высоким требованиям. Хотя он подумывал вернуться к управлению собственным фондом, Сорос был его кумиром: «Казалось, он на двадцать лет опередил меня, выдвинув философию торговли ценными бумагами, которую исповедовал и я». Философия сводилась к владению контрольными пакетами акций в игре как на повышение, так и на понижение, а также к привлечению кредитов для торговли фьючерсами крупных фирм, облигациями и валютой.

Сорос несколько раз приглашал Дракенмиллера на встречи. Того мучили сомнения. Не вернуться ли в свой фонд? Или не упускать свой шанс и поработать вместе с маэстро?

Дракенмиллер наслышался нелестных историй о Соросе, будто бы тот увольняет людей из-за пустяков, что персонал «Квантума» меняется очень быстро. Когда он упомянул о возможном уходе в «Квантум», приятели-инвесторы советовали ему не делать этого. Но его беспокоили не слухи. И что могло случиться? В худшем случае, Через год Сорос его уволит. Но за этот год он, по крайней мере, наберется опыта, что пойдет ему на пользу после возвращения в «Дюкен».

Решив заполучить Дракенмиллера, Сорос устроил ему хвалебную прессу. Еще не подписав с ним контракт, Сорос обращался к нему не иначе, как «мой наследник». Дракенмиллеру все это очень льстило. Но и внушало опасения. «Когда я пришел в дом Сороса на собеседование, его сын сообщил мне, что я уже десятый по счету «наследник». Ни один из них не задержался надолго. А когда наутро я приехал в офис Сороса, служащие дразнили меня «наследником». Их это тоже очень потешало».

В сентябре 1988 года Сорос предложил ему работу, и Дракенмиллер согласился. Замена найдена. Теперь Дракенмиллеру предстояло «всего лишь» доказать, что он оправдал ожидания Сороса.

Первые полгода были ужасны, чего и опасался Дракенмиллер. Оба инвестора исповедовали схожую философию, но совершенно разные способы ее воплощения. Дракенмиллер хотел свободы рук. Он не хотел, чтобы Джордж стоял над душой и следил за каждым его шагом. Но Сорос поначалу вовсе не желал давать ему такую свободу. Дракенмиллер должен был ее заслужить. И только потом Сорос решит, стоит ли передавать ему свою драгоценную корону.

Новичок отнюдь не желал спорить с боссом. Поэтому соглашался со всеми предложениями Сороса. Дракенмиллер беспрекословно подчинялся наставнику, человеку, столь часто именуемому величайшим инвестором нашего времени.

Но эта капитуляция вовсе не была позорной. Казалось просто глупым не соглашаться с высказываниями Сороса, но все же Дракенмиллер не желал оставаться просто клерком. Наконец, он заявил Соросу: «Два повара на кухне ни к чему». Сорос пошумел, обещая исправиться, но на деле мало что изменилось. Какое-то время Дракенмиллеру пришлось стоически переносить все это.

Но в августе 1989 года, почти через год после его прихода в «Квантум», они впервые разругались.

Дракенмиллер по своей инициативе купил пакет облигаций. А Сорос, не посоветовавшись с ним, их продал. Он впервые действовал за спиной Дракенмиллера. Тот взорвался. Они обменялись «теплыми» речами. Потом Сорос утих и пообещал не вмешиваться в текущие дела.

Сорос признал, что их «притиркам была нелегкой. «Поначалу ему было трудно со мной работать. Хотя я передал ему почти все полномочия, его угнетало и мое присутствие, и ощущение, будто до перехода ко мне он действовал более успешно».

Оправдано ли было новое назначение Сороса? Дракенмиллер в этом сомневался. В прошлом году Сорос вмешивался в дела часто. Разве следует ожидать перемен теперь?

Но через несколько месяцев, в конце 1989 года, Дракенмиллер взял реванш.

Положение в Восточной Европе с началом «бархатной революции» резко изменилось. Коммунистические режимы зашатались. В ноябре рухнула Берлинская стена. Теперь Сорос все время следил за событиями в этом регионе. Дракенмиллер торжествовал: уехав в Восточную Европу, Джордж не сможет ни во что вмешиваться, даже если захочет. Сорос оценивал события по-другому: «Летом 1989 года я сказал Стену, что он должен самостоятельно управлять всей деятельностью фонда. С тех пор у нас не возникало никаких проблем. Я стал тренером, а он игроком. Улучшились и наши показатели...»

Вновь обретенная независимость пошла Дракенмиллеру на пользу. В отсутствие Сороса он coвершил свою первую крупную сделку в фонде, исходя из убеждения, что после падения Берлинской стены курс немецкой марки будет расти. Хотя Сорос исчез с глаз долой, но выбросить его из сердца вон Дракенмиллеру не удавалось. Молодой управляющий фонда все время мысленно возвращался к «Алхимии финансов», особенно к соросовской теории валютных курсов. Вот одна из гипотез этой теории: если и без того огромный бюджетный дефицит растет, но при этом проводится активная налоговая и жесткая монетарная политика, то курс национальной валюты будет расти. Значит, пора ставить на не­мецкую марку.

Но теория Сороса не выдержала испытания практикой. В первые два дня после падения Стены покатился вниз и курс марки. Многие полагали, что дефицит будет расти, а это повредит немецкой валюте. Но Дракенмиллер последовал совету наставника, купил через несколько дней марок на два миллиарда долларов — и получил солидную прибыль.

Он был убежден и в том, что курс японских акций завышен. Банк Японии в это время ужесточал монетарную политику. Прочитав некие огненные письмена на Стене, Дракенмиллер в конце 1989 года вел игру на понижение на рынке японских акций и снова попал в цель.

В конце 80-х годов сложившаяся в США привычка жить в долг играла на руку крупным инвесторам вроде Сороса и Дракенмиллера.

С середины 1989 года краткосрочные учетные ставки стали менее прибыльными, чем долгосрочные. Джеймс Грант, редактор нью-йоркского журнала «Гранте интерестейт обсервер», пояснял: «Ставки прибыльны, если вы занимаете, скажем, под 3, 5% годовых, а потом покупаете государственные облигации, приносящие 5, 5% годовых. И эти скромные два процента могут принести огромную прибыль, вам все время будет сопутствовать успех».

Теоретически «скромные два процента» может заработать каждый. Но лишь хедж-фонды могут воспользоваться этим шансом на все сто процентов. По замечанию Гранта, «хедж-фонды составляют такие балансы, которые легко открывают им кредитные линии банков. Ни вы, ни я не придем в банк и не получим миллиард долларов, как могут позволить себе эти парни... Что существенно изменилось за последние годы... так это то, что теперь займы могут получить и получают частные партнерства. Если вы начинаете с капиталом в миллиард долларов, можно занять уйму денег и делать все, что угодно... Короче, если вы что-то делаете с миллиардом или пятью миллиардами долларов, нужно только показываться по утрам!.. Такая финансовая обстановка идеальна для спекуляции, притом спекуляции покрупному».

В начале 1991 года Стенли Дракенмиллер продает акций американских и японских компаний на три миллиарда долларов; он играет на понижение и на американском и международном рынках облигаций. В первые две недели этого года, когда Соединенные Штаты бряцали оружием в Кувейте, могло показаться, что активность рынка спадет, как только утихнут бои.

Дракенмиллер думал иначе и стал торговать фьючерсами 500 крупнейших компаний уже не на понижение, а на повышение. Он продавал огромные пакеты акций, особенно банков и компаний по недвижимости. Когда война закончилась, «Квантум» играл только на повышение. Оказалось, что Дракенмиллер был прав, хотя январь 1991 года начался для него с неверных решений: продажа акций на три миллиарда долларов по всему миру, покупка немецких марок на ту же сумму, а вдобавок еще и распродажа японских и американских облигаций. Но к концу января фонд оказался в выигрыше.

В 1991-м году прибыли «Квантума» подскочили до 53, 4% годовых. Общая сумма активов составила 3 157 259 730 долларов. Цитировали слова одного из представителей фонда: «Этот год был для нас удачным, даже больше, чем мы того заслуживали. Мы хорошо заработали на акциях, валюте, облигациях. Даже странно, что в нашем бизнесе можно преуспеть по всем направлениям». В начале года, после войны в Персидском заливе, фонд играл на повышение. В конце года инвестиционные управляющие Сороса заиграли на понижение и выжали миллиарды долларов из краткосрочных и долгосрочных государственных облигаций.