Станислав Ежи Лем 12 страница

Спустя какую-то минуту уже стало ясно, что это не пятно, а вертикальный столб необыкновенного мер­цающего сияния. Свет его не имел четких контуров и слегка колыхался, не освещая при этом ничего вокруг себя...

Но я почему-то не испытывал ни удивления, нй страха: все мысли покинули голову, и ее физической наличие ощущалось лишь легким звоном в ушах. Не в силах оторвать взгляд от таинственного столба света, так безропотно наблюдал его движение, пока он не замер! наконец совсем неподалеку от меня...

Голос, который вдруг послышался, не шел ко ъшщ через уши. Он звучал внутри головы, и все дальнейшее представлялось так, будто я слышу собственный разговор с кем-то, мне неизвестным, как бы со стороны и просто внимаю этому диалогу.

Хочешь познать суть жизненной цели, поставлен­ной перед тобой Создателем? Скоро узнаешь ее в дале­ком краю. Мы поможем тебе в этом, потому что ты за­говорил и сумеешь донести теперь свет знания до своих соплеменников... Но обычный человек не может узнать тайну Тибета и Кайласа, поэтому ты должен будешь умереть, если действительно жаждешь сделать это...

Каким образом умереть? Зачем? Разве мертвый может что-то узнать?

Это не должно тебя волновать. Ответь лишь, со­гласен ли умереть, чтобы узнать Тайну Тайн? Согласен ли пожертвовать частью своего срока?

Согласен...

Я не стал рассказывать о «видении» ни проснувше­муся позже товарищу, ни друзьям, пришедшим за на­ми поутру.

Африканский калейдоскоп

Через месяц мы поехали в Тибет, где наша экспеди­ция прошла кольцевым маршрутом всю его землю, от края и до края. Сначала по южному его периметру, а затем по абсолютно неизвестным для иностранцев се­верным его территориям. Свыше 5000 километров заснеженного высокогорного маршрута, более десятка заледенелых перевалов, высотой от 4500 до 6000 ме­тров. Множество загадочных явлений природы и человеческого духа познали мы. Имели сотни мистиче­ских встреч с паломниками и отшельниками в свя­щенных местах.

А главное, я там действительно умер, а затем ожил вновь, потеряв при этом значительную часть своей жизни...

Потом таинственные силы «пропустили» нас на внутреннюю кору, к самому подножию горы Кайлас. Мы поднялись к магическому разлому в его теле, и те­перь можем рассказать, чем на самом деле является эта святая гора.

Осталось лишь набраться духа и постараться пере­дать всем то знание, к которому я был допущен. Я обя­зательно сделаю это в отдельной книге о Тибете, по­тому что обязан... Потому что знаю теперь, для чего шаман с берегов далекого африканского озера малави дал нам тогда двух загадочных ящериц.

А пока прочтите несколько историй о той необык­новенной экспедиции.

4 ЗА МИСТИКОЙ ТИБЕТА

Шамбала! Уже само это слово заставляет учащенно биться сердца тех, кто хочет прожить жизнь в поисках путей своей духовной реализации.

В самых древних рукописях человечества можно найти сведения о мистической стране, в которой оби­тают великие Учителя-Аватары, приходящие на Землю один раз в каждое столетие — для спасения человече­ства.

О могущественном Братстве небесных Архатов го­ворится в древнеиндийских Ведах и в таких патриар­хальных источниках буддизма, как Канджур и Тан- джур. Есть сведения, что паломничество в Шамбалу через Гималайские хребты совершали Иисус Христос и Будда Шакьямуни. От ее Учителей получали послания-наставления такие государи, как Констан­тин Великий, византийский император Эммануил и многие папы Римские. Про мистическую «Белую Го­ру» говорил и Сергий Радонежский. О Шамбале пи­сали в своих работах Парацельс и великий алхимик Томас Вэйган. Высшее Знание махатмы открыли и создательнице теософского учения — Елене Блаватской. Всю свою жизнь поискам Шамбалы посвятил и великий русский художник, философ и путешествен­ник Николай Рерих. А небесные Учителя передали его семье принципы философского учения «Живой этики»...

И в новейшей истории разведки ведущих стран мира активно проводили поиски духовной обители Учителей Шамбалы, Святого Грааля, хрустальных черепов и разгадок таинственной горы-свастики Кайлас. Но все они забывали об основной причине недоступности Шамбалы для всех желающих. Как сказал об этом человечеству Николай Рерих: «Воис­тину, много золота в земле и много алмазов и руби­нов в горах, и каждый жаждет овладеть ими! И так много людей стараются найти их! Однако как люди не нашли всего этого, так они не дойдут и до Шамба­лы без зова!»

Десять лет наши экспедиции изучают Тибет и пы­таются разгадать его невероятные загадки. И потому мне есть что рассказать вам об этих совершенно уди­вительных краях...

Редько СМЕРТИЮ СМЕРТЬ ПОПРАВ

Человек, предавший свою человеческую природу и покидающий этот мир, словно кошка или собака, не решив проблем жиз­ни и не осознав науку духовной самореали­зации, подобен скупцу, не умеющему вос­пользоваться своим богатством.

Брихад-аранъяка Упанишад (3.8.10.)

Вылетая в Тибет, я хорошо помнил о своем диалоге с «видением», явленным мне месяц назад в Саблинских пещерах.

«Ты будешь пропущен, — было мне сказано тог­да. — Иди... Дальше все сделают те, кто знает, что де­лать...»

К вероятности умереть в ходе одной из экспедиций я всегда относился как к вполне реальному факту. Кто боится смерти, тот путешествует на диване, вместе с любимой телепередачей. И не нужно говорить о смер­ти как о несчастном случае, который можно предот­вратить. Ведь она обязательно будет, хотим мы этого или нет!

НО! Есть большое НО!

Все религии говорят и все законы природы под­тверждают, что фактически смерти человека нет, а есть гибель его очередного биологического тела. Так назы­ваемая загробная жизнь существует! Другой вопрос — в какой форме?

Ну а если так, то, по моему мнению, надо вести та­кой образ жизни, давать такую нагрузку своему телу, так эффективно его использовать, чтобы выжать из него максимум. Нельзя себя щадить! Это против Бога! Ведь, оберегая свое тело, мы невольно не реализуем весь тот потенциал, который авансом был дан нам Создателем для нынешней жизни!

Так что умереть не страшно, а жалко! Это если рань­ше времени... Это если не успел выполнить свое предна­значение... Если твоя «командировка» на Землю еще не закончилась, а биоробот тела вдруг «влип в историю»...

Саблинское же «видение» предлагало мне умереть для того, чтобы получить право проникнуть в тайные знания, — а это совсем другое дело. Это нормальная постановка вопроса, и я ее принимаю. А может быть, именно в этом и заключается весь смысл моей жизни на этой планете?

Маленький аэропорт Куньга — воздушные ворота Лхасы. Герметичные двери самолета открылись, и мы мгновенно оказались на высоте 3600 метров, на кото­рой расположена столица Тибета!

Тугая волна крови тотчас тупо ударила в голову и ушла бесконечным звоном в уши. Сердце учащенно забилось, а открытый рот стал жадно хватать горячий сухой воздух, пытаясь отыскать там недостающие молекулы кислорода. Спина враз стала липкой и влажной, а руки-ноги чужими и ватными.

Хоть мы и часто бываем в горах, но организм не способен мгновенно адаптироваться, и резкая сменам атмосферного давления — это серьезный удар по не­му. Но надо крепиться, ведь впереди у нас уникальная и очень непростая экспедиция — 5000 километров по самым труднодоступным районам Тибета.

Так что будем знакомы: Траши делег, Тибет! Tpaiuu делег, Лхаса!

Селимся в «Як-отеле» — самом старом отеле горо­да. Славен он не только этим: его открыл один рус­ский путешественник, первым получивший когда-то разрешение на это неслыханное для старого Тибета дело от самого далай-ламы. Ныне его имени не пом­нят даже нынешние хозяева-голландцы. А вот назва­ние ресторана при отеле сохранилось с тех времен — «Дуня».

Намотавшись с делами, мы устали от жары и высо­ты. Самочувствие было преотвратным: кровь пульси­ровала в висках, а одышка не давала закрыть рот, от­чего постоянно першило в горле и что-то свистело в

Пересохшем носу. Знобило и покачивало. Артериаль­ное давление у меня подскочило до 200/120 и снима­лось таблетками лишь ненадолго.

Холодный душ пробудил аппетит, и мы решили пе­рекусить. Рядом с гостиницей по обеим сторонам ули­цы тянулись небольшие тибетские забегаловки. Мы ныбрали кафе на три столика, в котором уже сидела пара европейских туристов. Зіа вторым низеньким сто­лом спиной к нам ужинал какой-то пожилой тибетец в темном одеянии и с бритой головой.

Европейцы оказались чехами, многократно бывав­шими в России, и между нами завязалась непринуж­денная беседа. Чехи посетили монастыри Лхасы и жут­ко завидовали тому, что мы пойдем на священную го­ру Кайлас. Когда же я сообщил обо всем нашем маршруте, у них от удивления буквально глаза полезли на лоб. Последовали шумные эмоции, во время кото­рых тибетец с соседнего столика обернулся и внима­тельно посмотрел на нас.

Человек этот выглядел довольно необычно. С одной стороны, его можно было принять за бхикшу, как на­зывают нищего монаха, живущего подаяниями, по­скольку одет он был в простой темный суконный ха­лат. Но когда он повернулся, в вороте распахнувшего­ся халата я заметил блестящую желтую шелковую мантию ламы. И какой взгляд: он будто прошел через мои глаза куда-то вовнутрь... Однако никакого чув­ства насилия у меня не возникло; более того, в душе

разлилось даже ощущение необъяснимой благодари сти.

Тем временем чех потребовал на стол пива, что! отметить знакомство, а потом и еще, чтобы пожелаї нам удачи в пути.

Пить алкоголь я в этот день вообще не собирала так как понимал, что организм находится в весьма на- пряженном состоянии. Но чех был настолько напорист, а еда настолько острой и пиво удивительно свежим, что я не удержался...

Расплата за легкомыслие последовала после второго кружки. Неожиданно я ощутил шум в ушах. Он с быстро нарастать, как бы заполняя голову изнутри больно выдавливая глаза. Сначала монотонный, звук вдруг стал пульсирующим, ухая, как язык колокола, по содержимому черепа. Удары разносились повсему телу, заставляя дрожать каждую его клеточ: Изображение перед глазами закачалось, будто пущенное на воду: влево... вправо... сильнее... еще выше!

Внезапно все видимое будто сорвалось в стреми тельный водоворот вокруг меня, стало терять яркоств и цвета. Грохот и кручение нестерпимо сдавили голову в ужасные тиски, и она лопнула с воем и вдребезги!

Щелчок. Тишина. Темнота.

...Сначала послышались голоса. Бормотание, вскри­ки, всхлипы, все это отдаленно и неразборчиво. Затем яснее:

— Ужасно! Он не дышит... Помогите, ради бога!

Слабый мерцающий свет появился по периферии и стал медленно наползать к центру. В его колеблющемся

сиянии стали различаться опрокинутый стол, пере

вернутые стулья, головы людей, склонившиеся над те­лом, распластанным на полу с неудобно подвернутой рукой...

Я не видел лица лежавшего человека, но почему-то знал, что это я.

Голова перестала гудеть, и мне было спокойно и хо­рошо над самим собой...

А свет тем временем усиливался, стягиваясь в во­ронку вокруг меня, лежащего, становясь сверкающим белым столбом, уходящим в нескончаемую высь. Тре­ножные голоса постепенно затихли. Полилась тихая музыка, послышалось сладкое пение, и я, бестелес­ный, вдруг понесся в этом убыстряющемся световом потоке, ощущая себя прыгнувшим вверх на гигант­ской тарзанке в высокогорное облако...

Не было страха, душа переполнялась радостным чувством возвращения домой!

Счастливый и стремительный полет тем временем стал постепенно замедляться, и тогда стало заметно, что на стенках луча неведомого проектора, в котором и летел, непрерывно отражаются картины всей моей жизни. Движение будто шло ей навстречу: от собы­тий последних лет я все дальше углублялся в свои мо­лодые годы и мог видеть многое из того, что уже успел порядком подзабыть. Отдельные эпизоды ви­дений были цветными и музыкальными. Эта приятная музыка звучала внутри меня, наполняя душу тощ достью и радостью за совершенные поступки. Более редкие события вылезали мне навстречу чернЫ белыми безобразными эпизодами, вызывая в душі почти собачий вой горести и чувство нестерпимой стыда...

Так я познавал самого себя...

Тем временем созданный жизнью «фильм» подход дил к концу. Вернее — к самому началу. Одновременно и стремительное движение мое стало все более и более замедляться. Что-то невидимое и неосознаваемое тормозило его все сильнее, практически остановив у картин моего рождения...

И тут я увидел прямо перед собой колыхающуюся молочно-белую стену.

Она плавно надвигалась на меня, становясь все тоньше и прозрачней. Душа моя сладостно напряглась в ожидании чего-то неимоверно торжественного и прекрасного...

То, что предстало взору в следующий момент, дол­гое время оставалось потом загадкой... Пелена по­следней преграды вдруг заблестела, и я увидел на ней образ человека в желтом одеянии буддистского мона­ха со скипетром-варджой в руках... У него было мое лицо...

...Мы встретились глазами, и я вдруг осознал что-то очень важное. Это было так сильно и властно, так уве нно и непоколебимо, что я смирился с прекращени­ем полета и даже сам заторопился обратно.

Та сила, которая прежде притормаживала мое дви­жение вверх, вдруг стремительно потащила меня уже пройденным было путем вниз, к самому жерлу световой воронки...

Знакомое по зеркалу тело ждало меня там, где я его И оставил...

Вновь послышались человеческие голоса на фоне Какого-то непрерывного и непонятного бормотания:

Он пришел в себя! Он жив!

Зрение вернулось, и я увидел склоненные над собой встревоженные лица друзей. Сильно болел ударенный о пол затылок, а вот лбу было приятно и тепло. Рука старого тибетца, соседа по столику, лежала на нем, а сам он, сидя у меня в изголовье, непрерывно и нарас­пев что-то негромко бормотал, не отрывая глаз от ле­жащей на коленях старой буддистской книги...

Как ни странно, я чувствовал себя намного лучше, чем прежде, и совершенно отчетливо помнил обо всем, что только что со мной произошло. Суетились чехи, друзья измеряли мне артериальное давление, а старик продолжал свое бормотание...

Неожиданно он наклонился к моему уху и тихо про­изнес на чистом русском языке:

Как сказал Будда, один день жизни видевшего начало и конец лучше столетнего существования че­ловека, не видящего начала и конца...

Я опять глянул в его удивительные глаза и вно ощутил в душе чувство необъяснимой благодарности.

Физические силы постепенно вернулись ко мне, можно было уже перебираться в отель. Прощаясь, подошел к столику странного ламы, чтобы поблагода рить за участие. И тут он сказал мне буквально следу ющее:

Теперь ты на себе познал, что в необъятной Все­ленной действует нерушимый и универсальный Закон.* Он утверждает цикл необходимости, цикл существо­вания: это круговорот жизни и смерти, как этапы на пути к просветлению. Каждое живое существо перио­дически проявляется в материальном мире, как иллю­зорное воплощение, но не каждое такое воплощение завершается тем, что у нас называется бардо. У каждо­го свой путь туда и оттуда, где ты только что был, но не каждый вернется в прежнем теле... Возьми книгу, ко­торую я читал тебе. Это «Бардо Тхёдол» — «Тибетская книга мертвых». Она понадобится в твоей жизни. Ведь вернувшись оттуда, ты стал тем, кого именуют делог, а потому многое можешь, но еще больше — должен...

Но зачем мне книга о смерти? Я вроде не собира­юсь заниматься похоронными обрядами!

Это не заупокойный требник. Это книга о самой жизни. Она для тех, кто хочет осознать смысл челове­ческого существования, вне зависимости от того, буд­дистом, христианином, иудеем или мусульманином он является.

(Я прочту тебе основополагающий стих «Бардо Тхёдол», и ты сам это поймешь.

Ты упускаешь время, не думаешь о приближающейся

смерти Занимаешься в этой жизни бесполезными делами. Неразумен ты, ибо пренебрегаешь предоставленной тебе наилучшей возможностью для совершенствования. Если ты уйдешь из этой жизни с пустыми руками значит, ты следовал по ложному пути.

Но как я прочитаю эту книгу, не зная ее языка?

Иди... Многие будут помогать тебе в осознании непреходящих истин ее древнего учения. Да и мы с то­бой еще встретимся на этом пути... Кале-пеб, делог!

Никто не знает, когда придет смерть, Этот призрак неумолимый.

Никто не поможет, когда смерть отсечет вас от тела. Уже сейчас готовьтесь к ее приходу. Торопитесь... к желанной цели устремляясь всегда.

Гуру Пхадампа Сангай, «Данджур»

И Гималаях много могучих вершин, но даже среди них выделяется своей мощью центральный массив, име­нуемый «третьим полюсом мира». Здесь громоздят- ся 38 вершин высотой более 7000 м и четыре сосе. исполина, воспаривших выше 8000 м: Чо-Ойю (8201 макалу (8463), Лхоцзе (8516) и Джомолунгма (8848 по-тибетски — «Всеобщая мать». Высочайшую верш ну планеты местные жители называют еще Лаб (Третья богиня) и поклоняются ей как живому С) ству.

Свой путь к ее вершине (май 2002 г.) наша кома посвятила сразу нескольким юбилеям: почти 50 л" назад (в 1953 г.) на эту гору впервые поднялись лг ди — новозелландец Э. Хиллари и шерп Т. Норге 20 лет назад (в 1982 г.) это удалось сделать нашим с отечественникам — В. Балыбердину и Э. Мысловск му; и 25 лет назад человек в первый раз сделал это применения искусственного кислорода.

С тех пор вершину Эвереста (названного так евро пейцами в честь английского исследователя Д. Эвере ста, обнаружившего и обозначившего эту гору на карте в 1841 г.) сумели одолеть 1496 человек. А 143 альпини­ста, то есть каждый десятый, погибли на склонах горы и в большинстве своем навечно остались лежать в ис­крящихся холодных саркофагах ее бескрайних ледни­ков.

Тибетский маршрут на Эверест идет с ледника Ронгбук-Шар через Северное седло (перевал Чанг-ла, 6985 м) и затем по северо-восточному гребню. А начи­нается он от буддистского монастыря Ронгпу, одного из самых высокогорных святилищ в мире (5000 м), куда

мы и прибыли холодным ветреным вечером, по­дле утомительной дороги через перевалы Гьятсо-ла (3220 м) и Пангла (5120 м).

Протяжно и низко гудели ритуальные трубы- ригдонги монахов, совершающих в монастыре свою ежедневную службу, а белоснежная на фоне ультрамаринового неба Джомолунгма уже куталась в мохнатую Шапку черных облаков...

Звуки тех же труб разбудили нас и холодным ран­ним утром, когда контуры могучей горы в полной тем­ноте вдруг засветились мерцающим красноватым цве­том, будто политые сверху кровью.

Идем в базовый лагерь большим караваном яков, навьюченных синими бочками-контейнерами с грузом экспедицин. Унылыми вереницами тянутся встречные караваны, не желая уступать нам обледенелую тропу. Кто-то уже идет вниз после успешного подъема. Но и в этом сезоне не всем так везло. Страшной трагедией за­кончилась экспедиция югославов. С помощью пары местных проводников они смогли подняться до высо­ты 7800 метров, но затем одна связка альпинистов сорвалась в трещину и погибла. Второго югослава одоле­ли «горняшка», и нам сообщили, что сейчас он лежит в Передовом лагере с признаками отека легких. Его ти­бетский проводник спустился сюда в поисках яка, на котором можно было бы спустить пострадавшего до трассы.

Мы разговорились с этим парнем. И представь себе наше удивление, когда выяснилось следующе главное, что беспокоит его во всей этой трагедии, не сам факт смерти, а то, что он не может своевременно провести особый посмертный обряд по погибшему товарищу! Тибетец буквально страдал от того что прошло уже два дня после смерти друга, а он без- действует. Что «принцип сознания» погибшего (примерно так здесь называют душу человека) вот-вот очнется и, не услышав наставлений из «Книги мертвых», будет вынужден в муках блуждать по закоулках Бардо.

Узнав, что у меня есть с собой эта книга, он обрадовался так, будто его приятель только что воскрес, принялся уговаривать пойти с ним туда, где могут провести необходимый обряд. Я поддался на его настойчивые просьбы, тем более что для начала нужно было подняться в передовой лагерь, где я как врач, возмож­но, мог бы помочь больному югославу.

Наша команда, с караваном из тридцати яков, должна была поднимать туда же тонну продовольствие и оборудования только через два дня, но ребята, учитывая ситуацию, отпустили меня вперед.

Утром следующего дня мы с настойчивым тибетцем, которого звали Юлджи, тронулись в путь. Тропа вверх, набитая предыдущими караванами, очень непроста: местами она тянется по каменистым россыпям

опасно сужаясь над обрывами, а порой ноги предательски скользят по жесткому фирну снега. Высота сказывается с каждым шагом одышкой и особенной “ватной” усталостью в мышцах. Резкие громкие щелчки выстрелами бьют в уши, оставляя после себя звенящую тишину: это лопается на скалах морены ледяное Тело глетчера, неожиданно образуя предательские тре­щины. Стараюсь дышать неглубоко, чтобы не пускать далеко в легкие колючки стылого воздуха, но тут же Начинаю быстро задыхаться: мы разменяли седьмую тысячу метров, и недостаток кислорода чувствуется нее острее. Правый бок освещается солнцем, и ему те­плее, а левая рука стынет и деревенеет, отказываясь слушаться. Даже кровь, что стучит в висках, кажется холодной...

Юлджи выглядит совершенно бодрым, а вот я еще, видимо, недостаточно адаптировался. Как бы не со­рваться! Ведь единственной профилактикой горной болезни является достаточное время пребывания в условиях высокогорья. В противном случае она косит даже шерпов, десяток раз до того бывавших на верши­не Эвереста.

«Горняшка» очень опасна: сначала она вызывает эйфорию по типу алкогольного опьянения, следстви­ем чего являются ошибочные оценки и решения альпиниста, ведущие к травмам и гибели. Но даже если с ним повезет, дальше его ждет сонливость и апатия, ослабление воли и полное безразличие к своей судьбе.

За этим — смерть. Если же опять подфартило, то дальше уже не выдерживает сам организм: развивается отек легких, с одним шансом из тысячи...

У югослава такого шанса не оказалось: когда мы н конец добрались до места, он уже был мертв.

Юлджи сказал, что и альпинисту повезло, и для живых путешественников это очень хороший знак: если рядом умер человек, то твой путь будет более удачливым. Я знал, что буддисты спокойно и внешне даже презрительно относятся к смерти, но чтобы мертвых считали более счастливым, чем живого, это был странным, хотя и у нас про умершего говорят иногда «Ну, слава богу, отмучился!»

Передовой лагерь состоит из нескольких больших палаток, общих для всех групп (склад, кухня, столовая и кают-компания), и пары десятков индивидуальных спальных палаток, установленных на заснеженной ка­менной терассе. Именно отсюда начинается тот путь, который, собственно, и является восхождением на вершину. И только тут я вдруг узнал, что это, оказывается, еще не конец сегодняшнего пути. Под страшным секретом Юлджи сказал, что теперь он должен идти с «Книгой мертвых» в буддистский скит-гомпу непода­леку, где есть ламы, способные выполнить обряд над умершим.

Такой удачи я и не ожидал. Увидеть тайную буд­дистскую обитель, расположенную там, где могут пройти только альпинисты со специальным снаряжение

Приобщиться к древнему мистическому обряду! Не его ли имел в виду лама, спасший мою жизнь в Лхасе?

Мне пришлось рассказать тибетцу всю историю, связанную с обретением этой книги, чтобы он понял: я имею право пойти в скрытую обитель вместе с ним, И только сам понесу туда священную книгу. У Юлджи не было иного выхода: посмотрев опять на часы, он согласился.

Оставив все лишнее, мы с ним пошли дальше, но не вверх по маршруту альпинистов, ведущему в первый штурмовой лагерь (7010 м), а на запад, обходя по лед­никовому траверсу каменистые отроги горы.

Почти два часа карабкались мы по острым гребням без всякой тропы, поминутно увязая в целиковом снегу. Мои усы и борода обледенели, превратившись в сплошную корку, кольцом охватившую рот и остав­ляющую лишь небольшую дырку для свистящего дыхания. Я уже плохо соображал, куда мы двигаемся и зачем: тело устало и готово было отказать в любую минуту. Страшно хотелось посидеть прямо в снегу, хотя бы совсем немного. Но мой мозг знал — это смерть...

И вдруг я увидел впереди человека, сидящего на краю заснеженного карниза. Это было похоже на гал­люцинацию истощенного разума, будучи настолько неправдоподобным. На высоте 6, 5 км, в жути смер­тельного холода и режущего тело ветра, на отвесной обледеневшей стене в позе лотоса сидел бритоголовый юноша, на теле которого трепыхалась лишь темно-красная туника буддистского монаха. Он был всего лишь в десяти метрах от нас, и я даже различил застывшие черты его лица, слегка припорошены снегом...

Не останавливаясь, Юлджи перевалил за очереди скальный гребень и пропал из виду. Я поспешно последовал за ним, взобрался на эту площадку и оторопел окончательно...

Взору моему предстала небольшая котловина между скал, заполненная снегом. На краю ее в сугробе стояла большая черная тибетская палатка-банаг. Она шьется из ячьей шерсти и обычно использует пастухами-кочевниками. В центре же площадки находился типичный ритуальный тарчок: мачта с растяжками, на которых трепетали десятки истерзанных ветром разноцветных молитвенных флажков. Под мачтой возвышалась куча полузасыпанных снегов черепов и рогов домашних и диких животных. Святилище было окружено КОЛЬЦОМ ИЗ десятка снежных конусов метровой высоты, которые со стороны были похожи на засыпанные снегом каменные ритуальные ступы-чортены.

Но не это так поразило меня. Я увидел еще несколь­ко человек, неподвижно сидящих, как и первый, на снегу и одетых лишь в монашеские туники. Они были совсем молоды и, казалось, совершенно не обращали никакого внимания ни на смертельный холод, ни на нас с Юлджи...

Из палатки вышел пожилой монах и пригласил нас войти. Внутри чуть тлела кучка сушеного ячьего на­воза, над которым висел большой закопченный чай­ник. Рядом, перебирая четки, сидел маленький сухо­щавый человек с морщинистым лицом, одетый в оран­жевый халат ламы.

Поздоровавшись, он выслушал Юлджи, а затем стал что-то говорить ему, с укоризной кивая в мою сторо­ну. Затем он заговорил со мной на хорошем англий­ском языке и неторопливо выспросил все: о моей жиз­ни, о путешествии по Тибету, о «смерти» в Лхасе и о человеке, давшем мне священную книгу. Он взял ее в руки и долго молча гладил ладонью, будто общаясь с кем-то живым...

Я знаю этого человека. Ты даже не подозреваешь, насколько судьба осчастливила тебя встречей с ним. Ты теперь не посторонний для нас. Отдохни пока. Мне же надо подготовиться к обряду, ради которого вы пришли.

Но после увиденного я будто и забыл об усталости. Тысячи вопросов были готовы сорваться с моих уст. Что это за высокогорный гомпа? Зачем нужны такие суровые условия? Кто эти сидящие на снегу юноши? Как они вообще живы?

Ты вправе узнать все это, — сказал лама, будто прочитав мои мысли. — Тем более что все увиденное

здесь имеет самое прямое отношение к тому главному, что тебе необходимо уяснить в первую очерередь. Все это делается ради Бардо, а вернее, ради того, бы облегчить пребывание в нем, а то и вообще миновать его...

Лама-ринпоче (учитель), как и Юлджи, тоже очень торопился начать обряд чтения «Бардо Тхёдол» и, занятый приготовлениями к нему, поручил пожилому монаху-гелонгу (ученое звание) ответить на все мои вопросы. Мы вышли с ним к тарчку, и то, что я узнал, мне самому до сих пор кажется неправдоподобным.

Оказывается, все эти юноши, обладающие, казалось бы, невероятными способностями, являются обычными трапа, то есть монахами-учениками монастыря Ронгпу. Обучение каждого тибетского монаха включает в себя изучение искусства тантрийской йогой и овладение различными духовными практиками, чего это нужно — расскажу позже, когда речь пойдет Бардо. А в данной обители эти трапа учатся вырабатывать в себе внутреннее тепло, именуемое тумо. Слово- это переводится как «легкое пламя» и означает энергию, которую адепт йоги способен улавливать из все­общей энергии-времени, разлитой в пространстве во­круг нас.

Умение вырабатывать тумо, конечно, помогает те­лам йогов, особенно отшельников, легко переносить холод

и лишения тибетских высокогорий. Ведь в своих заледенелых пещерах-таяугах они находятся в одних набедренных повязках и используют огонь только для приготовления чая. Но тепло для тела — это побочный эффект тумо. Это внутреннее «пламя», по большому счету, нужно им вовсе не для этого. Речь идет не о материальном огне и тепле, а о совершенной духовной энергии, способной созидать и совершенствовать все сущее. Владеющий этой священной магической силой способен делать со своим телом все что угодно, но только ради высшей цели: получить право навсегда из­бавиться от него!

Овладение каждой из десятков духовных практик йоги требует очень длительного времени и неимовер­ных усилий. Вот и эти юноши сейчас уже находятся Как бы в высшей школе тумо. А начинались их трени­ровки несколько лет назад на берегах горного потока, бегущего с ледников, неподалеку от монастыря. Не­простой была та учеба. А право продолжить обучение уже в этой высокогорной обители получили лишь те, кто овладел начальными способностями и сдал учите­лю своеобразный экзамен.

Начинающий йог совершенно голым садился на бе­регу горного ручья. Его оранжевую тунику мочили в ледяной воде, а затем набрасывали ему на плечи. Он должен был довольно быстро высушить ее за счет мо­билизации своего внутреннего тепла. И так — десять раз подряд!

Причем по времени надо было уложиться в о час!

Свист ледяного ветра постоянно уносил от меня рывки фраз рассказчика.