Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!

Молитву эту Иисусову произноси непрестанно, стоишь ли, сидишь ли, ешь или пьешь, путешествуешь или другое что делаешь. Непрестанно произноси на всяком месте, во всяком деле, во всякое время и предваряя всякое дело, прилагай старания. Пусть одно слово побуждает другое и поощряет. Вооружайся, словно исполинский воин, словно твердо держащий в руке копье. И осеняй ею мысль свою непрестанно. Даже когда нужду справляешь, да ограждает и поучает себя ум твой тайной молитвой. Ей-ей, как солнце в небе сияет ярче звезд, так, воистину, моление непрестанное, молитва Иисусова и другие духовные подвиги достойней всех земных вещей, дел и умствований. Много на земле так называемых премудростей, но все на земле и останутся. Всех глубже премудрость – спасти свою душу, поскольку она возносит душу на небо в Царство Небесное и ставит перед Богом. И следует покрывать себя смиренномудрием, и опасаться тщеславия и самомнения. Ибо тщеславие и самомнение губят все добродетели.

Когда же язык и губы устают, молятся умом и сердцем, поскольку из долгой молитвы языком проистекает умная молитва. А из умной молитвы – сердечная. Когда же ум устанет взывать, и заболит сердце, тогда следует понемногу переходить к пению[55].

Произноси молитву Иисусову негромко, чтоб слышал только ты один. Не думай о тех или иных житейских и тленных вещах, а молись всей душой и без лени, ради своего спасения. Ибо молитва не что иное, как отстранение от видимого мира и невидимого[56]. И заключай ум свой в молитве, и сосредоточивай все свои мысли и чувства. Чтоб где стоит тело, там пребывали и ум, и мысли, и чувства. Никогда не размышляй в молитвенное время, но отвращайся от всех помышлений и забот. Тогда успешно и спасительно для человека моление. Говорят святые отцы: «Человек, который молится только устами, а об уме небрежет и сердце не хранит, воздуху молится, а не Богу, и трудится напрасно. Ибо Бог внимает уму и усердию, а не многословию». Поэтому следует молиться изо всех своих сил: и душой, и умом, и сердцем, – со страхом Божиим, и всем своим существом. Умная молитва не позволяет проникнуть внутрь ни пустым мечтаниям, ни нечистым помыслам.

Если хочешь молиться умом и сердцем, я научу тебя. Воспринимай твердо и осмысленно! Слушай, возлюбленный мой. Следует сначала совершать молитву Иисусову голосом, то есть произносить губами и языком, чтоб слышать только самому. Когда же губы, язык и чувства насытятся молитвой вслух, тогда молитва вслух сама прекратится и перейдет в шепот. И тогда уму следует поучаться, приникать и ощущениями пребывать в гортани. Так сама собой[57] начнет непрестанно совершаться, возноситься и действовать умная и сердечная молитва во всякое время, при всяком деле, на всяком месте.

Но больше всего следует учиться, приникать и пребывать в умной молитве, вне всяких помыслов и забот. Кто не научится умной молитве Иисусовой, не сможет удержать молитву Иисусову постоянно. А кто научится, у того соединится она с сердцем, и польется тогда, словно источник, постоянно текущий. И будет постоянно пробуждать человека и бодрствующего, и спящего. Чтобы, когда плоть задремывает и засыпает, эта молитва будила, закипая внутри. И человек, словно ангел, пребывал бодрым.

А еще молитва эта гасит пламя многих страстей. Поэтому велика эта молитва умная и сердечная. А молитва губами быстро забывается, губы и язык утомляются, и плоть дремлет. А дух никогда не спит. Если только старательно делаем что-нибудь необходимое, или помыслы слишком досаждают уму, или одолевают дремота и сон, тогда следует губами и языком молиться прилежно, чтобы ум внимал голосу. А когда снова ум и помыслы утихнут и смирятся, тогда следует опять молиться умом и сердцем.

Такая молитва быстрее ведет ко спасению, чем чтение псалмов, канонов и молитв. Как взрослый человек умеет больше младенца, так и молитва Иисусова способна спасти быстрей, чем песнопения. Для преуспевших, опытных и совершенных важнее всего непрестанное моление, молитва и подвиг, а все дела могут быть сведены к необходимейшим нуждам, без которых обойтись невозможно. Для средних же – пение, чтение и рукоделие. А для новоначальных и неопытных – пение, рукоделие и тяжелая работа.

А во время молитвы и во время всех молений следует пребывать вне любых желаний, прихотей, помыслов и забот. И откладывать все земные умствования и измышления, но сосредоточивать свой ум и помышления на молитве и богомыслии, чтоб не прогневать Бога, трудясь впустую, вместо того, чтобы умилостивить Его.

Часто удивлялся я: как быстро прежние святые отцы обретали благодать и спасались! И как много было спасшихся! А ничто так сильно не любили отцы наши, как молитву. И крайнее огорчение доставляли лукавому дьяволу и бесам его нелицемерной любовью, беззлобным смирением, смиренномудрием, богомыслием, непрестанными подвигами, твердым долготерпением и остальными заповедями Господними и добродетелями. Ибо этим и совершенства достигли, сподобились и благодати, и чудотворения, и спаслись. Так поступая, и мы достигнем совершенства и спасемся. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

Глава 33

Поучение о том, как возрастает
и утверждается молитва Иисусова
в человеке

Некоторые неопытные бессмысленно утверждают, что молитва Иисусова, по сравнению с пением – ничто. А я говорю, что молитва Иисусова, совершаемая вслух и в уме, – крепкая стена и основание для человека. А пение – непобедимое оружие. Некоторые из святых отцов, оставив пение, придерживались молитвы Иисусовой. Ибо молитва Иисусова, словно возлюбленный сын, работает на отца своего допоздна, а иногда и дотемна, устраивая все как следует. А пение, словно некий близкий друг, проводит с человеком весь день до вечера. И тот, и другой хороши.

Чем прилежней человек в молитве, тем больше желает ее душа его. Всегда желает в ней находиться. А чем дольше пребывает человек в пении, тем больше устают уста его и желают отдыха. Но в начале нужно с понуждением усердно совершать молитву. И когда научится ей человек, тотчас начнет она, словно быстрая птица, кружить и вращаться в уме непрестанно.

Как зрение – важнейшее из всех чувств в человеческом естестве, так и среди духовных добродетелей самая благоприятная – сосредоточенно хранить в уме молитву Иисусову, то есть умная молитва Иисусова. Сосредоточенная молитва Иисусова как бы превращает человека в огонь, и не в состоянии приблизиться к нему бесовское действие. Когда видят бесы человека, огражденного молитвой Иисусовой, то не смеют приближаться к нему, боясь ее силы. По правде скажу, молитва Иисусова, словно палица, сокрушающая демонов. Молитва Иисусова, поистине, может разрушить и рассеять тучу душевных страстей. И прояснить ум, душу и сердце человека светом веселья, утешения и радости. Равным ангелу становится монах из-за совершенной любви к Богу и из-за истинной и чистой молитвы Иисусовой. Как мореплаватель, плавая ночью, в бурю по океану, когда не видит ни берега, ни пристани, смотрит на движение звезд, а иногда на компас, и находит верный путь или направление к тихой пристани. Так должен находить направление и тот, кто плавает мыслями в бурном и волнующемся море умственной темноты и мирской жизни нынешнего века. И пусть желающий спастись вглядывается в движение молитвы непрерывно, а иногда в книжный компас и бдение. Когда внутренние чувства обуреваемы житейскими волнениями, заботами и разногласиями мира сего, тогда должен желающий спастись внимательно всматриваться в это движение молитвы.

О человек, когда же начнешь делать это сладостное дело? До каких пор будешь останавливаем и удерживаем мало-помалу вещами, о которых ты думаешь, что они благословенны? Пчела, собрав мед с различных цветов, доставляет радость тем, кто ест его. И ты, человек, если желаешь насытится сладостью молитвенной и постоянно держать ее в уме своем, оставь все земные заботы, все вещи, изобилие в различных яствах и одежде. И не занимайся изощренным рукоделием, но имей простое. Всю суету и измышления оставь, удались от мира и останься наедине со своей мыслью[58]. Терпи недостаток во всем и уповай на Бога. Если же все это не отбросишь и не будешь презирать, то не сумеешь освободиться от забот и смятений, наступающих на тебя, словно волны морские. Если это не оставишь, не сумеешь пребывать в непрестанной молитве и не удержишь ее. Поскольку все это смущает ум твой и отводит от Бога. Ибо из-за этих вещей не имеешь упования на Бога. А молитва требует скромного жития вне всех дел, забот и суетных измышлений, и непрестанного к ней усердия и прилежания.

Любое дело, касающееся необходимых нужд и потребностей, имей в качестве побочного. А молитву Иисусову и прочие моления – вместо всех дел, в качестве постоянного. Когда ум проникнет в молитву, словно в некую тихую пристань от всех волнений нынешнего века, не ленясь, исправно побуждай себя ради своего спасения усердно повторять: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!», – как скороход, идущий быстрым шагом. И тогда сладость и радость невыразимая распространяются из сердца. Но много нужно проявить усердия и прилежания, пока человек не отрешится от всего земного и не обретет непрерывную молитву Иисусову.

Велика эта молитва Иисусова, потому что борется с дьяволом. Даже когда мы спим, молитва эта, укорененная в сердце, вращаясь внутри непрерывно, опаляет врага и не впускает вовнутрь человека, охраняя неусыпно и душу, и тело.

Если же бесы склонят ум наш к каким-нибудь страстям, то следует возвращать его к добродетелям, словно упругое дерево. Молитвой и чтением будем возвращать его. А если снова примем что в ум свой, тогда молитва умная опять ослабеет. Ибо умная молитва требует сосредоточенности мысли. Поэтому от всех волнений, забот, слухов, дел, споров и удобств следует уклоняться. И только ей одной следовать, не уклоняясь, желающему непрерывно ее творить. Ни с одним помыслом не может и не согласна молитва Иисусова тайно и непрерывно пребывать в душе. Ибо нельзя служить Богу и маммоне. Только одному, – одному Богу служить.

Как маленький волосок раздражает глаз, так и малейшее попечение обращает в ничто безмолвие и молитву. А в различных разговорах, заботах и делах, что желаем увидеть полезного и спасительного? Ведь человек с двоящимися мыслями неустроен во всех путях, начинаниях и делах своих (Ср. Иак. 1, 8). Если действительно хотим спастись и быть подлинными воинами Христовыми, то должны мы презреть все земное, все заботы, все дела, все споры и разговоры, все телесные удобства, все желания и прихоти, все земные привязанности и суетные пристрастия, и всевозможную рассеянность и расслабленность ума. Все это следует нам претворить в молитву и в другие моления. Говорю же это совершенным, опытным и умудренным. А новоначальные и неискусные, как младенцы в молоке, нуждаются в непрерывном учении, послушании и покорности при любом рукоделии и трудах, полностью отказавшись от своеволия, собственных нравов, привычек и суждений, пока не научатся всему. Состарившимся и слабым следует пребывать в молитве, а здоровым – работать и любить во всем огорчительное, наибеднейшее и уничижающее. Избегать всех славных, красивых и приятных вещей, и всяких удобств, но всегда понуждать себя. И святые отцы могли бы изощряться и всячески благоустраиваться во всем, и накапливать богатое имущество, волнуясь в мирской суете, если бы не берегли время свое спасительное. Суета, слава, вещи, заботы, удобства и достаток требуют многих хлопот, губят много времени, рассеивают и многократно смущают ум и колеблют, словно ветер море. Губят смирение, кротость, плач и слезы. Отсекают упование, усердие, страх Божий и любовь к Богу. Молитва же требует полной сосредоточенности ума и смирения – вне всех дел, всех забот и попечений, славы и волнений, всяких измышлений, достатка и удобств. И следует о себе самом беспокоится, обнаруживая великое усердие. Считай, что один ты живешь на земле, и устраивай ум свой так, чтобы Богу единому служил.

Но как же лют дьявол, губитель душ наших с полчищами своими! Мало-помалу все это тревожащее, суетное и вредное вкладывает в ум наш и постоянно напоминает и ставит перед глазами. Склоняет к различным делам, заботам, достатку и удобствам. Заставляет нас не понимать, что окончательно погибаем, не считая это грехом. А в делах добродетели непрестанно хитрит, как лисица, и воюет из часа в час. Крадет и губит время, всячески удерживает: когда разнообразными делами, когда различными заботами и хлопотами. Иногда закрывает ум, иногда забытье и помрачение наводит и, словно пеленой, покрывает очи души. И мы забываем все заповеди Господни и отеческие добродетели. Пришествие Христово и будущие небесные, невыразимые и нескончаемые блага ни во что не ставим. Смерти и бесконечных мук не боимся. Но смерть, однако, следует за каждым человеком, и в чем застанет смерть человека, в том и будет судить его Бог.

О, жестока любовь к миру сему, ибо угашает любовь к Богу. Сладость мира сего угашает сладость Божию – духовную и молитвенную. Радость мира сего угашает радость грядущую. Украшения и удобства мира сего угашают и отстраняют красоту и покой будущего века, противостоя друг другу. Разве стоит отпадать от Славы Божией и Царства Небесного, променивая спасение свое на тленные вещи? Нет, постараемся и побудим себя всем тленным пренебречь. И тогда придем к совершенству и спасемся. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

Глава 34

Поучение о том, что желающий спастись должен сидеть в келье
и ни о чем не беспокоиться

Много бед и огорчений доставляют бесы подвижникам и часто губят время, приводя им на ум различные сомнения и всевозможные страстные мысли. Поэтому инок, желающий спастись, должен поступать так: сидеть в келье своей, а не бродить. И собирать ум свой и мысли свои, блуждающие тут и там, отовсюду: от всех забот, от всех попечений, дел и умствований мира сего – в молитву. И не прельщаться наслаждениями и красотами мира сего, различными удобствами и весельем. Не волновать сердце свое ни плотскими вожделениями и душевными прихотями. Ни печалью родителей своих и родственников, ни заботами любимых друзей. Лучше опечалить своих родителей и родственников, чем Бога. И всегда держать в уме молитву. Словно стоя на Страшном Суде Христовом. И ни о чем другом не думать во время молитвы, кроме смертной кончины, пришествия Христова и о того, как избежать бесконечных мук и удостоиться Царства Небесного.

Стоя пред Богом и молясь, не связывай ум свой мирскими делами и не тревожь душу свою заботой о различных телесных потребностях. Ибо всякий, кто связывается с мирскими делами и стесняет душу свою частыми заботами, не может чисто молиться Богу. Ибо Богу угодна молитва, лишенная представлений о земном. Не способен скованный по ногам быстро ходить, а связанный по рукам работать как следует. Так и человеческий ум, связанный мирскими делами, заботами и разными удобствами, служит греховным страстям и не может прилежно служить Богу, стремиться к небесному и совершать чистую духовную молитву. Если не соберет человек ум свой, все свои мысли, беспричинные телесные блуждания и желания, душевные и плотские, отовсюду в одно место; если не решит твердо надеяться только на Бога во всех делах и не прекратит все колебания мысли, то не сможет избавиться от забот, беспокойства и огорчений и пребывать в тишине и радости душевной. И поэтому следует закрывать душевные очи на все слышимое, видимое и желанное в мире сем и глубоко молчать.

О, жестокие вериги окаянные, путы крепкие, препятствие и удержание от Бога – заботы и беспокойства, волнения и ссоры мира сего! О, достойно удивления! Как один поводок удерживает большого и страшного льва, так заботы и беспокойство, волнение и ссоры, различные удобства, пьянство и блуд удерживают от Бога и от дела спасения все человечество. Словно в темноте дни свои проводят, только начала дней и ночей мелькают. Часы и дни, недели и месяцы, времена года и лета отсчитывая. Горе и мне нерадивому, ибо и я, окаянный, не понимал этой хитрой и скрытой лжи. Сколько времени погубил, будучи ею связан. Много раз сильно желала душа моя кротости и смирения, любви и мира со всеми, безмолвия, молчания и отшельнической жизни, бдения и молитвы, и воздержания. Чтоб ни серебра, ни золота и никаких вещей не иметь, но проливать слезы и плакать. И этого наслаждения я себя лишал, утрачивал его, отводя себя этой ложью. Пока не понял, как кратковременна и обманчива эта жизнь, и не испугался смерти, и не отошел от этого жестокого обмана. И вот душа моя и сердце радуются, что избавил меня Господь Бог от такой великой беды Своей благодатью.

Говорю вам, братья мои возлюбленные! Успокаивается корабль в доброй гавани от морских волн и штормового ветра. Так и душа человеческая спасается и ум утихает в отсутствии забот, в пустыне, вдалеке от суетного мира, в тихом безмолвном молении и непрестанной молитве Иисусовой от всех причиненных беспокойств, от тревог и несчастий, страданий, скорбей и бед, разногласий и ссор мира сего в нынешнем веке. Тот, кто действительно желает скоро найти путь спасения, обрести бесстрастие и быстро идти спасительным царским путем, пусть твердо, не расслабляясь, избегает шума и суеты, всякого умножения вещей, забот и телесных удобств. Любое умножение земных вещей, забот и разнообразных удобств помрачает ум человека. Разногласия и споры окончательно лишают его возможности видеть Божественный путь и истинную мудрость. И ничего духовного понять он не в состоянии. Если не очистит и не просветлит ум свой долгим и повседневным постом и трезвенным бдением, непрестанною молитвой, слезами и поклонами.

О человек, если действительно хочешь спастись, прежде всего нуждаешься в небесном делании, спасительном подвиге, молитвах и молениях непрестанных. Отбрось все мирские волнения нынешнего века, споры и разногласия, многообразные заботы и хлопоты, всевозможную суету и дела. Говорю тебе, даже если какое-нибудь ничтожное помышление о земном имеешь, то и оно способно часто смущать твой ум и твои мысли, служить препятствием, отрывать и удерживать тебя от дела спасения и постоянного подвига, от молитвы и остальных молений, от бдения и воздержания, от всех добродетелей и от Бога. И не сможешь спастись.

Если желаешь к небесному стремиться и искать его ежечасно со смиренномудрием, обогатить себя добродетелями, быть вознесенным от земли на небо и царствовать с Христом вовек, то должен ты все земное и видимое нынешнего века презреть и возненавидеть окончательно, и оплевать. Обнищать до крайней нищеты и телесно, и духовно. Ибо сказано в Откровении тому, кто возлежал на груди Спасителя: победившему мир дам венец жизни, «дам вкушать сокровенную манну» (Откр. 2, 17). А победить мир, значит, все мирские умствования, греховные страсти, все злое, все желания и прихоти и все удобства преодолеть страданиями и претерпеть. И сменить свои привычки и желания своей мирской жизни с ее любовью к миру, на жизнь духовную, никогда не совершать греха и соблюдать заповеди Господни. Ибо жертва Богу – добрые дела, и сердце сокрушенное и смиренное, и дух сокрушенный. А страсти человеческие, то есть греховные дела, – жертва бесам. Человек ведь сотворен душевно бесстрастным, а страсти входят в него от действий бесовских или по собственному произволению: он либо поддается, либо не поддается им.

Все вредное и огорчительное творят нам бесы, ради этого устраивают и неуместные хлопоты, и различные уловки. Потому что хотят оторвать ум наш от молитвенного созерцания. Иначе говоря, стараются сделать нас праздными и никчемными и отлучить от пламенной любви к Богу. Если бы они могли, то отдали бы власть и богатства всего мира, лишь бы только какой-нибудь заботой оторвать наш ум от любви к Богу и от богомыслия. То есть от постоянной молитвы Иисусовой, от непрерывной внутренней – умной Иисусовой молитвы и от моления непрестанного, которые и есть любовь к Богу.

И следует нам заботиться прежде всего о подвигах и непрестанном молении, не отрываться от сладости молитвенной, а все заботы возложить на Бога. И Он даст нам все, в чем нуждаемся. А все деяния мира сего предадим забвению и не будем заботиться ни о чем в нынешнем веке. Одну заботу будем иметь – как угодить Богу и сохранить душу чистой, не оскверненной никакими греховными делами, и невинной поставить ее перед Богом в час смертный.

Знай же, о человек, что, освободившись от всех земных вещей, забот и хлопот, увидишь ты бесовские хитрости и соблазны, и поймешь свои согрешения. Бесы часто принуждают подвизающихся к неуместным и бесчисленным хлопотам. Нам следует понимать, что заботы нынешнего века вяжут инока по рукам и ногам, и даже того, кто не желает этого, уводят от Бога в любовь к миру сему. Как вода гасит огонь, так заботы нынешнего века гасят любовь к Богу. И, как туча закрывает солнце, так заботы закрывают ясность ума и молитвенную сосредоточенность. А если мы будем постоянно освобождаться от всех забот нынешнего века и внимательно вникать в духовное дело и в любовь к Богу, позаботится и Бог о различных наших душевных и телесных потребностях.

Молитва Иисусова откроет нам источник слез, если откажемся от шума и суеты мира сего, удалимся в тихие обители и предадимся этой молитве. Когда молитва эта, сосредоточенная в уме и сохраняемая в сердце, становится усладой для человека, тогда слезы начинают течь сами собой, и не от печали источает человек ручьи слез, а от радости. А кто хочет впридачу к молитве Иисусовой, о которой сказано выше, и умилению еще и пылать горячей любовью к Господу Богу до исхода души своей, жить подвижнически и страдальчески, и носить на теле своем «мертвость» (2 Кор. 4, 10) Иисусову, то есть прежде смерти быть, словно мертвый, и, не тревожась, служить одному Богу во все дни жизни своей, то начало и конец этому делу в том, чтобы отсечь все привязанности, желания и прихоти, все заботы, шум и суету мира сего. И пребывать в полном одиночестве, в безвестности и безмолвии и вне всяких попечений, как птица. И ничуть не привязываться к суете нынешнего века, ибо вся она останется на земле.

А это говорю опытным, а не новоначальным. В гостях мы здесь – на земле, в нынешнем веке. Как говорит апостол Павел: «Братья!.. Наше… жительство на небесах» (Флп. 3, 20). Будем же заботиться только о душах своих, а заступником во всех бедах будем иметь Бога. Нигде, никогда, ни в какой беде не оставляет Бог надеющихся на Него всей душой и служащих Ему всем сердцем из любви к Нему. Если живем надеждой на Бога, в Боге живем. А если и умираем от какой-либо беды по воле Божьей, к Богу отходим. Если даже один день проведем, надеясь на Бога, и в этот день умрем, это лучше, чем долголетие умерших с раздвоенной душою. Нигде не написано о том, что Бог оставляет надеющихся на Него.

Нельзя спастись, не оторвав ум свой от суеты, шума и от всех забот. И не собрав воедино и ум, и тело. Ибо у человека один ум, и можно отдать его либо Христу, либо суетным заботам. От всяких же помышлений и забот, неуместно возникающих и отклоняющих ум наш от молитвы, ум и мысли следует отворачивать и не принимать их, поскольку их привносят бесы. Подлинная нужда сама себе время укажет без лишних забот, как преграда, которую невозможно ни обойти, ни перелезть.

Тот, кто действительно желает спастись и стать угодным Богу, пусть откажется от всего земного и живет, словно одна из птиц. Найдет подходящее уединенное место и пребывает один или со своим духовным сыном, и терпит недостаток во всем, необходимом телу: в пище, в одежде и вещах. Ибо в нужде душа смиряется и умиляется, а ум сохраняет невозмутимость. Когда человека ничто не отвлекает, тогда выносливее он телесно и сильнее радуется душой о грядущем воздаянии. А там, где всего необходимого в избытке и много братии, невозможно сохранить ум безмятежным. И там требуются послушание, отказ от собственной воли и точное исполнение того, что велят. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

Глава 35

Вопрос о непрестанном молении

Что необходимо делать, чтобы ум постоянно был обращен к Богу?

Ответ

Если не обретет человек этих трех добродетелей: любви, воздержания и непрестанной Иисусовой молитвы, – не может ум всецело обратиться к Богу. Ибо любовь укрощает гнев. Воздержание иссушает похоть. А молитва Иисусова отрешает от всех помышлений. Следует отгонять от себя всякое рвение, дела и заботы, всякую суету, смущения и самомнение. И пребывать в Боге непрестанно. И Он всему тебя научит и откроет Святым Духом и небесное, и земное.

Глава 36

Молитва Святой, Единосущной, Животворящей
и Нераздельной Троице

Отче Преблагий, и Сыне Пресвятый, и Душе Святый, Троице Святая, Неразделимый Боже, спаси мя грешнаго, раба Твоего.

Глава 37

Поучение о бесовском обмане и соблазнах мира сего

Каждому человеку, трудящемуся ради своего спасения, лукавый дьявол напоминает и постоянно приводит на ум мысли о красивых местах, обильной пище и о том, что можно спастись без подвигов, желая повергнуть его в смятение и муку и оставить без подвигов, уведя из спасительного места. И когда человек уходит, тогда, действительно, и следа от этого желаемого не может найти. А потом начинает соблазнять его дьявол другими местами и тотчас ведет или в пустыню, или в монастырь, или в горы. И всюду приводит на ум и нашептывает неразумным людям, то и дело повторяя, что в пустынях, мол, много бесов и диких зверей. Напоминает о нападении разбойников. А в монастыре, мол, тяжелые труды, великий ропот и шума много. А в миру, всем известно, вообще спастись невозможно. И нигде не даст усердно помолиться.

А с мирянами борется так. Когда видит юного, внушает ему: «Ты еще молод. Не трудись пока. Вот вырастешь, тогда и потрудишься». Когда же человек достигает зрелых лет, тогда внушает ему: «Вот пострижешься в ангельский чин, тогда хорошо Богу послужишь. А сейчас – жена и дети заплачут». А когда пострижется, тотчас наговаривает ему: «Вот примешь великую схиму, состаришься, тогда и изнуришь себя, наконец». Но тогда уже старость одолевает человека.

Когда начинает человек совершать какую-нибудь добродетель, внушает ему дьявол: «Оставь ее сегодня, с утра начнешь». И обманывает так и одолевает дьявол окаянный каждого человека изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год. Сегодня одним, завтра – другим, а потом – многим. И так до последнего издыхания и до гроба обманывает каждого человека.

Что мы будем тогда говорить или делать, о братья, когда наступит конец жизни нашей? Подлинная истина в том, что человек, желающий спастись, на любом месте, в любом возрасте, при любом уровне благочестия и в любом чине, спастись не сможет, пока не пренебрежет своим телом. Блажен и трижды блажен человек, претерпевший до конца все страдания. А там, где совести твоей и спасению наносится вред, не живи! Уйди, как советуют духовные отцы! В изысканных и благополучных местах живут те, что обрекли душу свою на погибель ради наслаждений и телесных удобств. А мы, братья, спастись хотим и Царствия Небесного желаем. Поэтому отыщем себе неудобные места и не будем знаться с мирянами.

Большая душевная сила нужна человеку, чтобы в огне не загореться, а, плавая в воде, не намокнуть и не притронуться к предложенным яствам. Рыболов, плавающий всегда по водам, ловя рыбу, разве не намокает? Часто и весь в воду падает. Так же и кузнец, всегда стоящий у огня во время ковки, разве не прожигает свои одежды? Часто и сам обжигается. А всегда стоящий на краю пропасти, если вдруг задремлет или на него дунет ураганный ветер, разве не упадет в пропасть? А если сено и огонь находятся в одном месте, разве не загорится то сено от огня? Так и желающие спастись, но пребывающие в миру, не погибают ли? Вот так, братья. Притча эта, обращенная к нам, очень для нас спасительна и обличительна, назидательна и вразумительна. Ибо вполне естественно, что огонь сжигает сено, стоящий возле пропасти падает в нее, кузнец обжигается, а рыбак намокает. Да-да, действительно, желающим спастись невозможно остаться невредимыми, живя в миру: либо без подвигов останутся, либо ввергнутся в греховные напасти.

О братья, что творим?! Спастись желаем, а пребываем там, куда псы блуда входят и обнюхивают постоянно, и прочие греховные страсти, похоти, вожделения и соблазны мира сего. Желаем спастись и остаться невредимыми, желаем быть девственными, а пребываем там, где живут любящие сосать молоко и масло, как грудные младенцы, держащие сосцы в руках своих, а губами сосущие. Всю жизнь этим живут и время жизни своей тратят на то, чтоб угодить телу своему и ублажить его всячески. Чреву своему, словно богу, служат. И мы, пребывая там, еще хотим остаться невредимыми и незапачканными, не уязвленными ни душевными, ни телесными страстями? Пребываем там, где бесы, словно кулаками, дерутся, и где, как волны морские, кипят, буйствуют и грозно восстают мирские напасти и житейские соблазны. И хотим остаться целыми, не погибнуть и спастись? Не обманывайтесь, братья, говоря: и в миру, блуждая среди соблазнов и поводов к греху, сумеем спастись. На все глядя, всего желая, обо всем говоря, останемся девственниками, станем ангелами, спасем душу свою и угодим Богу.

Слаба природа человеческая. Если оказывается человек в каком-нибудь спасительном месте, тогда привыкает и научается многому полезному, набирается разума, добродетелей и спасается. А если ему снова случится оказаться в каком-нибудь месте, полном страстей, тогда забывает и благопристойность, и благоразумие, и навык в добродетелях, привыкает к греховным страстям, душевным и телесным, и к злодеяниям губительным, и погибает. Ибо, воистину, с разумным становится человек разумен, с преподобным – преподобен, с избранным – избран, с безгрешным – безгрешен, а с безумным – безумию научается, и с одержимым страстями – порабощает себя страстям. Не в состоянии человек ни понимать, ни делать того, чего не слышал и не видел, разве только добро – по благодати Божьей, а зло – по дьявольскому наущению и по собственной беспечности.

Не будем смотреть на мирские дела, чтоб не соблазнялся ум их суетным волнением. Не будем объединяться с мирянами, чтоб не увязли и мы в их сетях. И не будем ходить к ним, чтобы умы наши не повредились (ср. 2 Кор. 11, 3) от греховных соблазнов и пожеланий и нам не погибнуть. Кто из желающих спастись пребывает с мирянами, тот впадает в их соблазны и в сети бесовские. А если и не впадает в мирские соблазны, сердце его все равно оскверняется мыслью о них.

Не будем общаться с женщинами, чтоб не сгореть от их огня. Лучше нам поселиться со зверями, чем с женщинами, даже если это сестра или мать. Не будем общаться с юношами, чтоб не впасть в сети греховные. Тем более, ложиться с ними на одну постель, даже если это наши родные братья. Лучше попасть в змеиное гнездо, чем с юношей спать или находиться под одним покрывалом. Не будем приближаться к тому месту, где находятся женщины, чтоб не расслабился ум наш и не растлилось сердце наше от соблазна похоти. Не будем жить и находиться там, где ходят молодые юноши и девушки, чтоб, видя лица их, не разжигаться желаниями к ним и не возбуждаться. Нелепо держать вместе огонь и сено: один сожжет другое.

Некоторые бессмысленно утверждают, имея разум младенца: ничем, мол, мир желающим спастись не вредит, можно, мол, и пребывая в миру, сподобиться многих даров. Глупости говорят. Разве они каменные, железные или деревянные, что не испытывают свойственных всем людям похоти и вожделения? Разве они понимают больше, чем святые отцы, и считают себя более твердыми, нежели они? Святые отцы называют мир блудницей, ибо, как блудница одним видом своим соблазняет и обольщает человека, так уже одна женская походка, украшения на одежде, взгляды их и накрашенные лица, словно копье, пронзает душу и сердце спасающихся иноков. Лучше с дьяволом беседовать, чище будешь, чем разговаривать и находиться рядом с женщинами блудными, бесстыжими, приятными лицом и разряженными.

Непостоянен человек по природе своей. Не хранящий доброго быстро обращается и склоняется ко злу. Если кого-нибудь смущает блудная страсть к какому-либо лицу, тому следует всячески избегать, насколько хватает сил, бесед с ним, пребывания наедине, прикосновений, запаха, и даже соприкасаний с его одеждой. А кто не соблюдает всего этого, тот поддается страсти и прелюбодействует в сердце своем мыслью, говорят святые отцы. И часто впадает в грех. И сам распаляет печь страстей, и дом своей души поджигает и сжигает дотла. И, словно диких зверей, вводит в ум свой бесовские помыслы.

Любое дело, и доброе, и злое, если кто-нибудь добровольно соглашается с ним в уме и прилежно ему внимает, вменяется ему как уже совершенное. Как маленькая искра, разгоревшись, сжигает огромные вещи, так ничтожные причины и беспечность приводят человека к большому и страшному греху. Во все греховные страсти, ужасные и непристойные дела человек впадает по беспечности и по распущенности чувств своих.

Если проводим жизнь свою в пустыне, не будем покидать ее часто, чтоб не набрался разум наш мирских соблазнов, непристойных слухов, речей и образов. И чтоб не пребывали телесно в пустыне, а умом – в мирских делах.

Или забыл, окаянный, страх и трепет души своей? Без опаски начал бродить по греховным местам. Не помнишь разве, сколько смертей, душевных и телесных, видел, пребывая в миру? Храним себя, храним, о братья, помня, что святые отцы, удаляясь в пустыню, спасались.

Четырьмя привычками душа инока оскверняется: если он ходит по городам среди мирян и соблазнов; если не удерживает и не отводит глаза свои; если не обуздывает ум свой, разговаривая с женщиной; если любит говорить о плотском, о делах скверных и бесстыдных и слушать неподобающее.

И еще. По четырем причинам помрачается ум инока. От ненависти к другим, гнева и хулы на брата своего; от дерзости, злословия и злопамятства; от разговоров, ссор и зломыслия. А также от бесов и от многих других страстей, как о том подробно рассказано в главе двадцать восьмой.

От четырех привычек находит на инока блуд. Если ест и пьет досыта, особенно вкусные яства. Если много спит. Если любит праздные беседы и пустословие, и красивую одежду. Об этом подробно написано в главе двадцать пятой.

Следует нам во все дни жизни нашей, прилагая большие усилия, бороться против соблазнов мира сего, похоти и вожделения, непристойных и злых дел. И совершать добрые дела. Даже человек, долгое время и с большими усилиями совершавший духовные дела, может в одну минуту их погубить. Кинет неразумное дитя камень в глубину морскую – и тысяче умных не извлечь его из глубины. Так и грех человеческий. Совершается вдруг, моментально, а исправлять его нужно долго.

Следует нам удаляться от мира. Если человек удалится от мира и твердо решит в сердце своем не ослабевать и не подчиняться своим прежним пристрастиям, то быстро отвыкнет от своих слабостей, и недолго они тяготят его. Ибо у человека, удалившегося от всех страстей мирских, остается только мысленная борьба со страстями от бесов. Но и их он одолевает без труда, потому что далеко отстоят от него все соблазны мира сего, побуждающие ум его к желаниям и поискам. А если приближается человек к мирскому и видит соблазны, вызывающие страсти: яства, вещи какие-либо, женщин или что-нибудь другое, – то снова возникают в нем желания, распаляющие его и возбуждающие. И вскоре расслабляется его мысль, и впадает он в них и погибает. Даже если стремится тот человек к доброму, с этого часа страдает он от них, видя и желая их всегда.

В миру похоть плотская, соблазны мира сего, искушение для глаз, вожделение душевное и житейская гордыня непрестанно прельщают и одолевают всякого человека до исхода души. Поэтому и следует нам бежать от мира и освобождать себя от всех пристрастий к земным вещам. Лучше, удалясь от мира, в одиночку бороться с бесами и умереть в пустыне от голода, наготы и разных страданий в малом подвиге, чем искать великого спасения в миру. Огонь страстей и грехов мира сего разжигает и опаляет инока, пребывающего в миру. Даже тот, кто держит себя за бесстрастного, учителя и наставника, пострадает. А кто страстен, тот и вовсе в сетях греховных увязнет.

Как муха, поедающая мед, утопает в нем. И как рыба, плывущая, чтоб схватить лакомство на удочке, сама бывает извлекаема из воды и лишается жизни своей. Так и инок, пребывающий в миру и ищущий телесных наслаждений, волей-неволей притягивается мыслями к мирским делам, словно удой, часто попадает в дьявольские сети и погибает для чистого ангельского жития. Сам умерщвляет свою душу и обрекает на муки. Ибо удобства и сластолюбие – это удочка бесовская. А обманчивые и соблазнительные прелести мира, похоти и вожделения, удобства и украшения, богатства и почести, и многое-многое другое – это сети бесовские, которыми ловят бесы души иноков на погибель. И мы еще с плотью боремся, а не с бесами, до тех пор, пока любим удобства, наслаждения и праздность, и вещи, которые в чести у мира сего. Поскольку они, постоянно одолевая нас, много и усиленно помогают бесам бороться с нами. А прежде всего одолевает нас праздность – во всякое время, при всяком деле и на всяком месте: стоим ли мы, сидим или лежим.

Расслабленность, изнеженность и лень возрастают естественно, вместе с плотью нашей, и поэтому жестоко одолевают нас все время. И желающий жить по-Божьему и спастись нуждается в том, чтоб принудить себя поступать вопреки естественным привычкам. И соблюдать все добродетели намного усерднее, чем любящие мир, себялюбивые и самоуспокоенные люди.

Однако наслаждаемся мы или изнуряем себя на этом свете, смерти телесной все равно не избежать. Но принуждающих себя ждет по смерти приобретение, воздаяние – бесконечное блаженство и Царство Небесное. А любящих покой – мука бесконечная. Что же лучше для тебя, о человек? Краткое время пострадать и царствовать вечно, или краткое время наслаждаться и вечно мучиться?

От удобств и наслаждений рождается лень. От лени – праздность. От праздности – уныние. От уныния – телесная изнеженность. От телесной изнеженности – невоздержанность чувств. А от невоздержанности чувств и от бесовского прилога – все страсти разом поднимаются. И укрепляются, и действуют в человеке по его согласию и произволу.

Известно, что невоздержанность чувств, прилог и согласие в миру постоянны. Глядя на то, что вызывает страсти, и говоря о мирском, всякий человек проникается страстями либо от телесных удобств, либо от слышания, либо от видения, либо от говорения. Ибо человеческие чувства и мысли, как птица феникс. Что видят глаза, или слышат уши, или произносит язык, то занимает и мысли, порождает душевные стремления и сердечные желания, распаляет чувства. Человек привыкает к этому, и оно внутри его укореняется и укрепляется. И бесы постоянно приводят это на ум, напоминают, обновляют и принуждают к нему. И если ум наш и чувства с любовью и по собственной воле наслаждаются этими пристрастиями и желаниями, то это уже вменяется нам в вину как совершенное дело, и грех часто от этого происходит.

Не способен человек очистится от страстей, пока не отсечет их причины. От страстей мысли рассеиваются: где что слышал, видел или делал, – ум помрачается и открывается доступ бесам. А бесы входят через лень, праздность, одержимость нечистыми мыслями, неумеренный сон, объедение, частый и беспорядочный прием пищи, гнев и различные телесные удовольствия и множество других страстей. Они-то и допускают в нас духов. А снова изгоняет духов вон внутреннее делание, то есть непрестанная молитва Иисусова, мысленная и сердечная, искипающая непрестанно из сердца, и пост, а также бесстрастие и другие добродетели. Они не позволяют духам входить внутрь нас. Они же устраивают и место Духу Святому внутри человека. И становимся мы, люди, святыми храмами Божьими.

А без этого лукавые духи любви к миру, которые управляют плотским и пристрастным к миру образом мыслей, похотями, желаниями и страстными вожделениями, безвыходно пребывают в теле. Как говорит Господь в Святом Евангелии: «…сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17, 21). А также и бесстрастием. Внутреннее делание и бесстрастие отпугивают бесов. А пленение ума греховными делами и мыслями, лень, расслабленность и всевозможные удовольствия пускают их внутрь человека. И пока человек охвачен и руководим страстями, любовью к миру, различными похотями и желаниями, всевозможными удовольствиями, ленью и расслабленностью, осмеливаются бесы входить и обладать телом, причинять страдания, поощрять и понуждать ко всем страстям. Поскольку покорны такие им и послушны. Страсти – двери для бесов. Через любовь к миру, прихоти и вожделения, удовольствия, лень и расслабленность они входят в нас, как через дверь. И порабощают. И гасят духовные стремления и богатства. А свои злые семена, замыслы и действия насаждают. Бог попускает им бороться с нами из-за самомнения нашего, расслабленности и нерадения, чтоб мы не грешили и не возносились, а смирялись и терпели всё скорбное, избегая любви к миру и его обольщений, похотей и вожделений, удовольствий, лени и расслабленности.

Только природу свободной души, сотворенной Богом, не могут бесы извратить и одолеть, потому что Сила Божия не допускает чрезмерного. Случается, что даже тот, кто подвизается успешно, иногда открывает в себе вход бесам через небрежность к указанным страстям и оставление своих трудов, правила и самопонуждения. И тогда чрезвычайная борьба и тяготы наступают для него. И долгое время не может человек вернуться к прежнему своему усердию. Как-то и со мной такое случилось, и три года пребывал в такой тяжелой борьбе, что некоторые из постников полагали и говорили, будто я сумасшедший.

Когда входят бесы, наступает помрачение, рассеянность и пленение ума. От рассеянности мыслей часто приходит дремота и мрачный, ненасыщающий сон. От помрачения и пленения ума происходит грехопадение. От греха же, приводящего в отчаяние – мучение души. А рассеянность, помрачение и пленение ума, как говорил и прежде, происходят от перемены мест, необузданности глаз, разума и прочих чувств. Поэтому следует нам избегать мирских соблазнов, и каждому из нас всеми средствами старательно удерживать свои чувства и отвращать от вредоносных обстоятельств, словно коня уздой, и не пускать туда, чтоб, охраняя душевные и телесные чувства, избежать злых дел. И приставить бессонного сторожа к душе своей – трезвенный ум свой и страх Божий, чтоб не позволяли чувствам внимать злому: вожделениям, похотям и соблазнам. А когда ум оставит хранение души, и осторожность, и различение духов, тогда на душу, на душевные и телесные чувства восстают страсти, душевные и телесные. И каждая из душевных и телесных страстей разбивает душевную силу, которая служит против нее оружием. А также душевные и телесные чувства[59]. И более того, тотчас и душу, и тело привлекает к своим действиям. А там и ум заражается страстями, мысли рассеиваются, и человек омрачается и грешит. Если веревка стягивающая спадает, то ноша рассыпается, и если скрепы разваливаются – вещь ничто не удерживает.

О братья иноки! Трезвимся умом, трезвимся! Чтоб во всем показать себя иными, отличными от мирян и их жизни. Иное одеяние – черное и печальное, смиренное и заштопанное. Иной нрав – кроткий, смиренный, умиленный и плачевный, послушливый и любовный. Иной язык – молчаливый и ласково отвечающий, и взор умиленный. Иную мудрость – не на стяжание земных богатств устремленную, не привязанную к вещам; не земную и не человеческую, но небесную и ангельскую. Иное выберем место себе, не среди мира, не шумное и не суетное, но тихое, безмятежное и располагающее к плачу, неизвестное мирянам и людям не нужное, чтоб не выгнали нас из него, и от мира удаленное. Тут жизнь наша: тихая, безмолвная и спасительная. Даже если захотим какой-нибудь мирской вещи, но не будем иметь ее возле себя, то ведь не поддадимся ей, поскольку она далека. Опытный инок, укрывшийся в пустыне, тем, что удалился из мира, удалился и от всех страстей греховных, от разных прихотей, вожделений и соблазнов мира сего, неисчислимых, как песок морской. Только шесть искушений могут прийти: сон, лень, уныние, отчаяние, тяготы и страхи, а еще иногда какие-нибудь мимолетные воспоминания. Вот истинно спасительная жизнь для иноков. И живя так с осторожностью, достигнем совершенства и спасемся. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

Глава 38

Поучение об основании
и опоре всех добродетелей

Для желающего спастись основание и опора всех добродетелей – это сидеть в своей келье, непрестанно молиться и удерживать чрево свое от яств, а язык от многословия. Пренебрегающий этими четырьмя пусть знает, что не только разрушает основание всех добродетелей, но и вселяет в себя источник страстей и пучину смятения. Келья для инока, как гроб для мертвеца. Мертвец в гробу никогда не шевелится, а инок, сидящий в своей келье, никогда не грешит. Ибо сидит в своей келье один, вне всего мира и ничего мирского не слышит, не видит, не говорит, не трогает руками своими. С ним только Бог и добрые дела.

Молитва отрешает от всех помышлений настолько, что все мирское кажется прахом и пеплом. Когда вкусит душа сладости молитвы, тогда жизнь свою тленную начинает презирать человек. Не желает ни красот, ни наслаждений. Забывает и самого себя и всех, живущих на земле. Когда действием духовным потечет молитва Иисусова в душе, уме и сердце человека, тогда, подобно Божеству, с ним пребывает постоянно, непостижимым соединением, течением своим напояя его лучом небесного Света. И когда ум его сподобляется почувствовать эту радость и славу грядущего блаженства, тогда и себя забывает человек, презирает и жизнь свою, и все земное, как вкратце говорил и раньше. И не принимает после этого стремлений ни к чему мирскому и никаких желаний. Поскольку неожиданно радость загорается в нем и сладость неумолкающая, заменяя пищу языку его и утробе. Ибо постоянно вскипает из его сердца радость и некая сладость. И всего целиком вдруг охватывает человека на время, и какое-то время пребывает в избытке. Наполняет все тело его некая духовная пища, аасамна, и радость светозарная. И языком телесным невозможно это выразить и передать. И, помня об этом, всё в нынешнем веке считает человек пеплом и землею, прахом и сором. И когда находит на человека эта радость и пища, властно наполняя всё тело его, тогда Царство Небесное представляется ему не иным чем, как именно этим.

Многие из древних святых отцов были совершителями и учителями такой жизни, назидали друг друга, укрепляли, возводили от силы в силу, могли рассказать и выслушать. А ныне, в последние времена, когда великие эти вещи крайне оскудели, отеческий путь спасения и подлинного смирения зарос окончательно. И вместо этого иноки придерживаются своей воли, трижды окаянной, и самоуправства, а не отеческого благочестия. И кто в нынешние последние времена обнаружит старание и усердие ради этого великого дела, ради пути отеческого смирения, ради святого и спасительного отеческого благочестия и дела Божьего, тому человеку, из нынешних последних поколений, благодать Божия, тем более, окажет помощь, укрепит, вразумит и просветит его. Мил и приятен бывает Богу такой человек, углубляющийся в дело Божие с усердием. Поскольку молитвенное воздыхание от чистого сердца со смиренномудрием и милосердием, с любовью и правдою, как благоухание от кадила, восходит к Богу приятной жертвой.

Поэтому следует нам все занятия считать второстепенными, а дело воистину спасительное и святое – непрестанную молитву Иисусову – иметь вместо всех дел, если только мы не под началом[60]. В первую очередь следует нам совершать ежедневное установленное правило, понуждая себя усиленно к молитве. А остальное время проводить в молитве сверх правила. Когда же устанем, стоя на молитве, тогда следует взяться за рукоделие. И за рукоделием отдохнуть немного и посидеть, но чтобы не охватили нас ни дремота, ни сон. А если ночью нас, стоящих на молитве, охватят сон, дремота или забытье, и веки отяжелеют, тогда бодрствовать при свете и не опускать голову вниз, к земле, а смотреть, не уклоняясь, на иконы.

А сохранение чрева от яств, то есть пост и воздержание, придает телу бодрость и легкость, чтобы, не засыпая, стоять на молитве, и совершать прочие добродетели. Постящийся и воздерживающийся человек, как парящий орел, и плоти не ощущает. Умеренный пост и воздержание – начало и основание всех добродетелей. А объедение, удобства и себялюбие – царицы и родительницы всех страстей. А царь страстей – беззаконие и неведение Бога.

Обуздание языка освобождает человека от всех страстей этих: клеветы, помрачения, лжи, насмешничанья, празднословия, черствости, окаменения сердечного, уныния, тщеславия, разглашения своих подвигов, губительного для всех добродетелей, нарушения безмолвия и позорного многословия. Молчаливый человек и бесам страшен. Поскольку неизвестны бесам сердечные тайны достигших совершенства, если уста их безмолвны. А любящий многословие не избежит греха.

И поэтому пустыня – благо. Поскольку пустыня – мать безмолвия, кротости и молитвы, прочих добродетелей и совершенства. И спасения, и праведности. Ибо пустыня – для непрестанной молитвы Иисусовой и прочих молений. А молитва непрестанная – для пустыни. Они твердо друг на друга опираются. Пустыня безмолвная – освобождение от всех страстей, ходатай вечных благ и сияющий венец для усердных подвижников. Если на одну чашу весов положить все дела духовной жизни, а на другую – молчание и безмолвие пустыннического жития, увидишь, что последнее перевесит. Поскольку ничто из суетного мира сего не соблазняет в безмолвной пустыне. Ничто не препятствует, ничто не удерживает от спасительных дел. Только шесть видов оружия остаются у бесов, чтобы усиленно одолевать нас в пустыне, как говорил и раньше. Это дремота и сон, уныние, лень, тяготы, ужасы и отчаяние. А победивший эти страсти – пребывает впредь, словно в тихой гавани, без штормового ветра и свирепых волн, смятений нынешнего века. Тихо, без волнений, шума и труда, спасается человек в пустыне. В миру же у бесов видов оружия против нас находится иногда до пятидесяти и больше.

Видел я в пустыне молчальников и стремление их к Богу, пламенное по причине безмолвия пустынного. Огонь от огня, стремление от стремления, любовь от любви родивших, и неисполнимое исполнивших. Воистину, безмолвный пустынник есть тот, кто явно восклицает: «Готово сердце мое, Боже, готово!..» (Пс. 56, 8). Мол, плоть моя терпит телесные нужды, зато сердце и душа моя, и ум мой бодрствуют и молятся. Видишь, скольким благам способствует пустыня, от мира удаленная, безмолвие и обуздание языка?! И как много зол истребляет пустыня!

Вопрос

Что является основой безмолвной пустыннической жизни и всех ее дел? И на основании чего живущий в пустыне может понять, достиг он совершенства или нет?

Ответ

Кто из живущих в ней сподобился непрестанной и незабываемой молитвы Иисусовой и остальных молений, тот достиг предела всех добродетелей. Такой и во всем остальном является жилищем Духа Святого по причине непрестанной молитвы Иисусовой. Известно, что не получивший благодати Утешителя[61] совершает эту молитву без радости. Если же Дух Святой вселяется в кого-либо, тогда человек тот не прекращает молитву Иисусову. Ибо Сам Дух Святой действует внутри такого человека и молится. И это знак для желающих и ищущих понимания о стяжании благодати. А еще признаки этого – нелицемерная любовь, кротость, смирение, духовная чистота. И тогда: ест ли человек, пьет ли, занят ли чем, идет ли куда, бодрствует ли, спит ли, – во всякое время, при всяком деле, на всяком месте Иисусова молитва постоянно на устах и в уме его. Даже в глубоком сне душа его помнит Бога и благоухание молитвы из сердца его восходит. И молитва Иисусова неразлучна тогда с внутренним человеком и совершается постоянно. Даже если умолкают уста и язык его, все равно совершается сама и тайно действует в нем.

И снова скажу, что начало, середина и конец, корень, поддержка и опора безмолвного жителя пустыни – многократные молитвы. И постоянное трезвение, то есть ум, не рассеивающийся туда и сюда и немечтательный. И голод чрева из-за оскудения человеческой помощи. А без этого тратим время на мечтания, на сон, на лень, и уныние, и самообольщение.

А еще пустыннику нужны сердечная вера в Бога, без сомнений и малодушия, и упование, и непоколебимое терпение, окованное мужеством (ср. Пс. 67, 7 славянской Псалтири). И должен жить пустынник без забот обо всех делах земных, как восхваляемых, так и бесславных, и отгонять все представления о них. Жить в бедности и нужде и заботиться только о необходимейших телесных потребностях. Не иметь вещей ценных и вызывающих зависть у злых людей и разбойников, только все ветхое и залатанное, чтобы, даже взяв, выбросили. И питаться когда придется. И обстановку иметь в келье неприглядную. Такова спасительная и достойная похвалы жизнь пустынника, удалившегося от мира. В остальном же следует непрестанно молиться. А без этого пустыня – ничто. Потому что к вещам ум привязывается, беспокоится, мечтает, ищет их и удерживается ими. И от этого угасает тепло сердца и сладость молитвы, а духовное горение и ревность прекращаются. От этого ум задремывает, забывается в мечтах и беспечности и губит много времени в праздности и безделье. И смерть, и муки, и пришествие Христово, и Царство Небесное – все забывает. К тому же и лукавый дьявол часто омрачает ум и наводит забвение обо всех этих превышающих естество добродетелях, склоняя к различным делам и заботам.

Часто крадет у нас лукавый дьявол и спасительное время. Плоть задремывает и засыпает мрачным сном, не стараясь о наилучшем: о страхе и памяти Божиих. А душа в одиночку не может бороться со сном, будить и поднимать плоть без умственного напряжения и без помощи утробы. Иначе говоря, без трезвости ума – чистоты и без трезвости чрева – голода, и без сердечной молитвы. Поскольку от чистоты ума и добрых мыслей человек укрепляется в добродетелях и достигает совершенства, а от мечтательности и пленения ума вдвойне обессиливает и подпадает под власть страстей и долго-долго страдает в них от бесов. А сердечное дело, то есть молитва умом и сердцем, и пост очищают ум, а духов, наводящих страсти, – делателей греха – изгоняют вон. И тот, кто пребывает в делах правых, то есть в сердечном делании, в посте и молитве, оберегает ум, сохраняет сердце и отвращает их от нечистых помыслов. В такого человека вселяются святые силы и помогают ему во всем. А кто пребывает в делах неправых, то есть в душевных и телесных страстях, во всяких удовольствиях, угождает телу и подчиняется непристойным мыслям, в того вселяются враждебные силы, одолевают его и принуждают ко всем грехам. Так говорили об этом и многие святые отцы.

Будить и поднимать, воспламенять и взбадривать одновременно и ум, и сердце, и душу, значит, освобождаться от всех дел и сохранять ум свой трезвым, немечтательным и не идущим за помышлениями, воздерживаться от жирной и сладкой пищи и от объедения. И сидеть безмятежно в келье своей. Келья, даже не умея говорить, всему доброму научит человека: и как Богу угодить, и как добродетели исполнить, и как победить страсти. И как устремляться к Богу в непрестанной молитве Иисусовой. И тогда, словно тростью погонщика, будут подстегиваться ум, душа и сердце человека ревностью о Боге. Ибо безмолвие и пустынническая жизнь – это непрекращающаяся Божественная служба и предстояние Богу.

Если кто сохранит все это и вкусит любви Божией, то есть молитвы Иисусовой, то будет убегать от людей, словно дикий осел. И узнает безмолвие пустыни и пользу отшельничества и бегства от соблазнов, шума и суеты мира сего. Словно после бескрайнего моря, войдя в небольшую тихую гавань за островом. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

Глава 39

Поучение о том, чтобы заботиться только о самом необходимом
и не разрешать себе лишнего,
но постоянно молиться Богу

Смотри и понимай, человек, замыслы и хитрости лукавых бесов и трезвись умом! Когда видят бесы человека, живущего благочестиво, всегда проливающего слезы и совершающего добродетели, тогда приводят ему на ум в келье его какие-нибудь дела, внушая: «Это дело тебе крайне необходимо. Исполни его немедленно. Без него тебе никак нельзя». Или это, или то, или какое другое, или десятое. Или: «сходи навести брата», или: «ступай туда и сюда». Или заставляют излишне запасаться пищей или чем другим. И всячески его тревожат и сбивают. А делают все это, чтобы не оставался он совершенно свободным для Бога и не утолялся слезами и плачем.

Ты же, о подвижник и воин Христов, понимай обман лукавых бесов. Невозможно смотреть одним глазом в небо, а другим в землю. Так и человек не может заботиться и о душе, и о теле. Как родник не может из одного протока источать и сладкую, и горькую воду, так не может и человек служить Богу и заботиться о теле. Никакую вещь не считай своей вечной собственностью, ибо скоро перестает быть твоей. И святые отцы во всех делах и нуждах заботились лишь о сегодняшнем, а завтрашнее возлагали на Бога, предавая душу и тело в руки Господа, чтобы Он располагал и жизнью их, и всеми их нуждами. А сами только к Нему непрерывно стремились, ибо слышит всегда и не закрывает глаза на взывающих к Нему денно и нощно, более того, постоянно взирает на простодушно служащих Ему всем сердцем.

Если же мы сами о себе заботимся, Бог не заботится о нас и о наших нуждах. Если сами за себя заступаемся и мстим, Бог не мстит за нас. Если сами себя избавляем от страданий, Бог нас не исцеляет.

Когда же обретаем надежду и углубляемся в молитву, и отбрасываем заботы, тогда приходит и к нам усердие святых, и память смертная пребывает в уме, и Пришествие Христово, и радость Царствия Небесного. Тепло сердечное разгорается, ум очищается и просветляется, в умилении и страхе Божием душа наша пребывает.

Если же привязываемся к рукоделию, многочисленным бесконечным заботам, тогда все это забываем. Не помним о смерти. Пришествие Христово и радость Царства Небесного в уме не держим. Ни смерти, ни мук не боимся. И тепло сердечное угасает в нас, и ясность ума омрачается. А умиление и страх Божий покидают душу. И удаляемся мы от Бога из-за чрезмерного рукоделия и забот.

Поэтому и подобает нам возлагать надежду на Бога, чтобы Он располагал жизнью нашей. Тогда будем жить по слову апостола, сказавшего: «…живем ли – для Господа живем; умираем ли – для Господа умираем: живем ли или умираем, – всегда Господни» (Рим. 14, 8), если надеждой на Бога живем. И Господь говорил: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Ин. 11, 25-26). Если мы беспокоимся о завтрашнем и заботимся о наслаждениях, много копим, тратя ничтожно малое время нынешнего века, то когда же нам освободиться для Бога?

Известно, что если мы оставим Бога, отпадем от любви к Нему и от добродетелей, тогда и сами будем оставлены Им, и удалены от Славы Его. И будем жить, надеясь лишь на себя: живем ли – для греха живем, умираем ли – на муку умираем.

Пусть не случится так, что мало-помалу удерживаемые ничтожнейшими заботами, мы земных благ лишимся, а грядущих не достигнем! Станем, станем, как отцы! Ибо однажды умерли для мира и отреклись от всего земного. И от мирских мудрствований. Забудем все мудрствования мира сего.

И тогда, сбросив с себя все земное и живя как птицы, начнем служить Господу.

О человек, если не поймешь, что все мирское и все плотские потребности – тленны и конечны, как и благоденствие мира сего и телесные удобства, не сумеешь спастись. Ибо все это суета сует.

О человек, скажу тебе слово полезное. Ничего для каждого из нас нет важнее души. А к телу нашему нужно относиться, как к чуждому, ибо и оно тленно.

Положившийся и действительно уповающий на Бога не заботится о теле, чем его кормить, одевать, или кто в болезни посетит. Не копит имущества на случай голода, болезни или гонений. Но все это оставляет позади, поскольку Бога имеет своим попечителем и помощником во всем. А кто во всех телесных потребностях не полагается всецело на Бога, а во всех страданиях и нуждах – на волю Божью, тот не может спастись. Ибо и наслаждения не бесконечны, и страдания не долговечны на этом свете. И мало-помалу претерпевающий страдания возрадуется в час исхода души своей. Если терпим болезни и раны или приближаемся к смерти и умираем, или лишаемся необходимого телу, никогда не следует жалеть себя, но словно бы говорить: «Пусть Бог что хочет, то и устраивает с нами». И уже одним этим упованием будет посрамлен наш противник и побежден.

Каждый день и час ожидай кончины своей и пришествия Христова. Говори сам себе и рассуждай в уме своем: «Сегодня потружусь поусердней для души своей, ибо к вечеру умру». А когда наступит вечер, помышляй в себе: «Нынешней ночью скончаюсь. Или неожиданная смерть постигнет: деревом убьет, или дом обрушится, или дыхание внезапно остановится». Так внутренне размышляй каждую минуту. И никогда ни о чем не беспокойся, только о грехах своих. Так душа твоя придет к смирению и плачу, будешь считать себя паутиной, потоки слез начнет источать сердце твое, глаза твои. А все тебе необходимое: пищу, одежду, посуду и вещи, – имей безыскусное, бедное, некрасивое и непривлекательное. Не потому что не на что их купить, а потому что они смиряют душу, не отвлекают от Бога и без труда везде найдешь их. Короче говоря, во всем поступай так, чтоб ни в чем не испытывать угрызений совести.

А тот, кто не презирает все вещи, славу, почести, телесные удовольствия и не выносит упреков, спастись не может.

О человек, пойми, что душа у тебя одна и жизнь одна, и неизвестен час смертный, и непроходимо воздушное пространство, наполненное бесами, врагами твоими. Никто не поможет тогда, кроме добрых дел. Чтоб не раскаиваться во веки вечные, следует постоянно молиться и беречь спасительное время изо дня в день, относясь внимательно к спасению души, а для тела заботясь только о самом необходимом.

Забыл, окаянный, обеты свои, прежний пыл и усердие?! Как желал только одного – непрестанно молиться, а все заботы возложить на Бога, чтобы Он промышлял обо всем: о пище, об одежде, о нуждах?! И дерзал, как бесплотный. Не знаешь разве, окаянный: поскольку оставляли святые суету и заботы мира сего, постольку Бог и восполнял потребности и нужды их. Сокровищем неистощимым была для святых помощь Божия. А чем больше суетится человек, тем больше Бог его и оставляет.

О человек, помни о часе смертном и муках вечных! Помни о жизни бесконечной, красоте, славе и неизреченном блаженстве, которые от века приготовил Бог любящим Его, избранникам Своим. Того глаз не видел, ухо не слышало и на ум человеку не приходило.

Вспомни свои прежние дни и годы, растраченные в суете мира сего. Разве можешь из них вернуть назад хоть один день или ночь, если придет неожиданно конец жизни твоей? Разве в состоянии ты добавить или выпросить на покаяние хоть один день? Будем тогда искать, взыщем отчаянно, погубив понапрасну спасительное время жизни нашей, но не найдем на покаяние и одной минуты!

Так что понимай обман лукавых бесов, трезвись умом и пренебрегай суетой! Когда тело проголодается, тогда и будет искать пищу и остальное необходимое. Ибо любая вещь нынешнего века, словно лопающийся на воде пузырь, разрушается и исчезает. Нельзя служить и Богу, и маммоне, ибо лукавые бесы неотступно стерегут и наблюдают, чего мы хотим, к чему привязываемся. К тому нас и принуждают, видя наши намерения. И омрачают ум наш, и день за днем крадут время наше спасительное, словно разбойники. И принуждают нас Бога и душу свою оставить, а заботится о тленных вещах. И приводят их на ум, внушая: «Крайне нужно тебе это дело. Или то. Исполни его немедленно», – а ничего и не нужно. О человек, понимай это и будешь благословен! Слушай апостола Павла, говорящего: Братья, непрестанно молитесь, всегда благодарите Бога (Ср. 1 Фес. 5, 16-18) во всякое время, при всяком деле, на всяком месте.

Вы мне скажете: всегда молиться невозможно, тело изнеможет, стоя на богослужениях. Но не только то, чтоб стоять на молитве, называется молитвой. Всегда молиться, значит, и ночью, и днем, и вечером, и утром, и в полдень, и в любой час: за работой и за едой, лежа или стоя, говорить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Не дожидайся подходящего времени: года, месяца или недели, и не ищи места. Не в месте и не во времени, а в уме объемлется Божество. И на всяком месте – власть Его. Ему же слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

Глава 40

Поучение о том, чтобы молиться с великой осторожностью и вниманием

Совершая, в то же время и храни, о человек! То есть, прилежно молясь, ограждай себя великой осторожностью. Со вниманием пой псалмы, молитвы и каноны со страхом и радостью, с трепетом и горячим усердием. И низкие поклоны клади пред святой иконой, а колени сердца склоняй перед Господом Богом. И науку, и молитву одновременно найдешь внутри псалмов, молитв и канонов.

Не кончиком языка произноси молитву, а всем усердием собирай трех воедино: тело, душу, и ум. Кто молится и служит, не внимая разумом, не получит