ГЛАВА 12. Прошло много лет с того дня, когда я принял важное для себя решение

Прошло много лет с того дня, когда я принял важное для себя решение. Нужно сказать, что поставленные себе самому запреты возымели силу: мне стало намного легче, я избавился от внутренних противоречий снедавших меня и омрачавших жизнь.

Конечно, я не забыл ничего из прошлого. И, когда непроизвольно вспоминалось то, на что я поставил себе запрет, в такие минуты что-то срабатывало внутри меня, заставляя отвлечься чем-либо и тем самым уйти от воспоминаний прошлого. И жизнь шла своим чередом.

Я опускаю в повествовании более десятка лет, потому что особых событий, о которых мне хотелось бы рассказать, не было. Самым важным для меня на годы стала учёба в Синоде.

На старших уровнях Синода Духовного Образования учиться было сложнее. Поэтому с седьмого по двенадцатый, заключительный уровень на обучение у меня ушло около пяти лет. А с первого по шестой – всего-навсего около года!

И всё же учёба давалось мне легко, может, потому что я не был обременён другими заботами, кроме ведения дома и работы в саду.

После встречи с Вайнером на рудниках, когда с меня были сняты повинности, я обрёл относительную свободу: до начала работы, определённой мне, было времени десятка два лет, а другим меня ничем не обременяли. Учёба стала главным! Что меня немного угнетало, так это неспособность писать стихи. Своего рода это - испытание. Повинности с меня были сняты, а запрет на стихи оставался. Я смирился с таким положением и всецело отдался изучению наук.

По окончании Синода Духовного Образования я год отдыхал. Бывал среди друзей, много путешествовал. Занимался живописью, посвящая ей всё свободное время.

У меня появились новые знакомые. Я уже не чувствовал, как раньше, одиночество. С новыми знакомствами я обретал уверенность в себе. Но самыми близкими были для меня и оставались – Учитель и бабушка, Один и Николос. С Лючией я почему-то не смог обрести более тёплых отношений. Она лишь однажды обронила вскользь:

– Почему именно ты подарил мне эти георгины в самый счастливый для меня день? – она сделала ударение на слово: «ты», и продолжила, - Ведь на твоём месте мог быть и кто-то другой. Так бы я не знала… Ты… и …, - и Лючия быстро ушла.

Откуда мне было знать, почему я, а не кто-то другой подарил ей любимые цветы! Какое это имело или имеет для неё значение? И вообще для меня так и оставалось загадкой откуда в Храме в день венчания Николоса и Лючии у меня в руках появился роскошный букет тёмно-бордовых георгинов?!

Из-за Лючии я стал реже бывать в доме Николоса, но от этого наши отношения не стали хуже. С Учителем и Одином я ещё более сблизился. Мы стали чем-то нераздельным, хоть и виделись не часто. У меня много времени уходило на учёбу. Один тоже продолжал прерванное ранее обучение, а у Учителя была своя работа, в силу этого он подолгу отсутствовал. Но когда мы собирались вместе, для нас это было настоящим праздником.

И вот год отдыха после завершения учёбы в Синоде позади! Мне пришло время поступить в Синод Вселенских Истин. По праву получения духовного образования я был зачислен в Синод Вселенских Истин. Здесь более строгие порядки. Обучение состоит тоже из двенадцати уровней: шесть низших и шесть высших. На прохождение каждого уровня определялось время не менее года. Если не вкладываешься в этот срок, то можешь продлить время обучения на срок, который сочтёшь нужным.

Я начал занятия на первом уровне, а Один перешёл на седьмой. Мы учились в разных частях здания и почти не встречались. Здесь было тише и спокойнее, меньше учащихся и меньше суматохи. А меж собой Синод Вселенских Истин все называли – Вселенским. На учёбу во Вселенском у меня ушло двенадцать лет. Я был благодарен Лиге, что она давала мне много дополнительного материала в нагрузку, говоря:

– Во Вселенском будет учиться легче, если уже сейчас ты получишь элементарные знания по изучаемому там.

Она со многими работала индивидуально. И меня всегда удивляло, сколько же в ней энергии и знаний, если она так много работает и успевает проводить занятия как с группами учащихся, так и с отдельными учебниками высших уровней. Мне же она давала задания для самостоятельного изучения, время от времени она вызывала меня к себе и в простой непринуждённой беседе узнавала всё, что ей было необходимо. А именно: насколько глубоко я изучил данный ею материал.

Меж низшими и высшими уровнями во Вселенском я не брал отдыха, у меня было достаточно свободного времени, которое я посвящал обучению игре на органе. Мне очень нравится орган – синтезатор различных звуков, которые, сочетаясь, словно подхватывают душу и уносят её в неизведанные прекрасные выси. Так я воспринимаю музыку звучащего органа.

И вот обучение в Синоде Вселенских Истин завершено! Я получил высшее образование Космоса. И почти одновременно мне был возвращён дар – писать стихи, хоть и не в той полноте, которой я обладал на Земле. Сначала у меня слагались лишь четверостишья, которые я не мог продолжить: терялась связь меж строками, и исчезал замысел стихотворения. Своими неудачами я поделился с Одином при встрече:

– Знаешь, Один, ко мне вернулся дар стихотворчества, но более одного четверостишья я не могу сложить: теряется замысел.

– Это совсем не страшно, Николай, ты долгое время был оторван от этого занятия, поэтому потерял некоторые навыки. Со временем всё восстановится.

– Хорошо бы, но я боюсь, что вместо поэта стану прозаиком!

– Не понимаю тебя…

– У меня в последнее время очень легко идёт проза, хочешь, прочти на досуге, здесь наброски нескольких рассказов, - и я протянул ему папку с черновиками.

– А как же ты?

– Возьму после, или передашь через кого-нибудь. Я и после могу завершить работу над ними.

– Что ж, я прочту. Это интересно. А о стихах не переживай, если в прозе звучит поэзия, то рано или поздно родится рифма, и сложатся в строки и стихи. А, может, и в поэмы.

– Благодарю, Один, за доброе слово. Ты спешишь?

– Да, так уж обстоят дела, мне надо идти… О! Чуть не забыл спросить, ты не знаешь когда вернётся Био?

– Учитель вернётся через две недели, если не позже, но никак не раньше.

– Хорошо, я навещу его, он нужен мне. До встречи, Николай.

– До встречи, Один.

Если Николоса я привык называть просто Николосом, а не старцем, как звал его раньше, то Учителя называть по имени я так и не смог. Он был и останется для меня Учителем.

Как-то однажды ко мне пришёл Учитель. Он старался быть весёлым и разговорчивым, даже шутил. И всё же я видел, что он чем-то озабочен. Я чувствовал, что ему надо поговорить со мной, но он не мог начать разговор. Через несколько дней он пришёл снова и по-прежнему не мог решиться на разговор. Тогда я решил помочь ему.

– Скажи, Учитель, тебя что-то волнует или беспокоит, может быть, я могу быть тебе полезным?

– О чём ты, Николай? Ах, да… Я обеспокоен, но не собой, а тобой. Я давно хочу поговорить с тобой, да всё не решусь…

– А ты не думай особо, что и как сказать. Говори прямо всё, как есть.

– Николай! За годы жизни здесь, в этом мире, ты слился с ним, стал его неотъемлемой частичкой. К тебе возвращается дар творчества, и очень скоро ты начнёшь работать…

– К чему ты всё это говоришь, Учитель?

– Я хочу уберечь тебя, может, от очередной ошибки или срыва. Тебе это сейчас ни к чему.

– Я понял тебя, Учитель, ты что-то хочешь сказать мне о Тамаре, - впервые за многие годы я вслух произнёс её имя.

– Да, о ней. Ты дорог мне … а я кое-что узнал …

– Что, Учитель? Скажи мне …

– Я ничего не буду тебе говорить, потому что она сама тебе при встрече всё расскажет.

– Когда она придёт ко мне? Ты можешь сказать?

– Скоро. Теперь уже очень скоро. Намного раньше, чем ты можешь предположить. Возможно, в ближайшие несколько дней.

– О! Учитель, как ты меня обрадовал …

– Не знаю, должен ли я был тебе говорить об этом, но уже сказанного не вернёшь.

– Ты сообщил мне хорошую новость, Учитель, так что же тебя беспокоит, от чего же ты меня хочешь оградить? – я был в восторге и ни о чём серьёзном не думал в эти минуты.

– От очередного срыва!

– Разве для этого есть причины? Учитель, скажи мне, что ты знаешь?

– Я могу сказать только одно: Тамаре предстоит сделать выбор, и решение только за ней…

– О каком выборе ты можешь говорить, Учитель? Ведь мы с Тамарой любим друг друга…

– Хорошо, если б это было бы так…

– Я верю, что так оно и есть, Учитель!

– Что ж, я, пожалуй, пойду. Надеюсь, твоя вера спасёт тебя…

Не знаю, что имел в виду Учитель, говоря эти слова. Но после его ухода я ещё долгое время находился под впечатлением известия о предстоящей встрече с Тамарой. Я всё в доме привёл в полнейший порядок. Расставил в вазах в комнатах цветы. Я приготовился к встрече, которую так долго ждал…

Когда же прошёл пыл страсти, я задумался о словах Учителя, о его обеспокоенности. Всплыл в памяти давно услышанный разговор между Учителем и Николосом. Вспомнилось то странное чувство, охватившее меня в день венчания Николоса и Лючии. И как-то непроизвольно вспомнился роскошный букет георгинов… К чему он вспомнился - не знаю. Видимо, тоже имеет какое-то отношение к Тамаре…

Мною вновь овладело волнение и непонятное противоречие чувств. Я вновь боролся сам с собой и не мог принять ни одну из противоборствующих сторон. Заглушая в себе внутренний голос, я решил ждать встречи с Тамарой. Только так могла быть разрешена борьба чувств.

Хоть и предупредил меня о предстоящей встрече Учитель, хоть я и пытался подготовиться к ней; думал о том, как я встречу Тамару, что скажу ей. Я даже представил себе возможные меж нами диалоги… И всё-таки она застала меня врасплох.

Я работал в саду на своём маленьком цветничке: поливал цветы и тихо разговаривал с ними. Неожиданно почувствовал чьё-то присутствие рядом… Оглянулся и замер… Передо мною стояла Тамара, такая, какой я знал её на Земле. От удивления и неожиданности я выронил из рук лейку, она упала к моим ногам, сломав крупную ромашку. Вода из неё пролилась мне на ноги, а я всё не мог овладеть собой. Подобной реакции от себя я не ожидал: я был совсем не готов к этой встрече.

Тамара подошла ко мне, подняла лейку и поставила её возле цветника на траву, а мне тихо и вкрадчиво сказала:

– Что с тобой, Николай? Я ведь не приведение. Или ты совсем не ждал меня? Что же ты перестал думать обо мне и искать меня? – Тамара съязвила, чем я был удивлён.

– Нет, это не так! Идём в дом, я всё тебе расскажу, - я попытался взять её за руку, но она отстранилась от меня.

– Я видела в твоём саду беседку, лучше поговорим там. Я не хочу входить в твой дом! – она подчеркнула голосом «в твой дом».

– Тамара, почему ты так говоришь со мной? В чём я провинился перед тобой?

– Ты? … - она встала в проходе беседки, загородив его. – Ты заставил меня страдать!

– Тамара, в чём же моя вина? – Я хотел вновь взять её за руку, подойдя к ней, но она прошла вглубь беседки и учтиво предложила мне присесть. Сама же она села напротив меня.

– Ты ворвался в мою жизнь и заставил меня страдать ещё там, в Саратове. И здесь ты не оставил меня в покое, преследовал…

– Я не преследовал, я искал тебя!

– А я не хотела тебя видеть и делала всё возможное, чтобы ты не нашёл меня.

– Любимая! – меня переполняли чувства нежности и любви, которые на многие годы были словно похоронены во мне, а теперь восстали к жизни. – Зачем ты избегала меня? Ведь мы могли быть счастливы…

– Счастливы? А в чём оно, счастье? Уж не в том ли, что я страдала? …

– Тамара, объясни мне, что произошло с тобой за эти годы. Ты изменила ко мне своё отношение. Почему?

– Ты нравился мне, я не скрываю, но я никогда не любила тебя. Моей единственной любовью был и остался для меня мой кузен… Я влюбилась в него совсем девчонкой, он отвечал мне взаимностью, но мы не могли быть вместе… Помнишь, как-то однажды ты пришёл ко мне домой, я плакала и не слышала, как ты вошёл в комнату… В тот день я получила письмо от него. Оно было нежным и тёплым, в нём прозвучало признание, что он всегда меня помнит и никогда не забудет, но … Он женился … Его родители подыскали ему достойную партию из высшего общества. Я не хотела ни с кем делиться своей трагедией, тем более с тобой. После этого потрясения болезнь стала прогрессировать… Я знала, что мои дни сочтены… И когда ты решил вновь просить моей руки, я открыла тебе ещё одну тайну: я была неизлечимо больна. Ты помнишь это, или тоже забыл?

– Не злись, Тамара, я ничего не забыл, я всё помню. И страдал не меньше твоего, поверь…

– Я не хочу тебя слушать. Я пришла говорить… Да, я делала всё возможное, чтобы ты не нашёл меня, и я добилась своего…

– А знаешь ли ты, что могло произойти со мной от твоих причуд? Я чуть было не погиб…

– Мне не интересно это!

– Тамара, что с тобой? Ты никогда ни к кому не была жестока…

– Ошибаешься. Я всегда была такой, только ты этого не видел, или не хотел видеть. Да, я знаю, что ты искал меня, но потом ты перестал стучать в воздвигнутую мной стену, разделяющую нас. Ты даже перестал думать обо мне. Раньше, когда ты грустил и вспоминал меня, я испытывала чувство волнения. А потом всё стихло. Я не стала тебе нужна!

– Это неправда, Тамара!

– Не надо слов, прошу, слушай, пока я говорю. Я часто сходила на Землю и была рядом с кузеном. Твои знаки внимания возбудили во мне пыл женщины. Я помнила твои руки, я не могла забыть твои губы, потому что всё это познала с тобой. Но я хотела быть с ним, я входила в его дом, никем не видимая и… я страдала от невозможного. Я сходила с ума, когда он был рядом с женой. Я не находила себе места, когда у них рождались дети. Я хотела быть женой и матерью… Он редко вспоминал обо мне… Но я верила… А потом и ты исчез. Я даже не пыталась узнать, где ты и что с тобой. В один день я дала себе запрет… Тебе незачем его знать. Ты для меня уже ничего не значишь…

Слова Тамары падали камнем мне на сердце, оно рвалось на части от боли и отчаяния. Я старался сдерживать себя, насколько это было возможно. Меня начало знобить, хоть день был душный. Я не мог ей ни возразить, ни вообще что-либо говорить, только слушал… Всё более резкий голос Тамары и её обидные слова долго ещё слышались мне после её ухода, а пока она продолжала говорить:

– … Я многие годы провела в ожидании и томлении. Теперь мой возлюбленный здесь. Мы встретились. Он искал меня сам, и мы счастливы… Я должна была сделать выбор, и я его сделала. Ты – чужой мне человек! Ты жалок рядом с ним… Пусть я груба и даже дерзка с тобой, пусть… Ты причинил мне страдание и боль, теперь страдай ты. Я знаю, что буду наказана за это зло. Но мне будет легче ответить за него, зная, что ты теперь втоптан мною в грязь. Что ты будешь страдать ещё больше, чем, возможно, страдала я. Все эти годы я была одинока, теперь и ты познай полное одиночество без всякой надежды на будущее… Я высказала тебе всё, что хотела. А теперь ухожу. Я специально пришла к тебе в том виде, который знаком тебе. Я не хочу, чтобы ты знал моё лицо, мой облик. Пусть всё умрёт в тебе с этим, уже ничего не значащим для меня, обликом. Ты однажды похоронил Тамару, так забудь о ней. Не ищи меня, даже не пытайся… Ты не существуешь для меня, так забудь обо мне. Я же никогда более не напомню тебе о своём существовании. Уходя, я ухожу навсегда и никогда не войду в твой дом! – она повернулась и пошла к выходу, но в последний момент остановилась и, оглянувшись, сказала, как бы между прочим: - А помнишь ли ты день Венчания Николоса и Лючии? И букет георгин? Можешь не отвечать, ты не забыл этого и никогда не забудешь. Это я тебе их вручила, так Лючия узнала того, по чьей вине я не могла быть в этот торжественный день рядом с ней и разделить её счастье. Мы знакомы с ней давно, не одно столетие! Ну вот и всё. Прощай! …

Тамара, гордо подняв голову, пошла прочь от беседки, я же сражённый всем услышанным, не мог двинуться с места. Мысли неслись с огромной скоростью, от их быстроты у меня всё поплыло перед глазами. Я не хотел жить!

Все мои надежды рухнули. Будущего не существовало, ибо я не мыслил себя без Тамары. Я хотел умереть, превратиться в прах и исчезнуть навсегда! Более сильного отчаяния я не испытывал. Я не мог находиться здесь в этой беседке, но и не мог двинуться с места, у меня подкашивались ноги и всё плыло… плыло…

В чувства меня привело сильное встряхивание. Открыв глаза, я увидел Учителя. Он что-то говорил мне, но я его не понимал. Он же, видя, что я прихожу в сознание, дал мне выпить горьковато-кислый напиток. Мне стало легче. Всё окружающее встало на место и более не раскачивалось; постепенно возвращался и слух.

– Николай, ты слышишь меня? – спросил Учитель.

– Да, слышу мне стало легче.

– Вот и хорошо. Идём в дом, тебе надо отдохнуть. Идём же, я помогу тебе, - и он помог мне встать.

Но я не нуждался в помощи, я мог свободно двигаться сам. Я не хотел идти в дом, и вообще никого не хотел видеть. Я не нуждался в утешении и сострадании; это только бы унизило меня. Но и справиться с самим собой мне едва хватало сил. Мне надо было уйти, уединиться. Переболеть и самому вернуться к жизни без чьей-либо помощи…

Учитель пытался удержать меня, но я отстранил его и быстро пошёл к парку; там была дорога…

– Николай, не делай глупостей! Куда ты? Остановись, я всё равно найду тебя…

– Не надо, не ищи. Я должен со всем справиться сам…

– Вернись, Николай. Вернись…

Но я уже не слышал его призыва и был далеко от дома… Не знаю сколько времени мною владело отчаяние, и не знаю, где я был… Не помню… Если хотелось кушать, я входил в город или в селение, шёл на рынок и брал необходимые продукты; и вновь брёл, куда глаза глядят…

Это были самые мрачные дни в моей жизни. Даже сейчас, вспоминая о них, я испытываю боль. Не хочу говорить о днях скитания. Внутренне я знал, что Тамара не жестокая. Она так вела себя, чтобы побольше причинить мне боли. Я не был уверен, что она в полной мере обрела счастье. Я мог бы дать ей большее: вместе сойти на Землю и там обрести Любовь и детей, а вернувшись, обрести полное счастье. Я понимал, что кузен Тамары обрёл Любовь и детей, его продолжение на Земле. А Тамара?! Она осталась одинокой! … Она хотела быть женой и матерью. Это её боль! И решение этой проблемы – только возращение на Землю. А значит, вновь разлука… с кузеном! Если только он не решиться идти с ней… Мне было больно за неё больше, чем за себя.

Прошло достаточно времени, прежде чем я смог всё обдумать. Появилась мысль: не смотря ни на что всё же повидаться с Тамарой. Может быть, она изменит своё мнение обо мне. Но внутренний голос мне твердил: «Не делай этого. Не надо». Да и действительно, зачем мне вмешиваться в её жизнь? Зачем причинять себе и ей лишний раз боль? Она ушла навсегда и безвозвратно. Она так решила… И мне надо смериться с этим. Что-то внутри меня всколыхнулось, и я вспомнил свой приход в этот мир и разговор со Всевышним…

Я не хотел более гневить Его своими поступками. Я трижды пытался уйти от себя самого. В последний раз самое страшное – я не хотел жить…

Впервые я пытался уйти от себя самого, ища успокоения в усиленной учёбе, и подорвал свой энергетический потенциал; после пришлось восстанавливать его. Во второй раз я бежал от себя, бывая у всех знакомых; везде, где только мог пройти. Но … остановился. Может быть, благодаря Бену…

За последние годы я дважды виделся с ним и то не наедине и недолго. Однажды я столкнулся с ним случайно.

– Знаешь, Ник, ты дал мне в прошлый раз много полезных советов. Они пошли мне на пользу. Мой Учитель сильно удивился. Он даже говорил в шутку: «А не подменил ли мне тебя твой приятель за три дня, что вы отсутствовали?» В общем мы с ним поладили.

– Как ты теперь живёшь, Бен? Где?

– Всё там же. Только у меня теперь другой Учитель. И… мне сложно с ним…

– Почему, Бен?

– Ник, я не могу говорить с тобой больше. Он идёт, и мне надо уходить с ним.

– Бен, я навещу тебя, можно?

– Нет. Ник, умоляю, не делай этого. У меня всё в порядке, просто Учитель очень строгий! Когда будет возможность, я приду к тебе сам.

– До встречи, Бен!

Я видел, как он затерялся среди людей, а встретились мы на рынке. Я видел, как он подошёл к Учителю. Поведение Бена озадачило меня. Но, боясь навредить ему, я отказался от посещения.

Спустя ещё несколько лет я встретился с Беном на Радужной, когда был у Одина в гостях. Бен, как и я, прогуливался возле моря. Я не сразу узнал его, любуясь статным юношей, видимо, ожидающим встречи… И лишь подойдя ближе и приглядевшись, я узнал!

– Бенедито! - позвал я его.

Он от неожиданности вздрогнул и повернулся в мою сторону, он побледнел.

– Бен, это же я, Николай!

– Ник! Как здорово, что мы встретились! И снова случайно… Нас с тобой само Провидение сводит.

– Это уж точно.

– Ник, что ты делаешь здесь, на Радужной?

– Я у Одина. Помнишь его?

– Помню. Как можно забыть!

– Я у него в гостях. Решил немного подышать морским воздухом и вот… встретил тебя. А что здесь делаешь ты?

– Я жду своего Ведущего.

– Ты снова сменил наставника?

– Да. Скоро я поступлю в Синод Духовного Образования, а по окончании шестого уровня, как он мне объяснил, я должен буду подыскать себе родителей на Земле и войти в тело. Моё пребывание здесь близиться к завершению…

– Значит у тебя всё в порядке, Бен? Ты бодр и весел. Я рад за тебя. А то, что будешь учиться в Синоде, это очень хорошо! Значит тебе доверяют…

– А ты знаешь про Синод?

– Конечно, я уже учился в нём.

– Ах, да. Я и забыл. А ты что уже не учишься там? – удивился Бен.

– Нет, не учусь. Я закончил все двенадцать уровней, сейчас учусь на втором уровне во Вселенском.

– Что значит – Вселенский?

– Синод Вселенских Истин.

– Вот голова у тебя, Ник! Мне бы такую…

– А разве ты плохо учишься?

– Да нет. Знаешь, я решил немного слукавить. Можно ведь и растянуть учёбу на более долгий срок. Скажи, можно?

– Конечно, можно. Но зачем тебе это?

– Я хочу ещё немного пожить здесь, прежде чем пойду на Землю. Меня этот переход не страшит, но всё же здесь лучше.

– Согласен с тобой. Только не переусердствуй с занятиями в Синоде. Если тебя проверят, то ты можешь быть отчислен за пренебрежительное отношение к уставу Синода. Ведь устав обязывает учиться, я не заниматься времяпровождением.

– Ник, скажи, на сколько можно продлить обучение на уровне?

– На несколько месяцев.

– Всего-то?

– Да, Бен. Мне незачем тебя обманывать.

– Я верю тебе, Ник, - и он стал пристально всматриваться вдаль.

– Идёт твой Ведущий?

– Да, нам снова не удалось поговорить подольше.

– Во всяком случае тебе ничто не угрожает. Скажи, что же было с тем Учителем?

– Ничего особенного. Ты же знаешь моё любопытство… Я провинился и был наказан. Мне было запрещено общаться с кем бы то ни было. Я боялся ещё больше разгневать Учителя, поэтому и просил тебя не приходить ко мне.

– Бен, а почему ты ни разу не навестил меня за эти годы?

– Мне не повезло. Я дважды приходил к тебе, но… тебя не было дома, а я не знал, где тебя можно найти. А так хотелось увидеться!..

– Приветствую, - кивнул мне головой Ведущий Бена, и обратился к нему: - Мы можем возвращаться домой, Бен. Я не заставил тебя долго ждать?

– Нет. Я даже рад, что ты задержался. Я встретил своего друга.

– Что ж, я рад. Но мы не можем более здесь задерживаться. Нам пора идти.

– Прощай, Ник. До встречи!

– До встречи, Бенедито! …

Было время, когда я пытался остановить этот мир и вернуться к прежнему телу. Я пережил ужасное потрясение, но восстановил силы и жил! Даже был этому рад. Этот период жизни до встречи с Тамарой веял на меня теплом воспоминаний. Пока вновь мною не овладело отчаяние… Но я уже не был слабым духом и не нуждался в помощи, как это было раньше. Во мне было достаточно сил, чтобы справиться со своей болью и отчаянием. Нужно было лишь время…

Я вспоминал, вспоминал… Мне становилось как-то легче, когда я вспоминал о Бене. Я вспоминал и нашу последнюю встречу. Сколько же лет прошло с тех пор! А что теперь стало с Беном?

Мне захотелось увидеться с ним, и я отправился к его домику. В этот миг я не отдавал себе отчёта в том, что прошло уже очень много лет и, возможно, я не увижу его.

Во мне вновь просыпалось стремление жить. И вот я возле того места, где жил Бен, но не могу найти его дом. Вот он стоял здесь! Я не мог ошибиться… И тут я услышал голос Бена как бы со стороны:

– Ник, я знаю, что ты когда-нибудь придёшь к моему дому. Я знаю, что ты услышишь меня. Прости, Ник, это я виноват в том, что мы больше не встретимся. Я пренебрёг твоим предостережением относительно Синода. Уже на втором уровне я был исключён за непочтение Уставу Синода и по принуждению возвращаюсь на Землю. Мы больше никогда не встретимся с тобой… Ник, Прощай! И не грусти обо мне. Жизнь продолжается…

Я был поражён словами Бена. Сколько же лет хранилась эта информация в ожидании меня! Мне стало ужасно стыдно за себя, что я за столько лет так ни разу и не решился навестить Бена. Пусть я бы не застал его, но… Мне было стыдно и больно за себя… Я забыл о мальчишке, который так много для меня значил и сделал. Пусть его уже не было здесь, и я не мог с ним встретиться, но он ещё раз, не зная об этом, вернул меня к жизни…

Сначала я сразу же хотел пойти к Учителю и попросить его узнать о Бене, но передумал… Ведь Бен уже не тот человек, которого я знал. Он стал другим, войдя в тело. Уж лучше сохранить его образ и не знать другого.

И я снова погрузился в воспоминания: дом Марты, Бен, наше с Ним путешествие в поисках места для моего жительства… Мне захотелось вернуться домой. Хорошо, когда у человека есть пристанище, куда он может вернуться после долгих скитаний. И не беда, что его никто там не ждёт. У него есть дом! А это не маловажно. Во мне в который раз что-то менялось. Я чувствовал в себе эти перемены.

Вернувшись домой, я прежде всего прошёлся по саду. Всё было ухожено, словно я никуда не уходил надолго, а вот только что вышел и тут же вернулся. Это Учитель или Николос не дали засохнуть моим цветам и саду. Как же прекрасно, когда есть верные друзья! И на них можно положиться в любой ситуации. Я вошёл в дом и почувствовал усталость. Мне хотелось помыться, привести себя в порядок и хорошенько выспаться, что я и сделал.

Приняв душ, я почувствовал свежесть во всём теле, словно я был стариком и приобрёл молодость. Стало как-то легко и захотелось кушать. Я заглянул в шкафчик для продуктов. И… Учитель, а я был уверен, что это он, позаботился даже об этом, как будто знал о моём приходе. В вазочке высилась горка моих любимых вяленых персиков, а рядом лежал кусок сыра. Этого было достаточно, чтобы утолить голод. Эти продукты хранились долго, а сыр со временем приобрёл особый вкус. Поев, я лёг спать… Проспал я, как сказал Учитель, трое суток. Когда я проснулся, он был в доме.

– Учитель? – и удивился, и обрадовался я.

– А кого ты хотел бы увидеть?

– Никого, поэтому и удивлён, как ты узнал, что я вернулся домой?

– Очень просто, я вот уже трое суток ожидаю твоего пробуждения, благо время терпит, а то жаль было бы тебя будить.

– Я не совсем тебя понял, Учитель…

– Когда ты ушёл из дома, я долго ждал тебя, а потом понял, что ты ушёл надолго. Тогда я в твоём доме установил нечто вроде сигнализатора. С твоим приходом я немедленно получил возврат, так я узнал, что ты вернулся.

– А что произошло за время моего отсутствия, и как долго меня не было дома?

– Ты пробродяжничал больше двух месяцев. И, видимо, не задумывался абсолютно о времени…

– Что ты имеешь в виду, Учитель?

– Разве ты забыл, что истекает срок твоих повинностей? А значит, подходит время более ответственное. Ты должен приступить к работе.

– О! Я совсем забыл… Учитель, что бы я делал без тебя?! Прошло столько лет, как я вышел из-под твоей опеки, а ты всё равно помогаешь мне.

– Я уже говорил, что привязался к тебе, как к сыну. Знаешь, Николай, всё же трудно вот так жить, не заботясь ни о ком. Мои ученики приходят и уходят, я для них лишь наставник и не более. А ведь мне не чужды простые чувства, как стремление к отцовству, желание заботиться и любить дитя, быть ему нужным и полезным. У меня большой нерастраченный потенциал чувств, который накапливается во мне. Всё из-за моей работы. Правда, я не мыслю себя в другом образе. Но всё то, что живёт во мне, просится наружу…

– Учитель! – вскликнул я и прижался к нему с сыновьей благодарностью.

Я очень признателен Учителю за его заботу обо мне. Мне иногда становится не по себе от одной мысли: а если б его не было, или он уйдёт? … Я потеряю с его уходом частичку себя самого, как и с уходом Бена я ощутил некую пустоту, которую никто и ничто не мог заполнить. Я чувствовал себя виноватым перед ним…

– Николай, я вижу, что ты в порядке. У меня есть дела и мне надо спешить.

– Ты уже уходишь, Учитель?

– Да. Но я ещё навещу тебя. А сейчас мне хочется тебя предупредить…

– О чём?!

– Не волнуйся, о твоём отсутствии никто не знает…

– Даже Николос и бабушка? А Один?

– Я же сказал тебе – никто. Просто ты должен быть готов в любой миг встретить людей, которые придут к тебе оповестить об окончании времени повинностей и о начале работы, и так далее.

– Что я должен при этом делать?

– Ничего. Только постарайся в эти дни пореже выходить из дома. Где бы ты ни был, тебя найдут, но лучше будь дома. Это мой тебе совет. А пока набирайся сил, отдыхай. Я скоро вернусь. До встречи.

– До встречи.

Учитель ушёл. Мне казалось, что в доме душно, хоть утро было прохладным. Я вышел в сад и остановился у фонтана. Мой замысел удался! Почему-то меня это обрадовало именно в этот миг, хотя я давно уже изменил его вид, сделав искусственно нечто вроде скалы и обсадив вьющимися розами. Я стоял спиной к беседке и, подумал: я уберу её. Беседку сделаю, чуть поодаль от дома в глубине сада, а на этом месте что-нибудь сооружу.

Решив так, я сразу принялся за дело. Разрушить беседку мне не составляло труда: мгновение - и лёгкое облачко осело на землю. Для начала я вскопал землю, где стояла беседка, и засадил её маргаритками. А в облюбованном месте воздвиг другую, совсем не похожую на бывшую, беседку. Обсадил её вьющейся лианой лимонника и принялся расчищать дорожку к ней, и выкладывать затем небольшими гладкими камнями, чтобы не было грязи от земли. Пласты земли с травой с прокладываемой дорожки я укладывал там, где была дорожка к старой беседке, так что всё казалось естественным и давно существующим. Осталось лишь дождаться, пока разрастётся лимонник и оплетёт беседку, да взойдут и расцветут маргаритки.

На изменения в саду у меня ушло несколько дней. Придерживаясь совета Учителя, я не выходил из дома, разве что за продуктами на рынок, я ведь почти ничего не производил сам. У меня в саду росло несколько плодовых деревьев: яблони, груши и сливы. Мне очень нравились персики, но такие, как я хотел бы выращивать, растут только на Радужной, поэтому я отказался от их выращивания. А ещё за домом растут три куста винограда, который я ем, когда он поспевает, и сушу впрок. То, что остаётся в излишке, я уношу на рынок и сдаю распорядителю. Вот и всё! Остальное я приобретаю там же на рынке. За многие годы я уже узнал, где более хорошего качества продукты, и у меня есть постоянные люди, к приходу которых на рынок я стараюсь выйти и взять то, что мне необходимо для питания, ведь те, кто выращивают овощи и фрукты, по-разному относятся к своему занятию.

Я только что вернулся с рынка, как в дом вошёл незнакомый мне человек, по одежде я догадался – рассыльный. Так называют тех, кто находится под чьей-либо опекой и выполняет поручения.

– Николай? – спросил он, войдя в комнату.

– Да, это я.

– У меня к тебе послание. Завтра с утра ты должен быть возле Вселенского. Я встречу тебя и провожу. Вызов связан с началом работы.

– Благодарю.

– До встречи. И не опаздывай.

– До встречи.

Хорошо, что я был дома, и рассыльному не пришлось меня искать. Завтра, так завтра…

Утром я был возле Вселенского. Рассыльный уже ждал меня.

– Я не опоздал?

– Нет. Идём. Тебя ждут, - и он вошёл в здание.

Я следовал за ним по хорошо знакомым коридорам и этажам. Мы поднялись по широкой парадной лестнице на третий этаж и прошли в половину, где ведётся обучение на высших уровнях. Немного пройдя по коридору, он остановился и сказал мне:

– Подожди немного здесь. – И вошёл в одну из комнат. Через несколько мгновений он вышел. - Можешь войти.

Немного волнуясь, я открыл дверь и вошёл в комнату. У окна за небольшим столом сидело трое мужчин, один стоял, глядя в окно.

– Николай Осеёв? – спросил меня один из сидящих за столом в одежде Учителя, все остальные были в белом.

– Да, - утвердительно ответил я.

– Ты знаешь, что истёк срок твоих повинностей?

– Да.

– Теперь ты должен приступить к работе. Какое твоё призвание, определённое до повинностей?

– Я поэт.

– Как давно ты не работаешь над стихотворениями?

– Со дня начала повинностей.

– Значит, был дан запрет?

– Да.

– А в последнее время ты не пробовал писать стихотворения?

– Пробовал, но у меня получается в стихотворной форме записать не более четырёх-шести строк. Зато лучше идёт проза.

– Ты что-то пробовал писать?

– Да. Несколько рассказов.

– У тебя записи с собой?

– Да.

– Дай их сюда.

Я подошёл и положил на стол небольшой блокнот, в который переписал свои рассказы, доработав их. Взял его я на всякий случай, вдруг понадобится. Все трое склонились к нему, изучая написанное. Затем немного посовещались, и со мной стал разговаривать один из мужчин в белом:

– Николай, что тебе всё же ближе – поэзия или проза?

– Поэзия.

– А каково твоё отношение к прозе? К тому, что ты записал в этом блокноте?

– Эти записи я делал для себя, чтобы сохранить возникшие мысли и чувства, когда ко мне вернётся способность слагать стихи в полной мере. Я хотел бы переложить эти рассказы на язык поэзии.

– Значит, ты решил остаться поэтом?

– Да, но если будет слагаться и проза, думаю, поэзия от этого не пострадает.

Как ни странно, я чувствовал себя уверенно и свободно, говорил с ними, как с равными себе. Всё волнение ушло. Меня лишь смущало одно обстоятельство: кто тот человек, стоящий у окна ко всем спиной? И почему он так стоит? Зачем нужно здесь его присутствие?..

– Ты готов к началу работы?

– Да.

– Если есть обстоятельства, вынуждающие тебя на какое-то время воздержаться от начала работы, сообщи о них сразу, сейчас.

– Нет, я свободен и могу начать работу.

Они снова о чём-то посовещались. Заговорил опять мужчина в одежде Учителя:

– Николай, так как за годы ты несколько утратил способности в стихотворчестве, тебе даётся возможность восстановиться как поэту, и только после этого ты можешь приступить к работе.

– Какой срок мне отведён для восстановления?

– Это будет зависеть всецело от тебя. Когда сам посчитаешь, что достиг достаточного уровня развития, обратись к своему наставнику – Ведущему.

– Мне даётся Ведущий? – удивился я.

– Да. Некоторое время ты будешь работать под его началом, пока освоишься с работой. Потом он укажет тебе, где и у кого ты будешь отчитываться о проделанной работе и получать новые задания. Пока же ты под его опекой и подотчётен будешь ему.

– Хорошо. А кто мой наставник?

– Марк, - обратился Учитель к человеку, стоящему у окна.

Марк повернулся, и я его узнал.

– Вот твой Ведущий наставник, - заговорил молчавший всё это время мужчина за столом, - я знаю, что вы знакомы. Марк всё тебе объяснит. А пока вы оба свободны.

– Идём, Николай, - обратился ко мне Марк, - и мы вышли из комнаты, - не удивляйся, что твоим наставником буду я.

– И всё же интересно, почему ты?

– Я должен был присутствовать при посвящении в работу одного из освободившихся от повинностей. Когда же решался вопрос о наставнике, было названо твоё имя и положение. Я догадался, что речь не о ком-то другом, а именно о тебе, и сам попросился в твои Ведущие.

– Почему?

– Ты интересен мне. Я думаю, мы найдём общий язык в работе, и не только. Само Проведение уже в который раз сталкивает нас самым странным образом. Вот я и подумал: знать от предначертанного Свыше не уйти.

– Что ты имеешь в виду?

– Ещё не знаю, но я предчувствую: нам придётся много работать рядом. Я это понял при первой встрече с тобой в Долине Перехода.

– Марк, у меня вопрос к тебе…

– Да, я слушаю.

– Как мне обращаться к тебе? Называть Ведущим, или …

– Зови меня просто «Марк», я не хочу такого обращения ко мне.

– Хорошо.

– Значит, Николай, тебе определён срок на восстановление творческих способностей. Не буду вмешиваться в твои дела. Я оставлю тебя на три месяца. Если понадоблюсь раньше, найдёшь меня через своего Учителя Биатриче Домиано. Если нет, то я найду тебя сам. Сейчас ты свободен и можешь заниматься, чем пожелаешь. Главная для тебя цель – восстановиться как поэт. По положению Ведущего я должен следить за тобой, но не вижу в этом необходимости. Я доверяю тебе.

– Благодарю за откровенность, Марк.

– Если у тебя больше ко мне нет вопросов, ты свободен. Встретимся через три месяца.

– Вопросов нет.

Марк сказал мне всё, что счёл необходимым. Уходя, он добавил:

– До встречи, Николай, - я удивился словам Марка, до этого дня он не прощался со мной.

– До встречи, - отозвался я.

Вернувшись домой, я застал Учителя.

– Как дела? Трудовое начало? – поинтересовался Учитель.

Я рассказал ему всё о событиях последних дней и о том, что моим наставником будет Марк.

– Марк? – удивился Учитель.

– Я тоже был удивлён.

– Это преднамеренно с его стороны, или случайность?

– Случайность. А что, какая-то есть разница?

– Нет, никакой. У меня такое чувство, что вас зачем-то сводит само Провидение.

– Марк высказал примерно то же.

– Ну вот, Николай, у тебя есть ещё немного времени отдохнуть, а потом начнётся трудовая деятельность.

– У меня на время отдыха тоже есть работа.

– То, что ты имеешь в виду придёт к тебе незаметно, само собой.

– Мне хочется поскорее восстановить свои способности. Столько задумок… Надо воплощать их в жизнь, пока они не исчезли в небытие…

– И всё-таки ты выглядишь грустным, Николай.

– Тебе кажется, Учитель.

– Нет, меня не проведёшь. Что тому причина?

– Я не хочу говорить о ней, Учитель. И ты не напоминай мне о ней никогда. Что ушло, то ушло. Ушедшего не вернуть. Во мне по-прежнему живы все чувства. Я верю и надеюсь, что в будущем всё же обрету счастье. Только моей спутницей станет на годы грусть. Я уже не смогу так радоваться всему, как раньше.

– Не говори так, Николай!

– Учитель, моё солнце во мраке и моя звезда поблекла. Никто и ничто не изменит во мне этого ощущения, пока не придёт сказанное Всевышним…

– Что ты имеешь в виду?

– Когда по приходу в этот мир я предстал перед Всевышним, Он говорил со мной. Многих его слов тогда я не понял. Их смысл приходит ко мне постепенно. Всевышний сказал мне: «Любовь ждёт тебя, и не важно в чьём образе она придёт… Иди, высоко подняв голову, и ты её найдёшь здесь». Понимаешь, Учитель? Это не Тамара. Иначе зачем было говорить: «… не важно, в чьём образе она придёт…» Я должен найти Любовь здесь.

– Даже если ты встретишь родственную по духу тебе Душу, вы не сможете соединиться здесь. Лишь на Земле…

– Я готов к такому переходу.

– Что ж, Николай, я не стану тебя переубеждать о солнце во мраке и о поблекшей звезде. Меня тешит то, что в тебе жива Вера и не угасла Надежда. Если в тебе живы Вера и Надежда, то за собой они приведут и Любовь. Не отчаивайся, Николай, жизнь продолжается!

– Да, жизнь продолжается… - я вспомнил слова Бена, и мне снова стало не по себе.

– О чём ты задумался, Николай?

– О Бене… Ты помнишь его?

– Да, конечно. Ты видел его?

– Нет, и не увижу уже. Он на Земле.

– Если хочешь, я могу его найти для тебя и показать его тебе.

– Нет, Учитель, не надо. Я думал о такой возможности, но не хочу…

– Почему? – удивился Учитель.

– Я виноват перед ним и хочу сохранить его образ в памяти таким, каким знал.

– Твоё право… В чём ты считаешь себя виноватым перед ним?

– Я на многие годы забыл о нём. Понимаешь: забыл, а он всегда верил в меня. Он даже оставил мне послание, которое дожидалось меня годы… Годы! …

– Мне знакомы угрызения совести. Николай, ты осознал свою вину, раскаялся. Сознание раскаянности должно облегчить твои страдания и предотвратить в будущем подобные поступки.

– Я виноват…

– Николай, мы все люди. Ошибаемся и о многом забываем. Хорошо, если со временем приходит раскаяние, это не позволяет черстветь душе, а значит, и расти духовно дальше.

– Ты пытаешься меня утешить?

– Нет, я говорю тебе только то, что постиг сам; то, через что прошёл сам… Если хочешь, я поживу у тебя некоторое время, чтобы тебе не было так одиноко и грустно.

– Не надо, Учитель. Мне лучше побыть одному. Я не чувствую себя одиноким уже давно. У меня есть ты, Один, бабушка, Николос. Разве я один? Нет, я более не одинок. Я избавился от преследовавшего меня долгое время одиночества. А что до грусти, так она теперь моя сестра. Мы неразлучны с ней.

– Хорошо. Я оставляю тебя. Не забывай навещать время от времени нас.

– Ты тоже приходи, Учитель. Я всегда рад тебя видеть.

– До встречи, Николай.

– До встречи.

– Удачи тебе в творчестве.

– Благодарю.

Учитель ушёл, а я остался один. Если раньше мне не сиделось дома, хотелось быть на людях, то теперь я искал уединения дома ли, на природе ли… Часто уходил из дома просто побродить по окрестностям города. Излюбленным местом уединения стала одна речушка, несколько удалённая от города и скрытая от любопытных глаз невысокой скалистой сопкой. Мне очень нравился живописный уголок в изгибе реки, и я часто бывал здесь. Мне легче думалось и было не так грустно. Это местечко имело особое воздействие на меня. Именно у реки я впервые за многие недели сочинил первый свой стих в этом мире со дня своего прихода сюда.

Как я ни пытался заняться творчеством, ничего не получалось: рифма не шла, мысли несвязно ложились в строки. И, как говорил Учитель: «Всё придёт само собой», так и вышло.

Стихи стали слагаться легко. У меня несколько изменился слог, в отличие от земного он стал более лиричным и насыщенным. Но мои стихотворения были полны грусти и боли. Нечасто в них светило солнце…

До срока, обозначенного Марком оставалась неделя. Я решил подождать, пока он придёт сам, к тому же неделя – это не так уж много. Несколько дней ничего не изменят. Я решил побывать у Николоса. Дома оказалась Лючия, и я, сославшись на занятость, быстро ушёл от них. Учителя не было дома. Зато бабушка очень обрадовалась мне. А ещё я побывал у Одина. Получилось некое турне перед началом работы. И очень кстати, потому что долгое время я не мог никуда уйти. Марк учил меня работать…