ГЛАВА 8. Войдя в дом после разлуки с Беном, я метался, не находил себе места, не было и желания заняться чем-либо

Войдя в дом после разлуки с Беном, я метался, не находил себе места, не было и желания заняться чем-либо. Я пробовал взяться за учебники, ведь в этих книгах, было время, я находил успокоение, но не теперь… В доме для меня всё ещё звенел голос Бена, слышались его стремительные шаги. Он ходил очень быстро и легко, но не скажешь, что бесшумно. Для меня весь дом жил им. Он коснулся почти каждого предмета, когда осматривал моё жильё, и под его рукой всё словно ожило и жило его присутствием, его духом. Это было выше моих сил. Я вновь острой болью ощутил одиночество…

Что-то внутри меня шевельнулось, и я услышал: «Иди, пройдись по бору. Это успокоит». Это чувство вывело меня из состояния отрешённости, и я действительно решил прогуляться, но не в бору, а отправился на облюбованное несколько ранее живописное местечко у реки, которое впоследствии станет самым излюбленным местом моих уединений… Я долго сидел, глядя, как река мчит свои воды. Постепенно отвлекался от мрака своих дум, и во мне просыпалось что-то новое, почти неизвестное мне: желание соприкоснуться со всем живым и мыслящим, приобщиться к Вселенной, стать её неотъемлемой частицей, но не простой бездушной, а живой и творящей во благо всем…

Возвращаться домой не хотелось, да и к тому же мне было о чём поговорить либо с Учителем, либо со старцем Николосом. Я решил идти к Николосу, ведь день назад мы с Беном в его саду срезали говорящий цветок. И вот я там, куда стремился. Николос обрадовался моему появлению:

– О, Николай, я рад тебя видеть в полном здравии, - несколько странно обратился он ко мне.

– Приветствую тебя, почтенный старец, - обратился я к нему, - если позволишь, поживу у тебя некоторое время.

– К чему такое вступление, Николай? Ведь ты знаешь, что можешь войти в этот дом и оставаться в нём, сколько захочешь, даже если меня не будет…

– Я знаю…

– Что ж, проходи…

Когда мы вошли в дом, старец, указав жестом на вазу с цветком, спросил:

– Это твоя работа?

– Да. Этот цветок срезал я. Но как ты догадался?

– Это моя маленькая тайна. И более того, могу тебе сказать, что ты был не один.

– Я был с Беном, но…

– Здесь уже нет ничего таинственного, простая наблюдательность: грядки в саду обработаны не только твоей рукой. Кто-то пласты уложил в арыках в другом направлении, вот и всё, - Николос улыбался, глядя на меня, словно перед ним стоял наивный мальчишка.

Меня это не обидело. Я просто был в последнее время несколько рассеян. И вновь услышал где-то изнутри голос: «Надо взять себя в руки». И я решил спросить об этом старца, наверняка он знал природу этого явления.

– Старец Николос, - обратился я к нему, - знаешь, в последнее время во мне, как бы изнутри, звучит странный голос, который как бы подсказывает мне. И я не знаю, что это и откуда оно идёт…

– Ответ прост. Это твой внутренний голос, - услышал я ответ на поставленный вопрос из уст Учителя и даже содрогнулся, его ведь здесь не было, но…

– Био, ты всегда появляется внезапно и бесшумно. Приветствую тебя, - обратился к вошедшему Николос, глядя поверх моей головы.

– Я рад вас видеть, - ответил ему Учитель.

Да, это был именно он. Я встал и повернулся к двери. С моих уст слетело одно слово:

– Учитель?! – не то вопросительно, не то восклицательно.

– А ты кого хотел увидеть? Не Господа ли Бога? – пошутил Учитель, приветливо улыбнувшись мне.

Конечно, он шутил… От его приветствия у меня поднялось настроение, и я в смущении проговорил:

– Ты так неожиданно появился, Учитель…

– А ты был так сильно погружён в свои мысли, что не почувствовал мой приход. Ты рассеян, надо как-то собраться в самом себе в комочек и жить. Понимаешь, Николай, надо жить, а не бежать от самого себя. Далеко не убежишь.

Учитель говорил мне то, что наболело во мне, словно он всё это время был со мной рядом и слышал мои мысли. Он прошёл вглубь комнаты, снимая на ходу верхнюю накидку. А Николос обратился ко мне:

– Николай, если не в тягость, сходи к колодцу за водой.

– Конечно, я принесу воду, - взяв в руки резное ведро из дерева, я пошёл к колодцу.

День клонился к вечеру. Благоухали цветы. Со стороны сада доносилось монотонное гудение – это стремились в свои ульи пчёлы. Меня очаровало спокойствие, разлитое в воздухе, и какое-то время я стоял, вслушиваясь в шорохи листвы, щебет птиц и вдыхал аромат цветов. Спокойствием наполнялась моя душа. Приятная нега разливалась по всему телу, и я вновь ощутил желание слиться воедино со всем живым, стать неотъемлемой его частичкой.

Совсем рядом со мной пролетела пчела. Её жужжание вернуло меня к действительности. Опустив ведро в колодец, я, легко вращая ручку на перекладине, поднял его. Перелил воду в принесённое ведёрко и пошёл к дому. Подходя, я замедлил шаг, во мне червячком копошилось любопытство: «О чём они говорят в моё отсутствие?»

– Я сегодня изрядно вымотался, но узнал то, что хотел, - говорил Учитель.

– Что-нибудь есть утешительное? – спросил его старец Николос.

– Едва ли это можно назвать утешительным, определён …, - я не расслышал кому, - срок в пятьдесят лет, с небольшим.

Я хотел уже войти, решив, что они обсуждают какие-то свои дела, но ответ старца заставил меня задержаться:

– Да-а…, - протянул Николос, - выходит Николаю придётся ещё лет двадцать ждать, если…

– Если, - перебил его Учитель, - она сама не решиться за это время на встречу с ним.

Несомненно, разговор шёл обо мне. Она - это, несомненно, Тамара. Но почему двадцать лет? Каких двадцать лет? И кому определён срок в пятьдесят с небольшим лет? Что это за срок и какая связь между всем этим и мной? Вопросы проносились один за другим. У меня зашумело в голове от избытка нахлынувших чувств, потемнело в глазах, так что я вынужден был прислониться к стене. Холод стены несколько отрезвил меня. Усилием воли я заставил себя улыбнуться и вошёл в комнату. О чём говорили Учитель со старцем, я более не слышал. Когда же я вошёл, старец Николос с лёгкой иронией в голосе спросил:

– Ты случаем не к себе домой ходил за водой?

– Вовсе нет. Закат очень красивый сегодня. Залюбовался…

– Я уж хотел за тобой идти, тебя искать, - пошутил Учитель, испытывающе глядя на меня.

Но я словно панцирь одел на себя. Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что я подслушал то, что от меня скрывали. Собственно, зачем? Не лучше ли было бы мне всё знать сразу? Так куда легче, чем жить в полном неведении и ждать неизвестно чего. Обо всём этом я размышлял, сидя с книгой в руках у раскрытого окна. Я отказался от ужина. Мне было не до еды. Хотелось подумать, побыть наедине с самим собой, но никуда не уходя, а оставаясь рядом с близкими мне людьми. Погрузившись в свои думы, я периодически перелистывал страницы раскрытой книги. Со стороны создавалось впечатление, что я читаю. А мне и не надо было большего…

На следующий день, встав утром с постели, я понял, что Учителя не было в доме. За год я привык чувствовать его и не утратил эту способность. Дни проходили спокойно: мы со старцем то философствовали, то спорили, отдыхая, или работая в саду. Однажды я всё-таки решился вернуться к волнующему меня вопросу о внутреннем голосе:

– Скажи, Николос, откуда идёт внутренний голос, какова его природа?

– Я даже и не знаю, как объяснить тебе, - немного подумав сказал старец, - внутренний голос – это неотъемлемая частица тебя. Как бы второе твоё «я» - внутреннее проявление твоей личности. И ещё можно сказать то, что он никогда не ошибается. Только надо уметь слушать его и не подавлять в себе.

– Это может и человек и дух?

– Да, и живущие здесь, и живущие на Земле. Для живущих там, мы - духи. Но мы все - люди. Только человеку сложно это принять за истину, и он склонен называть даже самого себя при переходе в мир иной «духом». По природе своей мы едины, различна лишь степень развития. А отсюда – иное мышление, иное строение тела и так далее. Но ты спросил о чём-то другом ещё, я забыл.

– Какова природа внутреннего голоса? – переспросил я его.

– Его природа такова: это более утончённая субстанция тебя самого. Это, если так можно сказать, «изысканная личность», личность тебя самого, но заключённая в более плотную оболочку.

– Какая разница между взаимосвязью живущего на Земле и живущего в этом измерении человека с этой «изысканной» оболочкой?

– Очень часто земной человек не слышит этого голоса или заглушает его настолько, что тот теряет для него всякий смысл. Здесь же он проявляется более ощутимо. Я подчёркиваю – более ощутимо! Потому что и здесь не каждому дано его слышать.

– Почему?

– Николай, но ведь это очень просто: всё зависит от образа жизни и от силы духа.

– Я как-то не проводил параллель между образом жизни и силой духа.

– А ты подумай, много для себя откроешь интересного. Только подели всех как бы на три категории: сильные, слабые и нечто среднее меж ними. И силою духа каждый по-своему и богат, и беден. Знаешь, это тема для написания книги. Может, кто-нибудь когда-то и напишет её. Согласись, что средь сил зла очень много сильных духом. Чтобы творить бесчинства, равно как и противостоять им, нужна большая сила воли. Сильная личность, будь она возвышенной или низменной – сильна! Слабым же можно простить их бессилие. А вот те, кто меж сильными и слабыми, страдают больше всего. А от чего страдают?

– От снедающей внутренней борьбы, - резко ответил я, на что брови у Николоса дугами поднялись вверх, образовав лёгкие складки морщин на лбу. Я его озадачил.

– Николай, ты так категоричен, словно прошёл через это сам, хоть и говоришь, что не задумывался на эту тему.

– Думать-то думал, но не с этой позиции подходил. Да и потом, я не могу себя никуда отнести. В чём-то я силён, а в чём-то - беспомощен…

– Не надо прибедняться, Николай. Ты очень сильная личность. Но ты проходишь становление и укрепление силы духа. И то, что ты назвал внутренней борьбой – естественный процесс для каждого в ходе формирования и воспитания духа.

– Но я очень много не могу подавить в себе, ну хотя бы…

– Не надо перечислять то, что ты не можешь. Захочешь - научишься. Сможешь преодолеть и возвыситься над своими слабостями только благодаря своему желанию быть выше слабости и порока. Здесь тебе никто не поможет. Только ты сам.

– Может, и так, но…

– Не надо никаких «но» … Будь твёрд и решителен. Поставь цель, иди к ней. Каким бы долгим и трудным ни был путь, постарайся достигнуть желаемого, лишь при этом не перечь своей совести, чтобы после не было угрызений. А если ещё сможешь внимать внутреннему голосу, то ты просто счастливчик!

– Я не совсем тебя понял, Николос, к чему ты это подводишь?

– Отвечу: достигнутая цель – это победа. А победа, будь она самой маленькой, всегда приятна. К тому же борьба на пути к цели – закаляет волю и дух. А согласие с совестью и внутренним голосом возвышает тебя, переводя на новую ступень развития. Вот ты об этом и подумай, примеряя сказанное к себе. А я ненадолго уйду. Если не вернусь к утру, то полей грядку с ромашками и клумбы возле дома. Всё остальное, что и где есть в доме, ты знаешь. Или я ошибаюсь? – спросил он, направляясь решительно к выходу.

– Конечно, мне всё в этом доме известно. Ведь твой дом для меня - всё равно, что свой.

– Тогда до встречи!

– Николос, всё же не задерживайся.

– Я постараюсь.

– До встречи!

Старец Николос ушёл, а я ещё долго размышлял над нашим разговором, даже не заметил, как опустились сумерки.

Николоса не было ещё несколько дней. Меня это не пугало: что надо было делать в саду, я хорошо знал. Мне же самому многого не надо, я привык обходиться малым. В эти дни я много размышлял. Мне не сиделось на одном месте, но и оставить дом я не мог.

Старец вернулся уставшим, но весёлым. Я знал, что он всё расскажет сам без расспросов, или же промолчит, если мне не надо этого знать. Конечно, и здесь есть любопытные и досужие люди, старающиеся знать всё и везде. Но любой, хоть немного уважающий себя человек, не станет расспрашивать о том, о чём предпочитает умалчивать его собеседник.

– Николай! Я рад, что ты здесь. Я, наверное, задержал тебя своим отсутствием?

– Ты вернулся весёлым, значит твои дела хороши. А что до меня, так я не много потерял. Скорее, приобрёл: было время над чем поразмыслить.

– Если так, что ж, можешь погостить ещё.

– Ты вновь куда-то должен уйти?

– Нет, ты же знаешь, я редко отлучаюсь из дома. А почему ты спросил меня об этом? Ты хочешь уйти?

– Да, и если ты не возражаешь, то сейчас.

– Так скоро? – Николос был удивлён.

– Да.

– Николай, послушай меня, не глупи, побудь лучше со мной или сходи к Учителю.

– О чём ты, старец Николос? Я вполне нормально себя чувствую.

– Я не о твоём теле, а о состоянии души…

– Всё нормально, поверь мне, - перебил я его.

– Нет. Здесь что-то не так. Мне не нравиться аура, исходящая от тебя. Слишком всё взъерошено и очень неспокойно.

– Не удерживай меня, старец. Я обещаю тебе не делать глупостей и вернуться невредимым.

– Куда ты идёшь? – спросил он меня.

– Этого я ещё не знаю сам.

– А к Учителю не зайдёшь?

– Нет, скорее всего, нет…

– Тогда, до встречи, Николай!

– До встречи.

– Если нужна будет помощь, не забывай о нас с Био. Ты слышишь меня?

– Я никогда не сомневался в искренности наших отношений. Пока…

Куда идти? Не знаю. Мною владели ужасные думы и мысли. Всё наслаивалось одно на другое. Я перенёсся на неопределённое расстояние от дома Николоса и просто брёл, не обращая внимания на окружающий меня пейзаж. А должно быть, было очень красиво. Но меня не трогали красоты природы…

Внутренне я знал, что передвигаться подобным образом небезопасно, и всё же я отправился в никуда. Не определив никакой цели, я передвигался. Остановился я неизвестно где. Огляделся и ужаснулся. Куда же я попал? Со всех сторон на меня смотрели горящие глаза, полные злобы и ненависти ко мне. Я осознавал, что ненависть вызвана тем, что я чист, тем, что я - яркий блик среди мрака. Из обгоревшей постройки поднялась и вышла ко мне навстречу груда тряпья, увенчанная шапкой сплетённых и слипшихся волос, из-под которых не было видно черт лица. И всё в округе зашевелилось и потянулось ко мне. Нет! Я больше не хотел попадать в подобный переплёт, на моём пути было достаточно встреч с нечистоплотностью. Внутренний голос прокричал мне: «Опасность! Уходи!» Я понимал, что так нельзя передвигаться, пребывая в полной безвестности о месте нахождения, но куда? Куда? На Землю! Эти мысли удушливой волной захлестнули меня в один миг, в миг, который мог стать роковым. И я метнулся прочь отсюда, ощутив прикосновение к себе непонятного существа. Рывок был резким, но удаляясь, я увидел, что оно упало и с воплем протягивало вверх руку с клоком материи от моего плаща.

И вот я на Земле. И тоже непонятно где. Услышав хруст ломающихся веток, я оглянулся и увидел несущегося на меня носорога. Я шарахнулся в сторону, но… Животное не заметило меня. Я был на Земле, а значит, вне опасности.

Я находился на берегу небольшого залива, поросшего с одной стороны чем-то вроде камыша. У меня за спиной находился массив леса. Здесь всё было мне чуждо, и я перенёсся в деревню, где прошло моё детство. Я бродил вокруг селения, не решаясь войти в него, хоть и знал, что меня никто не увидит, что мне ничто не грозит. Но…

Мне хотелось вернуться в тело и видимым прийти к тем, кто мне так дорог и близок. А так, что из того, что я их вижу, а они меня - нет. Это было ужасно больно осознавать. В селение я этот вечер так и не вошёл, а здесь были уже глубокие сумерки... Ночь провёл, удобно устроившись под раскидистым кустом, с которого налетавший холодный ветер срывал последнюю листву.

Ближе к рассвету я озяб и вынужден был встать и немножко походить туда-сюда, чтоб немного согреться. Оставившему мир земной не чужды чувства холода, зноя, когда он вновь приходит на Землю. Так было и со мной.

Занимался рассвет, становилось светлее. Пересилив себя, я всё же отправился к дому бабушки. Со времени моего ухода здесь ничего не изменилось. Анфиска уже встала и разжигала самовар, ей всё никак не удавалось разжечь, лучины гасли одна за другой. «Должно быть, отсырели», - подумал я и улыбнулся, вслушиваясь в её привычную перебранку с самой собой.

Потом, тихо ступая, словно кто-то мог меня услышать, я вошёл в бабушкину комнату. Она спала, и я стал дожидаться её прихода. Войдя в комнату, она удивилась, увидев меня.

– Николай, это в самом деле ты?

– Конечно я, бабушка.

– Но почему ты здесь? Тебе плохо?

– Нет, я просто пришёл в гости, - я не хотел её расстраивать.

– Николушка, исстрадалась я здесь. Забрал бы ты меня с собой туда, - она всхлипнула.

– Не в моей это воле, ты же знаешь.

– Да знать-то знаю, устала я…

Внутренний какой-то толчок и непонятно откуда застряла в голове фраза: «Уходи, пусть проводит. Пора ей…» Я был в смятении, но эта фраза вертелась и не давала мне покоя.

– Ты чем-то взволнован, Николушка? Что с тобой? – прижимаясь ко мне спросила бабушка.

Я слышал шаги Анфиски. Она шла будить бабушку, нам надо было уходить. Откуда в тот миг появилось слово «нам» - не знаю. Но…

– Проводи меня, бабушка.

– Ты уходишь? Так скоро Николушка?!

– Да, идём. Идём со мной, - и я увлёк её за собой. Мы уже были за селом, когда бабушка резко исчезла.

Она проснулась, догадался я. И быстро вернулся снова в дом. Бабушка, как была в ночной сорочке, на коленях стояла перед образами. Она молилась. Анфиска стояла в дверях, с недоумением глядя на неё, она не слышала слов бабушки, зато слышал их я…

И вот она встала, тяжело опираясь о стоявший рядом сундук и сказала, обращаясь к Анфиске:

– Помоги надеть платье.

Анфиска молча помогла ей, а бабушка продолжала, как бы рассуждая вслух:

– Вот и мой час, Анфиска, пробил…

– О чём это Вы, прости, Господи?!

– Внук мой приходил ко мне…

– Может, к погоде?

– Да нет. Я с ним ушла аж до околицы, а тут и ты меня разбудила.

– Да будет вам так говорить. Рано умирать собрались. Поживите ещё…

– Я устала. Пора мне… Ну, да что об этом говорить. Господь позовёт, без страха пойду… А что там, чай готов?

– Да, давно вскипел, остывает…

И они вышли из комнаты. А я был пригвождён происшедшим к лавке и не мог двинуться. Невольно я стал вестником смерти… Но почему я? Почему я? И как это могло произойти?.. Однако, немного придя в себя, я, да простит меня Господь, порадовался: «Хоть одна любящая меня и родная мне душа будет со мной в одном мире…» Придя к такому заключению, я не мог более находиться в доме. Мне, казалось, не хватает воздуха, и я вышел во двор. Но и здесь мне было мало места. Мне этот большой мир казался тесным от переполнявших меня чувств и мыслей.

Как-то непроизвольно, повинуясь внутреннему зову, я оказался в Саратове, в том парке, где когда-то познакомился с Тамарой, где встретил столько счастливых минут рядом с ней. Я ходил бесцельно по дорожкам, присаживался на лавочки, где мы часто отдыхали, вспоминал то, о чём мы говорили. И мне казалось, что она вот-вот появится, подойдёт, как бывало раньше, сзади ко мне и закроет прохладными руками глаза. Но увы… Это были лишь воспоминания. Но как они были живы: я слышал её голос и чувствовал прикосновение рук. Я слышал трель соловья и переклики воробьишек в шумной стае, перелетавших с места на место…

Я открыл глаза - и всё исчезло. Стояла поздняя осень. Небо было хмурым, низко плыли облака. Срывался редкий дождь. Я почувствовал себя неуютно и одиноко в пустынном парке, где гуляли ветер да я… И как-то невольно, само собой меня повлекло на кладбище. Всех, кто читает эту главу, призываю никогда не делать этого! Запомните, внушите себе: как бы ни было тоскливо – не возвращайтесь к своим останкам! Зрелище ужасающее, а чувство отвращения после преследует очень долго…

Досужий человек может спросить, а как же праздники, когда приходят на кладбище поминать ушедших? Я отвечу. В отпущенные дни для помина, а ещё в день рождения и в день смерти, душа не видит смрада разложения тела и останков. Хотите вы или нет, а в особые дни вас ждут умершие, даже если никто не приходит на кладбище. Если нет возможности быть на кладбище – просто вспомните ушедших дома, и они придут к вам домой, туда, где вы есть!

Не забывайте ушедших, ибо и сами будете забыты! И если б вы знали боль сознания, что ты забыт, что о тебе не вспоминают, вам стало бы страшно. Помните ушедших, вспоминайте о них, думайте, мысленно обращайтесь к ним, потому что они живы! Они нуждаются в вас более, чем вы, особенно в первое время после ухода в мир иной…

Не хочу описывать виденное и пережитое мною в тот день. Воспоминание и по прошествии многих лет, леденит душу. Я был жестоко наказан! Внутренний голос твердил мне: «Остановись, остановись! Одумайся и вернись домой», но я шёл, подавляя в себе этот зов разума. Увиденное и пережитое довело меня почти до безумия. Собрав последние силы, я постепенно удалялся всё дальше… я помню только - бежал, бежал… ничего не видя в округе и не слыша. Обессилев, я упал. Больше ничего не помню… Очнулся я от холода.

Шёл снег. Первый снег в ту зиму. Он устилал пушистым покрывалом всё: и деревья, и пожухшую листву. Земля одевала белый саван. Где я находился - не знаю, и не знаю, как долго я пролежал вот так на земле. Меня трясло от холода. Хотелось вернуться домой, но… я не мог. Меня словно магнитом что-то невидимое удерживало здесь, на Земле. Я несколько раз пытался уйти домой, но не мог справиться сам с собой. Казалось, что я потерял рассудок, потому что не смог сконцентрироваться мысленно на чём-то определённом. Перед глазами все поплыло. Силы оставляли меня.

Я куда-то брёл, не различая места, где иду… Я вышел к какому-то селу, вошёл в первую попавшуюся мне избу, над крышей которой вился дым. Не обращая внимания на людей, зная, что они меня не видели, я прошёл к печи. Согреваясь, я приобретал уверенность в себе. Силы возвращались ко мне, но я не мог двинуться с места, когда вновь пожелал вернуться домой. Внутренний голос молчал, и я не знал, что мне делать: меня что-то удерживало на Земле, не давая возможности оставить её. Когда я согрелся, мысли приобрели ясность. Но я никак не мог вспомнить, как называется состояние, в котором я находился сейчас, а значит, не мог выйти из него. Я читал об этом, знал. Но не мог вспомнить…

Забравшись на русскую печь, которая ещё хранила тепло и дух испеченного хлеба, я, устроившись удобно, заснул. Проснулся перед рассветом. В доме ещё все спали. Мне показалось, что рядом со мной кто-то есть. Я присмотрелся и увидел: что-то спало рядом со мной. Я подумал: «Кто это?» И это нечто потянулось и, проснувшись, изумлённо посмотрело на меня.

– Ты кто? – спросило нечто меня.

– Я Николай, а ты?

– Я - Хозяин дома, - ответило нечто и встало.

Что же я увидел? С полметра высотой маленькое худенькое существо. Мохнатое, мордочка беличья. Но оно понимало меня, а я - его.

– Что ты здесь делаешь, в моём доме? – спросил Хозяин. - Я не знаю тебя.

– Я просто очень сильно устал и замёрз. А здесь я согрелся и выспался.

– Хорошо, что ты отдохнул. Теперь уходи! – это прозвучало беззлобно, но решительно и твёрдо.

– Я не могу сейчас уйти.

– Почему?

– Я забыл кое-что и мне это надо вспомнить…

– Хорошо, вспоминай быстрее и уходи, - настаивал на своём Хозяин дома.

А мне было смешно видеть его хрупкую фигуру, занявшую выжидательную позу. Видимо Хозяину передалось моё внезапное веселье и он спросил, укоризненно глядя мне в глаза:

– Чего ты тешишься? С меня что ли?

– И да, и нет.

– Как это: и да, и нет?

– Очень просто: ты такой маленький, но настроен воинственно. Мне просто стало немного легче от того, что я могу хоть с кем-то поговорить.

– Мне не до разговоров. Без тебя дел в доме хватает. Уходи быстрее, скоро проснутся в доме…

– Хочешь, я помогу тебе?

– Нет, мне не нужна твоя помощь. Вспоминай, что забыл и уходи, а не то я выгоню тебя сам.

Последняя фраза была угрожающей. Я понял, что говорю с домовым, а с ним шутки плохи.

– Послушай, Хозяин дома, я не буду шуметь и отвлекать тебя. Позволь побыть здесь ещё какое-то время и я уйду. Я не буду тебе в тягость.

– Хорошо. Оставайся здесь, сколько сочтёшь нужным, но чур! По хате не ходи, с печи не слазь!

– Я согласен. Спасибо тебе за приют.

– Ты не злой – это видно, поэтому я и разрешил тебе остаться, но ненадолго. Я ещё навещу тебя.

И он исчез, а я остался наедине со своими мыслями…

Я пытался осознать, что меня удерживает здесь, на Земле, почему я не могу вернуться в тот мир, откуда пришёл? Что-то внутри меня просыпалось и восстанавливалось обычное состояние. Когда я услышал внутренний голос: «Вспомни всё, что ты делал и хотел сделать!», - мне стало легче, значит круг размыкается…

Я вспомнил всё, что делал, заново, с ещё большей силой ощутил всё то, что пережил ранее. Это привело меня в ужас. Я хотел встать и бежать, но… не мог. В голове пронеслось: «Это Хозяин дома». Он как бы приковал меня своим поведением, поэтому я и не мог двинуться с места. Мне оставалось ждать, пока домовёнок соизволит вновь навестить меня и отпустить. А я хотел освободиться от снедающего меня угнетения, теперь я знал причину: почему я не мог вернуться домой, что меня удерживало…

Тяготение к телу, оставленному в земле, - вот что и не даёт возможности вернуться обратно. И пока не осознаешь, что именно довлеет над тобой, не сможешь от этого избавиться. А для этого надо вновь всё пережить, и не единожды. Ко мне сознание пришло быстро. Но очень часто бывает, что дух теряет самообладание и не может без посторонней помощи вернуться в прежнее состояние. Конечно, это испытывают лишь натуры утончённые, легкоранимые и легко подвергающиеся различным стрессам, хотя на этом может сломиться и сильный духом, пережив подобное потрясение.

Зачем надо возвращаться вновь на кладбище, если уже всё осознано? Потому что только оттуда возможен возврат в мир неземной после пройденного ужаса…

Я ждал, пока вернётся домовёнок. Мне показалось, что он пришёл почти сразу.

– Ты ещё здесь? – спросил он меня.

– Да, я жду тебя.

– Ты хочешь уйти?

– Да.

– Ты свободен и можешь идти.

– Спасибо за приём, ты очень помог мне.

– Чем? – удивился домовёнок.

– Ты позволил в спокойной обстановке мне решить все свои проблемы.

– Это хорошо. А что ты пытался вспомнить? – Домовёнок проявил ко мне непонятный интерес; повинуясь внутреннему чувству, я не стал ему объяснять ничего, наоборот, попытался быстрее уйти, чтоб не попасть под его влияние.

– Извини, Хозяин дома, я спешу.

– Но ты что-то вспоминал… Скажи, что? – его тоненький голосок приобрёл слащавый оттенок.

Я понял, что он что-то затевает.

– То, что я вспоминал – пустяк. Но теперь я должен идти, мне пора, - я говорил решительно, чем вызвал неодобрение домовёнка.

– Уходи! Не буду я тебя провожать…, - и он с обидой отвернулся от меня и зашлёпал прочь.

– Хозяин дома! – обратился я к нему. – Я не хотел тебя обидеть. Но право слово, мне надо торопиться. Ты не веришь мне?

Последние слова заставили вернуться домовёнка. Он подошёл совсем близко ко мне и зашептал, словно нас кто-то мог услышать:

– Знаешь, сколько блуждает духов? Нет! Ты этого не знаешь, ты не можешь этого знать, ты никогда не был домовым и тебе никогда им не быть!.. А я устал, понимаешь, устал от такой участи. Я наказан по праву бытия и никого не виню в этом. Но я хочу стать выше того, что я есть сейчас. Я гоняю блуждающих духов, оберегаю дом, меня это не тяготит. А ты… ты не из блуждающих. Ты просто неудачник, ошибся в чём-то, но не хочешь открыть мне тайну, зная которую я стану выше на маленькую ступенечку, но выше… Понимаешь?

Чем дольше я его слушал, тем больше поражался его развитости и уму. Я знал (мы проходили в Синоде «предмет о низших духах»), что такое невозможно для домового. Его разговоры и суждения поразили меня. А он смотрел на меня, ожидая участия в его горе, и я ему ответил:

– Ты не просто домовёнок, ибо для домового ты гениален! Придёт время - и ты освободишься от своего наказания, ты станешь сам собой, - слова свободно лились, словно поток воды, и я удивлялся себе, откуда во мне эта уверенность, но я верил в то, что говорил.

– Откуда ты знаешь мою тайну? – спросил домовой.

– Тайну? – переспросил его я.

– Да, ты сказал, что я стану сам собой. Ты знаешь, кем я был и кем стану?

– Нет, этого я не знаю. Но наказание даётся на определённый срок. Ты сам сказал, что наказан по праву бытия и никого в этом не винишь. Значит, ты был на другом уровне развития и в силу обстоятельств извержен на более низкий. А по истечении срока наказания ты вернёшься туда, откуда пришёл.

– По истечении срока… Я не додумался до этого сам! Ха-ха-ха! – он звонко рассмеялся и женщина уронила миску с кашей со стола, которая разлетелась, как назло, по всей комнате. Я видел это: домовенок ее подтолкнул, женщина запричитала, а, домовёнок хохотал: - Ха-ха-ха! Какой же я глупый. Ведь мой срок определён, и он рано или поздно кончится. Ха-ха-ха! Ты неплохой малый. Вот повеселил меня! Ха-ха-ха! Вот здорово! А я-то, глупый, и не знал…

Домовёнок выплясывал, отбивая чечётку босыми ножками по половицам пола, в такт прихлопывая в ладоши.

Я негромко спросил у него, боясь прервать веселье:

– Так я пойду? Ладно?

– Конечно, иди, ты меня развеселил! Мне теперь жить будет легче. Прощай…, - и он снова пустился в пляс.

– Прощай, Хозяин дома! – и я вышел на улицу. Солнце клонилось к горизонту, и сумрак спускался на землю. Долго же я находился в раздумье, если уж день клонится к закату. Да…

Внутренне содрогаясь, я усилием воли заставил себя вернуться на кладбище. Но я не стал подходить к своей могиле… Немного постоял, вслушиваясь в тишину. Казалось, ничто и негде не движется и не живёт. В другое время такая тишина могла бы привести в ужас, но сейчас она успокаивала меня. Я собрался с силами и оглянулся в последний раз туда, где лежало моё тело. Оно более не влекло меня, оно более не имело власти надо мной. Я освободился от гнёта! Я свободен… Я ощутил небывалую лёгкость в теле и стал свободно парить над землёй, радуясь этому полёту… Я подумал, что хочу вернуться домой, но прежде заглянуть к бабушке… Но внутренний голос одёрнул меня: «Не делай этого, навестишь после». Я повиновался этому зову и закрыл глаза…

Какое-то время я смотрел перед собой и не верил, что это – мой дом! Как он мне был дорог, и меня ничуть не страшила его пустота. Ведь в нём никого не было, жил здесь только я. Один… Но я в этот миг не ощущал одиночества, скорее, некое единение со всем этим миром, к которому я уже привык и в котором уже освоился, стал его частью. Впервые за последнее время я с лёгкостью вошёл в дом. Его обстановка действовала на меня утешающе, а не гнетуще, как раньше. Я был счастлив! Вновь я обрёл покой и равновесие души. Я испытал некую внутреннюю гармонию…

Чисто условно сам для себя, этим эпизодом я завершаю главу, считая, что в моей жизни был завершён один период, и я входил в новое состояние бытия.