ГЛАВА 4. Мне было очень грустно и обидно

Мне было очень грустно и обидно. Обидно за себя: ведь я так о многом не задумывался, живя на Земле. Я осознавал, что ничего не могу изменить, это причиняло боль, но надо было устраивать свою жизнь теперь здесь. А прежде всего мне надо было найти место, где строить дом. Каким он будет, было решено.

Мне был дан выбор на жильё от Розовой планеты до Янтарной, а это значит, что надо было пройти восемь планет.

Уроки, которые я получил от Учителя, принесли свои плоды. Это радовало меня, хоть что-то могу сам. В мелочах, порою незначительных, мне открывались истины с глубоким смыслом.

Прежде всего мне хочется сказать, что путешествовал я не один, а … с Беном! Да, какое-то время я был один, но одиночество давило, тогда я подумал о Бене. Марта согласилась отпустить его, хоть и не сразу, и с одним условием: переходя от планеты к планете, мы будем наведываться к ней и рассказывать о случившемся и увиденном.

– Да и мне так будет спокойнее, хоть знать буду, что с вами всё в порядке, - добавила она, гладя Бена по голове.

Так вот, с Беном мы отправились в путь.

Сначала мы посетили Розовую планету. Не знаю, почему ей дано такое название. Должно быть, из-за розовых фламинго. Их здесь очень много, как и небольших озёр. Когда стая фламинго поднимается ввысь, воздух становится розовым. Это было первое, что так сильно поразило нас с Беном. Бен ведь тоже не был нигде, и для него, как и для меня, всё было впервой.

Мы оказались на Розовой планете около небольшого озерца. Наше внезапное появление вспугнуло птиц. Когда стая поднялась ввысь, воздух стал розовым. Мы с Беном были зачарованы этим зрелищем! Постепенно птицы опускались на озерко, и всё приобретало обычный вид. Здесь было много деревьев, похожих на акацию, и от них разливался слегка дурманящий аромат, но не отталкивающий, а скорее пьянящий.

Конечно, ребёнок есть ребёнок… Бен бежал впереди меня, пытаясь всё увидеть и потрогать своими руками. Он взобрался на дерево и повис на ветке, ожидая меня. Здесь мы немного отдохнули.

– Ник, - обратился ко мне Бен, - Николай, можно я буду звать тебя просто: «Ник», мне так удобнее и короче получается, а то пока выговоришь «Николай», забудешь, что сказать хотел.

Такое убедительное заключение вызвало у меня смех.

– Ну что ты смеёшься, я же серьезно… - обиделся Бен.

Я привлёк его к себе и сказал:

– Если тебе так удобнее, что ж, зови просто - Ник, только мне надо привыкнуть к этому имени.

– Привыкнешь, большой уже… - Бен обрадовался.

Мы перекусили тем, что нам собрала в дорогу Марта: это лепёшки и сухие ягоды (они не совсем сухие, а слегка подвяленные, чтоб лучше сохранялись).

– Ник, смотри, что там такое? – Бен указал рукой на едва заметные две движущиеся точки.

Я вздрогнул от такого обращения «Ник!» Но это было непривычно только несколько раз, потом я смирился, привык. Но что же двигалось там, куда указывал Бен? Он даже встал, чтобы было лучше видно. На него было смешно смотреть, он так увлёкся, что стал рассуждать вслух:

– Движутся быстро; кони, что ли? Да они-то здесь откуда? … Вот здорово… Мне бы так! – восторг у Бена вызвали два всадника на конях. Они пронеслись чуть поодаль от нас. Я никогда не был превосходным наездником, хоть и мог управлять лошадьми. Я встал и позвал Бена:

– Идём, должно быть там есть дорога. Пойдём по ней, посмотрим, куда выведет.

Действительно, очень скоро мы вышли на дорогу. Она была не очень широкой, но плотно укатанной. Идя по ней, мы не поднимали пыль, как почти и не оставляли следов.

– А хорошо вот так путешествовать, правда, Ник? Идёшь куда хочешь…

– Правда, хорошо, - ответил я Бену, а сам подумал: «Что же нас ждёт впереди?»

Страха не было, но снедал интерес: как и что там? Ведь я почти ничего не видел и не знал об этой небесной стране, где столько всего необычного: будь ли то букет сирени в день рождения или мыслящая роза в саду старца Николоса…

Дорога привела нас к небольшому селению. Домики были чисты и опрятны, самых разных видов и строений. Возле каждого домика непременно был палисадник, в котором росли разные цветы. А возле многих домов были и сады.

Подходя к селению, Бен дёрнул меня за рукав:

– Ник, а как мы войдём туда? Мы же никого не знаем там? Давай останавливаться не будем?

– Тебе страшно?

– Да нет, просто все чужие… не по себе как-то…

– Посмотрим…

Действительно, мы прошли это селение, не задержавшись там надолго. Я лишь спросил у идущего нам навстречу мужчины:

– Скажи, куда ведёт эта дорога? Мы путешествуем и совсем не знаем этих мест.

– Дальше есть ещё селение, а за ним город. Это небольшой городок, там можете и остановиться.

– А как называется город? – полюбопытствовал Бен.

Мужчина улыбнулся и сказал:

– Если вы здесь первый раз, это может показаться странным, его название Озерки, а назван он так потому, что на его окраинах, да и в самом городке есть небольшие озерки.

– Что ж тут странного? Озерки, так Озерки! – не унимался Бен.

– Но ведь город можно было населять и на ровном месте, а не среди озёр, - парировал мужчина.

– Значит, среди озёр красивее жить. А там тоже есть розовые птицы? – Бен так и сыпал вопросы, и это он-то не хотел останавливаться здесь?..

– Нет, в самом городе розовые птицы бывают редко, - много людей, а вот на окраинах их много, и зовутся они – фламинго.

Бен скорчил странную гримасу и отошёл в сторону. Я, простившись с мужчиной, догнал Бена и спросил его:

– Тебя что-то удивило?

– Ну да! На Земле есть фламинго и здесь тоже фламинго?

– Что ж тут странного? Ты бы должен знать, что здесь есть почти всё, что и на Земле…

– Ник, мне мама не давала уходить далеко, и я почти… - он смутился, - почти ничего не знаю, как тут живут.

– Не отчаивайся, Бен, мы будем вместе узнавать всё то, чего ещё не знаем.

Зачем идти, если расстояние можно покрыть в короткий миг? Место, куда нам хотелось попасть, мы знали: «Озерки». И вот, взявшись за руки, желанием мысли мы с Беном оказались возле городка. Это был небольшой городок, но очень красивый. Он расположен на ровной местности, слегка изрезанной впадинами и ложбинами, и очень много озёр — маленьких, но каждое отдельно от другого.

Какое-то время мы любовались открывшейся нам панораме. В городке больших домов не было видно, но и те, что были – утопали в зелени садов. Лишь кое-где проглядывали черепичные крыши. Над деревьями, ближе к одной из окраин городка, возвышался Храм. Он был другой архитектуры, чем тот, что я видел с Учителем. Но сделан он был из того же тонкого материала, который казался живым.

Не знаю почему, но мне захотелось, чтобы знакомство с этим городом началось именно с Храма. Больше из-за Бена, ведь он ещё не видел подобного. Не говоря ему ни слова, я взял его за руку, и мы перенеслись к Храму.

Бен оторопел, увидев его вблизи, да и мне было чему удивиться. Этот Храм не был похож на ранее виденный мной. Внешний фасад был украшен тонкими резными фигурами, здесь были изображены какие-то сцены. Причём мне они показались последовательными, потому что сюжеты перекликались. Но это не были сцены из Библии, я чётко это осознавал. Я слегка подтолкнул Бена, и мы вошли в Храм. И снова то же чувство охватило меня: Храм - это нечто живое! Не знаю, как это объяснить более доступно. Просто мне казалось, что стены и всё-всё, что было в нём: всё слышит и видит. Однако не было страха, что, прикоснувшись, сделаешь больно или поранишь. Что могло причинить боль!? Это дурные мысли, грязные и нечистые помыслы! Я так же чётко это сознавал. Не берусь объяснить, откуда приходило сознание открывшихся истин, может, не зря мне Храм казался живым существом: слышащим, видящим, а общение происходило на уровне мысли.

Чтобы более полно понять чувства, охватившие меня, надо это испытать на себе. Я же не могу найти подходящих слов…

Непроизвольно я опустился на колени, чтобы вознести Всевышнему короткую молитву благодарности. Бен последовал моему примеру, но он более долго оставался коленопреклонённым. Я, отойдя немного в сторону, наблюдал за ним: его лицо озарено внутренней радостью, губы двигаются, он что-то шепчет… Бен, встав с колен, огляделся. Но искал он не меня. С каким-то вопросом он обратился к миловидной молодой женщине. Та взяла Бена за руку, и они вместе затерялись среди людей и внутренних построек (точнее колон) Храма. Но вот Бен появился один со счастливой улыбкой на усеянном конопушками лице. Он держал в руках свечи и, подходя то к одному, то к другому подсвечнику, ставил свечи, осеняя себя крестом и слегка кланяясь. Потом, найдя меня взглядом, он подошёл ко мне. И мы вышли из Храма.

– Ник, а почему здесь всё так?

– Как так?

– Ну … есть куда поставить свечи, а … икон нет, и распятья Христа тоже нет?

Что я мог ответить мальчишке? Только то, что за короткий срок пребывания в этом мире, узнал сам.

– Бен, пойми, что на земле нет ни Христа, ни святых. Поэтому их изображают на Иконах. Мы смотрим на них и молимся, но не иконам, а святым, изображённым на них. Понимаешь?

– Ну.

– А здесь это ни к чему, - продолжил я объяснение, - Сам Бог и все святые здесь. Поэтому их и не надо изображать. Молись им и всё.

– А их можно увидеть?

– Конечно, можно.

– Вот бы посмотреть хоть на одного святого! – воскликнул Бен с детской наивностью, и достаточно громко, чем привлёк внимание одного прохожего.

– Смотри, - обратился тот к Бену, - вот сейчас выходит мужчина, совсем молодой, из Храма.

– Какой? – не унимался Бен.

– Он во всём белом, с не большой книжицей в руках. Видишь?

– Совсем ещё юноша… - Бен был зачарован.

Человек, указавший ему на святого, усмехнулся каким-то своим мыслям и сказал:

– Это Святой Пантелеймон.

– Что? – Бен смотрел на стоявшего рядом с ним человека, с нескрываемым недоумением, - как же так, я ставил ему свечку, а он был в Храме?

– Что ж тут удивительного? Это обычно. Ты скоро привыкнешь, и узнаешь многое… Ты здесь один? – поинтересовался человек.

– Нет, я с Ник… - Бен осёкся, и продолжил: - С Николаем, - и указал на меня.

– Должно быть, вы только что пришли в наш город? – обратился мужчина уже ко мне.

– Да. И я захотел, чтобы Бен, прежде всего, увидел Храм, вот поэтому мы здесь.

– Меня зовут Стефаний, - представился он. - Если хотите, можете устроиться в доме для путешествующих. Я проведу вас к нему. Но мне приятно предложить вам и свой дом. Если, конечно, не возражаете.

Этот мужчина не вызвал во мне ни каких сомнений. Его взгляд был чист и светел. А я хорошо помнил слова Учителя, что «зло» выдают прежде всего глаза. Бен смотрел на меня умоляюще, ожидая, что же я предприму.

– Мы принимаем твоё предложение, Стефаний. Если не стесним, то побудем у тебя.

– Ник, - Бен дернул меня за руку, - я знал, что ты согласишься.

Он был в восторге. Мы втроём шли по городку, и у меня пронеслось в голове: хорошо, что мы вот так сразу приобрели знакомого, ведь нам надо хоть что-то узнать об этой планете, чтобы было легче путешествовать по ней. И я мысленно обратился к Богу: «Спасибо тебе, Боже, за дарованную нам помощь».

Здесь не было ни номеров на домах, ни табличек с указанием названий улиц. Пока мы шли, Стефаний знакомил нас с городом.

– Городок наш невелик, и называют его – Озерки…

– Знаем, за что так его назвали, - отозвался Бен, оборвав Стефания на полу слове, - за то, что здесь много озёр.

– Верно, - Стефаний улыбнулся, - здесь вот, - он указал рукой в сторону длинного дома, похожего на барак, - дом для путешествующих, а чуть дальше за ним – шпиль над башенкой, видишь?

– Вижу, - сказал Бен, вглядываясь вдаль.

– Там театр. Скоро начало выступления.

– Театр? – удивился Бен, да и я тоже.

– Да, театр. Он не очень большой, но красивый. В нём ставят спектакли артисты нашего города. Не часто, но бывают гастроли оперных исполнителей и балет.

Бен слушал Стефания открыв рот. Меня тоже удивляло услышанное, ведь я не задумывался до сих пор над этим.

– А ты живёшь один? – спросил Бен.

– Нет, с женой. Её зовут Аделаида, но я зову просто – Дели.

– А мы скоро придём?

– Да вот уже пришли почти, - и Стефаний свернул в проулок, по которому мы дошли до тупика, где стоял аккуратный домик, срубленный из дерева. И, как у большинства домов в этом городе, на что я обратил внимание, крыша была черепичная. Не было ни забора, ни ворот. Рос кустарник живой изгородью. Листочки мелкие и бархатистые тёмно-зелёные с синеватым отливом, что придавало им не живой вид. И, чтобы убедиться, что растение живое, я потрогал листочки рукой. Они были мягкие и прохладные.

По дорожке, усыпанной песком, мы подошли к дому.

– Дели, у нас гости, встречай, - позвал Стефаний.

На его голос вышла женщина со строгими чертами лица. На ней было длинное платье, полностью скрывающее её фигуру за счёт массы лоскутков, идущих от груди к ногам. Но это не смотрелось убожеством, наоборот, производило впечатление тонкости и изысканности вкуса. И я подумал: «Да, мне далеко до такого совершенства». Ведь конструировать на себе одежду я мог только самую простую.

Роскошные волосы женщины были собраны в замысловатую причёску. И лишь прядь волос, как бы случайно выбившаяся из общего порядка, локоном спадала к плечу. Она поразила меня своей грацией. Словно это была сама королева.

– Вы путешествуете? – спросила она, обращаясь ко мне.

– Да, - ответил я коротко.

– Это Дели, моя жена, - представил нас Стефаний, - а это - Николай и Бен.

– Входите в дом и будьте нашими гостями, - пригласила Дели, улыбнувшись. О! Как улыбка преобразила её лицо. Оно из строгого стало приветливым и ещё более милым, и привлекательным.

В доме всё было обставлено со вкусом. «Конечно это дело рук Дели», - подумал я, глядя на неё. Она поняла мою мысль и ответила:

– Всё это не только моя заслуга, мне очень помогает Стефаний. Только вместе мы смогли создать уют в доме.

Меня удивило: «Ведь я только подумал, а она ответила…»

– Николай, - снова заговорила Дели, - по всему видно, что ты совсем недавно пришёл в этот мир. Когда думаешь о чём-то и смотришь на человека, то передаёшь свои мысли ему. Поэтому я поняла тебя.

– Я не знал об этом, - смутился я. Почему мне Учитель не говорил об этом? Мысль пронеслась у меня в голове, и я чётко представил его образ. И… в тот же миг получил ответ: «Ты должен был постичь это сам», – это был голос Учителя, но я не слышал его, а каким-то образом улавливал. Что тоже меня удивило, но я промолчал.

Бен был в восторге от всего и сыпал вопросами. Дели и Стефаний приняли нас радушно. Я чувствовал, что у Дели возник интерес: какая связь между мной и Беном, но молчал. И Дели не выдержала, любопытство взяло верх, и она спросила:

– Николай, кем тебе приходится Бен?

– Просто, мой знакомый.

– А где вы познакомились?

– Здесь.

– Почему он с тобой? Он одинок?

– Нет. Мне было скучно одному путешествовать, и я решил взять его с собой. Он тоже, как и я, ещё ничего не видел.

– Странно, но он намного дольше находится здесь, чем ты.

– Дели, как ты это определила?

– Со временем и ты сможешь определять, это совсем не сложно. Ты постепенно будешь привыкать к новой жизни, а значит, будешь видеть того, кто к ней не привычен. Ты будешь видеть того, кто к ней не привычен. Ты будешь видеть то, что не знал ранее сам и приобрёл со временем.

Этот день был замечателен! Я столько всего узнал… Бен тоже был рад.

Когда мы сидели в саду около дома, откуда открывался прекрасный вид на озерко с розовыми фламинго, пришёл молодой человек.

– О, Кристофер! – обрадовалась Дели, первой увидев юношу. - Это наш сын, - обратилась Дели ко мне, - а это - Николай и Бен.

– Я не знал, что у вас гости. Мама, мне надо поговорить с тобой.

– Николай, извини, что оставим вас с Беном, думаю ненадолго, - сказала Дели, смутившись. И она со Стефанием пошла к дому, в след за юношей.

– Ник это их сын?

– Да. Ты же слышал.

– Но он почти такой же, как они, совсем взрослый, а они и не похожи на его родителей: уж очень молодые. Вот я с мамой…

Слова Бена вызвали у меня смех, но он не обиделся.

– Бен, здесь все молоды, лишь немногие сохраняют прежний облик. А вы с мамой, наверное... – я не знал их истории и не знал, какие подобрать слова, чтобы не причинить боли мальчишке, - такими и пришли сюда. То есть ты был ещё совсем ребёнком. Таким, как ты сейчас.

– Мама говорила, что я подрос, и отец меня не узнает, - Бен уклонялся говорить что-либо о прошлом и на этот раз, да я и не настаивал.

Бен пошёл к озеру, ему не сиделось на одном месте, а я дождался Дели. Стефаний не пришёл.

– Он ушёл с сыном, - сказала Дели, когда я спросил о Стефании.

Она была чем-то озабочена, но ничего не говорила, а мне хватило такта удержаться от расспросов.

Ночь мы с Беном провели в этом доме, а с рассветом покинули его.

– Если будете здесь, приходите. Мы с мужем будем рады вас видеть, - говорила на прощание Дели.

Теперь уже у нас с Беном были кое-какие представления о планете, и путешествовать стало легче. Мы решили побывать в горах, о которых с восторгом рассказывал Стефаний.

И вот, горы! Они не велики, но образуют длинную гряду с отрогами, переходящими в холмистую местность, изрезанную речушками и озерками. Не боюсь повториться, но мы с Беном опять-таки были в восторге от фламинго! И каждый раз, когда их стая поднималась ввысь, мы зачарованно смотрели за их полетом. У меня не проходил восторг от ощущения, что воздух становится розовым!

Здесь, в горах, мы не переносились с места на место, а ходили сами. Это было здорово! Мы поднялись на самую высокую гору, откуда открывалась завораживающая картина: были видны и поселения внизу, поблизости, и чуть поодаль - города, и озерки. Дух захватывало от восторга.

– Ник, вот здорово! Мама бы это увидела, ей бы понравилось.

– Я не сомневаюсь в этом.

Мне было отрадно, что Бен вспоминает о ней. Иногда мне казалось, что он даже скучает, но стойко переносит разлуку.

Не знаю, как долго мы были на этой планете, но исследовано было всё, или почти всё, как казалось нам. И мы решили вернуться к Марте, как и обещали.

– Мамочка! – Бен бросился навстречу Марте, лишь мы оказались во дворе дома.

– Бен! Сынок, вы так скоро вернулись…, - она ласкала сына, пытаясь пригладить его торчащие во все стороны волосы, а он тараторил о том, что видели и где были.

Пока запас энергии и слов у Бена не иссяк, он не останавливался ни на миг, и мы так и сидели на крылечке дома, а Бен всё говорил о горах, об озерках и фламинго, о цветах и акации, и о много другом… Потом он внезапно смолк и, положив голову на колени матери, в раз уснул. Марта погладила его по руке и сказала:

– Устал…

Я осторожно взял Бена руки и внёс в дом. Марта быстро разобрала постель. Сняв с него лишь обувь, мы оставили его спать, а сами ещё долго разговаривали. Не знаю, чем объяснить, но в этот вечер Марта была склонна к откровенности и сама заговорила о том, что вызывало во мне интерес:

– Знаешь, Николай, - начала она, - Бен так изменился за это время, что мы живём здесь. Когда я пришла сюда, ему было всего шесть лет.

– А сколько теперь ему? – осторожно спросил я.

– Не знаю… - Марта вздохнула, - я сама виновата во многом. Ты видишь, сад наш разросся, да и дом успел обветшать. Мы восемнадцать лет живём здесь. Значит Бену должно быть двадцать четыре…

– Но ему не дашь больше двенадцати!

– Да, это я виновата. Мне мама говорила: «Если не хочешь сама жить со мной, отдай мне Бена. Я отдам его учиться, и он будет нормально развиваться и расти» … Но я не захотела, мне было жутко оставаться одной…

Она о чём-то задумалась и продолжила:

– Конечно, он рос, но я не давала ему развиваться, я подавляла в нём это желание, поэтому он до сих пор остаётся ребенком. Теперь же, когда вы вернулись, я увидела, что он повзрослел, он стал старше!..

– Марта, почему ты столько лет живёшь здесь одна с сыном?

– Я жду мужа.

– Разве ты не могла бы его дожидаться где-нибудь в другом месте, где бы ты не была так одинока?

– Нет! Я слишком люблю его, чтобы оставить…

– Почему ты думаешь, что вы не сможете быть вместе, если бы ты жила не здесь?

– Я давно поняла, ещё когда за мной и Беном пришла мать, что нас с мужем разделяет пропасть. Если я уйду жить туда, где мне определено, я никогда не смогу вернуть его. А так, какое-то время мы можем жить здесь, я верю, что он исправится, станет другим… Не таким жестоким…

Я не знал, что мне сказать Марте. Она сразила меня своим откровением. Да, впрочем, она не нуждалась ни в утешении, ни в поддержке, ей надо было просто выговориться, высказать то, что годы ей не давало покоя… И она продолжила:

– Мы жили в небольшом городке… Мамы к тому времени уже не было, а отец мой умер, когда я была ещё ребенком; и мама осталась с тремя детьми, я была средней. Я вышла замуж, у нас долго не было детей, и я почти отчаялась. Муж стал пить, и я знала, что он гулял от меня, с другими был. Я терпела это сколько могла, а потом Господь подарил мне сына… Но мужа я потеряла… Он не был рад ни мне, ни сыну, хоть и ждал его рождения… Вскоре после рождения Бена, он стал поднимать на меня руки… Это было несносно! Я ушла к его родителям, там мы с Беном жили года три, пока мальчик не подрос и не окреп, ведь родился он слабеньким…

Какое-то время Марта сидела молча и неподвижно. Вздохнув, она продолжала:

– Мы не могли всё время жить там, да и муж молил вернуться, говорил, что не будет больше бить меня, обещал… Я любила его… А Бену нужен был отец, и мы вернулись в наш городок, домой. Два года я была счастлива! Не знаю, что случилось потом... Однажды он снова пришёл пьяным, а потом всё чаще и чаще стал напиваться, снова избивал меня. Бен боялся его и, когда муж приходил пьяным, забивался в какой-нибудь угол, а когда он бил меня, цеплялся за его руки, пытался кусать…, бил своими маленькими кулачками…, тогда доставалось и ему… А как-то зимой… муж схватил нож и кинулся к Бену со словами: «Прирежу тебя, гадёныш!» Я не могла этого вынести больше. Я подхватила Бена на руки, и мы, в чём были, ушли из дома. Не знаю, как долго я бежала, мне всё казалось, что он гонится за нами… Мне некуда было податься… Когда ощутила холод, поняла – надо быстрее добраться до деревеньки, где жили его родители. Это было милях в пяти от нашего городка, но в темноте я сбилась с дороги… Нас нашли случайно, когда сошёл снег…

Марта снова смолкла. Я долго не решался заговорить, а потом спросил:

– Марта, а как ты встретилась со своей мамой?

– Не знаю, я лишь помню, что пыталась покрепче прижать к себе Бена, чтоб защитить его от холода. Он стих, а мне вдруг стало тепло, я чувствовала, что кто-то трясёт меня за плечо, открыла глаза и увидела маму. Она сказала мне: «Вставай, дочка, я пришла за тобой». Я встала, прижимая всё также к себе сына. Мама взяла меня за руку и сказала: «Идём со мной, но не оглядывайся, всё будет хорошо» … Так мы оказались здесь. Потом она забрала у меня Бена и объяснила, где будет меня ждать с ним, и что дальше я должна буду идти одна. Вот так…

Марта вздохнула снова и, глядя на меня, стала словно оправдываться:

– Извини, Николай, но мне надо было поговорить с кем-то; это так мучительно всё хранить в себе… Я утомила тебя…

– Марта, не стоит извиняться, ты сделала правильно, рассказав всё; тебе будет легче…

– Да, мне стало легче, ты прав… Я знаю, вы долго не задержитесь здесь. Я отпущу с тобой Бена, но ненадолго.

– Почему? – я был удивлён.

– Скоро придёт мой муж. На днях он стал Путником…, - на её глазах навернулись слезы. Не знаю, что они значили: радость или сомнение и страх… Марта вышла из дома, а я не стал удерживать её. Ей надо было побыть одной.

Утром Марта была обычной – весёлой и улыбающейся, но глаза выражали непонятное чувство – в них была и признательность и смятение, и лишь изредка проскальзывали искорки неподдельной радости и счастья.

Бен облазил весь сад. Прошёлся по всему дому, заглянув куда только было можно. После чего выдал:

– Ник, мы можем снова путешествовать, я готов! – и, немного смутившись, глянул на Марту. - Мам, можно?!

– Конечно, можно. Но так скоро?

– Мам, ведь дома всё в порядке. А там столько всего…

Марта не возражала, она только положила нам в сумму вяленых ягод, яблок и душистые пшеничные лепёшки, которые я помнил всегда. Так, как пекла их Марта, больше ни у кого не получалось.

И вот мы с Беном снова в пути. От дома отошли не сильно далеко и задумались, куда же теперь держать путь?

– Ник, мы были на Розовой, а куда теперь? – спросил Бен.

– Не знаю. Куда скажешь ты, туда и отправимся.

– Ник, но ведь я не знаю, где тебе надо побывать!

– Слушай: от Розовой до Янтарной всего восемь планет, но теперь на одну меньше.

– А как они называются?

– Жемчужная, Хрустальная, планета Цветов, планета Озёр, Радужная, Сиреневая и Янтарная.

Бен слушал внимательно. Задумавшись, он остановился совсем и даже присел на траву у дороги. О чём думал этот мальчишка, какие мысли роились в его голове? Но вдруг он резко вскочил и объявил своё решение:

– На Радужную!

– Почему именно туда?

– Если есть радуга, а она на небе; значит на Радужной планете можно пройти по радуге! Хотя… - он скорчил гримасу.

– Бен, Радужная, это не значит: сама радуга.

– Я тоже так подумал.

В нём ещё так открыта сквозила такая чистая детская наивность, что приводило меня в восторг. Эта душа ещё ничем пагубным не тронута, и мне хотелось защитить его как сына, если бы у меня был такой. Впервые за всё время я испытал отцовские чувства к Бену. Это было так необычно и непонятно, но на миг я оказался на вершине блаженства: я испытал неведомое мне чувство и сохранил его в себе.

Бен тряс меня за руку. Это стало его привычкой:

– Ник, Ник, о чём ты задумался? Ты стал такой… такой…

– Какой? – удивился я.

– Ну не знаю, далёкий что ли... Вроде бы ты и здесь, и в то же время так далеко, далеко, но такой родной…

То, что почувствовал я, передалось Бену. Я прижал мальчишку к себе; и так мы перенеслись на планету Радужную…

Бен, оттолкнувшись от меня, замер от восторга, да и я был изумлён…

– Ник, где мы? - снова тормошил меня за руку Бен. - Мы в сказке?

– Нет, Бен, мы на Радужной.

– Уже?! Вот это да! Никогда бы не подумал, что такое возможно…

И я не мог вообразить себе, что такое бывает. Мы стояли с Беном в какой-то рощице; перед нами, чуть поодаль виднелся просвет. Мы медленно пошли к нему, озираясь по сторонам. Здесь всё было как в сказке. Деревья вокруг нас несильно высокие, раскидистые, стволы ровные, светло-коричневые, ветвились почти от земли. На тонких и хрупких веточках мутовками (веером) разрастались листья. Узкие и длинные, они были плотными и образовывали на кончике пику, что, казалось, прикоснись - и поранишься. Но нет, они были безвредны. Бен осторожно потрогал их руками:

– Совсем не жёсткие, смотри, Ник, а с этой стороны вовсе другой цвет…

И правда, верхняя поверхность листьев, бордовых и тёмно-оранжевых оттенков, отличалась от другой стороны. Снизу листья опушённы, что придавало им сизый оттенок.

Трава казалась жёлто-зеленоватой, что составляло резкий контраст в сравнении с листвой. Где-то в ветвях щебетала птица. Бен пытался её разглядеть, но не нашёл.

Внезапно мы вышли из рощицы и увидели, что находимся в чьём-то дворе. Перед нами тянулись ровные грядки, на которых уже хорошо завязалась капуста и начинали спеть помидоры. В стороне огорода стоял дом, большой и красивый с надстройкой на крыше - он производил впечатление. Всё здесь было ухожено и аккуратно. Мы направились к дому. Вход в дом образовывал туннель виноградника, и в проход свисали крупные грозди янтарно-жёлтых ягод, налитых так, что были чётко видны семена.

Но в дом войти нам не пришлось. Из-за угла вышел мужчина и посмотрел на нас с удивлением.

– День добрый, хозяин, - обратился я к нему.

– День добрый, - отозвался тот, с любопытством разглядывая нас.

– Мы путешествуем, - сказал я, - и попали в рощицу, из которой вышли к дому.

– Это персиковая роща.

– Персиковая? Удивился Бен. – Но там нет персиков!?

– Она так зовется, вот и всё. Что ж, проходите, если уж пришли.

Мужчина был не рад нам, видимо, мы его отвлекали от работы.

– Отдохните немного там, - он указал рукой в сторону двух раскидистых деревьев во дворе дома, - я сейчас вернусь.

Мы с Беном пошли, переглядываясь, куда нам указали.

– Странный он какой-то, - сказал, о чём-то размышляя, Бен.

– Он просто занят, - отозвался я.

Под деревьями стоял небольшой столик на одной ножке, врытой в землю, и с двух сторон от него – лавочки. Мы сели с Беном друг против друга. На столе стоял кувшинчик с малиновой жидкостью, а рядом в подстаканнике – стакан. Мы не были уставшими, и вынужденное безделье тяготило нас. Уйти не было возможности, это значило оскорбить хозяина, а он явно задерживался.

И вот он появился снова – он, и не он… Теперь, вместо темного хитона, обнажавшего его ноги чуть выше щиколотки, на мужчине была белая одежда, скреплённая на правом плече крупной брошью, ткань мягко спадала к ногам. Левое плечо и рука обнажены, правую же скрывали складки ткани. Лишь облик говорил, что перед нами тот же человек: тёмные волнистые волосы обрамляли открытое лицо с правильными чертами. Над живыми лучистыми глазами цвета волны - тонкие брови вразлёт. Прямой нос с лёгкой горбинкой и полные губы. Это был очень красивый мужчина.

– Я задержался, но теперь вы мои гости, - в его голосе больше не было нетерпения, и он приобрёл мягкость и звучность.

– А мы - путешественники, - совсем без робости первым отозвался Бен, что вызвало улыбку у мужчины.

– Я знаю, что вы путешествуете.

– Ты догадался?

– Нет, это видно.

– По чему? – не унимался Бен, разглядывая то себя, то меня.

– Хотя бы по одежде! Вы издалека. И ты ему, - мужчина указал на меня, - не сын.

Бен был сражён, да и меня это тоже удивило.

– Ó дин, меня зовут Ó дин, - представился он.

– А я Бен, а это мой друг Ник.

– Ник? Ты просто зовёшь его так? У него есть полное имя, как и у тебя.

– Николай его зовут, а я - Бенедито, - сказал Бен, совсем упавший духом.

– Николай, ты ищешь место, где тебе остановиться; сейчас я свободен и мог бы быть вашим гидом. Вижу, вы не устали, мы можем прямо сейчас отправиться в путь.

– Я не возражаю, но Один, откуда ты так много знаешь о нас?

Он улыбнулся, но ответил уклончиво:

– Пойдёмте, по дороге всё объясню.

И мы снова прошли мимо дома, затем пошли вдоль грядок к рощице.

– Мне нравится работать на земле. Это так радует, когда видишь результат своей работы, - говорил Один, показывая на ровные грядки.

И вот мы снова в рощице. Бен во все глаза рассматривал деревья. Пока мы ждали хозяина дома, день сменился вечером, и теперь листва персиков, казалось, отливала золотом.

– Это декоративные персики, - сказал Один, - вид, вымерший на Земле.

– И такое росло на Земле? – спросил Бен.

– Да, были такие времена, но очень давно. Стоит ли вспоминать о том, что кануло в Вечность… Я - ваш гид, идёмте.

И Один ускорил шаг, тем самым увлекая нас за собой. Мы шли по золотой роще, и я стал улавливать нарастающий шум. Я лишь мог предположить, что это шумит вода.

Внезапно рощица осталась позади нас. Мы вышли к морю! Как оно грандиозно и неповторимо! Волны стремительно неслись к берегу, курчавились, разбивались о камень и отползли назад, пенясь, чтобы с новой силой обрушиться на берег. В ритмичности движения волн было что-то чарующее и захватывающее дух.

– Здесь крутой склон, - заговорил Один, - но хорошо видно море. А там, вон за тем мыском, - он указал на него рукой, - город. Его название Асгард!

– А какой он? – спросил Бен.

– Кто?

– Да не кто, а что! Город?

– Если хотите, мы можем сразу и отправиться туда, - говорил нам Один.

– Только по берегу, - предложил я.

– А ты, Бенедито? – поинтересовался Один.

– Я не возражаю.

– Что ж, идёмте.

Снова Один идёт впереди, а мы за ним. Ни я, ни Бен никогда не видели моря… Здесь всё было почти нереально, во всяком случае, так воспринималось. Мы, прожившие в небольших городах, были заворожены увиденным. По побережью мы дошли до города. Бен успел окунуться в воду, сбросив одежду на ходу.

Ни о чем не хотелось говорить, только слушать шорох растекающейся по песку морской воды, видеть набегающие одна на другую волны. Это так прекрасно – наслаждаться спокойствием, когда тебя переполняет необъяснимая радость к жизни и всему, что окружает. Бен, искупавшись, догонял нас.

– Не хочу быть навязчивым, Николай, но ты не оставишь выбор на этой планете. Ты пойдёшь дальше.

– Почему ты так решил, Один?

– Просто я это вижу по тебе. Ты можешь приходить сюда, чтобы отдохнуть, но жить… Понимаешь, Николай, всё твоё существо стремится к покою и простоте. Здесь же ты всё воспринимаешь как что-то нереальное, сказочное. Это ведёт к напряжению. Поэтому ты будешь искать место более спокойное.

– Ты прав. Для меня здесь всё: как яркие сказочные декорации.

– О, Николай! Как много вы ещё с Бенедито не видели… Есть места, красота которых не может быть передана словами: яркость красок, множество оттенков, их насыщенность… Может и сможешь ты когда-нибудь достичь этой красоты…

– Да, я ещё очень много не знаю. Мне предстоит учиться.

– Николай, не зная, где ты уже побывал, и где определён твой выбор, попробую предугадать. Ты остановишься на одной из трёх планет: на планете Озёр, Розовой, или, в крайнем случае, Мраморной, хотя она слишком мрачна для поэта…, поэта-лирика.

– Один?!

– Я что-то сказал не то?

– Но ведь я не говорил тебе о том, что писал стихи. К тому же, как поэт, я не состоялся, и …

– Не важно, как было воспринято твоё творчество, важно, что твоя душа – лирик. И ты прав: тебе многому придётся учиться. Извини, если я задену твоё сугубо личное, но мне хочется дать тебе один совет.

– Совет?

– Да, ты слишком чист и наивен. Мне хочется уберечь тебя, если это удастся, от необдуманных поступков.

– О чём ты, Один?

– Николай, не всегда мы получаем то, чего страстно желаем. Ты найдёшь место, где поставишь дом. У тебя будет почти всё…, - он едва заметно колебался, подбирая слова, - но будет неудовлетворённость… как бы сказать… в обществе что ли. Не заостряй на этом внимания и не наделай глупостей. Отдайся целиком учёбе и познаниям. В этом будет твоё спасение.

– Один, что именно ты имеешь ввиду? Мне грозит какая-то опасность?

– Нет, Николай, тебе ничто не грозит. Просто ты неуклонно идёшь к непоправимому.

– Но я не совсем понимаю тебя, Один…

– Придёт время, ты поймёшь всё, вспомнив наш разговор. А как насчёт планет, - он явно пытался сменить тему разговора, - я не сильно ошибся, называя их?

– Да нет, на Розовой мы уже побывали с Беном, а вот о Мраморной мне ничего не говорилось.

– Тогда твой выбор падёт на планету Озёр, ведь на Розовой ты не остался.

– Да, но мне хотелось увидеть и другие места, чтобы сделать выбор.

– Какой выбор, Ник? – спросил, догнав нас Бен.

– Невежливо встревать в разговор, а потом, он не Ник, а Николай, - строгий тон Одина несколько охладил пыл юного Бенедито.

И вот мы вышли к городу. Все обиды были забыты. Город этот так необычен! Рядом с небольшими аккуратными домиками стояли настоящие дворцы! От земли они были от тёмно-малинового до бордового цвета, а со второго этажа – белые. Зрелище захватывающее.

– Один, почему они такие цветные? – спросил Бен, кивнув в сторону построек.

– Так вот устроено. Чем светлее первый этаж постройки, тем позднее оно сооружено. Со временем розовый цвет станет тёмным и сгустится до бордового. А то, что верхние этажи из белого, тем и не похож наш город на другие.

– Ты говоришь: «наш город», а сам живёшь вне его. Почему? – не удержался я.

– Мне спокойнее быть вдали от всей этой суеты. А потом, я говорил, что мне нравится жить на земле, обрабатывать все те грядки, собирать урожай… Мне так хочется жить, так я и живу.

Мы шли по городу, разглядывая замки, дома и всё, что попадалось.

Люди были одеты большей частью почти как Один, я имею в виду мужчин. А женщины! … О! Богатство их фантазии неподвластно созерцанию. Мы шли по городу, казалось, здесь столько народу, но… очень многие знали Одина! Они приветствовали его кивком ли головы или просто улыбкой. Но что меня поразило ещё больше, это то, что мне известно под названием «базар» или «ярмарка» … Что в этом необычного? Это большая площадь, на которой без всякого упорядочения стоят прилавки. Что здесь есть? Всё съестное! А странность вся в том, что ничто не продаётся. Можно подойти и выбрать всё, что пожелаешь. Хозяин товара ещё и поможет тебе выбрать или сложить. Если поинтересуешься, то расскажет, как лучше приготовить, чтоб сохранить вкус продукта.

– Можно взять вот этот ананас? – робко спросил Бен, указывая на самый маленький.

– Конечно, бери, - ответил ему молодой человек, стоявший за прилавком, его лицо закрывала широкополая шляпа.

– Ты можешь выбрать и самый большой, - сказал Один, подходя к Бену.

– А что я буду за это должен?

– Ничего, просто поблагодари, и всё.

– Тогда я возьму вот этот, - и Бен протянул руку к плоду среднего размера и, глядя на молодого человека, сказал:

– Спасибо, дружище, что позволил взять любой ананас, ты, должно быть, очень добрый.

– Благодарю за тёплые слова, мальчуган, - молодой человек тыльной стороной руки поднял шляпу с глаз, слегка столкнув её на затылок, и мы увидели сияющее лицо юноши. Он был искренне рад. Мы пошли дальше. По дороге Один объяснил вот что:

– Бенедито по доброте душевной сказал тёплые слова юноше, тем самым он невольно позволил ему посмотреть на окружающий мир.

– Это как так? – спросил я.

– В прошлом этот юноша – вор-карманник. Он прошёл испытания и вошёл в Небесную Страну, но не приобрёл права видеть все её красоты. Ему была дана эта шляпа в наказание. Из-под её полей он мог видеть только возделываемые грядки и путь от поля до ярмарки, и обратно.

– И что, он её никогда не снимает? – вставил свой вопрос Бен.

– И не мог бы снять, не набери он определённое ему в наказание число похвал, идущих от чистого сердца. А Бенедито сказал ему сразу три тёплых слова: «спасибо», «дружище» и «добрый» …

– А как долго он так жил? — поинтересовался я.

– Как долго - не знаю, не присмотрелся к нему, но уже не один десяток лет.

– А сколько ему надо было набрать похвал? – любопытство Бена не имело границ.

– Это известно только Всевышнему, но это число примерно равно числу краж.

– Вот это да! А я что, тоже так буду в шляпе ходить? Я ведь тоже крал…

– Бенедито, - спросил Один, - что ты крал?

– Я-то … - Бен смутился, - хлеб из шкафа и конфеты из комода…

– А почему ты это делал?

– Мне жутко хотелось есть … Особенно когда мы жили с мамой у отца в городе … - Бен поник, окунувшись в воспоминания.

Я привлёк его к себе и сказал:

– Ну не расстраивайся, тебе в такой шляпе не ходить.

– Это верно, - подтвердил Один.

Бен смотрел на нас, как на богов, снимающих с него кару. Так вот, за разговором, мы шли потихоньку по городу.

Один рассказывал нам что здесь есть. В городе было три больших театра, были и просто подмостки для других представлений, которые давали бродячие артисты. Здесь есть и такие. Показал нам Один и дома для путешествующих, но при этом сразу оповестил нас:

– Ни в одном из них я не позволю вам остановиться. Вы – мои гости! И я приглашаю вас в свой дом. Никаких возражений не принимаю.

Впрочем, возражать мы и не собирались, наоборот, были очень рады. Мы все порядком устали. И Один повёл нас к морю. На побережье раскинулась персиковая роща, и теперь, когда день клонился к вечеру, листва деревьев отливала, казалось, золотом. Ветерок, дующий с моря, колыхал листву, и если, слегка прикрыв глаза, смотреть сквозь ресницы на деревца, то кажется, что множество маленьких радуг играет переливами в рощице. Это великолепное зрелище! Мне не хватает слов, чтобы сравнить это с чем-то ещё!

Бену не сиделось на месте, хоть и говорил, что устал, всё же пошёл купаться. Мне же хотелось просто насладиться открывшейся красотой персиковой рощицы и отдохнуть, внимая шуму набегающих на берег волн.

Опустившись на мягкую траву у подножий деревьев, мы с Одином отдыхали, думая каждый о своём. И мне пришла в голову интересная мысль: планета зовется «Радужной» не от этой ли игры света в листве персиковых деревьев?!...

Бен купался долго и вылез из воды только тогда, когда почти совсем обессилел. Он, пошатываясь, добрёл до нас и тоже опустился на мягкую траву. Я сел, опершись о ствол персика, Бен положил голову мне на колени, казалось, что он заснул. А я глядел на море и вслушивался в ритм этого гиганта. Что-то отзывалось во мне волнующей мелодией, мне хотелось это состояние запечатлеть стихом, но ничего не получалось. Тогда я отдался воле чувств и слушал странное волнующее звучание мелодии, в себе ли, или идущее от моря – не знаю.

Сгущались сумерки, и мы вернулись в дом Одина: подумав, все сразу оказались во дворе дома.

На Радужной мы оставались дольше, чем на Розовой. Мы помогали Одину работать на его грядках. Чтоб мы не выделялись в городской толпе, Один перекроил на нас одежду на свой лад. Работая в огороде, мы одевали такие же хитоны, что и Один. Бена это забавляло. А когда ходили в город, переодевались в более простые, в отличие от Одина, одежды, но изящные. Бен сильно смеялся, увидев меня в бирюзовом одеянии, мягко спадавшем к ногам и обнажавшем правую руку и плечо. А потом, получив сам подобную одежду, рассматривал себя. На нём было подобие хитона: мягкая белая ткань, скреплённая на плечах, волной спускалась вниз и перехватывалась узким пояском, и далее лёгкими складками образовывала подобие юбки. Всё это было выше колен. Бен смеялся:

– Что я – девчонка, что ли, в юбке ходить, и где это видано? Вот бы мама увидела, что б она сказала? Как ты думаешь, Николай? - За то время, что мы жили у Одина, Бен снова стал звать меня полным именем.

– Не знаю, что тебе сказала бы мама, но ты выглядишь прекрасно. Ты ведь видел, что такую одежду носят все мальчишки в городе.

– Видеть - видел, но не думал примерять её на себя.

– Один, что ты решил показать нам на этот раз? – спросил я, ибо собирал он нас в город особо тщательно, продумав одежду: фасон и цвет.

– Сегодня мы посмотрим одно из представлений бродячих артистов. Думаю, вам понравится.

И вот мы в городе около одной из открытых площадок: немного возвышенная каменная сцена полукругом, напротив её, тоже полукругом, зрительные места: неширокие резные лавочки из дерева с удобными спинками.

Между сценой и зрительскими местами круглая площадка, в центре которой треугольный бассейн с фонтаном. Вокруг бассейна среди зелени травы беспорядочно растут цветы: вьющиеся розы. Они то переплетаются ветвями, смешивая розовые цветы с белыми, то сами по себе – одиноки. Несколько ветвей распростёрлись по воде бассейна. Сейчас фонтан не бил, но когда все разойдутся, из центра бассейна взметнётся вверх струя воды, поддерживаемая снизу более мелкими фонтанчиками – создаётся своя гармония.

Зрителей было немного, и мы заняли хорошие места. Над сценой был натянут купол из материи, разрисованной декорациями. На них была изображена часть дома: открытое окно и веранда, обвитая лианами хмеля, шишечки которого проступали светлыми бликами на фоне тёмно-зелёной листвы, а справа от дома – сад.

Бен смотрел зачарованно на эту сцену и от нетерпения комкал руками подол своей одежды. Один, коснувшись его рук, мягко сказал:

– Не стоит так нервничать, Бенедито, представление сейчас начнётся.

Бен сидел между мной и Одином. Я огляделся по сторонам, мест свободных было ещё много, но собравшихся было намного больше, чем когда мы пришли. Моё внимание привлекла музыка. Тихая и мелодичная, она, нарастая, перешла почти в рёв и, вдруг, смолкла. В этот момент на сцене появился мальчишка в одежде шута: пёстрый в обтяжку костюм подчёркивал его стройное тело, на голове колпак, усеянный мелкими бубенцами, лишь их звон и нарушал внезапно наступившую тишину.

Шут подошёл к краю сцены, поклонился, коснувшись одной рукой пола.

– Труппа бродячих артистов приветствует вас, жители планеты Радужная! – его голос был чист и звонок. - Благодарю всех пришедших на наше представление.

Небольшая пауза, во время которой шут под перезвон бубенчиков отошёл вглубь сцены…

– Постановку мы назвали: «Вот если бы…», - снова коротенькая пауза, и шут продолжил: - Смотрите, слушайте, смейтесь и плачьте с нами!.. – и он, делая сальто назад, под звучание музыки исчез в глубине сцены.

Представление не было долгим. Всего две части. Диалоги актеров сопровождались музыкой, подчёркивавшей значимость слов. Мне хочется коротко описать, о чём эта постановка…

Действующие лица: Путник и Житель Небесной Страны. Путник уже вошёл в Небесную Страну, и познаёт её законы, учится жить в этом мире. Тема была очень близка мне, ведь я тоже всё ещё «путник», ведь у меня нет пристанища – нет дома…

Незатейливые сценки и диалоги сменялись одни другими. Самая суть этой постановки чётко просматривается лишь в последней сцене второй части. Я опишу примерный диалог персонажей:

Путник стоит около раскрытого окна, в котором никого пока не видно, и говорит вслух, но как бы сам себе, рассуждает:

– Странные вещи здесь происходят. Странные… Подумал - и оказался там, где захотел… Вот и я подумал, и оказался снова возле этого же дома… Да… Но что я буду здесь делать-то, ведь обо всём мы уже поговорили…

В этот момент в проёме окна появляется Житель Небесной Страны, он слышит последнюю фразу Путника:

– Если обо всём поговорили, так что же ты ещё хочешь от меня?

Путник вздрогнул и отпрянул от окна.

– Так ты дома?

– А что ж, не видно, что я дома?

– Неожиданно как-то ты появился.

– Услыхал, что кто-то говорит, вот и решил посмотреть, кто же там. Ну да что ж, коль хочешь поговорить, выйду к тебе, поговорим.

Житель выходит из веранды и жестом приглашает Путника за собой. Они проходят в сад и садятся на землю под одним из деревьев. Житель опёрся спиной о ствол дерева и чувствует себя уверенно. Путник же нервничает, ёрзает, не зная с чего начать разговор. Житель спрашивает:

– Что ж ты молчишь? О чём говорить то хотел?

– Да вот, не знаю, с чего начать…

– А ты говори, что первое придёт на ум. Я уж разберусь, не глупый поди…

– Я дом себе выстроил… - Путник теребит снятый с головы колпак и нервным движением срывает бубончик. Смущён, не знает, куда его деть и прячет в колпаке.

– Представляю: жалкий домишко в убогом месте…

– Почему жалкий домишко? – резко возражает Путник, - Он не жалок, а роскошен…

– Так я и поверил тебе, - перебивает его Житель, - дом построил, а одежду то что не сменил?

– Да мне так было удобнее…

– Что удобнее то? Посмотри, кафтан то весь в дырах, - и Житель красноречивым жестом поднимает полу кафтана, на которой зияют дыры.

– Будь милосерден к моему виду! – призывает Путник Жителя. – Приди я в ином обличии, ты и не узнал бы меня.

– Ха-ха-ха! – захлёбывается смехом Житель.

– Не смейся, не гневи Всевышнего!

– Ох, ох… Что это ты о Всевышнем вспомнил? Сострадания захотел?

– Я не ищу сострадания! – Путник вскакивает на ноги и ходит перед жителем туда-сюда. - Ты помог мне советами, и я решил отблагодарить тебя…

– Чем ты то можешь отблагодарить? Ха-ха-ха! Не смеши меня… - перебивает его Житель, но Путник словно не придаёт значения обидным словам, продолжает:

– … да, я хотел отблагодарить тебя. Но ты забыл, или не хочешь вспомнить закон гостеприимства! Я пришёл к тебе, а ты даже в дом не впустил! – Речь Путника возвышается до обвинения. - Ты смеёшься над моей изодранной одеждой! Да, мой путь был нелёгок, но я прошёл все испытания и получил право – жить! Я – не жалкий оборванец и никогда не опускался так низко, как ты!

– Что? Ты меня в чём-то обвиняешь? Да я…

– Помолчи и послушай! Не ты ли был так низок? Не ты ли был так горделив? Вспомни: не ты ли обещал блюсти законы этой страны? Не ты ли был поселён здесь без выбора? Не к тебе ли было проявлено сострадание, когда решалась твоя участь? Или ты всё это забыл?

Житель меняется в лице, глаза округляются, рот слегка приоткрыт, и видно, как подпрыгивает подбородок.

– Ты - жалкий бродяга! Как ты смеешь меня обвинять и попрекать! – Он тоже вскакивает на ноги и грубо пытается вытолкать Путника. – Прочь, прочь отсюда! И не смей больше появляться…

В этот момент яркое светящееся существо появляется рядом с ними и легко их разделяет, ограждая Путника крылами. Житель замер в неестественной позе, а Путник через мгновение появляется из-за крыла Ангела в иной одежде. Теперь на нём длинные белые атласные одежды. Он производит впечатление полубожественного существа, а в это время одежда Жителя ветшает, становится грязной и рваной. Вид его из пышущего благополучием становится жалким и убогим.

– Житель, ты забыл, кто ты есть? Ты забыл, почему ты здесь? – спрашивает его Ангел. – Тебе был дан шанс войти в новую, иную для тебя жизнь. Как радовался я, когда ты всё объяснил Путнику… И как разгневан я сейчас…

Житель, падая на колени и зарываясь лицом в траву, причитает:

– О, Ангел, сжалься надо мной! Вот если бы я знал, что…

– Не надо слов «вот если бы…», слышишь, не надо! – голос Ангела резок и строг. – Та, как и любой другой, должен жить разумом, опираясь на чувства. Ты всегда должен помнить, что в этом мире зло сильно отлично от добра и наказуемо!

– Вот если бы ты, о, Ангел, выслушал меня, ты не стал бы гневаться… - Житель тянул руки к Ангелу, не поднимая головы от травы.

– А если бы ты сам был разумен и незаносчив, не случилось бы этого. Ты сам себе подписал указ… - и Ангел достаёт из потаённых складок одежды свиток и, развернув его, зачитывает: «Как только нарушу хоть одну из заповедей страны Небес, буду возвращён к вечной бродяжьей жизни блуждающего духа». Своим поступком несколько мгновений назад ты поставил здесь подпись.

Путник в безмолвии следил за разыгравшейся сценой. Житель идёт на коленях и тянет руки вверх, туда же, устремив лицо и бормоча что-то непонятное. Ангел берёт Путника за руку и увлекает за собой к краю сцены. Но Путник освобождает руку, останавливается и, глядя через плечо на Жителя, спрашивает:

– Неужели ему ничем нельзя помочь? – взяв руку Ангела в свои, Путник опускается перед ним на колени и молит: - О, Ангел, сделай что-нибудь для несчастного. Он так помог мне, что теперь мне не сносно будет видеть его страдания. Сделай же что-нибудь…, сделай…

– Встань. Мне понятны твои чувства. Но я лишь исполнил волю Всевышнего. Он, - Ангел жестом указал на Жителя, в своё время дал Всевышнему обет, но не сдержал его. Теперь он обречён, и ему едва ли кто сможет помочь.

Ангел, держа за локоть Путника, поднял его и, увлекая за собой, говорит:

– Пусть и тебе будет наука: всегда думай о том, что делаешь.

Ангел и Путник спускаются со сцены по маленьким ступенькам один за другим. Путник идёт впереди, пытаясь оглянуться и увидеть, что же там… с Жителем. А Ангел, поднимая крылья, закрывает ужасную картину от него. Так они, обогнув сцену, исчезают из вида.

А на сцене Житель, теребя на себе одежду, ломая руки, сначала тихо, почти невнятно, а потом всё громче и громче, доходя почти до крика, причитает, повторяя одну и ту же фразу:

– Вот если бы… Вот если бы…

И вот Житель, почти крича, трясёт, угрожающе, кому-то рукой:

– Вот если бы… - его голос осёкся, и он внезапно исчезает сам.

Мы с Беном были потрясены увиденным. Домой к Одину вернулись в полном безмолвии. И остаток вечера прошёл тоже в молчании. Так, лишь обменялись обычными фразами. Мы так много открывали для себя, что уходить не хотелось. Бен был счастлив, да и я тоже.

Как-то, работая в огороде, мы разговорились с Беном.

– Николай, ты хочешь остаться здесь?

– Не знаю, ещё не думал об этом.

– А я бы остался, мне здесь понравилось.

– Мне тоже, но хочется посмотреть и другие места.

– Посмотреть-то можно, а жить бы я остался здесь. Только вот… как мама с ним… куда их определят… - я понял, что Бен говорит об отце. Он знал, что его отец стал Путником, я замечал иногда не по-детски задумчивое выражение его лица, а потом он снова становился весёлым и задорным.

Бен менялся внешне очень быстро. Теперь он был уже не мальчишкой лет десяти-двенадцати, а шестнадцатилетним юношей-подростком. Он и сам ощущал в себе перемены. Всё, что происходило с Беном, нам объяснил Один:

– Мать подавила в тебе желание к развитию. Она смогла это сделать силою своей воли, своей любви. Но теперь ты далеко от неё, и она не может воздействовать так, как если бы ты был рядом с ней. Бенедито, тебе не надо в этом винить мать, постарайся её понять. Ты смышлёный и очень быстро войдёшь в свой возраст. Я знаю, что тебя терзают сомнения об отце, но будь к нему милосерден, к тому же тебе совсем необязательно жить с ними. Ты вполне можешь жить самостоятельно. А где ты будешь жить? Тебе дадут право выбора, и ты решишь этот вопрос сам.

– Один, всё, что ты говоришь, это правда?

– Бенедито, зачем же мне обманывать тебя?

Этот разговор происходил накануне дня, который я долго не мог не то, что забыть, а хоть как-то подавить воспоминания о нём.

Один всё, что выращивал, поставлял на ярмарку, но он не «торговал» сам. Часть урожая, что была ему необходимо, он оставлял у себя, а всё остальное в определённое время забирали «торговцы». Я не знаю, как правильнее их называть, ведь всё это не продаётся.

Так мы, собрав овощи, перенесли их к дому и ждали, когда придёт за ними торговец. И вот, на дорожке, ведущей к дому, появился незнакомец. Явно это не был торговец, его одежда походила на одежду моего Учителя, но это был не он. В то время, как Незнакомец подходил к нам, из дома вышел Один.

– Приветствую тебя, Учитель, - обратился Один к Незнакомцу, слегка склонившись в поклоне.

– Рад видеть тебя, Один, - ответил тот.

В этой встрече не было ничего особенного. К Одину приходили разные люди. Но этот Человек вызывал во мне непонятное мне чувство, какое-то напряжение чувствовалось и у Бена.

– Бенедито, - позвал Один, - подойди сюда.

Бен не сразу понял, что обращаются к нему. Встав, он нерешительно подошёл к Одину.

– Бенедито, - Один волновался, - это твой Учитель, - он указал на Незнакомца, - ты должен будешь так к нему обращаться. Мне очень жаль, но тебе прямо сейчас придётся проститься с Николаем. Вы немедленно должны с Учителем отправиться в путь.

– Куда?.. – едва слышно произнес Бен.

Моё сердце рвалось на части. Нас разлучали с Беном! Ведь я знал, что так будет, но не мог спокойно к этому отнестись. Порывисто встав, я подошёл к Бену и привлёк его к себе. Теперь его голова была чуть выше моего плеча, он сильно подрос с тех пор, как мы отправились на Радужную.

– Домой, мы должны вернуться домой, - заговорил Незнакомец, а Бен только сильнее прижался ко мне. – Твои родители ждут тебя, Бенедито, нам время возвращаться. Я потратил очень много его на твои поиски. Марта не знала, где они есть, - теперь Незнакомец обращался к Одину, дав нам возможность проститься, - даже не могла сказать, куда именно они решили отправиться. Я представить себе не мог, что найду его здесь.

– Да, наше знакомство - случайность, - ответил Один, вздохнув, и продолжил, - Бенедито очень привязался к Николаю, ему будет трудно без него.

– Но они могут видеться.

На эти слова Незнакомца Бен резко повернулся к нему и серьёзно спросил:

– Это действительно так? И ты не пытаешься меня утешить?

Здесь вмешался Один:

– Я ведь говорил тебе, что ты можешь жить вполне самостоятельно. В подтверждение этому здесь твой Учитель, - Один выделил слово «твой», - какое-то время ты будешь учиться, а потом обоснуешься там, где захочешь. Николай тоже будет учиться, и больше твоего. Со временем вы, освободившись от учебы, будете работать, а свободным от работы временем сможете распоряжаться как захотите. А чтобы увидеться, не надо многого: достаточно захотеть и окажешься рядом, где бы ни находился нужный тебе человек.

Бен слушал внимательно Одина и, пока тот говорил, не проронил ни слова. Это было так не похоже на Бена, с его любопытством…

– Нам пора в путь, - снова заговорил Незнакомец.

Бен повернулся ко мне, мы обнялись. Слегка отстранив от себя Бена, я заговорил первым, чувствуя, что Бен не решается.

– Ну что ж, Бен, тебе надо идти. Так должно было случиться. Мне будет не хватать тебя. Но мы ещё увидимся. Обещаю, что найду тебя. А теперь… иди…

В глазах Бена стояли слёзы, губы его едва заметно подрагивали:

– Прощай, Ник, … до встречи…, - он повернулся ко мне спиной, Незнакомец, положив ему руку на плечо, привлёк к себе, и они исчезли.

Я стоял совершенно опустошённый. Во мне бушевала буря: меня разлучили с моим сыном… Бен стал мне родным, и никак иначе я не мог его назвать, только – мой сын!

Как долго я так стоял - не знаю, но даже не слышал, когда приходил за овощами торговец. Из состояния оцепенения меня вывел Один. Тронув за руку, он позвал меня в дом. Слепо повинуясь, я пошёл вслед за ним, ощущая жуткое одиночество. Мне казалось, что я всеми забыт и покинут.