ГЛАВА 11. После посещения Долины Перехода у меня возникло желание взять в руки краски, кисти и мольберт

После посещения Долины Перехода у меня возникло желание взять в руки краски, кисти и мольберт. Полученное в Синоде образование на пятом и шестом уровнях давало мне возможность овладеть основами техники живописи и приобрести кое-какие навыки в работе с красками. Конечно, я не пытался даже посягнуть на красоты игры света и теней, запечатлённые в памяти на Озере Забвения, но у меня было желание прорисовать воду так, чтобы глядя на холст, казалось, что она в движении, что она плещется, бьётся о берег. Я, как говорится, с головой ушёл в эту работу. С начало получалось просто рисованное изображение: картинка, и никакого движения. Я испортил не один холст, но всё же добился желаемого результата. Я нарисовал несколько небольших пейзажей, где непременно присутствовала вода. Не знаю, как бы оценили мои работы художники-мастера, я же был доволен.

В работе находил душевное удовлетворение и успокоение. На какой-то период я стал затворником, потому что ни у кого не бывал, а если кто и приходил ко мне, то не заставал дома. Я рано утром уходил из дома. Бродил, выискивая более живописные, на мой взгляд, места, делал зарисовки, наброски. Потом, облюбовав какое-нибудь место, начинал рисовать, используя ранее сделанные наброски, совмещая их с выбранным видом. На один холст, как я подсчитал, у меня уходило около трёх недель.

И вот однажды я вернулся чуть раньше, завершив работу над очередным пейзажем. Я был в хорошем расположении духа и даже что-то напевал в полголоса. Придя домой, я в гостиной расставил свои готовые холсты и стал рассматривать свои работы и оценивать их, как будто я был критиком. Я так увлёкся придуманной ролью, что не заметил, как в дом кто-то вошёл. Я не замечал этого присутствия очень долго.

– Последние работы более совершенны. В общем, эта маленькая коллекция заслуживает быть показанной более широкой аудитории, - констатировал я-критик, рассматривая выставленные работы.

– Я тоже так думаю, - услышал я за спиной бабушкин голос.

От неожиданности я даже вздрогнул. Повернувшись к бабушке, я увидел её радостной и улыбающейся. Она похлопала в ладоши и ещё раз озадачила меня:

– Николушка, ты у меня не только неплохой художник, но ещё и актёр!

– Бабушка, как долго ты наблюдала за мной?

– Почти с того момента, как ты вернулся домой.

– Не может быть!? … - воскликнул я.

– Чего не может быть? – переспросила она.

– Не может быть, что ты так долго находишься в доме, а я совсем не чувствовал твоего присутствия.

– Тебе рассказать, что ты делал и говорил?

– Нет, не надо, - устыдился я своего поведения.

– Когда я зашла в гостиную, ты уже успел войти в образ критика. Я не стала останавливать тебя, поражённая твоей игрой.

– Ладно, не надо более об этом. А картины, скажи, тебе нравятся?..

– Я уже высказала своё мнение. Мне больше всего понравилась вон та, в центре.

– Хорошо, бабушка, я вставлю её в рамку и подарю тебе.

– Зачем же, Николай?

– Она тебе понравилась, вот пусть и будет у тебя. - Мне была приятна похвала бабушки, к тому же мне и самому по замыслу больше нравилась именно эта картина, которую выбрала бабушка.

– Ты серьёзно подумай над своим предложением, Николай, - в голосе бабушки послышались строгие нотки, что означало её недовольство.

– Чем я вызвал твоё негодование, бабушка?

– Как чем? Тебе не мешало бы серьёзно отнестись к своим работам и показать их более сведущим людям, чем я.

Подобное заявление вызвало у меня смех, и я рассмеялся, чем обидел бабушку ещё больше:

– Не понимаю, над чем ты смеёшься? Я говорю тебе серьёзные вещи.

– Не обижайся, бабушка, просто всё это, что ты видишь здесь, - я обвёл рукой, указывая на картины, - не серьёзно. Это лишь маленькая прихоть. Я никогда не стану художником, у меня нет к этому искусству призвания!

– Ты посмотри, что ты нарисовал и как!

– Не отрицаю, мне нравится, но у меня более нет желания рисовать…

– Я совсем отказываюсь понимать тебя…

– Бабушка, - я подошёл к ней и обнял её, - пойми, моё призвание – перо, а не кисть. Конечно, если будет появляться желание рисовать, и будет для этого возможность – я буду рисовать, но только для себя. И не более… Это для общего развития.

– А как ты намерен поступить с этими картинами?

– Участь одной уже решена – оправленная в резную рамку, которую, я обещаю тебе, выстругаю сам, эта картина будет доставлена в твой дом. Примерно то же самое произойдёт с другими. Я оставлю себе лишь те, что мне особо понравились.

– Ты не исправим, Николай, - вздохнула бабушка.

– Почему же?

– С тобой бесполезно спорить, ты всё равно сделаешь по-своему.

– Я огорчил тебя?

– И да, и нет. Ты зрелая личность и можешь поступать во всём так, как хочешь. Прошло то время, когда ты нуждался во мне…

– Не говори так, бабушка, - перебил её я, - ты не права! Здесь сейчас ты нужна мне более, чем когда-либо. С тобой в мою жизнь вошло что-то новое…

– Да, как же! Ты обещал навестить меня, а самого и след простыл… И картину в рамке, позвольте узнать, когда доставите? – Бабушка продолжала сердиться. Так было и раньше, когда я, выслушав её мнение, поступал по-своему.

– Бабушка, я не задержу подарок надолго. Обещаю тебе… А ты… Ты правда очень много сделала для меня. Ты не раз уже возвращаешь меня к жизни… Вот и теперь, когда ты здесь, я чувствую себя не таким одиноким, как раньше.

– Ты одинок?

– Как тебе ни покажется странным, но я одинок. Понимаешь, я один…

– Погоди, Николушка, как же так? А твоя девушка, о которой ты рассказывал мне?.. Она ведь ушла намного раньше тебя, разве вы не встретились?

– Нет.

– Почему же? Ведь ты говорил мне, что любите друг друга… Ты так верил в эту жизнь и в то, что вы встретитесь здесь, на небесах…

– Этому ты научила меня, но всё вышло иначе.

– Не понимаю… Объясни, что хоть произошло?

Мне пришлось рассказать ей всё, что я знаю и, конечно, о своих безуспешных поисках Тамары. Я только скрыл разговор между Учителем и Николосом, который случайно подслушал. Теперь бабушка была расстроена ещё больше, но уже не из-за картин. Она переживала за меня…

– А я-то думала, что хоть ты обретёшь счастье… В тот раз я не стала спрашивать, почему в доме нет женщины. Думала, что ты сам меня с ней познакомишь, а вышло-то вон оно как…

– Бабушка, а как ты?

– Что ты имеешь в виду? Одинока ли я?

– Да, это.

– Я не буду скрывать, Николай. Пока живу одна. А что будет дальше - Бог покажет.

– А твой муж, что с ним?

– …

– Ты и раньше ничего не рассказывала о нём, почему, бабушка?

– Так сложилась моя жизнь, что в молодости я никого не любила. Красавицей не была, но ребята за мной ходили. Годы шли… Отец решил, что пора меня замуж отдавать. Он у меня спросил: «Есть ли кто у тебя, дочка, на примете, кто сердцу мил?» А что я могла ему ответить? Холодно было сердце моё. Я так ему и сказала. Тогда он сам подыскал мне жениха.

– Бабушка, а что же ты так и пошла замуж без любви, за кого указали?

– Ох, Николушка, не я была одна такой в наши то годы. На сердце холод… А лишний рот в доме держать кто будет?.. Вот, как исполнилось мне семнадцать, так отец и объявил о моей помолвке с будущим мужем. Он с его родителями всё заранее обговорил.

– А ты не знала?

– Почему не знала? Догадывалась. Только отец в тайне имя избранника держал до самой помолвки. Мать знала, но тоже молчала. Не знаю, отец ли запретил, или верила в моё благополучие, что так спокойна была. Когда отец сказал, за кого мне придётся замуж идти, я и ахнула. Да, было отчего!.. Семья побогаче нашей, да и парень собою красив, не одна девка по нему сохла. Мать мне сказала: «В хорошую семью идёшь, дочка. И не далеко. В соседнем селе жить будешь. И парень собою пригож. Думаю, счастлива будешь.» Только от этих слов защемило что-то в сердце. Нехорошо мне стало, побледнела. Матушка ахнула, что плохо де мне стало, а отец: «Бывает такое в канун свадьбы». Они, оказывается, обо всём договорились: и когда сватов зашлют, и когда свадьба будет. Пришлось смириться, хотя вплоть до свадьбы слёзы лила. А после свадьбы – и того более…

– Бабушка, он что, совсем плохой был?

– Да нет, не так уж и плох. Ты поймёшь меня: ко мне, как к женщине, ласков, а в остальном – всё равно, что зверь: грубый и жестокий. Я никогда таких жестоких не видела. Первое время мы неплохо жили, а как понесла я малыша, так он гулять начал, да на меня покрикивать. А там, и руки стал распускать.

– Что ж ты молчала? Родителям рассказала бы…

– Не могла. Боялась его гнев на себя навлечь, да и доля женская такая – всё терпеть. Чем дольше жили, тем хуже становилось. Детей трое было, да не любил он их. Как подрастать стали, так он и на них руку подымал. Я защищала, как могла… Устала я очень, стала Бога просить, чтоб поразил его болезнью, приковал к постели, или уж совсем забрал. Грех на душу брала, но детей было жалко, особенно первенца – отца твоего. Он старший, да мальчишка, ему больше всех доставалось… А потом его убили…

– Не рассказывай об этом, я всё знаю.

– Знаешь? – брови бабушки изогнулись в удивлении. – Кто тебе рассказал?

– Мой Учитель.

– Учитель?

– Да. Когда он шёл меня встречать, он изучил мою жизнь, всю мою родословную. Он знает жизнь близких мне людей, всё так, как оно было на самом деле.

– Что ж, тогда мне не надо будет вспоминать ещё раз то, что вызывает во мне ужас.

– Бабушка, а где он сейчас? Ты что-нибудь знаешь о нём или виделась?

– Нет! Не хочу встречаться с ним. Он ненавистен мне. Но я его видела. Ведущий его приходил ко мне, говорил, что встреча возможна. Да я отказалась. Тогда он предложил мне посмотреть на него, может что изменится, ведь его образ здесь иной, и он во многом стал лучше. Он исправляется. Мне с трудом в это верилось.

– И ты решилась посмотреть на него?

– Да, женское любопытство взяло верх надо мной.

– Что тобою двигало ещё кроме любопытства?

– Пожалуй, ничего. Он был красивым мужчиной при жизни на Земле, и мне хотелось посмотреть на него, каким он стал. Любви я к нему не испытывала, а с годами стала ненавидеть…

– Ты была там, где находится он?

– Нет. Его Ведущий показал мне его жизнь иным образом. Вот, что я увидела: высокий широкоплечий мужчина с рыжеватыми волосами ниже плеч, оголён по пояс; штаны ветхие, изодранные; руки широкие, натруженные. Я сначала видела его со спины. Он вышел из дома, если эту лачугу можно назвать домом… Скорее – нора в земле, лишь дверь деревянная, а в ней небольшое округлое отверстие, должно быть, вместо окна. Он вышел из своей лачуги и пошёл вниз по тропке. Кругом подобные строения, люди снуют, но всё моё внимание было лишь на нём, я хотела видеть его лицо. Так он дошёл до большого входа в гору и слился с потоком похожих на него людей. В полумраке я видела, как он работает. Но его лицо я не могла рассмотреть, лишь глаза вспыхивали двумя живыми огоньками, когда он поворачивался в сторону горевшего вдали факела. У него длинная борода, отчего он ещё больше казался похож на зверя.

– Почему ты в нём до сих пор видишь зверя?

– Не знаю, Николай. Не знаю…

– А что было потом?

– Я всё-таки рассмотрела его при нормальном свете, когда он вышел из забоя на улицу и умылся. Да, его Ведущий был прав, он действительно сильно изменился. Ему было так не присуще сострадание к другим. А что же видела я? Он помог дотащить руду в корзине споткнувшемуся человеку. Мало того, он прижал его к себе и говорил что-то успокаивающее, но я не могла расслышать его слов. Николушка, я не верила тому, что видела…

– А как он выглядит?

– Я уже говорила, что он бородат. Издали похож на старика. А приглядишься – молод и полон сил. Глаза голубые, ресницы рыжие, почти бесцветные. Это всё, что можно было рассмотреть на его лице. Когда он повернулся боком, то прорисовался римский профиль.

– Твоё любопытство было удовлетворено?

– Конечно, но сострадания, жалости или хоть какого-нибудь интереса он во мне не вызвал. Для меня он был и останется чужим человеком.

– И что же теперь?

– Да ничего. Всё идёт своим чередом. А Ведущий спросил у меня: «Хочешь ли ты, чтобы твоему мужу сообщили о твоём приходе?» «Нет», - ответила я. «Почему?» – удивился Ведущий. «Я хочу, чтобы он забыл обо мне, как и я о нём. Разве ты не видишь, что мы разные люди? Я никогда не желаю его видеть». «Твои слова обдуманы?» «Да». «И ты никогда не пожелаешь встречаться с ним, даже по истечению срока его наказаний?» «А на сколько лет он отправлен на рудники?» «На двести лет, но уже меньше. К тому же он исправляется, и я, как его Ведущий, буду ходатайствовать о нём, чтобы сократили срок повинностей». «Нет. Я не желаю видеть его ни сейчас, ни потом», - я была решительно настроена, и Ведущий не стал со мной спорить, особенно после слов: «Если он исправляется, значит ему становятся не чужды боль и разочарование; он осознаёт, что есть истинная радость. А если так, то я не хочу ему причинять лишней боли. Он, наверное, тешит себя надеждой быть вместе со мной, но пусть лучше сразу знает: нет - и всё». «Я не совсем тебя понимаю», - сказал Ведущий. «Пусть исправляется и дальше, но не ради меня, а ради себя самого. Так он избежит разочарования» … «Это понятно, но ты не хочешь, чтобы он знал о твоём приходе в этот мир?» «Да. Я не хочу. Ты ему лучше сразу скажи, что в силу определённых обстоятельств мы никогда не сможем быть вместе». «Я вижу, ты тверда в своём решении. И в тебе нет к нему никакого сострадания. А о любви лучше и не говорить: ты его никогда не любила». «Я не буду отрицать твоих слов. Они верны». «Тогда я ухожу». «Удачи в пути и работе», - от души пожелала я Ведущему и проводила его до двери, - вот такие дела, Николушка.

– Бабушка, но ты сказала, что живёшь пока одна. Что ты имела в виду?

– О! Я жду свою любовь…

– …?

– Да-да! Не удивляйся. Когда мне было около сорока лет, в нашем селе появился врач. Знала, что он женат. Однако сердцу не прикажешь. Старалась его избегать, но тщетно! В моём сердце жил он, и только он. Мне жизнь показалась краше. Я летала…

– А он? Как он относился к тебе?

– Несколько лет жила в томлении… Однажды мои сомнения были разрушены: мы встретились случайно в почтовой карете. В город нас ехало только двое. Всего несколько часов езды, а радость на годы! Конечно, меж нами не было ничего предосудительного. Он человек чести: узы брака святы. И я не пыталась разбивать его семью. Знаю, каково воспитывать детей женщине одной. А детей у него – семеро!

– И как же вы мирились со своим положением?

– А нам не надо было многого! Хватало при встрече взгляда и улыбки. Иногда ночами во сне мы были вместе и счастливы. Именно сны и вселили в меня уверенность, что и здесь мы будем вместе. Ведь наши души соприкасались…

– Как прекрасна твоя история и необычна. Я рад за тебя, бабушка, если вы соединитесь и будете вместе.

– Я с нетерпением жду этой встречи. И хочу выйти его встречать.

– Ты уже что-то успела узнать?

– Да. Он болен чахоткой. Удерживала его на Земле только я, а теперь его жизнь угасает быстро, и он очень скоро станет Путником…

В этот вечер мы долго засиделись с бабушкой за разговорами. Снова вспоминали, мечтали, радовались и грустили…

Пока мы вели разговоры, я сделал рамку для картины и вставил картину в неё. Рамка получилась красивой, а в работе мне пригодились и помогли навыки, приобретённые при жизни на Земле. Я обещал не задерживать подарок в своём доме и сдержал слово. Картина сразу же попала по назначению. Бабушка взяла с собой картину, уходя домой. Я же так и не побывал у неё в гостях и на этот раз.

Я ужаснулся, подсчитав по картинам, сколько же времени провёл в уединении. Немудрено, что бабушка решила навестить меня сама. Мне снова не сиделось дома. Но сад пришёл в запущенное состояние, и мне пришлось заняться прочисткой арыков, так как они заросли травой. Потом занялся срезкой цветов, чтобы вновь шла выгонка побегов, и не переставали цвести маленькие творения природы. На работу в саду у меня ушло около недели.

Более важных дел не было. А находиться в бездельи было выше моих сил. Бездеятельность угнетает меня. Мне постоянно надо что-то делать. И я стал подумывать о возвращении в Синод. Я побывал у Синода, деревце по которому определяли начало занятий только набирало цвет. До начала полного цветения жимолости было ещё около двух недель. Мне надо было чем-то занять себя. И я решил навестить Учителя, к которому у меня было немало вопросов.

Его не было дома, а мне предназначалась информация: «Николай, я у старца Николоса». И в этот раз мне пришлось идти к Николосу. Учитель был в доме старца один, что удивило меня.

– А где Николос? – спросил я.

– Не знаю. Когда мы вернулись из долины Перехода, если помнишь, я говорил, что меня искал Николос, но не оставил мне никакой информации.

– Да я помню, ты на следующий день ушёл к нему.

– Так вот с того дня я и нахожусь здесь. Работы, сам знаешь, много. Оставить без присмотра цветник никак нельзя.

– А как Николос объяснил необходимость своего отсутствия так долго?

– Он ничего не сказал. Спросил лишь: свободен ли я и смогу ли побыть здесь в его отсутствие. Я согласился, а Николос тут же ушёл, сказав на ходу, что всё объяснит по возращении. А чем всё это время занимался ты?

– Хочешь, покажу? Потому что словами объяснять придётся долго.

– Не возражаю.

– Тогда подожди меня немного. Вернусь домой, возьму… и ты всё увидишь сам.

– Николай, ты заинтриговал меня. Хоть и привык, что ты всякий раз преподносишь что-нибудь необычное, и на сей раз я теряюсь в догадках. Что можно делать почти полгода, чтобы принести в руках и показать?

– Принесу, увидишь, - и я вышел из дома.

Вернувшись домой и взяв картины, я тихо, стараясь не шуметь, оставил их в прихожей. И с пустыми руками вошёл в столовую, где находился Учитель.

– И что же ты принёс показать мне? Уж не воздух ли? – пошутил Учитель, увидев меня.

– Нет, не воздух. Ты побудь немного здесь, пока не позову тебя.

– Принимается, только скажи, что ты собираешься делать?

– Мне надо кое-что привести в порядок, чтобы ты оценил по достоинству…

– Отлично! Иди и делай всё что тебе угодно, а я сгораю от нетерпения…

Расставив картины в гостиной так, чтобы на них выгодно падал свет, я позвал Учителя. Он вошёл и замер.

– Правда, здесь недостаёт ещё одной, я подарил её бабушке.

– И ты хочешь сказать, что всё это нарисовал сам?

– Да.

– Николай, не знаю, что и сказать. Ты всегда меня удивлял, наверное, никогда и не изменишься.

– Бабушка тоже мне говорила: «Ты неисправим».

– И она права. Кроме бабушки эти картины ещё кто-нибудь видел?

– Нет. Только не надо уговаривать показать их более сведущим в живописи. Это чистое желание. Прихоть. Я не буду серьёзно заниматься живописью, так, только для себя.

– Значит бабушка не смогла тебя убедить?

– Нет.

– А мне стоит попробовать?

– Не надо терять время. У меня есть к тебе более интересный разговор, чем обсуждение моих художеств.

– А кому он интересней, не тебе ли? – снова шутил Учитель.

– Учитель, скажи какая из картин тебе понравилась больше всего?

– Вот эта, - он выбрал одну из трёх последних работ.

Хорошо, что картина была уже в рамке. Я ещё не все картины вставил в рамки.

– Бери, она твоя.

– …?

– Да, я дарю тебе эту картину.

– А ты не хочешь показать свои картины хотя бы в Синоде? Ведь у тебя есть предмет живописи.

– Я как-то и не подумал об этом. Хорошую ты мне идею подал, Учитель.

– Не стану с тобой спорить относительно занятий живописью. С этим ты разберёшься сам. Если будет нужна картина для Синода, ты можешь её взять у меня, даже в моё отсутствие. Благодарю за подарок. А теперь начинай свой интересный разговор.

– Думаю, что разговор займёт немало времени, а ты собирался в цветник, когда я пришёл.

– Ты прав. Цветник надо полить. Идём в сад, за работою и поговорим. Меж разговорами и работа спорится лучше.

– Учитель, наше посещение долины Перехода оставило много вопросов.

– Спрашивай, отвечу.

– Учитель, душа, идущая на Землю, пьёт воду из озера Забвения в начало родов у женщины?

– Да.

– А как существуют селения в Долине Перехода, где души ожидают своего рождения?

– Они живут там не совсем в ожидании рождения. Чаще в поисках родителей.

– Почему именно там, разве нельзя жить в своём доме?

– Можно, но с Долины Перехода легче просматривается Земля. А ты знаешь, что не все духи одинаково сильны. Поэтому более слабые просто вынуждены переселяться в Долину, где им легче определиться в будущей жизни.

– Значит по этой причине Виктор и Нелли оставили планету Озёр? Ты помнишь Виктора, Учитель?

– Конечно, помню. Нелли намного сильнее Виктора. Она могла бы оставаться в их доме, но предпочла следовать за любимым.

– Знаю, что существует связь между матерью и ребёнком ещё задолго до его рождения и прерывается лишь со смертью одного из них. Учитель, что это за связь?

– Это астральная связь плоти. Она начинается с момента зачатия.

– И всё же пока не пришло время родов, дух остаётся свободным?

– Не совсем так. Он свободен лишь относительно. Потому что частичка его уходит на Землю. И в виде энергии входит в клетку зачатия, способствуя тем самым её росту и строению всего организма и тела будущего человека.

– Значит, дух сам принимает участие в строительстве своего тела?

– Нет. Используется лишь его энергия. А строительство организма ведут особые силы.

– Что это за силы, Учитель?

– Это разумная энергия Космоса.

– Каким образом происходит строительство тела?

– Как тебе объяснить? Берётся строительный материал и со стороны матери, и со стороны отца. В буквальном смысле идёт деление и размножение клеток живой плотной материи. Этим процессом руководят Силы Космоса.

– Учитель, что берётся от обоих родителей? Ведь плод развивается в организме матери…

– Энергия, несущая родовой и наследственный потенциалы… На строительство же тела берутся необходимые компоненты, вырабатываемые кровью матери и поступающие с пищей.

– А как закладывается информация рода и наследственности?

– Это энергетическая информация. И как энергия она собирается в клеточках строящегося тела, что и обуславливает в рождённом ребёнке принадлежность его к определённому родовому дереву и конкретной его ветви. Принадлежность к роду определяется по линии отца. Мужчина же и является продолжателем рода. А вот принадлежность к народности определяет мать. Потому что в её чреве растёт плод, её кровь течёт в ребёнке, даже если линия отца возьмёт верх над линией матери, я имею в виду внешний вид ребёнка.

– Учитель, а как обстоят дела с преждевременными родами?

– Бывает и такое. Но все решения принимаются Силами Космоса, только они могут определить момент выхода ребёнка в жизнь.

– Учитель, кому подчиняются Силы Космоса? – я задал вопрос, не надеясь получить ответ, однако Учитель ответил:

– Это разумная энергия, она живёт и руководствуется своими порядками и законами. В процесс строительства плода ничто не может вмешаться.

– Учитель, а как же порча, сглаз отражаются на ребёнке, когда он ещё живёт во чреве матери? Такие понятия существуют в народе, значит для этого есть основания?

– Не совсем понял тебя, к чему ты склонен?

– Говорят, что плод принимает действие чар на себя.

– Николай, скажи мне, а что есть - чары?

– Это отрицательный вид энергии Космоса.

– Ну вот ты сам себе и ответил на вопрос.

– То есть?

– Плод принимает на себя воздействия чар, иначе - отрицательную энергию. Она, как и энергия рода, собирается в клеточках строящегося тела. Плод более восприимчив к такой энергии в силу процесса закладки информации в клетках.

– Хорошо, Учитель, а как определяется пол ребёнка? Душа выбирает его сама?

– Как правило, да. Обычно женщины рождаются женщинами, а мужчины - мужчинами.

– Ты сказал: «обычно», значит есть исключения?

– Конечно, есть. В силу определённых обстоятельств пол может быть изменён: самой душой добровольно, или в наказание, против её воли.

– В какой срок определяется точно и безвозвратно пол ребёнка?

– К четырнадцати-пятнадцати неделям со дня зачатия.

– Учитель, а может ли в момент рождения в тело войти иной дух?

– О! Нет, только тот, что определён и долгие месяцы был связан с матерью. Должен сказать, что бывают исключительно редкие случаи, когда в тело входит иной дух, но на это воля Божья… Мы с тобой, Николай, неплохо поработали, - сказал Учитель, поднимаясь с земли и стряхивая с одежды соринки: он прореживал цветочную грядку. - Ты тоже всё сделал?

– Кажется, да. Но если будет густо, то рядки придётся проредить ещё раз через несколько дней.

– Что верно, то верно. Идём в дом. Мне хочется выпить чего-нибудь освежающего.

– Я тоже не откажусь.

Учитель быстро приготовил напиток с мятой. Он на самом деле действовал освежающе. Выпив по бокалу напитка, мы вышли в сад и устроились под раскидистой яблоней. Сквозь листву просматривались зреющие яблоки, и разливался едва уловимый в изобилии запахов сада их аромат.

– Николай, что ты намерен делать в ближайшее время?

– Решил вернуться в Синод.

– Ты серьёзно? – спросил Учитель, приподнявшись на локте и удивлённо глядя на меня.

– Да, я уже был в Синоде. До начала занятий осталось чуть более недели. Жимолость уже набирает цвет.

– Я одобряю твоё решение.

– Сколько можно отдыхать? Пора продолжать учёбу. Я чувствую себя отдохнувшим и полным сил.

– Я рад за тебя. Подожди, так ты ещё успеешь на одно мероприятие. Ты заморочил мне голову своей живописью, и я чуть было не забыл тебе сказать. Думаю, тебе это будет интересно…

– Что-то о Ютише?

– Угадал. На мою информацию пришёл ответ, что его дело пересмотрено.

– И что с ними будет теперь? – я сгорал от нетерпения узнать судьбу Ютиша и Леоноры; они стали частью моей жизни.

Учитель, прикрыв глаза, немного помолчал и ответил мне:

– Через четыре дня Ютиш и Леонора покинут свой дом в окрестностях городка со странным названием Скало-До. В этот же день Леонора примет крещение. Ты можешь навестить их.

– Непременно я буду там. Я должен ещё раз увидеться с Леонорой и Ютишем. А за эти дни кое-что поделаю дома. Вдруг задержусь, так чтоб перед началом занятий не было лишних хлопот.

– Что ж, разумно. А я-то думал, что ты останешься со мной, ведь Николос ещё не вернулся.

– Учитель, если тебе нужна помощь, ты скажи, я буду приходить помогать тебе, но остаться с тобой здесь не могу. Хочу приготовить что-нибудь в подарок Ютишу и Леоноре. Я ещё не решил, что именно подарю, но … у меня есть идея…

– Николай, с работой я и сам справлюсь, только вот немного скучновато мне. И поговорить не с кем. Будет время, заглядывай. Не знаю, когда вернётся Николос, и как долго я пробуду здесь.

– Хорошо, Учитель, постараюсь навещать тебя.

– Ты домой отправишься сейчас?

– Да нет, время терпит. Я пойду завтра.

– Значит решил мне скрасить один вечер?

– Можно и так сказать.

– А можно иначе? – шутя спросил Учитель.

– А можно иначе: хочу побыть с другом. Что здесь предосудительного? А?

– Ничего! Я рад, что ты останешься. После ужина, может, сыграем партию-две в шахматы?

– Можно.

– А кто будет готовить ужин? – лукавил Учитель.

– Конечно же - я.

– И что сегодня будет у нас на ужин? – Учитель сделал ударение на слово «будет».

– Пожалуй, ужин будет лёгким. И если уж мы вспомнили о Леоноре и Ютише, то я приготовлю два вида салата, служившие поводом для раздора меж ними.

– Постой-ка, ты что-то говорил по этому поводу. Не припомню, в чём суть?

– В разной заправке салата специями.

– И всего-то?!

Ужин прошёл за лёгкой беседой. А потом мы с Учителем играли в шахматы. Дважды ничья, и один раз я проиграл. За последней партией мне вдруг вспомнилась жимолость у входа в Синод…

– Учитель, а почему у входа в Синод растёт именно жимолость, а не что-то иное?

Учитель рассеянно посмотрел на меня. Я повторил вопрос, а он рассмеялся. Теперь был озадачен я.

– Знаешь, Николай, я как раз думал, почему Николос растит жимолость вдали от других кустарников? И когда ты задал вопрос, то я не понял причём здесь Синод?

Теперь мы смеялись оба.

– Учитель, а всё-таки почему?

– Есть такое придание, почти легенда, правда она стала забываться среди учеников. А гласит она вот что: когда было сооружено здание Синода, то на его открытие к началу занятий расцвела именно жимолость. Теперь она - особый символ, служит мерилом начала нового периода обучения в Синоде Духовного Образования.

Должно быть, я увлёкся рассказом Учителя и проиграл партию. Он предложил сыграть ещё одну. Результат – ничья. На этом и решили остановиться и лечь отдохнуть.

Учитель уснул быстро, во всяком случае, мне так показалось. Я же долго лежал без сна. Осмысливал разговор с Учителем и ещё раз убедился, что мне необходимо приступить к занятиям и продолжить образование. Ведь я мог и не задавать такие вопросы Учителю, а постичь эти знания сам. Потом я стал обдумывать, что мне подарить Ютишу и Леоноре

Относительно Ютиша я решил почти сразу: подарю ему одну из своих картин. Какой бы ни была техника исполнения, всё ж: творение - моё, а с ним - и память на долгое время. А вот Леонора? Что же подарить малышке? Моё воображение рисовало мне разные решения. Я же остановил свой выбор на одной из книг моей библиотеки, а именно: «Хорошие манеры и развитие вкуса духа (для начинающих)». И зная, что Леонора любила кормить белочек в саду Ютиша, я решил вырезать ей зверька из дерева. Будет и игрушка, и память не только обо мне, но и о Ютише.

Удовлетворённый такими думами, я незаметно погрузился в сон. Мне показалось, что я только что заснул, как меня разбудил непонятный шум. Прислушавшись, я различил приглушённые голоса Учителя и Николоса: с ними был кто-то ещё. Этот голос был мне не знаком. Шум же производила перестановка ваз с цветами, срезанными в саду, и, соответственно, каждому цветку рассказывалась его легенда. Я знал, что срезанных цветов около десятка. Можно было бы ещё понежиться в постели, но… любопытство! Мне были интересны не только легенды цветов, но и незнакомец. Однако главный интерес представляли сам Николос и причина его столь внезапного и долгого отсутствия:

Я привёл себя в порядок и вышел в гостиную. Учитель уже завершил рассказ легенд цветов, Николос на стебельках делал пометки.

– Приветствую всех собравшихся! – я окинул взглядом гостиную, незнакомцем оказался … Один, и мне стало неловко от того, что я не узнал его по голосу.

– Доброе утро, Николай, - почти в один голос приветствовали Николос и Один.

Видимо старец и Один пришли давно. Меня же будить не стали. А за время моего отсутствия Учитель успел рассказать им о моих художествах.

– Николай, покажи нам свои картины, не таи, - обратился ко мне Один. И мне пришлось вновь расставлять картины в гостиной.

При утреннем освещении они ещё более выигрывали в цвете, чем вечером, когда я показывал их Учителю. Один и Николос оценили работу кисти.

– Я предложил Николаю показать свои работы в Синоде, - сказал Учитель, чем вызвал удивление у Одина и Николоса.

– Да, я решил вернуться в Синод, - смущённо проговорил я.

– Это хорошее решение, Николай! – ободрил меня Николос и обратился к Одину: «Ты вернёшься домой?»

– Да, у меня много дел. Николай, - обратился Один ко мне, - не оставляй начатого, хоть изредка работай красками. В тебе есть задатки художника. Я как-нибудь подарю тебе серию книг об искусстве.

– Благодарю тебя, Один!

– Мне пора. Всем до встречи! – попрощался Один.

– До встречи!

– До встречи!

– До встречи, Один!

Один ушёл, а Николос попросил нас дать ему хоть что-нибудь покушать и немного отдохнуть.

– После сна я всё вам расскажу, - довершил он.

Пока я готовил салат, а Учитель - свой излюбленный напиток с мятой, старец уснул. Мы решили его не тревожить. А когда же он проснулся и поел, то, заговорщически улыбаясь, позвал нас:

– Био, Николай, пойдёмте в сад. Я расскажу вам свою историю и причину долгого отсутствия.

И вот мы все втроём за столиком в саду. Я сидел вполоборота к дому. В какой-то миг мне показалось, что в дом вошла женщина. Это было маловероятным, и я не стал об этом говорить, решив, что увиденное - плод моей фантазии.

– Так что произошло? – первым заговорил Учитель.

– Сейчас всё расскажу. Николая я знаю совсем мало, а вот с тобой, Био, сколько мы знакомы?

– Я что-то и не припомню…

– Не важно… - старец перебил Учителя на полуслове и сам смолк.

– О чём ты задумался, Николос? – спросил его Учитель.

– Не важно … Слушайте: когда-то, не одно столетие назад встретились две одинокие души, познакомились, сблизились. У них было много общего, они никогда не надоедали друг другу. Им было интересно вместе. Но … Они желали большего: любви и её продолжения – детей… Тогда они решили вместе идти на Землю, чтоб соединиться там, а, вернувшись в оставленный мир, обрести полное счастье… Они на Земле. Встретились лишь на несколько дней и не смогли решиться остаться вместе. Жизнь разъединила их! Каждый прожил вне радости, в поисках друг друга. Никто: ни он, ни она - не оставили на Земле своего продолжения. Словно сговорившись, приняли обет безбрачия, посвятив свою жизнь служению Богу. Каждый, придя в этот мир, старался найти другого. На поиски ушло много лет. Но они всё же встретились! И с ещё большей силой возжелали любви и детей. Снова они идут на Землю. И снова оказываются врозь: не успев встретиться, они создают разные семьи, тем самым удаляются друг от друга. И, спустя годы, они вновь встречаются в этом мире! И умоляют Всевышнего соединить их. Решение было таким: он один идёт на Землю. Она же придёт к нему последним ребёнком – дочерью. И проживёт долгую жизнь… - Николос смолк.

Чем дольше я слушал рассказ старца, тем всё больше утверждался в мысли, что мне не привиделось: в дом действительно вошла женщина. И старец рассказывал о себе и о ней.

– И чем же завершилась твоя история, Николос? – спросил Учитель.

– Я задумался немного… На чём я остановился? … Ах, да… Так вот, пришёл её срок возвращаться в этот мир… - Николос вновь замолчал.

– Послушай, мудрый старец, я что-то не совсем понимаю твою причастность к этой истории. Хоть и в скудном изложении, она прозвучала достаточно поэтично и нашла в моей душе отклик, - иронично проговорил Учитель и добавил, - будь же снисходителен и заверши свой рассказ, не томи нас ожиданием развязки…

– Учитель, думаю, Николосу надо помочь. Он робеет и не решается сказать о самом главном.

– …? - Николос был озадачен моей вставкой.

– Чем же мы ему можем помочь? – с не меньшим удивлением смотрел на меня Учитель.

– Николос, - обратился я к старцу, - я думаю, тебе надо её позвать, и тогда всё встанет на свои места. Или я не прав?

Старец с благодарностью мне улыбнулся и позвал:

– Лючия!

Учитель смотрел то на меня, то на старца так, словно, мы разыграли его. А посмотрев в сторону дома, обомлел… К нам с лёгкостью спешила прекрасная женщина. Высокая и статная. В сиреневом платье «летящего покроя». Белокурая, с зеленоватыми глазами, опушёнными длинными ресницами. Казалось, что прекрасная добрая фея сошла с цветка и спешит к нам, словно мы нуждаемся в её помощи и внимании.

Николос тоже преобразился. Он более не был старцем! Как он объяснит несколько позже, он дал себе зарок: до встречи с Лючией оставаться в том виде, в котором оставил Землю. Нас же он хотел удивить, но его замысел не совсем удался. Хотя и так всё вышло просто отлично! Теперь Николос - высокий, статный, красивый мужчина. Белокур, как Лючия, только волосы вьются локонами до плеч. Высокий лоб, тёмные брови, большие раскосые серые глаза. Николос и Лючия были под стать друг другу.

Перемена в Николосе произошла молниеносно. И когда Лючия подошла к нему, то Учитель был изумлён их видом…

– Знакомьтесь, друзья мои, это - Лючия, а это - Николай и Биатриче, - он указал на нас, - я говорил тебе о них, Лючия. А вам, друзья мои, я рассказывал про Мэри… Так её когда-то звали…

– Николай и Биатриче, мы приглашаем вас на венчание, - негромко и смущённо произнесла прекрасная Лючия, - Николос немного позже объявит день.

Нам с Учителем оставалось только развести руками и поздравить соединившуюся таким образом замечательную пару. Николос и Лючия были счастливы! Они только что вернулись домой. Им было о чём поговорить. Наше присутствие только сковывало их. Им надо было привыкать к обретённому покою, или поверить в то, что они теперь будут вместе.

Простившись с ними, я и Учитель ещё поговорили о происшедшем, но уже вне их дома. И тоже, попрощавшись, каждый вернулся домой.

Вот и настал долгожданный день: я увижу Ютиша и Леонору. К назначенному времени я отправился в городок Скало-До. Я пришёл раньше всех. Ещё никого не было, и Ютиш с Леонорой ожидали прихода людей, которые решат их жизнь.

– Николай?! – удивлённо воскликнула Леонора и побежала в дом оповестить Ютиша о моём приходе.

Он вышел навстречу мне, держа Леонору за руку.

– Приветствую тебя, Николай!

– Доброе утро, Леонора! Мир дому твоему, Ютиш!

– Как хорошо, что ты успел прийти к нам, - запричитала малышка, освобождая ручонку из мощной ладони Ютиша, - а я уж думала, что ты не застанешь нас здесь…

– Сегодня особенный день, Леонора, - и я протянул ей вырезанную из дерева белку, раскрашенную так, что зверёк казался живым, - сохрани её в память обо мне.

– Ой! Совсем как живая! Вот чудо! А ты её сам сделал?

– Конечно, сам.

– Тогда я буду её беречь.

– А вот это, - я достал и протянул Леоноре книгу, - думаю, пригодится тебе. Ты должна расти воспитанной…

– А умной мне не надо быть? – перебила меня Леонора на полуслове и звонко рассмеялась.

– Умной? Ты и так достаточно умна, к тому же ты учишься и, наверное, будешь учиться и дальше, но кроме ума женщине надо ещё так много всего, что воспитание не повредит. Разве не так?

– Ой, Николай, ты говоришь со мной совсем как со взрослой! – смутилась девчушка.

– Ты же растёшь и взрослеешь. Ну иди же, посмотри книгу. Я вижу, тебе не терпится её полистать, - вмешался в наш разговор Ютиш.

– Дедушка, ты хоть сегодня не будь таким!

– Каким таким?

– Ну, немного вредным…

– Ах, это я-то вредный? А ты - маленькая кокетка, - улыбаясь, Ютиш легонько подтолкнул Леонору в сторону сада, - мне с Николаем поговорить надо. А ты иди …

– Всегда ты такой! – обиженно сказала Леонора и пошла к саду.

– Я так и понял, Николай, что это ты вмешался в нашу жизнь, - заговорил Ютиш, едва девочка отошла от нас.

Ютиш говорил тихо, полуприкрыв глаза. И я не совсем понимал, радует это его или нет. А он продолжал:

– Знаешь, я хоть и думал много обо всём: о Леоноре, о жизни и так… о мелочах разных…, всё же не мог определиться, что для нас с Леонорой лучше? Твоё посещение смуту в сердце внесло, ещё беспокойнее мне стало. Я не знал, как вмешаться в ход событий. И тут появился мой Ведущий. Он объявил, что в такой-то день придёт не один. Будет решена судьба девочки и пересмотрены мои повинности. Я заметался сразу-то, даже скрыться хотел… Да куда идти? Найдут - хуже будет. Я-то ладно, а вот Леонора… Задумался я тогда. Наши с тобой разговоры вспомнил. И решил, что будет лучше, если девочка родных обретёт. Я-то ей никто, да ещё и повинности отбываю… Хорошо, Николай, что ты вмешался в ход событий. Каким бы ни было моё дальнейшее пребывание здесь, так хоть Леонора будет жить полноценной жизнью…

– Не я, Ютиш, вмешался в твою жизнь…

– Как не ты? Ты же всё знаешь о сегодняшнем дне и пришёл специально пораньше, чтобы можно было поговорить и проститься с нами…

– Да, это так. Не отрицаю.

– Тогда объясни.

– У меня есть друг. Он… его работа – Учитель. По праву своего положения он отправил информацию в банк Космоса. Ему через какое-то время пришёл ответ на его сообщение. Вот так я узнал, что сегодня важный день для тебя с Леонорой.

– Как ни крути, а всё ж ты повлиял на ход событий.

– Я только рассказал другу о своём путешествии и о встрече с тобой. А он поступил так, как счёл более разумным.

– И ты, и он… Мне кажется, скоро придут…

– Ютиш, тебе, как и Леоноре, я сделал подарок. Вот, - и я протянул ему картину.

– Николай, я даже не знаю, что и сказать. Но картину сохраню. Подожди… Я сейчас, - и он исчез в доме. А через миг появился с полотенцем в руках, расшитым затейливым золотистым узором, как и тот, что я видел на рубахе Ютиша и на постельке Леоноры. Ютиш протянул его мне со словами: - На вот, возьми в память обо мне. Я тут немного рукодельничал. Вроде бы прилично получается?

– Даже очень красиво.

– Тебе нравится. Вот и ладно, бери… Слышишь голоса?

– Да, слышу…

– Это за нами… Ты останешься или уйдёшь?

– Останусь пока…

– Хорошо, надо позвать Леонору, - и Ютиш позвал: «Леонора, малышка, иди в дом! Пора…»

Девчушка была где-то рядом и сразу же подошла к Ютишу. Он прижал её к себе.

Дальше всё произошло очень быстро. Мы вышли во двор, Ютиш захватил свою суму, сложив в неё все подарки. Я уже видел, как превращается в лёгкое, быстро рассеивающееся облачко пыли дом и всё, что находиться в нём. Так же было и в этот раз.

Потом все спустились к речушке, где Ютиш нашёл Леонору. Там у камня, на котором сидела девочка до прихода «дедушки», было всё готово для крещения. У берега сделано углубление, войдя в которое и присев, Леонора с головой оказалась в воде. Она была переодета в белую просторную рубаху до земли. Из так называемой купели её приняла бабушка. Интересная миловидная женщина. Её одежда была подобрана со вкусом, но из более грубого полотна, чем одежды всех здесь собравшихся, кроме Ютиша. Он вообще был в рубище в этот день.

Бабушка поставила девочку на траву. К ней подошёл священник, трижды осенив её крестом, он благословлял: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа». Все присутствующие вторили ему: «Аминь».

Затем её поздравила бабушка, вручив подарок. Я не понял, что за предмет оказался у неё в руках. Бабушка так хлопотала о Леоноре, что мне её не было видно. А девчушка искала взглядом Ютиша. Ютиш подошёл ко мне и протянул белку.

– Подойди к ней. Книгу и тут ещё кое-что я после отдам сам. Иди, - он подтолкнул меня.

Я подошёл к Леоноре, она обрадовалась:

– Бабушка, это Николай, мой друг. Смотри, какую он мне сделал белку! Совсем как живая.

– Красивый зверёк, - согласилась бабушка и продолжила: - Нам пора возвращаться домой. Попрощайся со своим другом.

– Николай, мы больше не встретимся. Я буду жить с бабушкой очень далеко от тебя. Но я никогда не забуду о тебе. Ты мне веришь?

– Конечно верю, Леонора. Я тоже буду вспоминать о тебе.

– А почему ты сделал мне белку? — вдруг совсем беспечно спросила Леонора.

– Я видел, что в саду Ютиша ты любила играть с белкой…

– Значит, она будет мне памятью не только о тебе, но и о Ютише, о его саде, и о белке… - снова Леонора стала серьёзной.

– Будь счастлива, Леонора!

– Удачи и тебе, Николай!

Я отошёл от девочки, уступив место Ютишу.

– Дедушка, ты тоже здесь? А я думала, что больше не увижу тебя.

– Ну почему же? Разве я мог уйти, не попрощавшись со своей малышкой? Только зови меня Ютиш, ладно?

– Нет, ты всё равно мой дедушка, и ты меня спас. – Она обняла его. - А ты ещё навестишь меня, дедушка?

Ютиш взглянул на стоящего рядом с ним мужчину, и тот ответил:

– Конечно, он ещё навестит тебя.

– Дедушка, ты правда придёшь к нам в гости?

– Обязательно приду, малышка.

Вокруг нас всё пришло в движение, все засуетились. Леонора вновь прижалась к Ютишу.

– Нам пора в путь, Леонора. – строго сказала ей бабушка, видимо, ей было немного не по себе от трогательного прощания Ютиша с Леонорой.

– Здесь все твои любимые игрушки, Леонора. Я собрал их для тебя.

– А книга от Николая? Она исчезла вместе с домом? – ужаснулась малышка.

– Нет, Леонора, она тоже здесь. Я всё сберёг для тебя. На вот, возьми, - и Ютиш подрагивающими руками протянул малышке небольшую суму, расшитую его затейливым золотым узором.

– Дедушка, когда ты успел? Ты вышивал ночами? Да как тебе и скрыть-то удалось от меня?..

– Да, малышка.

– Прощайтесь, - тронул за плечо Ютиша его Ведущий.

– До встречи, Леонора. И не грусти обо мне. С бабушкой тебе будет лучше.

– Я буду ждать тебя, дедушка.

– Зови меня просто Ютиш. Так будет лучше.

– Нет, ты всё равно мой дедушка, - почти крикнула Леонора, сделав удар на слове «мой».

– До встречи, Леонора.

– До встречи, дедушка Ютиш! – и Леонора в сопровождении бабушки и ещё нескольких человек пошли в сторону городка.

Те же, кто остался здесь, встали полукругом так, чтобы Ютиш был к ним лицом. Я стоял чуть поодаль со стороны Ютиша.

Стоявших в полукруге было человек шесть-семь. А Ютиш… сколько же он имел мужества! Я волновался за него, пожалуй, больше, чем он сам. К Ютишу подошёл его Ведущий и встал рядом с ним. Среди собравшихся в полукруге я узнал Марка. На его лице, как и на моём, мелькнуло удивление. Марк кивнул мне слегка головой. Я ответил ему тем же. И получил информацию: «Задержись немного. Марк».

Я отвлёкся на Марка и пропустил часть обращения к Ютишу.

– … далее следует сказать, - говорил мужчина в белых одеждах выйдя немного вперёд ото всех, - что твои повинности, Ютиш, пересмотрены; в них внесены изменения. С тебя снимается запрет на передвижение. А это значит, что ты можешь свободно передвигаться силою желания. С этого дня ты будешь жить на планете Особой, где проведёшь десять лет, неся повинности. Каждое твоё действие может быть использовано против тебя же. Поэтому будь благоразумным. Всё остальное тебе сообщит твой Ведущий. Ты остаёшься по-прежнему ему полностью подотчётен. Желаю тебе удачи, Ютиш! Ты начинаешь новый этап в жизни.

– Благодарю.

Все стали расходиться кто куда, а я подошёл к Ютишу.

– Ты всё слышал, Николай?

– Да.

– Тогда тебе должно быть понятно, что мы расстаёмся навсегда.

– Может, ещё когда и свидимся…

– Едва ли. Но я сохраню светлые воспоминания о наших встречах.

– Ты сможешь меня найти на этой планете. В городе Дубовый бор, слышишь, Ютиш?

– Ты веришь в такую возможность?

– А почему бы и нет? Всякое бывает…

– Ты прав. Но… Да, ладно… Удачи тебе, Николай, и будь счастлив!

– Прощай, Ютиш. Главное - верь в себя, в свои силы. Будет возможность учиться – учись. А в остальном положись на волю Всевышнего.

– Прощай…

Ютиш и Ведущий пошли в сторону городка, а ко мне подошёл Марк.

– Николай, каким образом ты оказался здесь?

– О Ютише и Леоноре я рассказал Учителю…

– Понятно. Можешь не объяснять дальше. Он получил ответ на свою информацию-запрос и сообщил её тебе, как заинтересованному лицу.

– Марк, я не должен был присутствовать здесь?

– Нет, запрета никакого не было. Просто любопытство. Видимо, наши пути соприкоснутся ещё не раз, - слегка кивнув мне головой, Марк исчез. На поляне больше никого не было. Я остался один. С места, где я стоял, проглядывалась часть горы, где стоял раньше дом Ютиша. Там тоже ничего и никого не было. Сохранился лишь сад, но со временем он придёт в запустение. Деревья и цветы станут более дикими без ухода за ними. И всё же этот сад будет долго служить напоминанием о странном чудаке Ютише.

Побродив немного по окрестностям городка, я передумал навещать Виктора. Он не верил в Ютиша и не доверял ему, хоть и общался с ним. А мне меньше всего хотелось убеждать кого бы то ни было в нормальности и человечности Ютиша, если его принимали за чудака.

После я ещё не раз возвращался в сад Ютиша, видел, как он приходит в упадок. Позаботился о цветах: провёл к ним арычки, чтобы не пропали из-за недостатка влаги. Дом Виктора я обходил стороной, думаю, у меня были на то причины.

Вернувшись домой, я занялся приготовлением к занятиям. Пролистал кое-какие книги и учебники, восстановив в памяти то, что изучал ранее. Обдумал и создал одежду для посещения занятий.

Как-то под вечер ко мне пришёл Николос. Он сообщил о дне их венчания с Лючией.

– Извини, Николос, я едва ли смогу быть на вашем торжестве.

– Почему ты не хочешь разделить с нами радость воссоединения?

– Если б это зависело только от меня... Николос, в день вашего венчания я должен быть в Синоде. Объявляется начало обучения на новом уровне. Ты же знаешь, что по уставу Синода я не могу пропустить этот день.

– Да, конечно. Жаль… Но ты постарайся не задерживаться в Синоде, может быть, и успеешь. А если нет, то приходи к нам. Мы собираемся дома в тесном кругу для общения.

– Хорошо, я приду. Николос, а… где вы теперь будете жить?

– Лючия вынуждена войти в мой дом. Я не могу оставить свою работу: мой сад, цветник… Мне без этого не жить.

– И Лючия дала согласие?

– Конечно, согласна. Правда, мы могли бы переселиться на Радужную или на планету Хрусталя. Но … решили остаться здесь.

– Что ж, Николос, я рад за вас. Лючия со временем привыкнет и полюбит твой сад. Невозможно не оценить красоту его замысла и не восхищаться им!

– Николай, в тебе говорит поэт. Знаешь, я верил в то, что она останется со мной. Лючия даже согласилась помогать мне с цветами. Думаю, мы хорошо будем ладить… Я пойду… А то Лючия одна дома. Да и я ещё не привык совсем к её присутствию в доме. Ещё живёт страх, что могу потерять её вновь… Мы ждём тебя, Николай!

– Я приду. До встречи!

Дни до начала занятий в Синоде пролетели гораздо быстрее, чем я мог предположить. Заранее я побывал в Синоде. Лига встретила меня радушно.

– Ты так скоро решил вернуться в Синод? Для меня это неожиданность.

– Мне кажется, что я достаточно отдохнул. Почти год…

– Что есть год!? Николай, ты ведь знаешь, время относительно. Я рада твоему стремлению продолжить обучение. Надеюсь, у тебя не будет проблем в учёбе. Не нарушай устав Синода и в первый день занятий… Ты можешь идти.

– Благодарю, - я вышел из комнаты Лиги, прошёлся по коридорам, где ещё было тихо.

Да, я хотел вернуться сюда и учиться дальше…

Первый день занятий в Синоде начинался как обычно: те, кто приходил впервые, чувствовали себя робко и неуверенно, поражённые величием и красотой самого здания Синода и смущённые неизвестностью и таинственностью, витающей в воздухе. Они выделялись среди всех неуверенностью и озабоченностью, и влекущей их поспешностью. Я же чувствовал себя свободно и с интересом наблюдал за другими. А всего-то несколько лет назад я был в числе переступивших впервые порог Синода и так же, как и они, был робок и не уверен в себе…

Начало занятий на каждом уровне распределено так, чтобы Лига и её сопровождающие лица успевали побывать везде. Как и самый первый день, день моего появления здесь с Учителем, группе, но уже седьмого уровня, были объявлены требования Синода к учащимся и проведена перекличка присутствующих. Из названных не было более половины! Я видел по лицу Лиги, что она сильно озабочена таким числом отсутствующих.

После ухода Лиги были оглашены преподаваемые на этом уровне предметы и названы имена Учителей. Всё! Мне большего и не надо было знать. Многие остались для общения, я же спешил к Николосу и Лючие на их праздник, на их венчание.

Конечно же, я опоздал! Обряд венчания уже совершался, когда я вошёл в Храм, украшенный множеством разных цветов.

Николос и Лючия стояли на коленях перед алтарём. Учитель и незнакомая мне женщина держали над их головами венцы. В Храме горели свечи и пел прекрасный хор! Я никогда ещё не слышал такого пения. Мне показалось, что я стал маленьким мальчиком с крыльями за спиной и взмыл ввысь небесную, распахнувшуюся передо мною и объявшую меня теплом и искрящимся светом… Когда прошло ощущение полёта, я посмотрел на сочетающуюся чету. Они вслед за священником шли в круг аналоя.

Я не прислушивался к словам священника, я стоял охваченный со всех сторон музыкой и пением. Заиграл орган! Все стали поздравлять Николоса и Лючию. Подхваченный общим движением, а собравшихся было много, я двигался к молодой чете. Вдруг остановился, поражённый! У меня даже нет цветов… Я так спешил с занятий в Храм, что совсем забыл о цветах. И… в этот миг у меня в руках появились пышные георгины. И как бы со стороны я услышал голос: «Это любимые цветы Лючии». И вот я возле Лючии и Николоса, я только и успел сказать им: «Поздравляю» и отдать цветы, едва различив в общем гуле слова: «О! Мои любимые!» Все хотели поздравить молодую чету, и я оказался отстранённым от них. Пока собравшиеся поздравляли и медленно растекались, кто куда, я всё не мог двинуться с места, заворожённый игрой органа и пением.

Храм почти опустел, и молодая чета в сопровождении близких тоже двинулась к выходу под ещё более захватывающие звуки музыки.

– Идём, Николай, - позвал меня Учитель, - когда ты пришёл, я не видел тебя?

– Давно, но не захватил начала венчания.

– Хорошо, что ты всё-таки пришёл, молодые будут рады. Знаешь, Николай, мне нужна твоя помощь.

– Что мне надо делать?

– Ничего особенного. Просто цветы, собранные в гирлянды, надо распустить в небольшие корзинки. Этими цветами будут осыпать путь молодых к дому. Так положено.

– А мы успеем?

– Должны успеть. Нам помогут. Да и молодые к дому будут идти пешком, мы же должны оказаться у дома раньше их.

– Хорошо, тогда не будем терять времени.

Нам с Учителем помогало ещё несколько человек. Они же с нами направились и к дому Николоса. Мы всё успели и даже ещё немного пришлось ждать молодую чету.

Дорожка к дому перед молодыми была усыпана разными мелкими цветами. Они шли счастливые и необычайно красивые. На Лючии ослепительно белое платье, казавшееся почти воздушным из-за множества оборок, рюшек и прочего. Николос же был одет более скромно: тоже белая из тонкого материала простого покроя длинная мужская сорочка до земли, в поясе перехваченная широким кушаком, расшитым золотом. Кисти пояса свободно развивались при ходьбе. Голова не покрыта, волосы распущенны. У Лючии же волосы уложены в причёску, и вместе с локонами к плечам спадали гирлянды белых цветов. Она казалась нереальной, пришедшей откуда-то издалека и в любой миг готовой вернуться назад.

Глядя на них, я думал о Тамаре. Мысли непроизвольно неслись к ней. От переживаний и воспоминаний становилось грустно. Что ещё больше занимало меня, так это глубокая внутренняя убеждённость, что мне вот так, как Николос и Лючия, никогда не идти от Храма к дому по усыпанной цветами дорожке. Я пытался заглушить в себе это убеждение. Веселиться мне не хотелось, но и уйти вот так вдруг я не мог… В отличие от земных обрядов, здесь на венчание молодой чете никем ничто не дарится, кроме цветов и поздравлений.

Я долго гулял в саду в самой отдалённой от дома его части. Немного приведя свои мысли и чувства в порядок, я всё же решился войти в дом. Среди собравшихся было несколько совсем незнакомых мне людей. Стол накрыт так, что мне, одинокому, и не мечталось.

Когда я вошёл в дом, все собрались в гостиной. Слышались музыка и прекрасное исполнение песни о любви и весне, о красоте и радости, о счастье и веселье… Меня вновь охватила тоска, но выйти из дома всё же не решался.

Пела женщина, та, что держала венец над головой Лючии в Храме. А потом танцевала сама Лючия. Даже на время танца она не захотела сменить на другой свой свадебный наряд. Длинное платье несколько ограничивало её подвижность в танце, и всё же она была неотразима.

Я старался улыбаться, не выдавая грусти, и даже сыграл на рояле небольшую пьесу. Николос и Лючия видели меня, теперь можно было незаметно затеряться среди собравшихся и уйти домой.

Поговорив немного с Одином, я отошёл к Учителю. Он поинтересовался событиями дня в Синоде и, даже не договорив начатой фразы, извинившись, оставил меня, спеша на призыв Лючии. Мне так было даже лучше – легче уйти.

Вернувшись домой, я долго сидел в саду, обдумывая и вновь вспоминая ушедшие безвозвратно дни и события. В этот день я принял очень важное для себя решение – больше не искать Тамару, пока она не придёт сама. Я дал себе запрет даже думать и вспоминать о ней, твёрдо решив положиться на волю Всевышнего: «Будь, что будет! - Сказал я себе. – Я не имею больше права гневить Создателя своими поступками и нежеланием смириться с действительностью. Я должен жить, учиться и работать!»